Я иду искать...

Автор: Кичапов Глава 3
ТРИ

Облегченно вздохнув, Андрей рассмеялся и, махнув рукой, сказал:
— Да разве это работа? Рамы, плинтуса, косяки, двери… тоска одна. От такой работы только отупеть можно, для души-то – ничего.
— Для души… — еще раз буркнула терапевт и, засунув руки в карманы халата, вышла из палаты.
После ухода медиков Шишкин задумался: «Старуху надо опасаться, придется поработать не только головой, но и руками. Вспомню детство и кружок «Умелые руки», надо продержаться хотя бы недельку, иначе все обломится».
На следующий день, не успели Лариса с врачом даже толком попить утренний чай, раздался тихий стук в дверь. Вошедший Шишкин поставил на их стол маленькую изящную полочку под цветы. Лидия восхищенно ахнула.
— Сам сделал? — недоверчиво спросила она.
И этот здоровенный парень ответил:
— Это для души, доктор, не шедевр, конечно, просто вам в кабинет, цветы поставить.
— Да на такую игрушку эти банки и ставить-то стыдно, да и не выдержит она, — врач со вздохом переставила полочку на подоконник.
— И горшочки можно, и полочки для журналов, и ящик картотечный, — продолжил он.
— Нам таких умельцев производство не дает, план на первом месте, — пожала плечами терапевт.
— Пока у меня здесь время есть, я могу что-то успеть, планки, гвозди, лак мне принесут, а работать я могу у санитара в подсобке, обещаю, неожиданностей не будет.
— Иди пока в палату, я подумаю, — и подождав, пока Андрей выйдет, продолжила: — Не лежит к нему сердце, говорят, жестокий, хитрый, а тут… полочки, — она обвела взглядом кабинет, — а обновить бы надо. Ладно, пусть поработает, выписать никогда не поздно, посмотрим. Зачем ему больничка?
Лариса, глядя, в сторону спросила:
— Может, он боится кого-нибудь? Помните, мы одного тут как-то тоже долго держали, его убить хотели за что-то.
— Случай явно не тот, — ответила врач, — «режим» говорил, разборка недавно была, авторитеты что-то выясняли, так этот наш там одного, в прямом смысле, по стенке размазал, никого не побоялся. Так что случай все-таки не тот.
Врач ушла домой, а Лариса сидела, глядя на полочку, и снова вспоминала: «А ведь в том сне был еще и Олег, странно, один сидящий зэк, второй явно криминальный авторитет, но относятся ко мне по-человечески». Выходя из кабинета, она увидела стоящего в конце коридора Андрея, который что-то говорил санитару.
— Материал вот заказываю, завтра начну, приходите скорее на работу, сестричка, — обратился он к Ларисе.
«Все-таки я не ошибаюсь, он добрый», — подумала она. Кивнув головой и скрыв улыбку, она вышла из санчасти.

Наступившее утро, как и предыдущее, было солнечным, на детской площадке уже играли ребятишки, девчонки азартно прыгали по классикам, а остальные играли в прятки. Водил какой-то толстенький карапуз. Уткнувшись лицом в ствол дерева и для верности закрыв глаза ладошками, он громко говорил: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать!» Ларисе подумалось, что эта детская бесхитростная считалка проходит, наверное, через всю жизнь. Люди ищут и ищут, и не каждому это удается. «Мне, кажется, тоже пока не повезло», — подумала она.
…На радостное «Здравствуйте!» от Андрея врач кивнула головой и спросила:
— Что это вы так развеселились?
— Да вот, доктор, поработать захотелось, давайте, командуйте!
Лариса сидела за столом молча и смотрела, как Шишкин с Алексеевной что-то размечают на стене. Он кивал головой и записывал в листок. Подойдя к стене и ставя на ней какие-то точки, тихо считал: «Раз, два, три…» Неожиданно для себя Лариса очень тихо продолжила:
— Четыре, пять, я иду искать… — ее никто не услышал, и она снова повторила: — Иду искать...

Всю последующую неделю у Ларисы было много работы. Ей еще поручили оформить два стенда, о СПИДе и о туберкулезе, в этом ей взялся помочь Андрей, ажурно вырезал «шапки» из пенопласта, они вместе подбирали материал, получилось очень красиво и ярко. Лидия Алексеевна и главврач похвалили ее.
По отношению к врачу Шишкин вел себя очень уважительно и постоянно это подчеркивал. А с Ларисой они теперь много и подолгу разговаривали, так она и узнала, что за изнасилование Андрея чуть не обвинили по милости его девушки — та хотела, чтобы он на ней женился, и, решив ускорить ход событий, обвинила его в этом якобы свершившемся преступлении. Со слов Андрея, она позже раскаивалась в этом поступке и даже объяснила следователю, для чего это сделала. Но тот решил, что девушку запугали, и повёл следствие дальше, а тут еще «друзья», узнав, что Андрей арестован, неизвестно какими путями повесили на него ограбление и зверское избиение одного шапочно знакомого коммерсанта.
— Подставили и обложили со всех сторон, — с нескрываемой горечью говорил Андрей. — Хорошо хоть, потерпевший, когда в сознание пришел, сказал, что это не я сейф брал, а вот кто его бил, он сказать не может, так как сразу сознание потерял. Вот так я и загремел на всю катушку, — закончил он свой рассказ.
Лариса ошеломленно молчала, а потом спросила:
— Как же так, разве так бывает, чтобы совсем ни в чем не разобрались?
— Значит, бывает, раз я здесь, — ответил Андрей. — Жизнь, она такая, в полосочку, полоса поуже — белая, пошире – черная. Вот я, похоже, на черную и попал, да еще и вдоль. Друзья эти, так называемые, хорошо меня знали, я их не сдам и молчать буду, характер такой, — объяснил он Ларисе, — а УДО мне не грозит, слыхали, наверное, какие разговоры обо мне среди ментов ходят — грубый, жестокий, режим не уважаю, работать отказываюсь, — он выжидательно смотрел на нее. Не дождавшись ответа, ожесточенно продолжил: — А я злым сразу стал! Как только меня приняли, сначала любимая предала, потом друзья, следователь только признание выбить пытался, да и в камере, если б поддался – все, кранты! Никто ведь, ни там, ни здесь, не стал разбираться, в зоне и надо быть злым и жестоким, иначе не выжить. — Он внезапно замолчал, посмотрел на свои вздрагивающие руки, снова сказал: — Спасибо вам, Лариса Евгеньевна, — не дав ей сказать ни слова, продолжил: — За то, что выслушали! Меня даже отец слушать не захотел. Только не надо меня жалеть, терпеть ненавижу! Я сильный, я всё это переживу и выдержу, это я ЗДЕСЬ злой. Вот, выговорился, и вроде легче стало, я всё-таки не ошибаюсь в вас, вы красивая, умная и добрая. Давайте продолжать работать, — он глубоко вздохнул.

Совсем другими глазами Лариса теперь смотрела на этого парня и, как ей показалось, внезапно все поняла: «Он добрый и сильный, поэтому и не стал оправдываться, доброго всегда легче обвинить, он просто не стал защищаться на суде, чтобы не испачкать подозрениями друзей». Лариса была рада тому, что он доверил ей свою душу. С каждым днем он становился ей все ближе и понятнее, ей не хотелось уходить с работы домой, с нетерпением ждала новой встречи.
На одном из обходов врач сказала:
— Ну что, Шишкин, учитывая твою просьбу, выпишу тебя дня через два. Работу свою ты закончил, спасибо большое.
Андрей неуверенно улыбнулся ей и как-то виновато посмотрел на Ларису. Та ничего не понимала, он молчал. И только в последний день, глядя на нее широко раскрытыми глазами, он объяснил, что это из-за нее он попросился на выписку:
— Вы очень нравитесь мне. После суда я решил, что женщинам нет места более в моей жизни, я не думал что встречу ЗДЕСЬ настоящую женщину! Мне все время хочется видеть вас, говорить с вами, дотронуться до вас, — с отчаяньем говорил он ей, — я боюсь не сдержаться! Лариса, я не могу подвести вас, кто вы и кто я, поэтому мне лучше уйти в отряд. Нет, там мне не будет легче, — не дал он ей заговорить, — но там я могу скрывать свои чувства. Это будет, наверное, нелегко, но я постараюсь, говорил же, я сильный. Только знай, Лариса, — перешел он ты, — для меня ты… — он махнул рукой и выскочил. Как Ларисе показалось, глаза у него подозрительно блестели.
На следующий день, придя на работу, Лариса прошла по стационару. В палате, где лежал Шишкин, стояли три аккуратно заправленные кровати, одна была пуста…

Тревожный стук в дверь, резкий звонок, и снова громкий стук. Лариса проснулась и посмотрела в окно. Темно, в свете ночника видны были капли, стекающие по стеклу, третьи сутки шел дождь. В прихожей с кем-то разговаривал Михаил, голоса раздраженные, громкие. Хлопнула дверь, и Лариса, накинув халат, вышла из спальни. Михаил быстро одевался, посмотрел на жену и сказал:
— Ночь еще, ложись, досыпай.
— Что случилось, Миша, куда ты в такое время?
— Побег, — коротко ответил муж. — И погоду же, сволочи, выбрали, ни одна собака след не возьмет.
Непроизвольно охнув, Лариса спросила:
— А кто убежал-то, много их?
— Ну, помногу они здесь не бегают, — усмехнулся муж, — толпой труднее прятаться. Точно неизвестно пока ничего, проверка в зоне идет, считают.
Набросив на плечи дождевик, Михаил обнял Ларису, погладил ее по плечу:
— Ты поаккуратней здесь, дом к самой тайге прижимается, а они, суки, с автоматом ушли! — Заметив вопросительный взгляд жены, тихо сказал: — Солдата с вышки сняли, первогодок был, совсем неопытный, наверное, подпустил.
Закрыв дверь за мужем, Лариса, не включая свет на кухне, снова подошла к окну. Сквозь дождевую пыль ясно был виден освещенный штаб и машины, в кузове которых замерли солдаты с автоматами, слышался надрывный лай собак. Взревев моторами, машины уехали. Лариса поежилась и отошла от окна, зачем-то проверила, хорошо ли закрыта дверь, и вернулась в спальню. На душе было тревожно, не выключая ночника и не снимая халат, она легла, зная, что уснуть больше не получится.

Утром, выйдя из дому, Лариса то и дело встречала встревоженных женщин, все выспрашивали друг у друга подробности, делились, кто что узнал. Метя цветастой юбкой мокрый асфальт, навстречу Ларисе вылетела раскрасневшаяся Светка. Обматерив «побегушников», которым «не сиделось», а заодно и «хозяина», от которого тоже толком ничего не узнаешь, она сказала:
— Ты-то в зоне сейчас все разузнаешь, заскочи после работы, расскажешь из первых рук.
Лариса кивнула и медленно пошла дальше. Это страшное слово «ПОБЕГ» словно витало над поселком, било набатом, наполняло тревогой. Но оно же и объединяло этих людей, давая им понять, что, несмотря на все их бабские склоки, они вместе. И подстегнутые этим словом, женщины старались ободрить друг друга, уверяя, что ничего страшного не произошло, к вечеру все их мужья вернутся домой.
Ларисе было даже приятно, что все отошло на второй план, она не спрашивала фамилий убежавших, скорее всего, она их и не знала. Поэтому, войдя в свой рабочий кабинет и услышав фамилию Шишкин, вначале не обратила на это внимания, будучи занята своими мыслями. И только чуть позднее, уже вслушиваясь в разговор начальника медчасти и «кума», до нее дошло: Шишкин — это как-то связано с побегом. С трудом дойдя до стула, Лариса буквально рухнула на него, через какое-то мгновение очнулась, увидев перед собой растерянное лицо начальника отряда и почувствовав, что тот трясет ее за плечи. Лидия Алексеевна, стоя в стороне с офицерами, удивленно смотрела на нее. Первые ее слова, которые Лариса услышала:
— Что ж ты так переживаешь, милочка?.. Ну и реакция у тебя, — и, заметив вопросительный взгляд «режима», с грубоватой прямотой добавила: — Как же тут не испугаться! Мы же с этим Шишкиным две недели общались, — она обвела руками кабинет, — видишь, как приукрасил нам все здесь, и вел себя как пай-мальчик. «Ах, какой вы доктор!.. Ах, Лариса Евгеньевна, ах, ваш кабинет…» — передразнила врач Шишкина. — Я и сама ошалела, когда про побег услыхала, а что ж ты от девочки хочешь. И ведь говорила тебе, неспроста это, зачем-то он в больничку залез, — напустилась она на режимника.
— Да на хрен ему ваша больничка была нужна, если он из промзоны ушел, — не выдержав напора врача, психанул тот, — да еще с собой четверых придурков увел. Ясно было бы, если бы авторитеты-большесрочники с ним ушли. Так нет же, каких-то чмошников вокруг себя собрал!
Отрядник, не глядя ни на кого, тихо сказал:
— Солдатика зарезали, совсем пацан, хотел после службы на художника учиться, рисовал здорово, — вздохнул и добавил: — Все, отрисовался.

Лариса сквозь неумолчный гул в ушах разбирала только отдельные слова: «Андрей», «побег», «солдатик», «автомат», «убили»… Пыталась как-то соединить их вместе. Но они разлетались тяжелыми осколками, никак не желая соединяться в единое целое.
— Как же он смог? — этот вопрос она задала непроизвольно, и не ждала ответа, но ответил «режим»:
— Для таких ничего святого нет, им спецзоны строить надо. И в кандалах, в цепях держать. Звери. Но ты не переживай и не бойся, возьмем мы его, а там, глядишь, за солдатика и «вышку» получит.
Начальник санчасти хмыкнул:
— Не забывай, он с автоматом, не так-то просто взять будет… Как бы еще чего…
Лариса все равно ничего не понимала. Нет! Не мог тот Андрей, которого она узнала, быть таким хитрым, расчетливым и жестоким. Она ведь до мелочей помнила их разговор «за жизнь»: как вел он себя на суде, взяв на себя дела друзей, видела его руки, из которых выходили такие изящные и ажурные полочки. «НЕТ! НЕТ! НЕТ! — билось в голове. — Тут какая-то ошибка».
Врач, видя, в каком состоянии находится Лариса, отпустила ее домой:
— Сегодня усиление, приема не будет, иди.
А режимник, провожая до вахты и приняв ее состояние за тревогу о муже, пытался успокоить и рассказывал какие-то случаи из своей жизни, где все заканчивалось быстро и хорошо. Лариса не слышала его, машинально кивала головой и даже пыталась улыбаться. Придя домой, ничком упала на кровать, сжалась и лежала так, ничего не чувствуя, вся, как пружина, напряглась, и ее не отпускало.

Она не знала, сколько прошло времени, но вдруг почувствовала на своем плече чью-то руку. Открыв глаза, увидела мужа, и с трудом, с его помощью поднявшись с дивана, замерла в его объятиях и непослушными губами спросила:
— Что, уже все кончилось, поймали?
— Нет, любимая. Я приехал на два часа, покормишь чем-нибудь?
Пока она разогревала ужин, Михаил рассказывал:
— Все пять зэков ушли в тайгу, собаки след не берут, мокро все вокруг. Так что, думаю, дня два-три я буду очень занят. Скорее, и дома не всегда смогу появиться, а там видно будет.
Вымыв посуду, Лариса проводила мужа к ожидавшей его машине. Махнув на прощание рукой, он уехал. Ночь для нее была кошмаром, уснуть так и не смогла, мыслей не было, просто ужасно болела голова.
Утром к Ларисе зашла Лидия, посмотрев на ее осунувшееся лицо, сказала:
— Пожалуй, и сегодня не выходи, там работы нет. Погуляй, подыши, только упаси Бог в тайгу! У дома походи!
Еще через пару часов в квартиру ворвалась Светка. Нещадно дымя, она сообщила, что в поселок привезли труп одного из бежавших. Нашли его в какой-то яме солдаты, которых на это место вывела собака. Кто-то из своих и грохнул, камнем, в затылок, в лепешку смяли. Мужики говорят, что только Шишкин так его завалить мог, ни у кого другого сил бы не хватило так врезать. Светка, как всегда, размахивала руками, пепел летел во все стороны.
— Слу-у-ушай, а ты же его ведь вроде видела?
— Кого? — не поняв сначала, спросила Лариса.
— Ну, Шишкина этого! Говорят, здоровенный парняга и красивый, правда, нет?
Лариса вдруг улыбнулась:
— Видела, он у нас лежал, и красивый, и здоровый, — она запнулась и продолжила: — Только вот, не убивал он никого, он добрый очень и воспитанный.
Светка, вытаращив глаза, смотрела на нее, потом выдохнула:
— Ну, мать, ты даешь! Да он уже двоих замочил, и дальше неизвестно, что будет, а ты мне про его воспитанность.
Лариса молчала.
— Ни черта ты в людях еще не понимаешь, среди зэков такие бывают, с виду ягнята, а по жизни — хуже волков.
Посидев еще немного и порассуждав о Ларисиной доверчивости, Светка, наконец, ушла.

Вечером Лариса вышла из квартиры и присела на скамеечку, которая стояла невдалеке под огромной березой. Она прислонилась головой к ее стволу и тихо, бездумно сидела. Вдруг из-за густого кустарника, который рос невдалеке от скамейки, раздался голос:
— Лариса, не бойся, это я, Андрей. Мне надо все рассказать тебе. Иди домой и открой окно, которое выходит на ту сторону дома, я подойду сейчас. Помоги, я ранен.
Лариса судорожно вздохнула, как всхлипнула, но голос уже пропал. В кустах слабо прошуршало и стихло. «Ранен, — пронеслось у нее в голове, — что же я сижу?» Войдя в квартиру, она решительно подошла к окну и распахнула створки, выглянув, увидела Андрея, который стоял, плотно прижавшись к стене под ее окном. Как только окно распахнулось, он, неловко подпрыгнув, ухватившись руками за подоконник, попробовал подтянуться.
— Помоги, — со стоном прохрипел он.
Лариса ухватила его за воротник и потянула изо всех сил. Перевалившись в комнату, Шишкин тяжело завалился на бок и негромко застонал. Лариса закрыла окно и обернулась к нему. Андрей уже встал и, согнувшись, прижимал обе руки к правому боку. Куртка с этой стороны была вся пропитана кровью.
— Ты ранен? Как? Рана глубокая? — Потом, посмотрев на его перекошенное от боли лицо, сказала: — Быстро в ванную.

Из тумбочки в прихожей она достала несколько стерильных пакетов бинтов и ваты. Больше перевязочных материалов в доме не было. Рана Андрея оказалась сквозной, крови, судя по его бледному лицу, он потерял много. Обмывая рану, обрабатывая ее йодом, а затем бинтуя, Лариса в общем-то ни о чем не думала, она просто оказывала помощь. Закончив свою работу и вымыв руки, она перевела взгляд на пол, где мокрой неопрятной кучкой лежала окровавленная одежда. Потом, посмотрев на Андрея, вернулась в реальность, в страшную реальность с побегом, убитыми людьми, поиском и напряжением последних дней.
— Как ты мог сделать такое, Андрей? Зачем ты это сделал? — спросила она.
Внезапная усталость накатила волной, и Ларисе захотелось просто лечь на этот грязный пол, закрыть голову руками и отдохнуть.
— Я ничего не сделал страшного, Лариса, — услышала она голос Андрея и покачала головой. — Это правда, — продолжал он, — я расскажу тебе обо всем, что произошло там, а ты сама решишь. Потому и добрался сюда, чтобы ты не думала обо мне плохо.
Он говорил быстрым шепотом, отрывисто, как будто боялся, что Лариса не захочет его выслушать. Мельком она подумала, что Андрей голоден.
— Что же мы тут стоим, пройдем в комнату, — Лариса провела его прямо на кухню. Глядя на то, как быстро он управляется с салатом и куском жареной курицы, чуть успокоилась. Налив ему большую чашку крепкого сладкого чая, ровным голосом предложила: — Может, начнешь рассказывать?

Обхватив чашку двумя руками, Андрей кивнул. Первые слова давались ему с трудом, он говорил сбивчиво, иногда надолго замолкал.
— Всего несколько дней после больнички прошло, я думал, уйду в отряд, с вами больше не встречусь, станет легче. А тут вдруг понял, задыхаюсь в бараке, не хватает чего-то, хоть ты тресни. Ночами спать не могу, днем голова чугунная. И все время кажется, вот сейчас повернусь и тебя увижу, — снова сбился он на ты. — Вспоминаю, как мы разговаривали, как кабинет делали, как ты улыбалась, и так тяжело становилось, как будто скребком душу царапает. А еще этот дождь, льет и льет… Вот и в эту ночь я маялся, потом решил выйти покурить, немного постоял и потихоньку вокруг барака пошел. Вдруг на запретке, под вышкой, вроде какие-то тени мелькнули, даже не испугался, подумал, что уже «глюки» начались, от недосыпу. Глаза закрыл, головой потряс, думал, пройдет. Открываю, а в этот момент что-то с вышки вниз упало, тяжелое. И разговор вроде, негромкий.
В два прыжка я забор преодолел, даже сам удивился, а там на земле солдат лежит, и трое наших над ним склонились. Один автомат уже себе взял. Я ошалел и шепчу им: «Уроды, что же вы творите?» Тут еще один из темноты нарисовался, смотрю, а это Петро, шнырь из штаба, мы с ним кентовались немного. Всегда всех в карты обыгрывал, даже меня, хорошо играл. Вот он-то и говорит: «Ну что, Андрей, теперь тебе с нами, сам понимаешь, отпустить не можем, терять нам уже нечего, — он кивнул на труп, — а так, глядишь, мы по дождичку и уйдем». Я как приклеенный стоял, затормозил, а они тем временем «кошку» на столб забросили, ватник на колючку, и полезли. Тут мне Петр руку протянул: «Ну что, кореш, рискнем? Может, и удастся еще лохов на волюшке пощипать да баб потискать… С нами?..»
Я, правда, как во сне — как первый ряд прошли, как через внешний забор перелезали, смутно помню. Потом еще долго бежали. Надо было подальше в тайгу, курнуть сели, про дорогу, машины что-то там, наперебой. Меня Петро по плечу похлопал: «Ну что, подельничек, вот ты и на свободе, и не думал, поди. Теперь вместе пробиваться, а дождик нам в помощь». Я только и спросил: «Автомат-то зачем взяли?» Рассмеялись все: «Ты что, мозги растряс, пока сваливали? Или думаешь, нас менты цветами встретят? За жмура — пожурят? — все снова рассмеялись. — А еще машину брать, нам теперь поровну, все в кровушке, не менжуйся!» Тут меня как торкнуло, посмотрел на эти рожи — куда я бежал, зачем, что теперь делать? Не врут сучата, верняк, вышку заработали, даже слушать не будут, что я по дури.

Андрей откинулся на стуле и потряс головой, как бы пытаясь отогнать страшные воспоминания.
— Вот так я и вышел курнуть… Кто в такое поверит?
— Но ведь шныря этого убитым нашли, все говорят, это ты его так, — сказала Лариса.
— Петра? Убитого? — Шишкин удивленно вскинул брови. — Нет, когда я уходил, он живой был. Значит, у них там свои непонятки. — Он опять задумчиво помолчал, а потом продолжил: — С нами типок один уходил, я его толком не знаю, но приходилось слышать, отмороженный на всю голову, Зверь погоняло, а точнее было бы Псих. С пол-оборота заводится, он-то мне пиковину в бок и сунул, когда я сказал, что дальше с ними не иду. Пришлось глушить, жаль, добить надо было! Думаю, он и Петра… Тот-то меня отпустил. Дела, блин! Во попух! Лопух!
— Ну и что же теперь делать? — спросила женщина.
— Сама же говоришь, всех собак на меня вешают. Да я, в общем-то, так и подумал: отличная из меня кандидатура на главаря, здоровый, влюбленный и тупой. Поэтому вот и решил с тобой обязательно поговорить, откуда-то знал, что выслушаешь, а вот поймешь ли?.. — Андрей с печальной улыбкой посмотрел на Ларису. — А вот что делать мне теперь, гадом буду, не знаю. Отлежаться бы где, подумать. Я, если честно, до сих пор еще в себя не пришел. Тебе вот рассказал все, вроде полегчало, уходить можно.
Он опять замолчал и сидел, устало опустив плечи и сжимая в огромных ладонях чашку с остывшим чаем.
— Куда же ты пойдешь? — тихо спросила Лариса. Тот молча пожал плечами. — Подожди, нельзя же так, — быстро и горячо заговорила она, — ты должен им все рассказать, нельзя так… Ты сейчас же пойдешь к начальнику, он в штабе, и все расскажешь!
Она растерянно замолчала, глядя на Андрея, а он осторожно взял ее за руку, легонько сжал и сказал:
— Подожди, что ты говоришь? Ты сама не знаешь, кто меня будет слушать? Кто меня к штабу подпустит? Застрелят, как только увидят, говоришь же, что я у них во всем виноват, да и репутация у меня. Не берут они живых побегушников, таких, которые с кровью, однозначно. Кто поверит во всю эту чушь? Как объяснить, что я о любви думал, а не о побеге?! — Шишкин почти кричал. Глубоко вдохнув и успокоившись, он продолжил: — Да и нет у меня никакого желания рассказывать им что-то о нас. Лариса, я сейчас уйду, не дело это, в твоей квартире находиться, все рассказал, суди сама. Ну а я, куда кривая вывезет, прорвусь! Ну, а не повезет, может, они меня не больно застрелят, — он подмигнул Ларисе и как-то беспечно махнул рукой, и тут же скривился от боли, охнул и схватился рукой за раненый бок. — Да, не очень весело будет, — как бы про себя сказал он.
— Может, тебе спрятаться, пока немного утихнет? Да и их поймают когда, ведь разберутся, — неуверенно сказала Лариса.
— Где ж тут прятаться? — усмехнулся он. — Это в городе чердаки, подвалы, вокзалы, а тут только тайга, там и искать будут.
— Куда же ты, раненый, раздетый? — в вопросе ее слышалась тревога. И вдруг она сказала: — А ведь чердак у меня есть, и даже крыша не протекает.

Мысль захватила ее, она не видела рядом с собой преступника, был только парень, который, отчасти из-за нее, попал в трудную жизненную ситуацию, «мясорубку» даже, а кроме как от нее, помощи ему ждать больше не от кого. Лариса рассказала удивленно слушавшему ее парню, что у них с мужем есть машина, старенькие «Жигули», и стояли они в гараже, который раньше был чьей-то баней, это недалеко, рядом с домом. Там есть и чердак, куда никто из них и не заглядывал ни разу. Надо только незаметно дойти до гаража, а там будет безопаснее.
Шишкин неуверенно отнекивался, говорил, что не хочет подставлять, рассказал, какие у нее будут проблемы, если, не дай Бог… Молодая женщина ничего уже не слушала. На что она надеялась? Скорее всего, она и сама не смогла бы этого объяснить, просто очень хотелось верить, что завтра все изменится к лучшему, что этот ужас уйдет, все встанет на место. Вытащив старый спортивный костюм мужа и его теплую рубашку, она протянула их Андрею:
— Одевайся.
Кинув в пакет пару банок тушенки и полбуханки хлеба, Лариса рассказала ему, как пройти к гаражу, чуть подумав, налила еще воды в алюминиевый термос. Андрей снова неуклюже перевалился через подоконник и растаял в темноте. Взяв еще один пакет, побольше, Лариса сгребла в него все вещи Андрея, которые валялись в ванной.

Встретились они уже возле гаража. Осторожно открыв дверь, женщина пропустила парня вперед и показала наверх:
— Чердак там, лестница где-то у стены лежит.
— Все, спасибо, Лариса, беги домой, дальше я сам. И не бойся, что бы ни случилось, я об этом не скажу, просто сам забрался, пусть ломают головы – как. Беги.
Закрыв гараж и для надежности подергав замок, она пошла домой. На душе было неспокойно, хотелось, чтобы скорее наступило «завтра». Около подъезда ее ждала Светка:
— Где ты ходишь по ночам? Тут такое творится, а тебя дома нет!
Лариса неопределенно ответила:
— Да так… Прошлась, проветрилась, не спится, голова болит, а дома одной сидеть муторно. А что еще случилось?
— На поиски еще один наряд послали, Колька мой уехал. Двоих этих привезли, убитых, отстреливались, сволочи. Да зэков, зэков, — успокаивающе добавила она.
— Совсем убитых?
— Во, мать, нет, чуточку, — заржала Светка, — они в наших мужиков стреляли, что, казаки-разбойники, что ли? Правильно шлепнули, козлов! Сами выбрали, пусть уж лучше наши их пошмаляют, хер ли с ними цацкаться? А еще знаешь, какой слух пошел? — она придвинулась к Ларисе почти вплотную. — На зону «общак» завезли, а эти «бабки» типа того, короче, ножки им приделали. Мужики крутые с Владика опять приехали, знают уже, разборка теперь нехилая будет. Только ты об этом пока никому, мне Колька по секрету сказал. В зоне братва на ушах стоит, и говорят, это снова Шишкина работа, он подрезал, потому и в бега ушел. Так что его не только наши мужья искать будут, влип, шакалик, не по мелочи, — закончила она.
Ларисе ничего не хотелось говорить, губы странно пересохли, но, собравшись, она ответила:
— Что-то на этого Шишкина много валят, прям монстр какой-то, не верится как-то.
— Ну ты че простая-то такая? — с придыхом выпалила Светка. — Вдалбливаешь тебе, вдалбливаешь, что кроме него некому, а ты все равно пытаешься доброе и светлое разглядеть. Зэки — это зэки, за просто так уже никого не сажают, и верить никому из них нельзя. Это тебя работа твоя портит, на больничке они все ягнята, а ты знай им сочувствуешь, в жизни ты их не встречала, гниль ихнюю не чуяла, — заключила она.
Лариса пожала плечами:
— А как еще к больным относиться? По-другому у меня не выходит. Ладно, пойду я, устала очень от всего этого.
Не дожидаясь Светкиного ответа, она зашла в подъезд.

Ночь была трудной, ее мучили кошмары: голос Шишкина, рассказывающий историю побега, его перебивал рассказ Светки, трупы, пропажа общака, все это смешалось, душило, гнало тревожный сон. Окончательно его прогнал рев моторов, к штабу проехали две машины с поисковыми нарядами.
Все еще в полусне, накинув на плечи плащ и обув на босу ногу резиновые сапожки, в необъяснимой тревоге Лариса быстро пошла к штабу, где слышались голоса людей и лай собак. Почти добежав до места, она увидела Светку, стоящую возле одной машины, не одетую, в халате, волосы подруги были растрепаны, обеими руками она зажимала рот. Лариса уже почти подошла к ней, когда из затянутого пятнистым брезентом кузова солдаты стали осторожно подавать стоящим внизу чье-то тело, лежащее на плащ-палатке. И тут же воздух прорезал дикий крик: «КОЛЯ!!! КО-О-ОЛЯ!»
Светка бросилась к этому свертку с протянутыми руками, но так и застыла, боясь дотронуться до него. Один из солдат набросил ей на плечи свою куртку. Внезапно Лариса вздрогнула — кто-то обнял ее сзади за плечи и прижал к себе. Повернув голову, она увидела мужа.
— Ты жив? — она вцепилась в обхватившие ее руки.
Михаил наклонился к ней и шепотом сказал:
— И он жив, правда, тяжелый, сквозное в грудь, скверно, и крови много потерял.

Лариса перевела взгляд на Светку, та стояла в той же позе, с простертыми руками, и тихо плакала. Неожиданно наступила странная тишина, из кузова второго «Урала» просто выкинули на землю пойманного зэка.
Рядом с Ларисой рвалась с поводка огромная овчарка, рвалась молча, глаза красные от напряжения, уши прижаты к голове, в пасти вскипала пена. Глядя на этого страшного в своей молчаливой ярости пса, Лариса упустила мгновение, когда зэк, шатаясь, начал вставать, услышала только тупой сильный удар. Увидела, как один из офицеров взмахнул прикладом, и зэк снова упал и остался лежать. Вокруг него образовался круг, все стояли и смотрели. Тело (иначе ЭТО не назовешь) снова зашевелилось, потом перевернулось на бок и попыталось поджать ноги к животу.
Прижавшись спиной к груди мужа, Лариса думала: «Почему никто даже не пытается помочь несчастному хотя бы встать?» Зэк захрипел, но его заглушил истошный Светкин вопль:
— Сволочь, зэк позорный, убийца! — Буквально сметая со своего пути двух обалдевших от этого ее крика молодых солдат, Света оказалась прямо перед лежащим на земле человеком. Она пинала его ногами в живот, лицо и рычала от ярости. — Я урою тебя, урою, паскуда, сучара позорный, сука, порву на куски, за Кольку!
Подскочивший ДПНК (дежурный помощник начальника колонии) попытался оттащить ее, но получив от Светки удар пяткой по голени, отскочил и заорал:
— Да уберите же ее кто-нибудь!
Наконец двум прапорщикам удалось скрутить бешено рвущуюся из их рук женщину. Плюнув напоследок в лицо лежащему, она сорванным голосом шипела:
— Чтоб ты сдох! Сволочь, тварь, гад вонючий!

В этот момент к штабу подъехала «Скорая помощь», вызванная из райцентра. Из нее достали носилки, на них бережно уложили так и завернутого в плащ-палатку Николая и потихоньку загрузили в «Газель». Следом туда запрыгнула и его жена, с опухшим зареванным лицом и крепко сжатыми белыми губами. Режимник подошел и успокаивающе сказал:
— Звони, Свет, ждать будем. Если что надо, машину сразу пришлем.
Светка, скорее всего, не слышала. Машина быстро отъехала. Лариса вопросительно взглянула на мужа:
— А этого? — она кивнула на зэка. — Не надо было забирать в больницу?
— Этого не надо, — жестко ответил Миша, — этого мы сами здесь «долечим».
Почти сразу же к ним подошла и Лидия Алексеевна, тоже в плаще, накинутом на ночнушку.
— Сейчас пойдем работать, девочка, через час-полтора подходи. Нам этого архаровца в чувство привести надо. — Посмотрев на Михаила, прямо спросила: — Всю дорогу им в футбол играли, что ли? Не могли потише, чтоб хоть разговаривать мог? Что мы теперь с этим «фаршем» делать должны?
Она по-мужски сплюнула. Ее слова ужаснули Ларису. Врач назвала избитого до потери сознания человека — фаршем. Это не укладывалось в голове, да там вообще уже ничего не укладывалось…

Михаил, почувствовав состояние Ларисы, провел ее сквозь толпу и повел домой. Там он усадил жену за стол, быстро вскипятил чайник, сделал ей кофе и, глядя в ее окаменевшее лицо, сказал:
— Ну все, Лариска, хватит. Пора уже тебе и привыкать, я ведь предупреждал тебя, здесь что угодно может случиться.
Лариса молча смотрела в стакан.
— Ты что, из-за этого зэка и разговаривать со мной теперь не хочешь? — начал злиться Михаил. — А Кольку тебе не жалко? Смотри-ка, мать Тереза нашлась! Там по тайге еще этот их «главшпан» бегает, автомат так и не нашли пока. Может, ты его ловить пойдешь? Давай, вали. Прямо с голыми руками и иди, мы ведь грубо с ними обращаемся, а ты их так, лаской сдаться уговоришь, в людей не стрелять уговоришь. Иди, иди, может, тебе повезет, и он тебя не сразу грохнет из-за куста, а даст возможность высказать все твои красивые слова о том, что человек человеку друг! — это он почти прокричал ей в лицо, подняв его за подбородок. Потом, внезапно успокоившись, тихо продолжил: — А ведь ты из-за меня, как Светка за Кольку, никого и никогда пинать бы не стала. Ты же гуманная, клятву Гиппократа давала, почти по библии, людей любить надо, даже если они не люди.
Зло ощерившись, Михаил вышел, громко хлопнув дверью. Лариса медленно прокручивала в голове бабий визг Светки, Николая, завернутого в брезент, кусок шевелящегося мяса, в который с помощью ее мужа превратили пойманного беглеца, и кружку, уютно спрятавшуюся в руках Шишкина. С трудом заставив себя встать, она оделась и пошла в свою санчасть. У вахты она встретила врача, дальше они пошли вместе. Надев халат, Лариса молча ждала распоряжений.

— Что-нибудь из обезболивающего возьми, ампулу промедола у начмеда, он должен был дежурной оставить, нашатырь, сердечное.
— Перевязку? — коротко спросила она.
— Не надо, перевязывать там уже нечего. Ладно, если с «кумом» поговорить успеет, а то, может, он уже и того… Все, пошли.
У входа в ШИЗО (штрафной изолятор) их уже ждали офицеры, они все быстро прошли в «одиночку», где на отстегнутых от стены нарах грудой переломанных костей лежал пойманный беглец. Не глядя на него, Лариса быстро набрала в шприц наркотик и взглянула на врача, та, в свою очередь, посмотрела на «кума», тот кивнул:
— Коли.
После укола Лариса, смочив ватку нашатырем, поднесла ее к самому носу парня. Он протяжно застонал и пробормотал что-то. Подойдя к нарам, режимник начал задавать вопросы, парень хрипел, его изуродованные губы еле шевелились. Капитан, наклонившись, громко передавал ответы стоящему в стороне начальству. Лариса смотрела, сколько офицеров незаметно вошло в камеру, она не ожидала, что здесь будут присутствовать представители района и даже области. Ее взгляд вдруг зацепился за лицо мужчины в штатском, после секундного раздумья она вспомнила. Он же, мельком бросив на нее взгляд, чуть заметно отрицательно качнул головой. «Это же Север! Как он здесь?» Но ее внимание уже отвлекло другое. На вопрос «Кто зачинщик?» парень, как передал «режим», ответил:
— Шишкин.

Вопрос задал еще какой-то из незнакомых офицеров, парень снова что-то зашептал, капитан не выдержал и заорал:
— Ну а вам-то это зачем надо было?! На хера бежать? У тебя и сроку-то осталось всего ничего, на одной ноге простоять можно!
— Должники мы, как ни крути, все равно, абзац нам.
Он снова начал терять сознание, Лариса опять быстро сделала укол. Через несколько минут над пришедшим в сознание зэком склонился Север. Говорил он быстро и шепотом, видно было, что парень из последних сил пытается ему отвечать. До Ларисы долетало: «Общак… Шишкин… за бугор… сука… смертники...» Вдруг посреди фразы зэк вздрогнул, в груди у него что-то хлюпнуло, он слабо дернулся и замолчал.
— Готов? — спросил областной начальник.
Лидия подошла, попыталась нащупать пульс, но тут же отпустила руку, и так всем было ясно, что парень уже мертв. Мужчины потянулись к выходу. Накинув на лицо трупа грязное одеяло, Лидия кивнула, и они с Ларисой пошли следом. Лариса еще услышала обрывок разговора Севера с «режимом»:
— Хитрая тварь, все рассчитал. Ничего, мы его достанем, не бзди, военный...

Вернувшись в санчасть, Лидия стала заполнять свидетельство о смерти.
— Инфаркт, вот ведь, — горько ухмыльнулась она, — всегда инфаркт, слабенькие они на сердечко. Привыкай к суровой действительности, девочка. А дождь-то как уже надоел, — взглянула врач в окно.
— А я люблю, когда дождь, — упрямо тряхнула гривой волос Лариса, — только у нас, в Белоруссии, он не такой. Здесь как сетка висит, паутина, а там каждая капелька отдельно, видно, как дождинки в дорожную пыль шмякаются.
Этот разговор ни о чем вроде бы увел их от суровой реальности.
— Ну что, пошли по домам? Пока последнего не поймают, у нас и работы-то нет, никого принимать не будем, правило такое, все по отрядам сидят.