Письмо

Автор: Царицынский Олег Гера сидел на берегу под навесом. Погода встала плохая. Точнее для «лежаков» она-то что надо. Ну, эти, которые приезжают, кажется со стаканом и трубочкой в руке, прямо с самолета, а дальше развалив свои телеса на шезлонгах подолгу валяются на припекающем солнце. Нет! Это не для него. Он, конечно, не против загара. Но вот так тратить свою жизнь… Каждая минута должна приносить удовольствие, а какое, простите удовольствие еще больше растить сало. Он же не хряк, какой-то, в конце концов! «Зараза! Ну, разве это ветер? Обещали ведь, что будет дуть как надо! Тьфу ты!». Виндсерф лежал несобранный, да и зачем, если что он успеет в пять минут кинуть парус и, набрав в него ветер, выйти на глиссирование. «Хорошо, что хоть «гидрик» не надо натягивать, как дома, тепло…». «Гидриком» обзывался гидрокостюм, который в это время года здесь был не нужен. Школа виндсерфинга, в которую Гера приехал работать уже почти как полгода, денег не приносила. Во всяком случае ему. Так, на жизнь хватало, а больше-то зачем? Проживание бесплатно, кормежка тоже, жаль только «бухло» с «травкой» не включены, а так бы было вообще самое то. Сегодня с погодой не задалось, и потому он вынужден был сидеть и таять под этим навесом. А куда как лучше бы было, если бы задуло! Он бы молнией вскочил и понесся по волнам, порхая, казалось над ними. Ощущение полета не оставляло ни на секунду. И тогда, на каком-нибудь очередном развороте или кувырке, очередной «лежантроп» оторвет задницу от своей пляжной лежанки, отставит, ставший ненужным коктейль и подползет на своих кривулях. Встанет рядом со школой, сложив руки козырьком, и будет ждать его возвращения назад. А после пристанет с вопросами о цене. И самый идиотский: «А как быстро я смогу вот так же как вы?». Он ненавидел именно этот вопрос. Как быстро, как быстро… А ничего что он три года своей жизни положил на это! Он каждый день изводил себя тренировками! А как начинал?! Это тебе не здесь, с инструктором, на доске, которая как лодка, только что весел не хватает! Сколько раз он залезал и падал, залезал и падал… Ударялся, кровь…Казалось сопли с кровью не оставляли его в той пытке… А тот первый раз, когда он смог по-настоящему поймать ветер, и ощутил то самое чувство парения над волной… Когда он еще не умел разворачиваться и его унесло так далеко, что за ним послали катер… А этот хрен, «когда он сможет…», да никогда! Для тебя это развлечение, ты не понимаешь, что это на самом деле! И никогда не поймешь!
Гера был далеко уже не мальчишка, ему было почти тридцать, когда он увидел первый раз «виндсерфинг». Точнее не увидел, а ему рассказали друзья зимой на склоне, с которыми он рассекал на сноуборде. И вот лето, и вот первые попытки. Он увидел, как это может быть и вся жизнь поменялась. Он понял, что тоже должен так. Именно должен. Как говорил он потом, вспоминая: «С тех пор у меня серф все выдул из головы». Целое лето и начало осени он проторчал с ребятами, обучаясь. Потом начались заморозки, и даже в гидрокостюме стало прохладно. И вот они пригласили его в первую поездку. Он не сомневался. Согласился сразу. Паспорт, виза, билеты… Потом прощание… И вот он там, возвращение, но такое чувство, что он как раз приехал не домой. Дом стал там где море, где дует…Они опять собираются и так и пошло. Куда-то делась жена, ребенок… Все это стало так не важно, ветер, море, полет… Наезды на Родину стали все реже, а отъезды все дольше. В эти возвращения он всегда навещал маму. Привозил ей какие-нибудь сувениры, она радовалась как ребенок. Она перестала спрашивать про семью, после того как в очередной раз он зло отмахнулся и сказал, что это не его жизнь. И вот полгода назад он улетел, согласившись на работу в этой долбанной школе. Времени было предостаточно, чтобы накататься, и даже как-то начинать скучать по маме. «А что я могу? Позвонить? Так у меня денег столько нет. Говорил ей, давай компьютер тебе куплю! Сейчас бы раз, и написал ей письмецо и фотку сбросил, типа у меня все хорошо. А так…». От мобильного мама отказалась сразу, сославшись на то, что ничего не видит, и попасть по таким маленьким кнопочкам ей крайне тяжело. А потому ничего не оставалось, как пообещать ей, что будет звонить и оставить на крайний случай адрес этой школы. Ну, вдруг уж ей приспичит письмо написать. «Какое письмо! Ну что за каменный век! Уж и почтальонов-то нет, наверное! Повымирали, как мамонты»,- размышлял Гера потея.
«Герочка, что же от тебя никакой весточки-то… Говорят, что там акулы людей кусают… Как же я за тебя боюсь… Все ли с тобой хорошо? Ни одного звоночка… Не могу, надо написать ему, что ли. Все, встаю и отправляюсь на почту, за конвертом. Там точно знают какой надо, а то в ларьке продадут невесть что и не дойдет до сыночка письмецо-то…»,- с этими мыслями, Мария Семеновна, стала собираться. Сборы были недолгими. Она жила в центре города, в коммуналке. В ней она родилась, в ней закончила школу, вышла замуж, родила Герочку, в ней осталась с ним вдвоем, теперь одна. Здесь все было родное. Менялись разве что соседи, да и то нечасто. На улице установилась жаркая погода. Вроде еще середина мая, а припекало как в июле. Местами, среди каменных джунглей, зазеленели островки невырубленных деревьев. Люди, моментально унюхав лето, оголились. Но она накинула на всякий случай кофту, все-таки весна, и любой прохладный ветерок может принести простуду. Старенькие туфли, которые она приготовила с апреля, наконец-то дождались своей очереди. Взяв с собой паспорт, кошелек и бумажку с адресом, она вышла. Спустившись по ступенькам и выйдя на улицу, она и правда удивилась погоде. Хорошо! Медленными шагами, оставив тревоги дома, она шла наслаждаясь. Предстояло дойти почти до самого проспекта, где было шумно от огромного количества чадящих машин, и снующих людей. Почта располагалась как раз не доходя до него десять метров. Эта мысль ее порадовала, что не надо выходить в тот шум. А на почте всегда тихо. Вот и почта, на пороге стоит трое мужчин и воняют папиросами. Она аккуратно протискивается между ними, и, попав внутрь, сталкивается со странно большим количеством народа. «Откуда их столько, пенсию еще ведь рано получать». Не понимая к кому ей обратиться, она отправилась к окошку, в котором торчала голова работницы отделения.
- Милочка, вы не подскажете, мне бы конвертик…
- Вы что, не видите, я занята!
- Так я только спросить хотела…
- Когда ваша очередь подойдет, тогда и спросите! У меня здесь не справочное бюро, в конце концов! Не мешайте работать! Я и так одна!
Мария Семеновна жалобно-вопросительно оглянулась на людей, наполнявших помещение. Их было много, они все были разные. Какой-то мужчина, сильно пахнущий потом, с мокрым лысым лбом и с подтяжками на выпирающем животе сказал:
- Вы, матушка, спросите кто последний. И займите очередь.
- И кто крайний будет?
В ответ тишина. Совсем молодой мальчишка, одетый в костюм с галстуком, сказал, тыча пальцем в направлении девушки, с заткнутыми ущами наушниками:
- Вот она последняя.
Семеновна подошла к девушке и, участливо заглянув в глаза, тронула за локоть, девушка, кивнув, проговорила:
- Я, я последняя. За мной будете.
Сесть было некуда. От количества народа становилось совсем душно. С улицы залетал горячий воздух, с запахом горящих окурков и выхлопных газов. Режущий запах пота, перемешивался с перегаром и, впитывая в себя вышеперечисленное создавал неповторимое амбре. Вдруг она услышала рядом скрипучий старушечий голос, с нотками раздраженного участия:
- Уши позатыкают, и ничего не видють! Вот люди какими стали! Раньше бы пропустили без очереди, а сейчас?!
Мария Семеновна обернулась на голос, на единственной скамейке, заняв ее всю собой полностью, сидела старушка. Нет, не то что бы древняя, она может даже была ровесницей, но уж больно выглядела по-старушечьи.
- Милочка, вы мне не подскажете, мне вот конвертик надо…
- Какая я тебе милочка! Конвертик! Вы уже заколебали всех со своими конвертиками! Я вас не знаю, вы меня, и не трогайте пожалуйста! Конвертик ей! Лишь бы без очереди влезть!
Семеновна потупила взгляд, и только бормотала виновато:
- Да нет, что вы, я просто спросить…извините…
Через пять минут ей стало совсем плохо. Закружилась голова, стало темнеть в глазах, сердце, казалось, сейчас выпрыгнет прямо из горла. И вдруг голос:
- Бабушка, вам плохо? Пойдемте на улицу, тут рядом скамеечка есть. Прямо за углом, в скверике. А вы мне скажете, что вам надо и я вам куплю. У меня сейчас через человека очередь подойдет.
Опираясь на руку девушки, которая с ней говорила, Мария Семеновна пошаркала вмиг уставшими ногами к выходу. По дороге она пыталась объяснить девушке, что ей надо:
- Мне бы конвертик, один, письмо отправить…Только не знаю какой надо… В другую страну… Какие там надо, я и не знаю…Марки какие-то…Я вот денежку сейчас дам… У меня сынок, Герочка…
- Бабушка, садитесь. Сейчас я вам все принесу. Я поняла, вам конверт для письма за границу. Не надо, деньги у меня есть, потом отдадите.
И девчонка убежала. Семеновне становилось лучше. Тенек, со свежим воздухом и скамейкой сделали свое дело. Вернулась ее новая знакомая, протянула ей конверт, с наклеенными марками. В сторонке стоял видимо ее спутник, немного потупив взгляд.
- Вот бабушка. Этого вам хватит, чтобы хоть на луну отправить. Как вы себя чувствуете? Может вас проводить?
- Свет, ну скоро ты? – послышался вопрос спутника.
- Сейчас. Подождешь. Бабуль, как вы, а? Сами сможете?
- Спасибо Светочка, сейчас все уже хорошо. Сколько я тебе денежек должна?
- Бросьте вы! Он ничего не стоил. Ну, я побежала. До свиданья.
- Постой, как это не надо…
Но Света, не дождавшись окончания реплики, уже улетела под ручку со своим провожатым. Мария Семеновна сидела на скамейке и смотрела в след незнакомой девушки. Выглядела Света довольно вызывающе, в короткой, даже неприличной юбке, с большим количеством сережек в ушной мочке, она даже успела разглядеть татуировку у девушке на ноге. «Вот все говорят, плохие они, плохие…Хорошие они, просто другие…Но все равно хорошие…». С этими мыслями, она поднялась со скамейки и направилась к дому писать письмо.