Бес названия (ч.2)

Автор: Мартин П. Stalker …И Вэл рассказал. Странно, но было не страшно. Впервые в жизни рассказал абсолютно все. И про садик, и про школу, и про Анечку. А главное, первый и последний раз – про свою предательницу Фонетику.
Может быть сказалось предупреждение того самого дядьки-балагура, может усталость, а скорее всего просто непреодолимое желание излить все как есть. Так кому ж это делать, как не учителю!
- Слова…- хмыкнул Лука, - Снова слова.
Он отправил Вэла за каким-то хером в глубину леса (хотя куда уж глубже?), где у отшельника был зарыт совершенно непонятный тайник.
Сквозь лютый мороз и навалившие сугробы Валентин добрался до указанного места, окоченевшими руками расковырял мерзлую землю и достал целлофановый сверток.
Там были просто пожелтевшие газетные вырезки. Без особого смысла.
Достижения далеких давно почивших хлеборобов…
Чествование ученых-биологов на какой-то конференции…
Заметка о многодетной мамаше-героине с многочисленным потомством…
Совершенно невменяемая речь какого-то делегата какого-то ура-патриотического съезда…
И все в этом роде!
Вэл нес стопку всей этой белиберды обратно на последнем издыхании, потому что так и не приспособился за все это время обитать вне города. Потому что обувь его рассохлась от костра, потому что скудный запас провизии иссяк еще в первый день, потому что он так и не смог привыкнуть к бредовым фантазиям полоумного старика.
Но главная цель упрямо вела его вперед. Окоченелого, полумертвого, но непонятно почему, невероятно упрямого.
Холод откалывал пласты его разума. Лесной зверь ходил в темноте кругами, ожидая своего часа. Телесная слабость желала лечь и тихо капитулировать. Но он нес. Нес, тащил, продирался, волочил эти бессмысленные листки вперед к избушке, пока еще мог соображать. А потом уже полз на автомате.
…
Лука снова его отыскал и притащил в избушку. Вэл отморозил и потерял оба мизинца на ногах, да и хрен с ними!
- Живи, сволочь, - говорил ему отшельник, - Раз уж подыхать не научился.
…
- Слова… - говорил Лука, - Слова – лишь глупое сочетание звуков. Мы научились складывать звуки во что-то, чтобы донести до ближнего то, что нам нужно... Слово – лишь звукосочетание. Мы в результате причуд эволюции утратили звериную способность постигать мир с помощью света, температуры, вибрации и запаха, заменив утраченное протезом разума. Мы не в состоянии постичь утраченное и затыкаем эту огромную дыру искусственными понятиями, сотканными из слов. И ты, сволочь, должен это усвоить!
И Вэл усваивал.
- Еще только в утробе – говорил Лука, - мы хотели развиваться как и остальные животные. С их простыми и незамысловатыми целями. Развиться, прокормиться, забубенить продуктивное потомство и тихо и достойно сдохнуть. Однако нас уже после рождения начинают учить чему-то лишнему. И это лишнее, каким бы отвратительным оно ни было, вырывает нас от остальной планетарной биомассы. Не возвышает, нет! Просто вырывает. И то, что нас вырывает называется Слово. Возможность комбинировать звуки для того, чтобы отразить, хотя бы частично, свое внутреннее так, чтобы это стало понятно другому. Это ли не величайший дар? Пойми это, сволочь!
И Вэл понимал.
- Ты полное ничто, если материализовал слово, сволочь, - долбил Лука бессонными ночами, когда за шаткими стенами бесновалась метель, - Как можно всерьез воспринимать абстракцию? Ты видел слово? Ты его щупал? Нюхал? Кусал? Нет! Вот палка. Я тебя сейчас долбану по хребтине, и ты будешь думать, что это тебя палка долбанула?… Хрена с два! Ты почувствуешь удар длинной, жесткой, деревянной хреновиной. И она для твоей спины именно так и называется. А то, что она палка, или батина, или ципок, или таяк, или стик, или манш, или заса, так это продукт человеческого мозгового брожения. И никак вариация названия на ощущения твоей спины не отразится. Ты можешь как угодно называть палку. Или вообще ее не называть. Ей по барабану. Она от этого не изменится. Как не изменится ничто в этом мире от твоего переименования. И ты, сволочь, запомни это навсегда!
И Вэл запоминал.
- Самосознание мешает тебе, сволочь, постичь глубину магии слова, - просвещал Лука, когда изможденный Валентин монотонно скоблил доски пола, - Ведь все заклинания, все заговоры, все проклятия испокон веков состоят всего лишь из слов. Но из такого сочетания этих слов, которое способно на непостижимое. Такие сочетания невероятно редки. Большинство из них хранилось в глубочайшей тайне от простого люда. Лишь посвященные знали эти могучие сочетания… Правда иногда простому обывателю удавалось случайно сложить этот бесовский пазл в действенный узор. И начиналось твориться черт знает что по черт знает каким причинам. Поэтому всегда сначала менестрелей, а потом и просто поэтов с удовольствием и готовностью побивали камнями, от греха подальше. Пытаться постичь всю мощь слова, все равно, что пытаться обуздать силу извержения вулкана. И ты либо раб слов, которые тебя окружают, либо их повелитель. Осозновай это, сволочь!
И Вэл осознавал.
- Какой смысл в твоем обучении, если оно состоит из тех же слов? – не унимался Лука, - Как можно отобразить роящиеся в мозгу импульсы слабыми возможностями языка? Федюнька Тутчев был прав, когда вырвал свое «мысль изреченная есть ложь», хотя даже это не его открытие. Слово лживо по определению, потому что оно суть человеческая попытка объяснить необъяснимое. Читай сочетания слов, сволочь! Постигай сочетания без попытки понять ложь смысла! Гумилев играл словами, как Тесла играл с мировым электричеством. Не вникай в смысл, играй словарным мирозданием как таковым!
И Вэл пытался играть. Неуклюжий, корявый, он начал искать гравитацию звуков. Первые его стихи были кособоки как примитивные наскальные рисунки древних людей. Но они, как и те рисунки врезались в скалу сознания навеки. Он не читал их учителю. Лука сам их находил и читал:

«Глупой прикрыто игрой,
Сказанное сгоряча.
Слабое слово порой
Бьет пострашнее меча.

Слово, случается так,
В прах повергает полки.
Сотней кровавых атак
Давит сильней на курки.

Слово, как стержень земли,
Держит весь суетный мир.
Слово несет корабли
И покоряет Памир…»

- Ты полный идиот, скотина! – орал на него Лука, - Ты ни хрена не понял! Ни слова из того, что я тебе говорил! Лучше уж я прямо сейчас забью тебя, сволочь, насмерть, чем позволю с такими выводами выползти к людям!!!
Вэл закрывался от побоев, убегал, прятался, но продолжал царапать свои колченогие строчки:

«…Слово решит за тебя
Быть тебе или не быть.
Слово не любит любя
И не дает полюбить.

Слово тревожит умы
Или же сводит с ума.
Слово спасет от чумы.
Слово страшней чем чума…»

- Тварь! – надрывался старик, - Тупая безмозглая тварь! Надо было оставить подыхать там в лесу. Тухлым трупом от тебя было бы больше пользы. Хотя бы червяки порадовались! А так, ты только оскорбляешь вселенную своим существованием. Хочешь оскорблять мир дальше – продолжай, сволочь!
И Вэл продолжал:

«…Слово крушит города.
Слово возводит мосты.
Слово, пройдя сквозь года,
Ляжет клеймом на листы.

Слово укажет пути
Странствия твоего.
Слово ведь, как не крути,
Было в начале всего»

- Мне нечего больше тебе сказать, - однажды сказал Лука, - Больше мне этот дырявый треснутый стакан не наполнить. А потому отвечай, гнида, что есть слово?
- Слово это весь мир, начало его, средоточие и окончание.
- Повтори, сволочь, что есть слово?
- Слово меньше чем ничто, учитель. Нелепое воспоминание неприснившегося сна.
- Я не слышу – что есть слово?
- Слово несет в себе ключ от любой тайны вселенной.
- Ты можешь мне ответить, что есть слово!
- Первый, и надеюсь, последний раз слышу о таком понятии, учитель.
- Проваливай, сволочь, больше тебе здесь делать нечего, проворчал отшельник и отвернулся.
Вэл должен был обрадоваться. Ведь он достиг того, к чему так долго шел. Но в душе не было ничего, кроме космического спокойствия. Он просто собрал свой нехитрый скарб в рюкзак и двинулся в сторону деревни Чалая.
- Стой, скотина! – крикнул вслед Лука, нагнал своего ученика и протянул ему книжку стихов Гумилева. Ту самую.
- Учитель, я не могу… - опешил Вэл.
- В дороге почитаешь, чтобы не скучать, - проворчал Лука.
- Учитель, - еле вымолвил Валентин, пораженный не столько подарком, сколько невероятными, но так заметными слезами в глазах у сурового старика.
- Я не зря жил на этом свете, мой мальчик, - плакал отшельник, - И если ты не полная картина, то хотя бы мой лучший штрих… А теперь пошел вон отсюда, гнида! И знай, появишься здесь еще раз, насмерть ухайдакаю! Вооон!
И Вэл ушел, улыбаясь.
С этой же улыбкой он вернулся в свой родной город. Он больше не боялся.

(продолжение следует)