Феномен необъяснимого или невероятное происшествие в Стокгольмском университете

Автор: Т.О.П.О.Р. Поздней осенью 1928 года мой учитель и наставник профессор в области парапсихологии Яков Абрамович Геербах получил телеграмму, содержание которой было примерно следующим: «Уважаемый профессор! Спешу Вас порадовать своими открытиями в области человеческой психики. Жду Вас на конгрессе, который состоится 2 декабря в Стокгольме. С уважением Ф.М. Собакевич-Бланк.»

Прочитав это Яков Абрамович, предварительно дав мне ознакомиться с содержимым телеграммы, сообщил, что мы незамедлительно выезжаем в Стокгольм. Путь предстоял неблизкий и мы, собрав всё самое необходимое, отправились утром следующего же дня.

На пироне вокзала я купил газету «Таймс», в которой нашёл статью уже знакомого нам профессора Фридриха Михайловича Собакевича-Бланка. В статье говорилось, что опыты проводились над некто Галиной. Личности, как я понял, довольно странной — лице мужского пола, опять с довольно-таки странным, женским именем Галина. Суть опытов заключалась в реакции Галины на внешние раздражители. А реакции, судя по всему были весьма странными, иначе бы они не вызвали столь бурного волнения масс. Но сущность феномена Галины автор решил сохранить в тайне. Помимо этого было сказано, что на конгрессе будут присутствовать столь выдающиеся личности, как Альберт Энштейн, Зигмунд Фрейд, Фридрих Ницше и Иван Петрович Павлов.

Через пять суток мы с Яковом Абрамовичем прибыли в Стокгольм. Времени у нас оставалось немного, поэтому мы решили незамедлительно направиться в Стокгольмский Университет Психологии. Добрались мы вовремя, до лекции оставалось около получаса. В обширном холле университета стояло множество учёных без умолку обсуждавших проблему летающих стержней и об их весьма негативном влиянии на материальное устройство мира.

Ровно в половину третьего нас попросили пройти в аудиторию. Помещение, в котором проходила лекция, показалось мне весьма обширным и, на мой взгляд, вмещало человек двести пятдесят – триста. Огромная доска была почти полностью завешана изображениями, а как я понял в дальнейшем, фотографиями, довольно-таки незаурядной личности. На этих снимках отображалось то выражение агрессии этой же личностью, то выражение умиротворённости, но моё внимание привлёк снимок, висевший в правом верхнем углу. На нём отображалось какое-то смешанное, непонятное мне чувство: то ли чувство сострадания, то ли чувство вины, а может быть … обиды? Через несколько минут аудитория была полностью заполнена учёными умами и, собственно мною. Мгновение спустя, за трибункой уже стоял высокий худощавый человек в очках с огромным носом и типично еврейскими кудрями. На вид ему было не больше шестидесяти. Монотонно откашлявшись, профессор Фридрих Михайлович Собакевич-Бланк начал: «Уважаемые дамы и господа! Рад приветствовать всех вас на сегодняшней лекции. Как вы помните, последние 25 лет своей жизни я посвятил изучению человеческой психики, а именно изучению проявлений психической неуравновешенности, а если быть точнее, проявлению эмоционального дебилизма. Так вот, два года назад, группой наших учёных на территории России, а если быть точнее, в северном Крыму, недалеко от залива Сиваш, был найден довольно интересный экземпляр. Мы называем его Галина. Что интересно, этот экземпляр страдал от проявлений довольно высокого уровня эмоционального дебилизма, я называю его сверхъэмоциональный гипердебилизм. Кстати, поймать его было довольно тяжело. Он постоянно находился в невминяемом состоянии, был крайне агрессивен и нанёс нашим санитарам несколько телесных повреждений средней тяжести. Но решение, собственно, с поимкой оказалось довольно простым и оригинальным. Его предложил наш младший сотрудник Шездерович. Он заметил очень сильное влечение подопытного к алкоголю. И нам не составило большого труда привязать бутылку «Столичной» к поезду, который направлялся в Стокгольм. Подопытный проследовал, а точнее «бежал как угорелый» аж до самого Стокгольма. После мы укрепили бутылку на автомобиль и таким простейшим способом доставили подопытного прямиком в лабораторию. После мною над Галиной был поставлен ряд опытов, которые, уважаемые дамы и господа, я и хочу вам продемонстрировать. Итак…начнем. Лаборанты, введите подопытного!» — скомандовал Собакевич-Бланк. Сию же минуту двери распахнулись и из лаборантской два санитара вывели человека, облачённого в смирительную рубашку. Я сразу узнал лицо, изображённое на снимке: длинные, почти до плеч русые волосы, большие карие глаза и огромный вертикальный шрам посередине нижней губы. «Итак,- продекламировал Фридрих Михайлович,- Галина Крымский!» Вот тут –то и заметил я изменения лица подопытного. Это было вот то, досель не понятное мне выражение лица. Галина скривился, как от кислого лимона и надул губы, отчего шрам на нижней губе стал ещё более отчётливо выделяться на пухлом недовольно лице. «Вот!,- выкрикнул Собакевич-Бланк,- он уже обиделся. Но это лишь ничтожная толика той огромной обиды, которую он таит в недрах своей души!»

Тут профессор перевёл свой взгляд на аудиторию… «Иван Петрович, Иван Петрович Павлов. Я хочу попросить Вас спуститься ко мне.». Павлов…Это был статный, крепко сбитый старичок с седыми усами и бородой и довольно живыми, как для его возраста, серыми глазами. Спустившись к трибунке, Иван Петрович дружественно пожал руку Собакевичу-Бланку. «Уважаемый профессор, — Фридрих Михайлович обратился к Павлову,- не так давно Вы порадовали нас своими открытиями в области исследования рефлексов. Так позвольте же мне продемонстрировать Вам то, чего я добился в своих опытах. Итак, Иван Петрович, достаньте пожалуйста предмет, лежащий в левом верхнем ящике стола и продемонстрируйте его сначала нашей многоуважаемой аудитории, а затем, собственно и подопытному.» Иван Петрович с интересом открыл ящичек и, с лёгкой ухмылкой, продемонстрировал аудитории поллитровую бутылку «Столичной». Зал наполнился сдержанным смехом учёных. «А теперь, уважаемый Иван Петрович, покажите водку подопытному.» При слове «водка» глаза Галины загорелись как угольки. Он начал издавать странные сдавленные звуки, чем-то напоминавшие что-то среднее между мычанием и стоном. Из левого уголка рта Галины начала капать слюна. « Да-а-а, Фридрих Михайлович, вы, право слово, меня удивили. Нечто подобное я наблюдал у своих собачек, — с лёгкой иронией произнёс Павлов. «А вот и самое интересное! Иван Петрович, а теперь я прошу Вас положить водку обратно в ящик. Профессор Павлов, повинуясь, спрятал водку в стол. Реакция подопытного была просто удивительной! Галина ужасно покраснел, насупился и ещё больше выпятил нижнюю губу, из трещинки маленькими капельками закапала кровь. «Вот, господа, сейчас я Вам демонстрирую вторую степень обиды, — громко заявил Фридрих Михайлович, — Я называю её «кровавой обидой». Теперь я попрошу лаборантов ввезти в аудиторию инвалида. Сию же секунду санитары закатили в помещение инвалидную коляску с сидящим на ней безногим парнем, лет двадцати пяти. «Вы видите реакцию подопытного, господа? Он абсолютно никак не реагирует на происходящее. Санитары, увезите инвалида. Итак, Иван Петрович, сейчас попрошу Вас снова достать бутылку и можете собственноручно влить её содержимое в глотку подопытному. Он у нас добрый и ручной(пока не выпьет).» По аудитории вновь пронеслась волна сдержанного смеха. Когда профессор Павлов вновь достал бутылку, глаза Галины снова наполнились надеждой и он начал издавать уже вполне ясное: «Да-а-а-ай! Да-а-а-а-ай!» Павлов открыл пробку и начал медленно и аккуратно, а как показалось мне, даже с любовью вливать в глотку Галины содержимое бутылки, тот же, жадно выпучив глаза, начал делать огромные громкие булькающие глотки, пока не осушил бутылку полностью. « Вы только посмотрите! Это удивительно, господа! Он впитывает алкоголь как губка!,- удивление Павлова не знало границ. Снова волна лёгкого смеха. На что Галина насупился ещё больше. Из задних рядов раздался возглас: «Это феномен, по теории вероятности он обижается семнадцать раз на один случай!» Это был никто иной, как Альберт Энштейн собственной персоной, этот голос я узнал бы из тысячи других. С противоположной стороны донеслось отчётливое «Это он! Да, да, чёрт возьми, про него я писал. Это Заратустра нашего времени, — приподнялся взволнованный Ницше, — профессор! Вы – гений!» Шквал аплодисментов. Смущённый такой реакцией сидевших в зале, Собакевич-Бланк мягким и плавным жестом попросил публику притихнуть. Я смотрел на Галину. Он выглядел очень напуганным. Видать резкий шум очень серьёзно отразился на его ранимой детской психике. «Спасибо, огромное спасибо Вам, господа!, — проговорил Фридрих Михайлович, — Я конечно очень рад, но, спешу Вас обрадовать, что самое интересное Вас ждет впереди! Лаборанты!, — скомандовал Бланк, — ввезите инвалида. О боги, если бы вы только видели что произошло в тот момент, когда инвалид оказался в аудитории! Это было что-то! Галина взревел, его огромные глаза налились кровью, кровь просто полилась из треснувшей губы, Галина плевался этой кровью и выкрикивал всякие непристойности в адрес безногого бедняги. Собакевич жестом показал санитарам увезти инвалида, что и было сию же секунду выполнено. « Итак, господа, — начал Фридрих Михайлович, вы видите влияние алкоголя на его мозг. Это я называю обидной агрессией. Или обгрессией. Но следующий феномен даже я, занимаясь изучением Галины и тщательно исследуя его рефлексы уже почти два года, затрудняюсь объяснить.» Собакевич- Бланк шёпотом сказал одному из лаборантов « Принесите это!» На что тот боязливо спросил: «Профессор, может быть не стоит?!». «Я же сказал, несите! Быстро! –рявкнул на подчинённого Бланк. В аудиторию внесли предмет прямоугольной формы, накрытый чёрной материей. Галина тяжело сопел, но было видно что он постепенно успокаивается. «Покажите ему это! Покажите!, — кричал Фридрих Михайлович Собакевич-Бланк, «но профессор…» попытался было возразить до смерти перепуганный лаборант, уже успевший изрядно побледнеть, — «Я что, не ясно говорю?! Уво-о-о-лю, — кричал вне себя от гнева Собакевич. Зажмурившись, бедный лаборант, резким движением сорвал тряпицу. Присмотревшись, я открыл от удивления рот – это была Библия! О ужас, что тогда началось! Глаза, красные от негодования, глаза Галины закатились кверху, он явно бредил, бормотал едва различимые человеческому уху бессвязные, бессмысленные слова, вдруг его затрясло в тяжёлых конвульсиях, он упал со стула, точнее вместе со стулом, к которому был предварительно привязан и продолжал содрогаться. Вдруг каким-то невообразимым образом руки Галины оказались на свободе, вовремя среагировавшие на это санитары, два дюжих широкоплечих парня, были отброшены небрежными, но невероятно сильными ударами. Один в грудь – да так, что послышался хруст ломающихся рёбер, второй, о бедняга, получил сокрушительный удар с левой по голове и упал без чувств. Галина уверенно направился к Собакевичу, с трудом дыша, сопя и харкаясь кровью бывший подопытный тяжёлой поступью приближался к Бланку. Профессор вжался в стенку и ждал своей участи. Галина, приблизившись к профессору, поднял его за грудки и мощным броском отправил профессора проверить на прочность деревянную трибунку. Собакевич с силой врезался головой в доски, но довольно быстро приподнялся, тряся головой. Тут Галина заметил приближавшегося к нему детину с переломанными рёбрами и шприцом в руках. Второй санитар не подавал никаких признаков жизни. Галина резким, небрежным движением выхватил у лаборанта шприц и вогнал все десять кубиков морфия в шею бедняге, при этом ещё и обломал иголку, которая так и осталась торчать в шее санитара. Галина снова перевёл взгляд на Бланка, тот испуганно попятился, бывший подопытный в невероятно огромном прыжке с криком «А это я называю Галинина обида!», зарядил бедному профессору прямо в правое ухо, тот отлетев на пару метров ударился головой об угол деревянной трибунки. Все ахнули…Из виска Фридриха Михайловича тонкой струйкой закапала кровь. После, мы, прийдя в себя, всё же сумели совместными усилиями скрутить Галине руки. Сам не помню как, у меня в руках оказался шприц с морфием, который, с огромнейшими усилиями всё же ввёл в левую ягодицу подопытного.
Хоронили профессора Фридриха Михайловича Собакевича-Бланка на стокгольмском университетском кладбище 4 декабря 1928 года.

Галину Крымского, по неподтверждённым данным, отправили в Брюссель для дальнейшего изучения этого удивительного феномена — феномена обиды.