Скверный день

Автор: hemof День начался прескверно. На выходе из общежития, спустившись с крыльца, Фёдоров наступил на спрятавшийся под снегом лёд. Сделав рывок в сторону, он, взмахнув руками, попытался удержаться, но получилось ещё хуже, он резко рухнул на левый бок, больно ударившись локтём.
- Твою мать! Сука, сука, сука!..
В сторону шарахнулась проходившая мимо женщина с хозяйственными сумками. Фёдоров, кряхтя, поднялся и, озверело, матерясь, поплёлся к трамвайной остановке. В трамвайной давке, как обычно, оттоптали ноги.
Техникум находился неподалёку от конечной остановки. Подъехав к кольцу, водитель решил проверить талоны. Фёдоров, с отсутствующим лицом, постарался сходу проскочить мимо него.
- А твой талон, парень?
Водитель, взявшись рукой за поручень, преградил выход из трамвая. Фёдоров долго с придурковатым видом шарил по карманам, затем всё-таки выудил завалявшийся с незапамятных времён старый, затёртый троллейбусный талон.
Водитель, взяв талон, не отпускал поручень.
- Чё ты мне суёшь? Ты сколько лет с этим билетом ездишь?
Сзади, недовольно ропща, напирали столпившиеся на выход пассажиры.
- Плати штраф или пойдём со мной в диспетчерскую. – Водитель, отпустив поручень, вцепился ему в руку.
Фёдоров молча, потупив взгляд, вышел из трамвая. Рядом, крепко держа его за руку, шёл водитель. До диспетчерской было метров пятнадцать. Пройдя полпути, Фёдоров, быстро крутанув локтём, рванулся в сторону. Водитель, потеряв его, попытался снова в него вцепиться, но Фёдоров, увернувшись, отбежал в сторону.
- Ах ты, пацан, да я тебя сейчас догоню, я тебе башку оторву!
Водителю было лет под пятьдесят, невысокого роста, но крепкий с виду мужичёк.
Окинув его оценивающим взглядом, Фёдоров бросил пакет с тетрадками на снег, остановился и со злостью проговорил:
- А-а, ну давай, оторви.
Подбежав, водитель попытался схватить его за рукав, но Фёдоров вырвал руку и с силой толкнул его в грудь.
- Ты чё, козлина старая. Иди на хер, мудило вонючее!
Опешив от такого натиска, водитель замер, не в силах выговорить ни слова.
- Чё ты встал? – продолжал, распаляясь, Фёдоров. – Ты же мне башку грозился оторвать.
Сзади кто-то мягко положил ему руку на плечо. Фёдоров дёрнулся, освобождая плечо, одновременно отскакивая в сторону.
«А это ещё кто?»
Сзади стоял улыбающийся директор. Улыбка на его лице почему-то ассоциировалась у Фёдорова с выражением сытой морды удава. Весь его воинственный запал мгновенно улетучился, растворившись в лёгком морозном воздухе, его место заняли досада и обречённость.
«Ну вот, этого мне как раз и не хватало».
- Ругаемся, Фёдоров, перед занятиями? Упражняемся в изящной словесности.
- Здравствуйте, Михаил Игоревич, — Единственное, что смог в такой ситуации проговорить Фёдоров.
Водитель, наконец, обрёл дар речи и, оценив положение вещей, накинулся на директора:
- Так это ваш ученик? Вот полюбуйтесь, что эти выродки творят. Я ему говорю, где твой талончик, а он в драку готов кинуться…
- Это ты кидаешься.
- Ты мне не тычь, молокосос. Тебе не в техникум надо, а в тюрьму, там такие же, как ты сидят.
- Насчёт техникума вы, наверное, правы, — мягко проговорил директор. – Ну что, Фёдоров, может ты всё-таки заплатишь штраф без кровопролития?
- Да нет у меня сейчас денег.
- Ну, хорошо, придётся мне это сделать за тебя. – Михаил Игоревич молча расплатился с водителем.
- Вы родителям сообщите, что он вытворяет, пусть порадуются на своё чадо.
- Не беспокойтесь, мы примем меры.
Водитель, развернувшись, ушёл в диспетчерскую.
По дороге в техникум директор хранил ледяное молчание. Войдя в здание, он бросил через плечо, не глядя на Фёдорова:
- Зайдёшь ко мне на большой перемене.
В чертёжной аудитории Фёдоров швырнул пакет за последнюю доску и, устроившись на стуле у стенного шкафа, уставился отсутствующим взглядом в окно. Вокруг вовсю шла подготовка к дипломной работе. Туда-сюда сновали одногруппники, стучали циркули, шуршали ластики. По очереди или группами ребята бегали показывать чертежи Эмме Григорьевне. Бурлил, кипел учебный процесс и только один человек с глубоким безразличием и апатией взирал на эту суету.
«Какого хера я сюда, спрашивается, припёрся? — думал Фёдоров. – Всё равно ведь не закончу я этот долбаный техникум. Жопой чувствую, не закончу. С такой блядской жизнью, с этими общагами, пьянками, через день вмазанный, обдолбленный, обкуренный, по жизни под кумаром. Какая может быть учёба? Как можно писать какой-то, на хрен тебе не нужный диплом, когда ты прёшься под бухлом и травой. Ой, блядь, куда ты, парень, катишься? Как жить дальше? Риторический, вечный вопрос. Что-то надо менять в своей жизни, что-то надо делать, что-то надо круто менять, пока ещё не поздно, пока ещё не покорёжило».
- Фёдоров, ты что-нибудь делать собираешься? – спросила подошедшая к нему Эмма Григорьевна.
- Честно вам скажу, Эмма Григорьевна, — вздохнул Фёдоров, — не собираюсь.
- Так зачем ты сюда пришёл?
- Ой, не знаю. Не знаю я, зачем я сюда пришёл, и чувствую я себя тут как-то лишним.
- Сергей, вам до выпуска осталось полгода, неужели же ты не сможешь, хотя бы со злости, домучить эти несчастные шесть месяцев?
- Да нет у меня к учёбе никакой злости, усталость одна, опустошённость.
- Тебе восемнадцать лет, откуда у тебя взялась усталость? Когда ты успел устать?
- Не знаю, наверное, в восемнадцать лет тоже можно почувствовать себя стариком.
- Ох, жалко мне тебя, Фёдоров, ты в сущности своей хороший парень, но что-то у тебя идёт не так, что-то, что может тебя завести слишком далеко в сторону. В сторону, откуда ты уже навряд ли выберешься.
- Я знаю, но диктуют обстоятельства.
- Шёл бы ты домой, что ты тут будешь так сидеть? Соберись, Сергей, не так уж всё плохо. Приходи завтра ко мне с утра, я попробую тебе помочь индивидуально.
- Да, наверно. Я постараюсь взять себя в руки. Спасибо вам, Эмма Григорьевна.
Без пятнадцати одиннадцать он взошёл на эшафот. В кабинете у директора его уже ждали. Помимо Михаила Игоревича, там ещё присутствовала заведующая электротехническим отделением и завуч.
- Присаживайся, Фёдоров. – Директор указал ему на стул. – Я тут пригласил Тамару Григорьевну и Валентину Петровну, и мы все вместе посмотрели, как у тебя обстоят дела с курсовыми проектами, посмотрели отзыв с твоей производственной практики и сделали кое-какие выводы.
«Давай короче, чё ты резину тянешь?»
- Ты, наверное, догадываешься, какие?
- Да, наверное.
- Ну, вот и хорошо. Ребята из твоей группы уже сделали два курсовых проекта и наполовину написали дипломную работу. Ты можешь нам показать свои труды?
«Могу дулю показать».
- Нет, я ещё их не закончил.
- Хорошо, где то, что ты сделал?
Фёдоров молча уставился на изумрудного цвета графин наполовину наполненного водой. Графин гордо возвышался на кипе тёмных папок. Что-то они хранят в себе, может, досье на учеников, а может стихи о любви, которые по ночам пишет поэтически настроенный директор, влюблённый в одну, или сразу в нескольких своих первокурсниц. Фёдоров улыбнулся, не сводя глаз с графина.
- Я рад, что у тебя хорошее настроение, но показать нам свои чертежи, расчёты, графики ты, я так понимаю, не можешь?
- Я постараюсь всё сделать.
- Ты сам-то в это веришь? – подала голос Тамара Григорьевна.
- Да у меня всё есть в черновиках. Мне только надо взяться.
Фёдоров мысленно опрокинул графин, заливая папки водой.
- Сергей, перестань. – Тамара Григорьевна сняла изящные очки с большими стёклами, повертела и снова водрузила их на место. – Ты уже упустил все сроки. Я разговаривала с преподавателями, у тебя нет ни одного чертежа, у тебя практически ничего нет. Ты совершенно забросил учёбу.
- А какой тебе отзыв дали с производственной практики, — вмешалась завуч. – Ты что, не мог два месяца нормально поработать, хотя бы просто регулярно на неё ходить?
- Да просто смена общежитий сказалась.
- В том, что тебя выселили из общежития, виноват только ты сам. Вы с Бутусовым слишком увлеклись разгульной жизнью. На вас же постоянно жаловались ваши же соседи.
- Кто там на нас жаловался?
- Послушай, Сергей, — снова заговорила Тамара Григорьевна, — речь уже не о том, как ты себя ведёшь и даже не о том, начнёшь ли ты исправляться. Понимаешь, теперь даже при всём твоём желании, и при моём тоже, тебе просто нереально наверстать упущенное. Пойми меня правильно, ты не сможешь за оставшееся время доделать два курсовых проекта и подготовиться к защите дипломной работы. Я считаю, что продолжать в этом году учёбу для тебя просто нет смысла.
«Всё, дождался».
- И мне кажется, ты со мной согласен. Тебе уже не выкарабкаться из долгов.
Фёдоров молча рассматривал уже досконально изученный изумрудный графин. «Пускай решают сами, — отметил он про себя. – Какая разница, мне ведь всё равно на учёбу наплевать, так зачем тогда корячиться, пытаться показать, что ты якобы боишься исключения из техникума. Пусть, что будет, то будет».
- Значит так, — заговорил директор. – У меня следующее решение. При всём при том, что я о тебе знаю, мне всё-таки хочется оставить тебе шанс. Я предлагаю уйти тебе в академический отпуск, ну пускай якобы в связи с тяжёлым финансовым положением, тем более, что оно у тебя на самом деле тяжёлое. Иди, поработай, подготовься, не спеша к диплому, а с сентября приходи снова на четвёртый курс. Документы пускай остаются здесь, в техникуме, я думаю, ты всё-таки захочешь его закончить. В общем, я считаю, это единственное подходящее для тебя решение в данной ситуации.
Фёдоров оторвал взгляд от графина и перевёл его на Михаила Игоревича.
- Кстати, твоё сегодняшнее поведение на остановке – ещё один минус на твой счёт. – Директор сделал долгую паузу, пристально глядя в глаза Фёдорову. – Подумай, Фёдоров: кем ты будешь в этой жизни, подумай сейчас, а то потом может оказаться слишком поздно. Твой друг Бутусов дошёл до того, что избил, отбирая стипендию, младшего учащегося. С ним я разговаривал по-другому. Не разочаровывай меня.
Директор встал из-за стола и, не спеша, подошёл к окну. Он постоял, некоторое время, в задумчивости глядя на улицу, затем обернулся и спросил:
- Всё понятно, Сергей?
- Да, — с видимым усилием, выдавил из себя Фёдоров.
- Ты согласен с нашим решением?
«С твоим решением».
- Согласен.
- Тогда разговор окончен. Валентина Петровна, выдайте ему, пожалуйста, требуемые справки о пройденных предметах. До свидания, Сергей, и я надеюсь, что осенью ты придёшь сюда с другим настроением.
Фёдоров, встав, медленно направился к выходу.
- Да, кстати, — остановил его директор, — Деньги, которые я заплатил за штраф, отдавать не надо.
- Спасибо, Михаил Игоревич.
- Зайдёшь ко мне, через минут пятнадцать, — вдогонку Фёдорову сказала Тамара Григорьевна. – Я тебе выдам справку.

На улице уже целую неделю держался мороз около сорока градусов. Фёдоров, съёжившись от холода, быстро и нервно курил, делая глубокие, полной грудью, затяжки. «Вот и дождался ты, парень, — думал он с грустью. – Дождался и своей очереди. Слишком долго тебя терпели. Все друзья твои отчислены, пришёл и твой черёд. Ты знал, что тебя выгонят, знал, что не будешь учиться. А-а, ну их всех на хер».
Он выбросил окурок и достал новую сигарету. Весело чиркнула спичка и тут же погасла, следующая сломалась, так и не дав огня.
- Чёрт, сука!
Руки задубели на холоде. Фёдоров зашёл в техникум и встал около раздевалки, у батареи. В вестибюле было непривычно тихо. Шли занятия. Молодёжь усердно грызла гранит науки.
«Что теперь делать? Идти работать на завод и продолжать жить в этой вонючей общаге, вместе со спивающимся Живачиным, а впрочем, какая разница. Даже, если бы я и закончил технарь, всё равно было бы тоже самое: завод и общага, водка и тоска, грязь и нищета – какая разница. Просто до этого момента была хоть какая-то цель, а теперь нет и её. Ох, и хреново мне, ох и хреново».
Громко прозвенел звонок, весело объявляя конец урока. Холл постепенно стал заполняться топотом, голосами, шумом хлопающих дверей. Фёдоров остро почувствовал лишним своё присутствие здесь, ему больше нечего было здесь делать. Час назад он стал посторонним в Химико-Индустриальном техникуме. Нужна была разрядка. Бездействие в таком состоянии становилось просто невыносимым.
Оторвавшись от батареи, Фёдоров решительно направился к лестнице. Взбежав по ней на третий этаж, он зашёл в чертёжную комнату и встал в дверях, разыскивая глазами Никифорова. С Никифоровым они вместе проходили заводскую практику, и за ним числился один должок.
- Серый, ну чё тебе у директора сказали? – спросил подошедший Мурашов.
- Чё сказали? Сказали стипендию повышенную дадут.
- Я серьёзно.
- А если серьёзно, то всё, отучился.
- Ты чё, в натуре?
- В натуре у собаки член красный.
- Кончай ты, чё, правда, выгоняют?
Никифоров сидел за дальним столом, сосредоточенно рисуя, что-то на огромном куске ватмана.
Фёдоров отстранил от себя Мурашова:
- А ну подожди, Белый, потом поговорим.
Подойдя к столу за которым сидел Никифоров, Фёдоров потянул на себя ватман. Рука у Никифорова дёрнулась, и из-под карандаша вышла кривая линия.
- Ты, чё делаешь? Я же черчу.
- Отвлекись, Никифор, разговор есть.
- Какой?
- Пошли, на улице побазарим.
Никифоров, почувствовав неладное, беспокойно заёрзал на стуле, хлопая глазами.
- Мне чертить надо, не хочу я на улицу идти. Ты что, насчёт той справки?
Фёдоров пытался разжечь в себе злобу, но у него это никак не выходило. Ужасно не хотелось трогать Никифора, но, в то же время, встряска была просто необходима. Хотелось как-то убить в себе горечь пустоты, драка в таком состоянии была лучшим лекарством.
- Да, насчёт справки. Ты думал, я уже всё забыл, да? Не тут-то было, брат.
На заводской практике они с Никифоровым работали в одном цехе, и по окончании работы им выдали справки о том, что они действительно всё это время находились на рабочих местах. Фёдоров в тот день сделал очередной прогул, и обе справки забрал Никифоров. Свою справку он отдал вовремя, а про Фёдорова забыл. Потом у Фёдорова из-за этого был неприятный разговор с заведующей отделением. Никифоров вскоре справку принёс, но Фёдоров должок за ним не забыл.
- Я тебе чё сказал? – продолжал Фёдоров. – Ты косяк запорол, значит, ты мой должник. Я тебе говорил по человечески, поделись со степухи? Ну и?
- Перестань, Серёга, я же принёс справку, всё ведь нормально было. Ну, извини, забыл я её, выскочило из головы.
- Да на хрена мне твои извинения? Денег, сука, дай?
- Ты не прав. Я не считаю себя твоим должником.
- А, ну тогда пошли, выйдем.
- Подожди, давай по хорошему разберёмся.
Фёдоров, наконец, почувствовал, что начинает распаляться. Постепенно накатывало нервное возбуждение.
- Пошли-пошли. Ты же не хочешь, чтобы я тебя прямо здесь стеганул?
На улице весело потрескивал под ногами снег. Мороз, до первозданной чистоты, окристаллизовал воздух, обжигающий лёгкие.
Заворачивая за угол здания техникума, Фёдоров слегка пропустил Никифорова вперёд, затем сделал быстрый шаг и залепил тому в скулу. Никифорова сильно повело в сторону, но он сумел удержаться на ногах и, немного отбежав, стал в стойку, недвусмысленно показывая, что будет драться. Никифоров в группе считался тихим середнячком, но сил постоять за себя хватало.
Фёдоров кинулся вперёд, быстро нанося удары, справа и слева, но Никифоров тоже начал махать руками и ногами, выигрывая в росте и весе.
Несколько ворон на старом, высоком тополе с увлечением наблюдали, как два человека радостно молотят друг друга кулаками. Немного поодаль пробежал побитый жизнью ободранный пёс, остановившись, он пару раз тявкнул для порядка на дерущихся и потрусил дальше по своим собачьим делам.
Фёдоров, сильно запыхавшись, поскользнулся и упал на спину, не отрывая от Никифорова взгляд, чтобы увернуться, если тот начнёт его пинать. Но, на его удивление, Никифоров не бросился пинать его ногами, а наоборот, тяжело дыша, отошёл в сторону. От этого его благородного поведения, весь запал драки тихо покинул Фёдорова, лишая всякого смысла дальнейшие активные телодвижения. Он ещё пару раз дёрнулся в сторону Никифорова, пытаясь продолжить драку, но азарта не было.
Заголосила проходившая мимо бабка, крича, чтобы ребята сейчас же прекратили драку.
- Да всё, мать, не ори. Прекратили уже, — устало махнул рукой в её сторону Фёдоров. – Ладно, Никифор, пошли в технарь, а то мороз крепчает. Отвоевал ты свой понт.
- Нет, ну это… Если по совести, Серёга, я же принёс справку. Я же просто забыл…, — тяжело дыша, сбивчиво говорил Никифоров.
- Ой, не гони, ну тебя нахрен с твоей справкой.
- Не, ну ты же начал.
- Как начал, так и кончил. Губу мне разбил, сука. – Фёдоров поморщился, дотрагиваясь до нижней губы.
Но своего он всё-таки добился, уже не было так тоскливо. Исключение из техникума уже не казалось катастрофой, в конце-то концов, у него всё-таки осталась надежда закончить его, просто чуть-чуть не повезло в этом году, повезёт в следующем. Надо было решать, что делать дальше. Как-то сразу появилась уйма свободного времени, только девать его было некуда.
Вечером Фёдоров зашёл к родителям. Там всё было по-прежнему: отец спал на диване, мачеха хлопотала на кухне, Яна сосредоточенно делала уроки. Поев, Фёдоров ушёл к Янке в комнату и, полулёжа, устроился на её кровати, молча, наблюдая, как она пишет. Янке было уже пятнадцать лет. Здоровая, пышная деваха.
- Что у тебя с губой? – закончив писать, спросила она.
- С самолёта упал.
Яна захихикала.
- Что, подрался опять?
- Почему опять?
- Потому что очень часто у тебя в последнее время на лице всякие отметины появляются.
- А ты такая наблюдательная, да?
- Зачем тут быть наблюдательной, если и так в глаза бросается.
- Меньше внимания обращай. Лучше расскажи, как у тебя дела?
Сестра улыбнулась, лукаво опустив глаза.
- Дела? Дела у меня интересные.
- Ну, так расскажи.
Яна встала из-за стола и села рядышком.
- Слушай, у меня тут жених объявился, — понизив голос, стала она рассказывать. – Представляешь, я ходила к подружке на день рождения, а он её брат, то ли двоюродный, то ли троюродный, и мы с ним там познакомились. Он весь вечер от меня не отходил, рассказывал всё про себя, ухаживал за мной. Его Юрой зовут. Парень такой ничего себе, высокий, плечистый. Там ещё его друг был, тоже пытался ко мне клинья подбивать, но я его отшила. Он мне не понравился, маленький какой-то, невзрачный.
- Короче, вокруг тебя женихи так и вьются. А сколько лет твоему Юрику?
- Двадцать два.
Фёдоров присвистнул:
- Ни фига себе, да он же уже древний, как мамонт.
- Сам ты древний, нормальный возраст. Он к нам уже два раза в гости приходил. Мы с ним один раз на кухне до двенадцати просидели, чай пили.
«Зажимались, наверно».
- Ну и как он тебе, нравится?
Яна жеманно пожала плечами.
- Не знаю. Так вроде бы ничего, а иногда вроде бы и надоедает. Да ладно, хватит о нём, а у тебя как дела, как учёба? Ты никогда ничего не рассказываешь.
«У меня всё классно. С утра брякнулся костями об землю, потом поругался с водителем, затем меня выгнали нахрен из техникума, затем ублюдок Никифор набил мне губу, а так всё хорошо, прекрасная маркиза».
- А чё рассказывать? У меня сейчас жизнь спокойная: техникум, дипломная работа, здоровый образ жизни – как положено.
- Тебе уже немного осталось, потом диплом получишь, может, в институт надумаешь пойти.
Фёдоров от души рассмеялся, затем сел прямо на кровати, улыбаясь, посмотрел на сестру. Захотелось дружески хлопнуть её по ляжке.
- А что, может и надумаю.
Когда он вечером ехал в автобусе к общаге, он вспоминал их разговор. Как по разному они сейчас думают. Между ними уже целая пропасть. То, что заботит сестру, о чём она задумывается, как живёт, уже так далеко от него, что кажется какой-то игрушечной, не настоящей жизнью. Там, где живёт он, нет места ей и, наоборот: в её жизнь ему уже не вписаться. Слишком разные люди, слишком разные.