Позвольте Вас отхеппибездить!

Автор: Канцелярская Крыса Пиздануло неожиданно, как ночная диарея, Машкино четверть века. Охуеть. Совсем скоро из наших с ней цифр в графе «Возраст» пропадет цифра «2» и на смену ей придет, скрюченная всеми хандрозами в мире чахлая «тройка». Вот, как эту тройку, и нас с ней скрутит геморрой, целлюлит, преждевременные морщины, кариес и прочий остеохандроз, которым пугают с телеэкранов сериальных теток в зассанных пегих халатах.
Этот летний нежданчик привалил в августе. Машка, сука, Дева. И я, сука, Дева. А на самом деле мы – две мадам Ебанько. И если и нет такого знака зодиака, то его непременно стоило бы выдумать, чтоб мы с Машкой успешно смогли под ним родиться. А эмблемой ему нужно сделать курицу. Бройлер, бля, с ножками, кривыми и когтистыми и жопой в перьях. И глаза такие тупые-тупые, что задняя стенка черепа светится, если ей на просвет глянуть. В душу, так сказать, в самую заглянуть.
Вот под этим знаком зодиака мы и должны были бы родиться. Если бы наши доблестные мамы не зачали нас под Новый Год. Подозреваю, что по сильно синей дыне. Ибо как же еще на свет могут появиться такие две стерляди? Ибо лишь самый на голову ебнутый сперматозоид породил в августе Машку, а в сентябре месяце и меня. И мы даже не удивляемся, отчего нам бог не дал близнецов-братьев али сестричек. Ибо второго такого же креативно одаренного сперматозоида одновременно не нашлось.
Похуй на сперматозоидов. День рождения. Итак, Машку ебнуло, как сковородой в темном коридоре по плешивому темени, двадцатипятилетием. И она автоматически перепрыгнула из клумбы цветущих нимф, пахнущих лужайками и одуванчиками, в зловонную выгребную яму старых дев, побитых, словно шапка молью, собственными годами.

-С рождением, карга старая! С ебилеем тя, перхоть! Позвольте вас отхеппибездить!– ору я в трубу, едва продрав глаза и даже не удостоверившись, правильно ли я сослепу наковыряла номер в телефонной книге. (ебать будет сюрприз, если я ошиблась и проору сейчас всю эту хуету, обвешанную мишурой и соплями счастья, совершенно постороннему человеку, который в душе не ебет, отчего с утра его какая-то афца обозвала старой каргой. А оттого, дорогие мои, что вы пофамильно расположены рядышком с моей Машкой в телефоне. Так сказать, на соседних полочках ножульки свесили. Извините уж, нехуй было на одну букву с Машкой фамилие себе заводить!).

-Кто из нас и старая, дак это ты, кошелка ты дермантиновая! – радостно орет именинница. И она, рухлядь этакая, права, ибо мой сперматозоид был ниибацо реактивен и добежал до цели на два года раньше Машкиного. Поэтому для меня она всегда остается заебательской прынцессой без единой морщины и с целой жизнью впереди…. Мне же пора заворачиваться в белые простыня и пиздовать в сторону кладбища… Но простыню у меня с балкона третьего дня сперла бабка с четвертого этажа. Ей нужнее, я не обиделась. А до кладбища и с пересадками в солнечный день хуй доедешь… Поэтому я побрила ножищи, подозревая, что это совершенно бесполезный перевод пены для бритья и времени, ибо на Машкином варенье хуй поебешься на халяву – всех носителей брук с яцками я и так знала в лицо. И вечер начинал казаться скучным…
Но не тут-то было! Ибо одну из молчаливых пауз мы решили порешить на корню и закинулись водочкой. После третьей мы вспомнили, что за каким-то длинным хуем приковыляли в караоке. Слух из всех из нас был лишь у гитариста Димасика, который выхватил микрофон из птичьих лапок девочки-официантки и так и не выпустил его до скончания дней своих тем же вечером мордой в салате. Ибо до сладкого не дожил. Некрепок на алкоголь и превратности судьбы.
Супруга Димасика, сбитая баба, оказалась вынослива на спиртное, как лошадь Пржевальского и богата на голос, аки купчиха. Микрофон не отнять – покалечит к хуям. Димасик спит. Мы поем.
На первое пошли Крылатые качели. Откатавшись на качелях, мы в обнимку исполнили надрывно «Ой, то не вечер-то не вееечеер!»
-Вы кого хороните, шмакодявки! – просипел Димасик, временно исторгнув разум из алкогольного плена. — Воете, бля, как на луну! Уймитесь на хуй, а то пиздану молочником! – и вновь ушел в небытие.
Мы устыдились и сменили репертуар. Обнявшись дружною толпою, завыли разухабисто-девическую «А я нихачу-нихачу по расчету!», но тут нам взгруснулось… Ибо нам один хуй такие пестни орать рожей не вышли. Не по рангу нам такие пестни орать. Меня не звали замуж ни по расчету, ни по любви охуенной с сорок пятого года, когда черт и положительный тест на беременность дернули моего тогда еще будущего мужа на мне поджениццо… Спустя три года я выставила коробку с его труханами и пятью носками за порог с пожеланием эмигрировать в Гондурас и оттуда не возвращаться. Машку же не звали замуж никогда.
Но тут нашему празднеству пришел Пиздец. Пиздец назвался Владиком. Он пришел на запах Музыки, ибо был музыкален, как пятки Страдивари. Он, сука, бородой своей кудлатой, как жопа пуделя, чувствовал, где поют. Туда и шел. Бороду вперед и похуячили. Как по компасу. Как алкоголик музыкальный. Кто на запах водки, а этот на си-бемоль приходит… Призрак Оперы, натурально.
Взяв азимут на наш караоке-бар, где искрилось деньрожденье, долго ли, коротко ли, припердел он, в ночи услышав заунывные стенания Машки о неразделенном сексе. Пришел разделить посильно, так сказать.
Сунув бороду в дверной проем, он сказал:
-Мария, с днем рождения! Жажду припасть твоим устам сахарным, коими ты охуительно си-бемоль лажанула в куплете первом и в припеве! Вожделею лобзать длань твою правую, ибо галантен шопездец и приволок подарок!
Сука Машка до сих пор не сознается, сколько минетов ей пришлось пережить за тот сказочный ноутбук, что притаранил Владик ей на четвертьвека… На какие кнопки ему она надавила, и какие болевые точки нашла, гестаповка алчная, до сих пор мне неведомо. Но факт остается фактом – нищеброда и жадного, как десять тысяч скруждей макдаков, Владика на подарок ей удалось развести.
Видимо, сестра и мама, а так же тараканы, проживающие на кухне дружной семьи Матушкиных, дворовые кобели и подъездные кошки до сих пор не знают об этом аттракционе невиданной щедрости, ибо с гавнищем сожрут Владика, через суд признают невменяемым, выпишут из хаты и сдадут на хуй в дурку пускать слюни за воротник и ковырять козюли.
И там ему самое место, скажу я вам, уважаемые присяжные заседатели!
-Ох, бля, это шо за апостол Андрей? Ты пришел исповедать и причастить прихожан? – возопил раб божий Димасик, увидев жопу пуделя, из-под которой стремительно вылетали поздравления.
-Иди в хуй, друг мой, это мой парень, Владислав! – ощерилась всеми клыками Машка, тощей грудью встав на защиту прынца. Еще бы – почти подарил ноутбук, а тут хуету под руку говорят. Да еще кто- стописят рублей подарил, а сожрал на восемьсот! Я сижу молчу в скатерочку, ибо ни хуя не подарила. Лучшие подруги приходят на халяву – этот закон я уловила в каком-то америкосовском кино. В каком – не помню, хоть убейте. Факт в том, что Машка это кино тоже помнила, и на мою наглую голодную харю без презента не обиделась нисколько. Вот она – солидарность бапская. В дороге кальсоны – и те пополам.
-Еббаааать, Владислав… Вы охутиельно щедры сегодня ночью…- я завистливо потянула клешни к ноутбуку.
-Убери грабли, ехидна! Найди себе попа и выдаивай из него чудо-технику, а нам не мешай пестни орать в шнуровые микрофоны!
Я поняла, что на этом празднике чужого счастья удача не повернется ко мне волосатыми коленками, а так и останется стоять моим лицом к своей заскорузлой жопе…..
….Ноутбук наконец перекочевал Машке под креслице, надежно там запрятанный. Владик мусолил Машкины одинокие тити, сразу две одной клешней, в другой сжимая микрофон. Фальцетом пел все серенады, что сумел найти в сборнике пронумерованных шыдевров постсоветской культуры. Димасик спал, втягивая ноздрей кальмарные кольца, супруга выла, вторя Владику, Машка дурной куклой лыбилась на каждый второй септаккорд, а я…. Я нажирала харю, ибо была счастлива как никогда. У Димасика был кальмар. У супруги Димасика был Димасик. У Владика был микрофон. У Машки – ноутбук. А у меня? — спросите вы, заебавшись читать всю эту хуету из параграфа в параграф.
У меня была Машка. Вместе с ебаным целлюлитом, который мы нещадно парили в сауне. С грудями, которых в порядочный лифон помещается кило восемьсот, если без недовеса. С четвертью века, уже успевшую набить ей шишку на лбу, в момент музыкального оргазма, накрывшего Владика в очередной раз в момент исполнения «Луч солнца золотого». Он подхватил Машкину тушку на руки и закружил в вальсе. Смахнув вдребезги супницу и молочник. Ибо нехуй в караоке девок на руках крутить, как, бля, гантелю какую. Не тренажерный зал. Караоке. Приличное место, бля!
…С ноутбуком, с которым не рассталась даже в туалете, куда выкатилась на проблеваццо счастливая именинница. Ибо боялась, что, выпустив его из лапок, утеряет агрегат навсегда. Хитрая сука Владик тут же снесет его в магазин, где взял, и досрочно вернет кредит на три года.
Мы стояли в ночи, распихивая пьяных гостей, коих, кроме Димасика с супругой, было до хуя, ровным счетом шестеро.
Таксо уехало, источая аромат нещадно детонирующего бензина. Мы остались втроем – я, Машка и ноутбук. Владика удалось сплавить Димасику с супругой, ибо им было по пути.
-Ну, подруженька, вот и постарела ты нехуйственно со вчера! Как жопа годовалого младенчика, свежа была вчера, а сегодня хуй! Урюк сморщенный!
-Песдишь, любимая…. – затянулась сигаретою Машка. – Если бы урюк, хуй бы мне мой человек-тромбон ноубтук в кредит оформил! Крема был поллитру для вымени подарил. Коровам еще такие закупают ведрами.
Я закатилась в завистливой истерике, попытавшись представить, с какого колена Машка вломит своему протодьякону, буде тот припер бы ей бадью крема для вымени.
-А от них сиськи растут?
-Не знаю… Надо погуглить. Если растут, надо брать! — резюмировала ебилярша и потрусила в сторону одиноко торчавшего чорного таксо, давно заприметившего двух поддатых телок под призывной афишей караоке-бара.
Я потрусила за ней.
Мы сидели в таксо, обнявшись на заднем сиденье автомобиля. Кураж сменился лирикой. Машка держала на коленях подарок, словно ребенка из роддома везла. Она была счастлива. И хуй с ним, с ноутбуком! Счастлива от того, что ее поп Владик сипел сегодня ей пестни об охуенной, просто до небес, любви… И в те слова под дозу алкоголя верилось, и дышалось любовью и нежностью….
Я тоже была счастлива. Ибо рядом со мной сидела моя Машка, у которой сегодня был четвертьвека.