О пользе и вреде спорта

Автор: вионор меретуков …Участвуют мышцы спины и кости таза. Плавно поводя из стороны в сторону нижней частью тела, – так всегда поступают портовые шлюхи перед боевым заходом на клиента, – Раф начинает делать приседания.

Двух-трех десятков вполне достаточно...

Теперь дыхательные упражнения. Вдыхать воздух надо так, как будто ты только что вынырнул из гибнущей подводной лодки, а выдыхать – с такой силой, словно ты вознамерился смести с лица земли целый город.

Но ни в коем случае не переборщить! Легкие такой же жизненно важный орган, как сердце или головной мозг. Легкие необходимо беречь. Хотя бы для того, чтобы, иметь возможность, набрав в них побольше воздуха, во весь голос обматерить окружающий мир, предав проклятию неведомую силу, которая затеяла всю эту свистопляску с мировой скорбью и вечными вопросами.

Теперь самое трудное. Участвуют мышцы и кости лица.

Нижняя челюсть, обремененная рядом вставных зубов с массивной оловянной основой (память о советской стоматологии, лучшей стоматологии в мире), медленно опускается. С нижней губы на пол тут же начинает стекать густая слюна, символизирующая нескончаемый поток Времени. В этом положении челюсть остается до тех пор, пока осознание собственного идиотизма не достигает апогея, а нарастающая боль в области ушных раковин не становится нестерпимой, как зубная боль.

Спустя минуту, которая кажется вечностью, дрожащая от напряжения челюсть медленно идет вверх. О соприкосновении верхней и нижней челюстей свидетельствует отчетливый лязг, напоминающий звук, с которым полуслепая от старости собака тщетно пытается зубами поймать муху.

Минутная передышка берется для того, чтобы физкультурник упился осмыслением безмерных глубин своего ничтожества и всерьёз задумался о бренности.

Затем челюсть опять начинает плавное движение вниз, опять слюна и прочее...

И так несколько раз.

Господи, кто придумал делать гимнастику по утрам? Ну, еще разок. Как же трудно преодолевать в себе бесхребетность и малодушие! Важное замечание – чтобы челюсть не отвалилась, – ах, годы, годы! – надо не забывать поддерживать ее снизу руками. Вот так… Безумству храбрых поем мы песню! Так, хорошо… Достаточно. Пора остановиться. Умеренность, умеренность, умеренность и еще раз умеренность. Умеренность во всем!

… Раф рос хилым и болезненным ребенком. Ангины, скарлатина, корь, свинка, крупозное воспаление легких, крапивница, краснуха, коклюш и еще пропасть всевозможных болезней сопровождали каждый его шаг с рождения.

Он подхватывал все эпидемические заболевания, какие случались в радиусе тысячи километров от места (обычно больницы), где он в тот момент проходил очередной курс лечения.

Помимо всех напастей ему еще и страшно не везло. В родильном доме подвыпившая патронажная сестра во время пеленания сломала ему ногу в бедре (случай редчайший!), и грудничок Раф, лежа под растяжкой в виде малюсенькой гирьки весом в полкило, провел в больнице целый месяц.

С этого невеселого события началось его пребывание в клокочущем мире людей.

Первую операцию несчастному ребенку сделали, когда ему было годика три. Врачи обнаружили у него паховую грыжу, какие возникают от перенапряжения только у взрослых, на протяжении долгих лет занимающихся тяжелым физическим трудом, вроде перетаскивания на большие расстояния негабаритных грузов.

За год до этого Раф едва не лишился жизни: гуляя во дворе, он оступился и провалился в яму с нечистотами. Его тогда спас старший брат. После проклятой ямы Рафчик стал заикаться.

Отчаявшиеся родители повели сына к знаменитому детскому врачу профессору Терновскому, у которого в те годы лечилась вся мальчишечья и девчачья Москва.

У профессора они долго не задержались. Терновский быстро осмотрел маленького пациента. «Не жилец! – холодно резюмировал он. И сестре: – Следующий!»

По протекции близкого друга семьи, директора стадиона «Юные пионеры», мальчика пристроили в секцию легкой атлетики.

Раф принялся за дело так, словно всерьез вознамерился стать победителем олимпийских игр. Он по целым дням птицей летал по гаревой дорожке, наматывая километр за километром.

Когда его приятели шли в душевые, чтобы смыть с себя юношеский пот, Раф направлялся к гиревикам, где часами изнурял себя поднятием тяжестей.

Дни шли за днями, годы сменялись годами. Раф продолжал истязать себя чемпионскими тренировками.

После такой грандиозной работы любой другой на его месте либо окочурился, либо побил бы все мыслимые и немыслимые спортивные рекорды и еще при жизни заслужил бы себе бронзовый памятник от благодарных фанатов. Раф же только окреп. И практически перестал болеть.

Если бы титанические усилия, потраченные им на беговых дорожках, в бассейнах и тренировочных залах, можно было перенаправить в русло созидательного труда, например, на возведение какого-либо грандиозного сооружения, то в результате мог бы вырасти колосс, вроде Эйфелевой башни или Кёльнского собора.

За эти годы Раф вытянулся, вымахав под два метра, раздался в плечах, став похожим на легендарного Арнольда Шварценеггера, слегка раскатанного дорожным виброкатком.

А дорожный каток действительно некогда изрядно помял Рафа. Вернее, это он всем так говорил, на самом же деле Раф спьяну вывалился из кресла асфальтоукладчика, где под покровом ночи «налаживал» скоротечную любовь с такой же любительницей экстремального секса, каким он и сам был в годы своей шальной молодости.

В результате неосмотрительный юноша с множественными переломами угодил в больницу.

Пока Рафу в больнице вправляли костяк и склеивали сухожилия, его подружка снюхалась с какими-то дзэн-буддистами и укатила с ними в Непал, чтобы попрактиковаться в секс-экстриме на вершинах Гималаев.

В ванной Раф задержался у большого зеркала. Нет, он еще ничего… Правда, большие уши, густо покрытые волосами, придают ему несколько живодерский вид, но это очень нравится женщинам, питающим слабость к мужчинам с ярко выраженной харизмой. Пусть даже эта харизма и несет в себе отрицательное начало. Если такое возможно...

Вообще женщин и их пристрастия понять не просто. Одна его добрая знакомая, неоднократно побывавшая замужем, каждый раз подбирала себе спутника жизни с каким-либо серьезным физическим изъяном.

Начала она с карьерного дипломата, у которого на каждой ноге было по восемь пальцев, а завершила свои матримониальные мазохизмы кинорежиссером с двумя членами и четырьмя яйцами, как у кенгуру.

Фанатичная почитательница таланта Сальвадора Дали, она утверждала, что неполноценные мужчины вызывают у нее невиданное по остроте чувство, сравнимое с тем, какое может возникнуть у меломана-извращенца, если при нем исполнить Бетховенскую Лунную сонату на двуручной пиле и велосипедном насосе.

Раф еще немного повертелся перед зеркалом. Нос крупноват, но это даже идет к его крепкому, моложавому лицу. Короткая стрижка тоже вполне годится, седины почти не видно; чистые – и это после попойки! – голубые глаза иронично и мечтательно смотрят вдаль.

Кто сказал, что у него подбородок старца?! Широкий – да, раздвоенный, как у всякого истинного сластолюбца, – да. И не более!!!

Раф крякнул. Сделал шаг назад, чтобы оглядеть себя всего: от мускулистых плеч, немного полноватого живота и сильных длинных ног. Фигура пожилого человека из высшего общества, для поддержания спортивной формы направляющегося на теннисный корт или к бабе. Надо только ровней держать голову, тогда он будет выглядеть моложавей.

Раф казался бы сам себе почти сорокалетним, если бы не знал, что так думают о себе почти все старики, любящие часами торчать перед зеркалом.

Стоя под ледяным душем и горланя арию Надира, Раф вдруг вспомнил, что несколько лет назад он, в ту пору сходивший со сцены поэт, уже менял – правда, не по собственной воле, а под давлением обстоятельств – свою жизнь, в мгновение ока превратившись в заурядного учителя литературы. Пусть и с профессорским званием. И что из этого вышло? Одно расстройство… Раньше он мало что знал о том, чем живет нынешнее поколение юных творцов. Теперь знает, и не сказать, чтобы это знание его сильно воодушевляло. Впрочем, чёрт с ними со всеми!

Теперь всё будет иначе.

Настала пора менять жизнь. И перво-наперво надо завязывать с литературным институтом, покончив навеки с преподавательской деятельностью.

Раф насухо вытер временно помолодевшее тело жестким полотенцем и, насвистывая, в одних шлепанцах направился на кухню, где в самом приподнятом состоянии духа принялся готовить себе диетический завтрак по-шнейерсоновски: яичницу-глазунью с копченой грудинкой и крепкий кофе.

Включил телевизор. Скривив губы, просмотрел утренние новости.

Завершил трапезу сигарой и горстью разнообразных лекарственных и витаминных таблеток, которые запил сильно подсахаренным апельсиновым соком. При этом он грустно улыбался. «Лекарство должно быть сладким, а истина красивой...», пришли на память строки из рассказа обожаемого писателя.

(Фрагмент романа «Дважды войти в одну реку»)