Оды блуду

Автор: Зеныч Евгений Онегин. Окончание на грудь



-Я вас люблю, к чему лукавить...
Но я другому отдана и буду век ему верна.
Но… разве чресла позабавить.
И вот задумалась она.
Онегин, время не теряя,
Припал к трепещущей груди.
Скорей Татьяну раздевая,
Почесывал свои мудИ.





Шепот, робкое дыханье





Шепот, робкое дыханье.
Охи, ахи, чертыханье.
«Не встает», «Дай отсосу
удалую колбасу».
Скрип кровати, стоны, бздежь.
«Ну, еби». «Ебу» «Ебеееоооошь!!»









Я помню чудное мгновенье

Я помню чудное мгновенье.
Когда, отринувши сомненья,
И предрассудки, ложный стыд.
Чреду презрений и обид.

Когда за бартер или нал
Я проститутку в рот ебал.





Вчерашний день, часу в шестом





Вчерашний день, часу в шестом
Я ебся с бабой под кустом.
Лишь стоны из ее груди
И хуй свистал, летая.
Никто мне не сказал: «Гляди,
Сестра твоя родная».





Как-то раз у хлева





Как-то раз у хлева
Встала раком дева.
Вот манда, висит сися,
Да не видит порося.
Зверь подкрался к деве
И оттрахал в хлеве.







Гори, гори, моя звезда

Гори, гори, моя звезда
Звезда любви, звезда волшебная.
Еще тебя зовут- пизда.
Ты для меня весьма целебная.
Когдя я вдрызг напился квасу,
Или избил меня корнет.
Спешу к пизде, забыв кирасу.
Пизда мне сделает минет.





Вы помните, вы все, конечно, помните



Вы помните, вы все, конечно, помните,
Как Вас ебал, придвинувшись к стене.
Я Вас ебал по всей по нашей комнате.
Вы вся до дна, совсем отдались мне.
Вы говорили: «Хватит притворяться,
Счас за стишки не плотют ни рубля».
Но-хуй встает. Вы- живо раздеваться,
И снова начинается ебля.





Я Вас любил...





Я Вас любил… Верней, я Вас ебал.

Я Вас ебал глубОко и безбрежно.
То ревностью, то похотью томим.
Я Вас ебал так жестко и так нежно.
Как дай Вам Бог ебаной быть другим!







Мчатся тучи, вьются тучи



Мчатся тучи, вьются тучи.
Прямо в харю снег ебучий.
Едем-едем мы в метель
Да в феклухинский бордель.
Там нас ждут отменны бляди
Все в сметане, да в помаде.
Будет пить, будем есть,
Да блядей мы будем ебсть.

Но… увы. Морозко-дед
Завалил к борделю след.
Остается, вашу мать,
В русском поле замерзать.


Оргазмиада

Ранним утром, когда завиваются пенные гребни
На морском берегу появляется юная дева.
Афродита- богиня, из пеннорожденных,
Нет прекрасней ее в лунном мире и в царстве Аида.
Ее волосы, как водопад, ее плечи, как сахар,
Ее сиськи подобны холмам, и холмам равномерным,
Ее руки прекрасны, а ноги стойны и спортивны,
Ее жопа мягка, но, в натуре, она и упруга,
А под жопой скрывается, точно кролик пугливый,
Волоснею покрытое и многоебливое лоно.
Но куда направляется юная дева, богиня?
А идет она вверх по холму, где под сенью чинары,
Пастуха Мемтолема шалаш и привязаны козы.
Мептолем- из сатиров, народца довольно гнилого.
Их еще называют, сатиров, народом свирели.
На свирели играть они прям до беспамятства любят.
Мептолем был рогат, как и все из народа свирели,
Вместо ног у него- козлиные, право, копытца,
Бородат и броваст и, конечно, поклонник винишка.
Ну, скажите, зачем к Мептолему направилась юная дева?

На соломе сатир возлежал и отрыгивал сильно
Он намедни объелся олив и сурьезно поносил.
-Мептолем, — позвала Афродита воистину нежно,
И вошла в тот шалах упоительно нежная дева.
Мептолем посмотел на нее, и довольно сурово.
-Ты чего приплелась, идиотка,- спросил даже грубо.
-Мептолем, не гони,- так взмолилась богиня,
Ты же знаешь, люблю я тебя, и люблю очень сильно.
Козлоногий вздохнул и промолвил одно: «Раздевайся».
За шнурок потянув, Афродита тунику снимала,
Обнажая отменные сиськи и нежную сраку,
Мептолем же глядел, теребя рукой уд многотрудный.
И когда Афродита разделась и тело открыла
Уд сатира восстал из жестокого царства Аида.
И залупа коснулась ветвей, устилающих крышу,
Так огромен был уд Мептолема, Тулеева сына.
И легла Афродита на пол и раздвинула ноги,
И открылась пизда Афродиты, вся в соке алканья.
Мептолем на колена пред девою враз опустился
И вогнал уд дрожащий в прекрасное, юное лоно.

Афродита ушла ранним утром и к морю спустилась
Мептолем же погнал на равнину отборное стадо.



СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ
ебасня

Ты все пела? Это дело?
Так пойди же попляши!

Но, постой… Сними-ка платье.
Гм… Неплохо. Сиськи есть...
Я люблю сисястых ебсть.
Это — доброе занятье.

Встань-ка раком, дорогуша,
Как зачем? А пробу снять?
Ведь всю зимушку ебать...
Ишь, а попка-то, как груша!

ААААА! Вот так, вот так, паскуда,
Ну, соси! АААА! Блядский бог!
Хорошо как, чтоб я сдох!
А теперь пошла отсюда.



Раз в крещенский вечерок

Раз в крещенский вечерок
Белошвейка Алла
При свече, спустив чулок,
«Солнцебык» читала.
В сонном доме тишина,
Мышь в углу скребется.
На страницах Сатана
С девою ебется.
Вдруг шаги — скрипит паркет?
Боже, кто там? Боже! Нет!
Бьют часы, кричит сова.
Аллочка едва жива.
Ближе, ближе… (Ну, беги!)
Замогильные шаги...
Вот он: черный и рогатый,
Но пиджак на нем богатый.
Котелок, хронометр, трость.
А штанов не носит гость.
Ведь штаны- сизифов труд,
Им не скрыть злоченный уд.
Прошептала
Наша Алла:
-Не устали вы с дороги?
И легла, раскинув ноги.

Утром пробудилась Алла.
«Ой, как долго я читала,
А затем… Как стыдно мне!
Я с быком еблась во сне».

К зеркалу метнулась дева
И едва не поседела:
На лице ее примерно
Полстакана свежей спермы.
Молю, отдайся мне

«Молю, отдайся мне»,- шептал Ромео.
И сиськи мял Джульетты неумело.
Она тревожно: «Скажет что папА?»
Рука ее коснулась живота
Ромео. И скользнула вниз,
В трусы. Туда, где юный уд повис.
Ромео застонал. «Джульета, ну»...
И судорожно проглотил слюну.
«Ну, будь по-твойму. Только без минета.
Шучу, шучу». И в рот взяла Джульетта.


Некрофил Иван Таранов

Некрофил Иван Таранов
Встал сегодня очень рано.
Взял мотыгу, заступ, лом
И кирку, и костолом.
День ненастный, ветер свищет.
Стаи галок на кладбище.
Вот могила: «Ольга Фет.
Померла во цвете лет».
Ну, копает. Пот — на лоб.
Вот, однако, ейный гроб.
Открывает крышку: «Мааа».
Дева мертвая жива!
Вылезает из могилы
Говорит: «Врачи — дебилы».


Мой друг, кончай хандрить

Мой друг, кончай хандрить,
И вешаться так рано...
Поехали кутить.
Поехали к цаганам!
Там сладостный дурман,
Там добрые цыгарки,
Там анаши туман.
Но главное — цыганки.
Ах, сладостно ебстись
С цыганками на воле!
Забыв про суету.
Забыв про дуру-Олю.
Мой друг, кончай хандрить!
И вешаться так рано.
Поехали кутить!
Поехали к цыганам!

Быть иль не быть? — вот в чем вопрос

Быть иль не быть?- вот в чем вопрос...
Вернее,
Вопрос в другом: ебсти иль не ебсти
Офелию?
Она сестра мне.
О, мука! Как в этой схватке
С пошлостью людской
Покончить с нею?
Отъебсти...
Забыться.
И знать, что благородный уд
И девственна пизда
Препятствий не имеют?
Нравы, нравы...
Придумал кто
сей горестный закон:
«Нельзя ебсти сестру»?
Закон кровавый.
Офелия!
Идет...
Едва завидя
ее
Поднялся уд.
Послушаюсь же уда!


Очарована, околдована

Очарована, околдована
И на уде неистовом верчена.
Ты бордельная, ты блядельная,
Ты великая моя Женщина.
Как люблю придти...
Ах, горит окно!
В этот светлый дом
Где блядей полно.
Нужно ебсть блядей! Остальное — шлак.
А жена, как сон, стороной прошла.


Плененная турчанка

О, как прекрасна ты, плененная турчанка!
Сидишь, потупя взор, на старой на тачанке.
Вот бравый офицер подходит: «Хочешь есть?».
Ты отвечаешь: «Да». А он, что «есть- за ебсть».
Согласна ты. Ведет скорей тебя в кусты.
И выхватишь ты нож, его зарежешь ты.
И побежишь скорей. Мельканье ног босых.
И выстрелит в тебя солдатушко Косых.
Фамилие соврет. Ты рухнешь на песок.
И ворон прилетит и выстрелит в висок.


Но вы, к моей несчастной доле...

«Но вы, к моей несчастной доле...»
Онегин слушал и пердолил.



Яиц моих померкнет слава...

Яиц моих померкнет слава.
Покроется паршой мотня.
Моей поэзии держава!
Лишь ты напомнишь про меня.