Камерная история

Автор: дохлятина Следователь прокуратуры Маркин зашел в камеру номер 123 и огляделся. Прямоугольное помещение площадью двадцать квадратных метров было плотно уставлено трехъярусными сварными нарами. Потолок закрывала одежда арестантов, вплотную развешенная на протянутых у самых ламп веревках. От застиранных рубашек и вытянутых тренировочных штанов в камере стоял полумрак.
— Надо что-то со светом сделать, — заметил Маркин заместителю начальника следственного изолятора по оперативной работе Третьяку, стоящему рядом с прикрытой дверью в камеру.
— Сделаем, Владимир Анатольевич! — козырнул Третьяк и быстро распорядился — Кирилл, срежь веревки! Не положено…
Начальник оперативной части Кирилл Анатольевич Квадратов лихо зацепился за угловую секцию нар и, вытянув руку, с силой ударил по натянутым бечевкам внезапно появившимся в его руке выкидным ножом. Веревки издали жалобный звук и лопнули, обрушив сохнущую одежду на бетонный пол камеры. Несколькими движениями ног Квадратов сгреб упавшую одежду в дальний угол и замер с чувством выполненного долга.
— Может, не стоило на пол? Одежда все-таки постиранная, — заметил Маркин.
— Да их после такого дела вообще раскидать по изолятору нужно! — зло заметил Квадратов. — Не то что одежду… Да и не положено, Владимир Анатольевич, веревки в камере иметь и заниматься стиркой белья. У нас прачечная есть.
— Знаю я вашу прачечную, — Маркин брезгливо поморщился. — Ладно, давайте начнем. Медик с криминалистом приехали?
— Приехали, но их не пускают, — улыбнулся Квадратов. — Ждут распоряжения начальника изолятора.
— Что за хрень?! — разозлился Третьяк. — Экспертов вздумали не пускать! Они бы, суки, лучше цириков с ханкой тормозили… Сейчас я разберусь.
Заместитель начальника изолятора вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Маркин и Квадратов остались в камере одни. Теперь все помещение было залито ярким светом флюресцентных ламп, которыми в изобилии был усеян серый потолок камеры.
— Свет круглые сутки горит? — спросил Маркин, раскрывая дипломат, и доставая чистые бланки осмотра места происшествия.
— Так точно! Для наблюдения за арестованными… Положено по инструкции.
— А что же тогда не доглядели? — ехидно ухмыльнулся Маркин, заранее зная ответ.
— Так ведь наблюдают не постоянно, да и людей не хватает… — начал оправдываться Квадратов, но Маркин перебил его.
— Надо будет допросить дежурного контролера. Когда он будет?
— Она. В ночь дежурила Семенова… Я уже снял с нее объяснения.
— Хорошо. Я ее завтра к девяти в прокурату вызываю. Передайте, пожалуйста.
— Сделаем! — Квадратов достал из нагрудного кармана гимнастерки маленький блокнотик и сделал пометку. — Еще кого дернем?
— Да уж всех из камеры придется допрашивать, — задумчиво пробормотал Маркин. — Сколько их всего?
— 53 человека. С убитым 54.
— Ни фига себе! — Маркин аж присвистнул от удивления. — Как же они тут размещались в 20-ти метрах?
— Обычно. Как везде… Спали по очереди, — нахмурился Квадратов. — А что? У нас еще терпимые условия. В «Крестах» вон 14 человек в восьмиметровой хате ютятся.
— Да уж, условия! В рамках европейской конвенции, — грустно вздохнул Маркин.
— А сколько там по конвенции?
— Четыре метра на зека.
— Нормально! Я бы и сам так посидел. Не дай бог, конечно! — Квадратов постучал себе по лбу три раза.
— Кирилл Анатольевич, а почему Вы сказали «убийство»? Откуда такая информация? Медика же еще не было — Марков испытывающее уставился на Квадратова.
— Так ведь Вы здесь! — нашелся тот.
— Ну и что? Я на основании приказа Генерального прокурора обязан выезжать на все случаи смерти в следственном изоляторе и отделениях милиции, а также принимать участие в осмотре трупов вытащенных из воды или упавших с высоты.
— Да? Я не знал.
— Ладно, Кирилл Анатольевич, колись! Я же вижу, ты что-то недоговариваешь, — Маркин дружески хлопнул Квадратова по плечу, на что тот хитро улыбнулся.
— Ну, ничего от прокуратуры не скрыть! — потом понизил голос до шепота. — Прошла информация «по низам». Говорят, задушили Блинова.
— За что?
— А хер их знает! Но то, что мочканули — это точно. Человечек надежный шепнул.
— Ясно. Значит, у нас тут вырисовывается убийство группой лиц по предварительному сговору?
— Выходит так, — вздохнул Квадратов. — Конец года, а все показатели в жопу!
— Поднимите мокруху, Кирилл Анатольевич? Не заглухарите? — с ленинским прищуром спросил следователь прокуратуры.
— Век воли не видать, гражданин начальник! — побожился Квадратов.

* * *

«Труп Блинова Г.С. лежит на задней поверхности тела на одеяле, растянутом и закрепленном между кроватями третьего яруса четвертой и пятой секции, считая от входа в камеру. На трупе одето: спортивная куртка на молнии и спортивные штаны типа рейтузы. Голова трупа обрита. Руки трупа прижаты к бокам, ноги вытянуты и сомкнуты. Голова трупа запрокинута. Глаза открыты. На шее имеются четыре кровоподтека в области гортани. На губах не менее восьми кровоизлияний, по четыре на верхней и нижней соответственно…»
Судебно-медицинский эксперт Усов Иван Юрьевич закончил диктовать Маркину и, спрыгнув с третьего яруса нар, обратился к эксперту-криминалисту Калининградского РУВД Мише Полянскому.
— Снимать надо. Я на полу продолжу осмотр.
Кряхтя и матерясь, Полянский залез на нары и потащил окоченевший труп Блинова за правую руку и ногу. Усов страховал снизу. Мертвая одеревенелость Блинова не позволяла согнуть тело, а потому криминалист чуть было не уронил труп на бетонный пол, не рассчитав его вес. Усов с трудом успел подхватить Блинова за ноги.
— Эдак вы еще пару телесных нарисуете! — с досадой заметил Квадратов, наблюдая как Усов с Полянским укладывают тело на пол.
— Посмертные от прижизненных мы отличим! — усмехнулся Усов. — Они у нас в морге столько раз с каталок падали, что и не сосчитаешь…
Следственная группа невесело рассмеялась. Осмотр трупа и места происшествия продолжался.
«Также на трупе Блинова Г.С. имеются повреждения: кровоподтеки на конечностях не менее восьми; кровоизлияния на голове не менее девяти. Кроме того, установлено наличие ссадин: на тыльной поверхности правой кисти и на тыльной поверхности левой стопы. При пальпации трупа установлен перелом правой скуловой кости, перелом одиннадцатого ребра справа по заднее-подмышечной линии».
Судебно-медицинский эксперт прекратил диктовать и закурил.
— Похоже, били вашего Блинова… Крепко били.
— Кулаками? – спросил Маркин, отвлекаясь от протокола осмотра.
— Может и кулаками. Но вот эти кровоизлияния на голове… Такие кулаком не нанесешь. Что-то твердое и плоское. Чем здесь можно так ударить? – Усов оглядел камеру.
— А круханом можно? – Квадратов снял висящую на стене литровую эмалированную кружку с ручкой обмотанной веревкой и протянул эксперту.
— Ого! Грамм четыреста будет, — Усов взвесил кружку на руке и перевернул днищем вверх. – А вот и она, родимая!
Маркин, Квадратов и Полянский уставились на протянутую им кружку. При свете ламп дневного освещения на днище кружки были хорошо видны засохшие пятна бурого цвета.
— Пакуем! Мать ее так! – Полянский удовлетворенно ударил кулаком по ладони.
— Михаил Юрьевич, его могли связывать? – задал вопрос Маркин, внимательно осматривая запястья трупа.
— Вполне возможно, — ответил медик. – Только не веревками, а чем-то более мягким. Полотенцем, например, длинным и тонким.
— Полотенца не положены, — угрюмо заметил Квадратов. – У них свои имеются. Не длиннее 50 сантиметров, чтобы не вешались.
— Чем же тут еще связать? – Маркин уже залезал на третий ярус. – А что у него простынь такая рваная?
— Ну-ка, ну-ка! – Полянский ловко заскочил на первый ярус и заглянул на место, где раньше лежал Блинов. – Вот суки! Они ведь простынь на лоскуты разорвали и его связали перед тем, как убить.
— А где же эти лоскуты?
— Может быть здесь? – Полянский приподнял продавленный желтый матрас и извлек три длинных тканевых полоски, раньше составлявших простыню Блинова.
— Вот вам и объективные доказательства, — удовлетворенно заметил Маркин и, спрыгнув на пол, сел на самодельный пуфик из книг, чтобы продолжить писать протокол осмотра места происшествия и обнаружения трупа.
Через час протокол был закончен. В камеру пригласили двух осужденных, оставленных в следственном изоляторе для работы в хозяйственном блоке. Маркин в двух словах объяснил им, чем следственная группа занималась в 123 камере, и указал место для подписей в протоколе в качестве понятых. Лишних вопросов осужденные не задавали.

* * *

Маркин и Квадратов сидели за потертым деревянным столом в оперативной части следственного изолятора ИЗ-45/4 и пили чай. Квадратов сильными руками ломал окаменевшие сушки и с аппетитом разгрызал, запивая обжигающим чаем, а Маркин просто размачивал сушку в чашке, после чего неторопливо откусывал размягшую часть.
— Ну и сушки у тебя, Кирилл Анатольевич. Со времен культа личности что ли остались? — усмехнулся Маркин после того, как Квадратов с хрустом разгрыз очередной кусок сушки.
— С него самого, товарищ прокурор. Когда зеков на этап строили, все излишки отбирали. Вот в оперчасти и скопились продукты.
— Правда что ли? — обалдел Маркин, отодвигая от себя начатую было каменную сушку.
— Да, нет! Шучу я, — довольно заржал Квадратов. — Из дома я сушки принес. Прошлогодние. Жена хотела выбросить, а я на работу взял. Тут все пойдет.
— И то верно, — Маркин опять опустил сушку в горячий чай. — Ты вот что, Кирилл Анатольевич, помозгуй как за это дело приняться. Народу в камере до хрена было. Кто что видел и знает не сразу и установишь. А выяснить все надо. Подробно выяснить.
— Я и сам понимаю. Мне главное человечка своего не „засветить“, — задумался Квадратов. — Думаю начать с плана камеры. Кто где находился ночью. Кто спал, а кто дневалил. Спальных мест-то по любому только 22. Значит, половина должна была бодрствовать.
— Верно мыслишь! — одобрил Маркин. — Давай так. Начнем с того, что выясним кто в ночь с 23-го на 24-е спал, а кто нет. Без подробностей. Одновременно узнаем, кто и где находился, чтобы прикинуть, кто мог видеть как убивали Блинова, а кто даже при желании ничего подглядеть не мог… Об убийстве-то народ знает?
— Только те, кто убивал. Да человек мой, — Квадратов задумался. — Может еще тот, кто все видел и все понял. Хотя вряд ли. У всех свои дела, свои проблемы. В чужие никто носа совать не будет… Я раскидал их по разным хатам.
— Всех?
— А что? В изоляторе на всех камер хватит.
— Они связь могут поддерживаться?
— Вряд ли. Прогулку проводят для каждой хаты отдельно. Можно, конечно, через коня маляву передать…
— Коня?
— Да, это нитяная почта по тюремной стене. Мы рвем постоянно. А они опять делают. Традиция, — Квадратов вздохнул. — Хотя для этого надо знать, кто и где сидит. Цирики опять же все прикормленные. Маляву передадут за пачку Кэмэла. Но и в этом случае надо знать кому писать… Нет, думаю что наладить связь очень сложно. Но можно.
— То есть убийцы могли договориться как вести себя и что говорить?
— Они могли это сделать еще в „стакане“, когда мы их из хаты выгнали на время осмотра.
— Да-а, верно мыслишь, — Маркин задумался. — А кто руководил данным коллективом?
— В смысле был „старшим хаты“?
— Да.
— Есть один паренек. Сидит за РУБОПом. Дерзкий очень. Третья ходка за разбой.
— А в камере все рецидивисты?
— Что ты… Извините, что Вы, Владимир Анатольевич.
— Кирилл, давай на „ты“. Мы же почти одногодки.
— Идет! — Квадратов пожал протянутую Маркиным руку. — Какие рецидивисты. Половина „первоходов“.
— А почему они вместе сидят?
— Володя, ты что — надзирающий прокурор, такие вопросы задавать? А сажать куда? Изолятор переполнен! У меня больше норматива в четыре раза народу сидит. Хорошо хоть малолеток от взрослых, да осужденных от следственных отдельно содержим. А чтобы „первоходов“ от „строгих“ отдельно держать, так это новый корпус надо сроить.
— Ладно, Кирилл, не кипятись! Я ж просто так спросил. Для информации… Где этот дерзкий у тебя сейчас окопался?
— А я его в штафной изолятор на 10 суток забил! — рассмеялся Квадратов.
— За что?
— Официально за грубость в отношении контролера, а по жизни — чтобы изолировать от камерной братвы. Там еще пара таких как он имеется. „Стремящиеся“, мать их. Сидят сейчас в самых дальних хатах на разных концах изолятора. Никакой цирик не дойдет. А дойдет, так мне сразу донесут, что чужой контролер маляву притащил.
— Хорошо, — подвел итог Маркин. — Значит так и договорились. Снимай со всех объяснения: кто спал, кто не спал, кто где был. Потом составим схему расположения людей в камере на момент убийства и начнем работать на раскрытие.
— Я уже давно начал, — улыбнулся Квадратов. — Есть пару фамилий для работы.
— Это все хорошо, Кирилл. Но ведь это все оперативная информация. А мне нужны доказательства настоящих свидетелей и исполнителей.
— Понял. Будем работать! – Квадратов, шутливо козырнув, вскочил со стула.
— Руку к пустой голове не прикладывают, — улыбнулся Маркин.
— А у меня не пустая. У меня с мозгами! — рассмеялся начальник оперчасти.

* * *

— Значит так, дядя Володя! — Квадратов разложил на столе перед Маркиным пасьянс из 53 объяснений. — На основании этих бумажек я составил схему расположения зеков в камере в момент убийства Блинова. Интерес вызывают лишь семеро.
— Ну-ка, ну-ка! — Маркин с любопытством стал читать собственноручные показания подследственных. — »Ночью спал, ничего не видел и не знаю. Мое место на полу под третьей шконкой от параши"… Это что?
— Да, петух один, — махнул рукой Квадратов. — Не обращай внимания!
— Да я не об этом! Что за жаргон. Таким языком только на зоне «тереть», а в уголовное дело нужен русский язык. Переписать придется, Кирилл Анатольевич!
— Ну что ж, перепишет. Не вопрос. У меня там правда пару объяснений с матом есть. Их тоже?
— А ты как думаешь?!
— Ясно, исправлюсь, — Квадратов обиженно замолчал.
— Да не переживай ты, Кирилл! — примирительно толкнул его в плечо Маркин. — И не такое бывает. Вон у нас в Выборгском районе взяли молодого следака. Посадили его снимать показания по изнасилованию. Он, как в УПК написано, все записал со слов задержанного. Прокурор взял потом этот допрос и охренел. Там «хуй» в каждом предложении про половой акт и развратные действия. Прокурор следователя отматерил и указал заменить плохое слово на «половой член». Так следак во всем протоколе «хуй» зачеркнул и сверху вписал «половой член», а в конце протокола сделал собственноручную запись: «Исправленному „хуй“ на „половой член“ верить»…
Квадратов слушавший до этих пор молча, зашелся в приступе неудержимого смеха, да так, что из соседнего кабинета заглянул взлохмаченный старший опер Князев Михаил.
— Все нормально, Миша! — махнул на него рукой смеющийся Квадратов. — Это прокурор меня тут байками пытает.
— Понял, не дурак, — дверь за Князевым захлопнулась.
— Вот кто у меня сейчас со «старшим по хате» Лужским работает, — кивнул головой Квадратов на скрывшегося Князева.
— Ну и как результаты?
— Пока в отказ идет. Ничего не видел, ничего не знаю. «Черти» кого-то оприходывали, а на меня вешаете.
— А откуда он знает про убийство?
— Вот и я о том же! — Квадратов стукнул кулаком по столу. — Раз не в курсе, значит, сиди и не вякай. А он так агрессивно держится, будто бы мы на него убийство вешаем.
— Странно все это, Кирилл Анатольевич. Очень странно, — Маркин почесал затылок карандашом. — Вроде бы не должен он нервничать. Его место внизу у окна. Первый ярус элитный. А Блинова задавили на «пальме» через два прохода от Лужского. Если тихо душили, то он и слышать-то ничего не должен был, не то, что видеть.
— Мне это тоже сразу подозрительным показалось, — согласился Квадратов. — Дело его не касается, а он быкует.
— А что твой человек говорит?
— Сказал фамилии двух, которые душили. Он их снизу видел, — Квадратов замолчал. — Но свидетелем он не пойдет, Володя. Замочат его тогда. До суда не доживет.
— Где же свидетелей брать?
— Он подскажет фамилии. Уговорим помочь следствию, — ухмыльнулся Кирилл.
— Надеюсь, — Маркин встал из-за стола, собрав бумаги. — В общем, эти четыре объяснения пускай перепишут без мата и жаргона, а я жду от тебя фамилии свидетелей для допроса на протокол.

* * *

Маркин закончил заполнять анкетные данные Егоршина и, подняв глаза от исчирканного листа протокола, посмотрел на арестованного. Егоршин безразлично смотрел в зарешеченное окно, расположенное под самым потолком следственного кабинета, и, казалось, совершенно не интересовался происходящими событиями.
— За что в изоляторе находитесь?
— За кражу в Московском районе. В магазине бутылку водки взял, а охрана тормознула на выходе. Вызвали ментов…
— Ясно. Какая судимость уже будет?
— Третья. Все по мелочи…
— Не везет, значит?
— Да уж, — Егоршин вздохнул. – Какое тут везение?
— Зачем Блинова задушили? Что он Вам сделал?
— Я не душил, — Егоршин запнулся. – Это не я…
— А кто?
— Не знаю, я спал тогда.
— Егоршин! Кончайте валять дурака! До Вас я допросил четырех Ваших сокамерников и все в один голос утверждают, что душили именно Вы.
— Это кто же так говорит?
— Мохнатов, Григорянц, Прошин и Ваклаков. Знакомые люди?
— Значит, решили меня крайним сделать? Ясно, — Егорошин тяжело вздохнул. – Может оно и верно будет…
— Что ж, значит, признаетесь, что душили именно Вы?
— Да, признаю.
— И то верно, — Маркин удовлетворенно вздохнул. – За групповое убийство больше дают.
— Я знаю, — Егоршин опять безразлично уставился в окно.
— Только вот что мне не понятно: зачем надо было убивать Блинова? Что он Вам сделал? Ведь раньше Вы его не знали. Так ведь?
— Его раньше никто не знал.
— Ну вот. Зачем же было убивать? Тем более столько свидетелей…
— Он орал сильно. Заехал в хату с похмелья… Потом видать «белка» началась, — Егоршин оживился. – Он вообще ничего не соображал, что делал. Чуть с «пальмы» не свалился. Хотел воды постоянно…
— «Пальма» — это третий ярус? – уточнил Маркин, заполняя протокол.
— Да. Одеяло между ярусами.
— Хорошо. Но ведь за это не убивают. Предположим он был невменяемый, орал громко, чуть не упал… Вызвали бы контролера. Его перевели бы в медчасть.
— Мы пытались вызвать. Никто не приходил. Ночь ведь была.
— Ладно, давайте подробно. Кто, где, как?
— В общем Блинова привели к вечеру 23-го сентября. Он вроде еще что-то соображал. Старший посмотрел на него…
— А старший в камере кто?
— Лужский! – Егоршин почему осекся и посмотрел на Маркина затравленным взглядом.
— Успокойтесь. Я это и так знаю.
— Ладно, раз знаете, — Егоршин несколько успокоился и продолжил рассказ. – В общем Лужский его как увидел, так и сказал: «Обезьянам место на пальме». Мы его и взяли к себе.
— А кто в тот момент находился на третьем ярусе?
— Я, Мохнатов, Григорянц, Прошин и Ваклаков. Теперь еще и Блинов появился.
— Как же вы там размещались на трех спальных местах?
— Как обычно. Трое лежали, трое в ногах сидели.
— Понятно. Что было дальше?
— А что дальше? Блинов сидеть не захотел, тут же завалился и вроде бы заснул. Но прошло часа два, и он начал бредить. Потом стал орать.
— Что орал?
— Да бред всякий пьяный, — поморщился Егоршин. – Главное, громко стал орать. Во весь голос… Ну, это естественно никому не понравилось, и мы решили ему рот заткнуть.
— Чем?
— А простыню порвали на лоскуты. Она и так рваная была.
— А связали зачем?
— Вы и это знаете? – удивился Егоршин.
— Я почти все знаю, — невозмутимо ответил Маркин. – Поэтому честно говорите, как дело было. Это зачтется на суде.
— А я и говорю, — поспешно ответил Егоршин. – Связали Блинова потому, что он пытался с «пальмы» слезь. Толи воды хотел, толи походить. Черт его знает… А народу вокруг до хрена и больше. Хата хотя и большая, не как в «Крестах», но и людей больше пятидесяти человек. Если всем погулять захочется, то что же будет?
— Кто связывал?
— Да вот мы все вместе и связывали. Мохнатов с Григорянцем ноги связали, Прошин с Ваклаковым руки, а я кляп в рот Блинову затолкал… Он вроде успокоился. Затих.
— А литровой кружкой по голове кто бил?
— Какой кружкой? – испугался Егоршин. – Я никого кружкой не бил.
— Я и не говорю, что Вы били. Я спрашиваю кто бил кружкой Блинова. На днище его кровь. Экспертиза доказала.
— Я ничего не знаю. Я кружкой не бил, а кто бил не видел.
— Егоршин, Вы уж не останавливайтесь. Давайте полный расклад, раз уж начали. Потом и явку с повинной напишите вчерашним числом. Я все организую…
— Я же признал, что это я задушил Блинова! — окрысился Егоршин. – Что вам еще надо?
— Мне нужна правда! — разозлился Маркин. – А если Вы не хотите помочь следствию, то отношение к Вам будет соответственным.
— Я про кружку не знаю. Спрашивайте о другом.
— Ну, ладно, — Маркин решил оставить этот разговор на потом. – Кто и как бил Блинова?
— Да его особо никто и не бил… Ну я ударил его пару раз по ребрам. Да Прошин с Мохнатовым пару раз ему по морде дали, чтобы не орал. Вот и все.
— А душили Блинова когда?
— Позже. Когда совсем было поздно. Я уже вроде сам заснул, как слышу: Блинов кляп выплюнул и заорал. Я тогда навалился на него и задушил.
— Как навалились?
— Я его предплечьями сзади за шею захватил.
— Что потом было?
— А что потом? Смотрю, он затих. Я ему руки и ноги развязал и спать лег.
— Вы поняли, что убили Блинова?
— Конечно, понял. Что я ребенок? – удивился Егоршин.
— Ну и как отнеслись к этому факту? Убийство все-таки.
— А никак не отнесся. Я спать сильно хотел. Лег и заснул. Подняли только в шесть на проверку. Все из хаты вышли, а Блинов нет, тогда все и открылось, — Егоршин замолчал, потом, задумавшись, промолвил. – Я вообще думал, не узнает никто, что я его убил.
— Как такое может быть? – удивился Маркин. – Ведь вокруг вас четыре свидетеля было. Кто-нибудь все равно бы рассказал.
— Так-то оно так, но я думал, что не поймут, что Блинов убит. Умер и умер. От белой горячки. Что тут еще выяснять? Он же БОМЖом на воле был. Кому он нужен?
— Выходит Вы ошиблись? – Маркин закончил протокол и перевернул листы Егоршину для подписи.
— Да, ошибся, — вздохнул тот. – И не в первый раз.

* * *

В кабинете начальника оперативной части Квадратова было жарко. На дворе стояла середина октября, а топили так, как будто за окно выла вьюга.
— Духота-то у тебя какая, Кирилл Анатольевич! – заметил Маркин, вешая куртку в разваливающийся шкаф.
— И не говори! Сейчас топят как зимой, а зимой вырубят из-за аварии.
— Традиция ЖКХ. Что с ними поделаешь?
— А забрать бы начальника ко мне в изолятор на недельку, я бы объяснил ему его обязанности, — ухмыльнулся Квадратов.
— Да уж, тебе дай волю, всех бы пересажал.
— А что? Некоторым полезно. Я вон и сына своего 14-летнего оболтуса раз привел, показать, где отец работает. Провел его по изолятору, показал камеры. А в конце сказал: «Будешь балбесничать – окажешься здесь, и не в качестве гостя, а в качестве арестанта».
— И как он это воспринял?
— Курить бросил и в секцию бокса записался!
— Вот видишь, какой молодец? Все правильно понял.
— Так ведь метод очень доходчивый! — засмеялся Квадратов.
— Ладно, Макаренко, что у нас с Лужским?
— В отказе. Я не я и лошадь не моя.
— А по низам?
— Кружкой по голове он Блинова бил.
— Как все было?
— Мохнатов с Григорянцем Блинова связали, а Лужский им и говорит: «Что там за черт разорался? Покажите мне его». Они его в проход высунули по грудь. Так Егоршин еще за ноги Блинова держал, чтобы не уронили.
— А кляп уже был вставлен?
— Вот чего не знаю, того не знаю. В общем Лужский подошел к Блинову и стал бить его кружкой по голове, пару раз по ключицам попал. Блинов стал орать еще сильнее. После чего Лужский сказал: «Если я его еще раз услышу – вся пальма будет спать у параши».
— Вот так значит? По беспределу?
— Я же говорил, что Лужский отморозок. Для него тюремных понятий вообще не существует. По моей информации он в этой хате уже опустил одного.
— За что?
— Не в свое время в туалет пошел.
— Да уж, настоящий отморозок.
— Ему бы только на зону попасть, там с него спросят за всех, — ухмыльнулся Квадратов. – На зонах еще воровской порядок уважают.
— А как же администрация?
— А что администрация? – удивился Квадратов. – Все продались. Честных почти не осталось. Одни крысы. Я в оперчасть только офицеров армейских беру, потому что ментов брать – себе геморрой заработать. Они же «на воле» привыкают народ «доить», так и сюда приходят зарабатывать. Был тут один. В первую же неделю с героином попался. Они же непонимают, что у меня в каждой хате человек сидит, который мне обо всем сообщает: кто носит, кто торгует. Менты – они и в тюрьме менты! — махнул рукой Квадратов. – Ладно, дядя Вова, что с Лужским-то будем делать?
— Ну, раз он сам признаваться не хочет, то загрузим его свидетельскими показаниями. Я вот тебе отдельное поручение выпишу на допрос Мохнатова, Григорянца, Прошина и Ваклакова о роли Лужского. А когда они дадут показания, что именно он бил кружкой и всей «пальме» угрожал, я сам передопрошу Егоршина.
— Егоршин-то все на себя берет?
— Конечно. Зачем ему группа лиц? Хотя, помнится, твой человечек сообщал, что душили двое?
— Да двое: Егоршил за шею, а Мохнатов держал Блинова.
— Вот и хорошо. С Мохнатовым уже можно торговаться: или «загружай» Лужского по полной или пойдешь как соучастник убийства. А после показаний Мохнатова и другие «расколятся».
— А что будет у Лужского, если его кружкой «загрузить»?
— Думаю вред здоровью средней тяжести. Там до пяти лет. Учитывая группу лиц и беспомощное состояние потерпевшего, должен получить по полной. Тем более, что без указаний Лужского Мохнатов, Григорянц, Прошин, Ваклаков да и Егоршин на такое бы не решились.
— То есть оставим убийство Блинова на Егоршине? – подвел итог Квадратов.
— Думаю, это самое разумное. Он в признании. Все показывают на него. Да и его роль в убийстве самая активная выходит.
— Жаль, что группа лиц не пройдет, — огорчился Квадратов.
— Понимаю тебя, Кирилл Анатольевич. Очень хорошо понимаю. Раскрыть убийство группой лиц это лучше чем «поднять» простое убийство из личных неприязненных. Но ты и меня пойми. Я должен о суде думать. Чтобы в суде дело не посыпалось. Ведь у нас все доказательства строятся на показаниях зеков друг на друга. Сейчас Егоршин в признании, все его «загружают» на убийство. А «пристегнем» к делу Мохнатова, и что выйдет? Егоршин откажется, так как группу не хочет на себя брать. Мохнатов тем более «уйдет в глухой отказ». Григорянц, Прошин и Ваклаков тоже неизвестно как себя поведут. Сделают вывод: где двое там и пятеро. А твой стукачонок свидетелем не пойдет, так как боится. Чем убийство-то доказывать будем? Вот что меня волнует.
— Ясно, Владимир Анатольевич, — Квадратов поднялся со своего кресла. – У нас с тобой задачи разные, хотя и делаем одно дело.

* * *

Егоршин с интересом смотрел на молодого следователя прокуратуры Маркина, который вновь вызвал его на допрос.
— Вот что, Егоршин, — начал Маркин. – Я решил провести Вам дополнительный допрос в качестве подозреваемого, поскольку некоторые факты остались невыясненными. Завтра я приду к Вам с дежурным адвокатом и предъявлю обвинение в совершении убийства Блинова. Но до этого мне хотелось бы расставить все точки над «i».
— Что расставить? – не понял Блинов. – Я же во всем признался. Все рассказал…
— Не все! – перебил его Маркин. – Кто бил Блинова кружкой?
— Я не видел. Говорил же уже об этом.
— Не видел, значит? А вот Мохнатов, Григорянц, Прошин и Ваклаков утверждают, что это был Лужский.
— Как утверждают? – опешил Егоршин. – Они так и сказали?
— Они это написали. Вот, ознакомьтесь с проколами их допроса, — Маркин выложил на стол перед Егоршиным четыре листа исписанных мелким, но разборчивым подчерком Квадратова.
Прочитав показания сокамерников, Егоршин расслаблено откинулся на спинку прикрученного к полу стула.
— Значит, есть справедливость на земле! — выдохнул он удовлетворенно.
— О чем это Вы?
— Да о гниде этой, Лужском! Это же он все организовал с Блиновым. И связать он приказал и кляпом рот заткнуть, и кружкой бил он. А потом лично мне угрожал, что опустит, если Блинов не заткнется. Я и испугался. Я-то знаю, каково опущенным на зоне живется. Сам не раз видел, как к ним относятся. Врагу не пожелаешь. А там ведь разбираться не будут: за дело тебя опустили или по беспределу. Маляву отпишут – такого-то опустили на Лебедева. И все – пожалуйте в петушатник, а от туда выхода уже не будет, — Егоршин угрюмо замолчал.
— Ясно. Значит, инициатива связать и бить Блинова последовала именно от Лужского? А задушили Вы Блинова потому, что боялись расправы со стороны Лужского?
— Да, все так и было. Я все подробно расскажу. Пускай эту суку тоже посадят! — Егоршин мстительно улыбнулся, а Маркин приготовился писать протокол дополнительного допроса подозреваемого.

* * *

В феврале 1998 года уголовное дело, возбужденное 24 сентября 1997 года по факту обнаружения трупа Блинова Г.С. в камере № 123 следственного изолятора ИЗ-45/4, было направлено в Калининградский районный суд Санкт-Петербурга.
Егоршину было предъявлено обвинение в совершении умышленного убийства Блинова из личных неприязненных отношений, а также избиении Блинова совместно с Мохнатовым, Григорянцем, Прошиным, Ваклаковым и Лужским. В организации избиения Блинова и нанесении вреда его здоровью был обвинен Лужский, получивший в результате пять лет лишения свободы в колонии строгого режима.