Милый сердцу хлам

Автор: Александр Демченко — Чтоб ты сдох! Чтоб тебе было!

Тамара не любила Николая. Трудно было его любить. Когда мужчина с душой прикладывается к стакану, у суженой проблемы с высокими чувствами. На ее стареющем лице уже нет слез сожаления, вместо нежности и трепета — сомнения, ненависть, ностальгия по ушедшим денькам-денечкам (да и то не всегда). На ее язычке крутятся отборные проклятья. В ее голове вопросы без ответа, в морщинистых руках разорванные свадебные фотографии. Ее сон чуток и проходит в другой комнате.

- Превратил квартиру в свалку! Выброси это дерьмо! Выброси! Завтра люди придут, а у тебя параша, а не комната!

Николай Тамару любил. Знаком с ней двадцать пять лет, столько же и боготворил. Он знал цену их общему счастливому прошлому, но, увы, не умел грамотно, по-супружески, спроецировать его на сегодняшнее тревожное настоящее. На хрупком мужском сердце висел груз из старых добрых семейных ценностей. Николай как мог культивировал любовь, доверие, взаимовыручку, да только Тамарка не ценила его душевные порывы: подаренные цветы были «веником», купленная по случаю годовщины бутылка вина – «пьянкой», а попытка поцеловать супругу – «изнасилованием».

- Ты бы не бухло покупал, а в комнате у себя прибрал! Развел свинарник! Чтоб тебя разорвало! – сокрушалась Тома и лупила поддатого Кольку мокрым кухонным полотенцем.

Тяжело облокотившись на стол, Николай молча принимал удар за ударом, от внутреннего страха улыбался в зубы, а в душе остро ждал, когда благоверная сменит гнев на легкую злобу. Нельзя было в горячке вести переговоры о мире на совместных 46 квадратных метрах: любая фраза могла подбить на окончательный разрыв и паскудный дележ жилплощади. То, что нужно «правильным» женам, и то, чего не боятся «неправильные» мужья.

- Тома, я приберу, но потом. Не сегодня.
- А когда ж?
- Не знаю. Трудно мне сейчас. Давай лучше выпьем.
- Сам пей! Скотина! Пшел остюда!– фыркнула жена и убежала из кухни.

Николай проводил ее взглядом, еще с минуту-другую курил, а после взял бутылку вина и поковылял к себе.

У каждого должно быть место, где можно спрятаться от сварливой женщины, набраться сил для следующего боя быков. Для Коли таким укромным уголком стала его обросшая мусором комнатка. Здесь с почерневшего от табачного дыма потолка свисала голая лампочка, пол был усеян хлебными крошками и клочками бумаг, тут и там валялись конфетные фантики. На потертом диване пылилась разорванная коробка от тортика «Птичье молоко», у лакированного шкафа – высокая стопка разноцветных открыток «Олимпиада-80», рядом соломенная шкатулка, внутри которой лежали пожелтевшие трамвайные билетики.

При виде этого барахла, Коля по-доброму улыбался, глаза его блестели, а дыхание становилось тяжелым. Он любил этот ненавистный Тамаре мусор. Он восторгался этой мелочёвкой. Глядя, как Николай крутить в руках фантики, можно было подумать, что для него это не хлам, а что-то очень важное, родное, вечное. То, что его уносило куда-то далеко, подальше от склок и упадка.

Он всматривался в цвета, форму бумажек, раз за разом вдыхал их запахи, дрожащими руками перекладывал вещицы с места на место: с дивана на стол, со стола в шкаф, а откуда на пол и обратно. Он кружился в нелепом танце со шкатулкой, искал среди трамвайных билетиков счастливый, складывал в уме цифры, а найдя заветный билет, падал на колени и со стеклянным взглядом, на выдохе, монотонно бормотал лишь ему понятное «Спасибо. Спасибо. Спасибо…».

- Завтра приедут квартиранты, будут комнату смотреть, приберись, пожалуйста, — сказала из дверей жена.

У Николая вырвалось отчаянное «А как же я? Куда меня?», у жены спокойное «Как-нибудь, куда-нибудь». Женщина ушла спать, мужчина поплёлся на кухню за штопором.

***
Следующим утром Колю разбудил визг пылесоса. Николай лениво открыл глаза, увидел Тамарку, которая наводила уборку. Сначала он подумал, что это сон. Закрыл глаза. Вновь открыл. Нет, он не спит. Боязливо осмотрел комнату, понял, что это больше не захламленная нора, а жилище, что нет здесь мусора, все вокруг пропитано чистотой, свежестью и его выселением.

По голове как будто бы шмякнули мокрым полотенцем. Николай подпрыгнул с кровати и с глазами полными страха и безнадеги, отчаянно прохрипел «Где?», которое заглушило звук пылесоса.

- Что «где»? – с опаской спросила Тамара.
- Где?! Где они?! – кричал Коля, а сам метался по комнатке: от шкафа, к столу, от стола к дивану, тут и там что-то искал, время от времени мямлил с досадой «Выбросила, падла, выбросила».

На дрожащих ногах жена попятилась к окну, Коля же с криком «В ведре! В ведре!» выбежал в кухню. Здесь он припал к мусорной ведерке, в ней откопал пожелтевшие трамвайные билетики, скомканную коробку от тортика «Птичье молоко», стопку разорванных открыток «Олимпиада-80».

Николай радостно выдохнул и с силой прижимал к груди свои сокровища, а после без стеснения завыл в голос.

Тамара осторожно заглянула в кухню, увидела взъерошенного мужа с кучей мусора в руках и мгновенно сквозь зубы выпалила:

- Словил «белочку».

Николая передернуло, всей своей сутулой фигурой он впечатался в холодную стену и еще громче расплакался.

- Совсем плохой, совсем дурак. Ты чего, Плюшкин, развонялся?

- Ну и дура ты… Просто дура… – только и смог сквозь слезы процедить Коля.

Тамара вольготно прошла на кухню, перешагнула через ноги мужа и поставила на плиту чайник, после присела на табурет и стала рассматривать свой накануне сделанный маникюр.

- Ну и что случилось? На кой тебе этот мусор? – не отрываясь от ногтей спрашивала жена, а сама подумывала набрать «02» и сбагрить на госхарчи обезумевшего супруга

- Мусор? Сука, мусор?! Это ты мусор! – прокричал Колька и не глядя бросил в Тамарку помойное ведро, которое пролетело над головой женушки. Тамарка отпрыгнула к дребезжащему холодильнику и уже оттуда стала почем зря материть Николая.

- Ну все! Все! Вывел! Сдам в «дурку»! Сдам придурка!

- Себя сдай, тварь! Дура конченная! Дура! Для тебя это мусор, а для меня – память! О тебе, сука, память! О тебе! Вот эти билетики с трамвай, я ж на них до тебя ездил, когда мы только дружить начали. А с этой коробкой конфет пришел к твоим родителям знакомиться! А эти открытки я тебе из Москвы присылал! Все это ты! Ты, Тома! Ты! Сука!

Пузатый чайник из нержавейки все громче и громче насвистывал, струя пара вырывалась из крышки и уходила в пожелтевший облупленный потолок. Раз за разом, секунду за секундой. И будто не было никого на кухне, будто бы все домочадцы сидели в большой комнате у теплого громкого телевизора, который своим цифровым звучанием забивал иные звуки.

- Коленька, ты — мудак. Ты бы не билетики собирал, а деньги зарабатывал.

В дверь позвонили.

- Квартиранты пришли, — сказала спокойно Тома, — Посиди на кухне, я им твою комнату покажу.
- Тома, подожди.
- Что такое?
- О чем ты сейчас думаешь?
- Думаю, как бы комнату сдать. Хоть какая-нибудь деньга будет….
- А как же я? Куда меня?
- Есть вторая комната… Вторая комната…

Тамара ушла открывать, а Николай утер раскрасневшееся лицо полотенцем, улыбнулся себе и еще раз посмотрел на свой милый сердцу хлам. Среди мусора он заметил счастливый билетик.