Поножовщина

Автор: Леонид Очаковский Вот здесь это и было темным ноябрьским вечером тем, Зоя. У этого магазина, которые местные называют трёшкой по номеру дома на нашей улице. У этого магаза в менее чем пяти минут ходьбы от родного дома меня отоварили ножом. Неизвестно за что. Давно хотел тебе про это рассказать. Ведь сам этого никогда и не забуду. Давай пива там возьмем и посидим на лавочке той самой. Где я тогда с Олей пил пиво. Надеюсь, никто к нам не прикапается. А в ту позднюю осень первого года нашей совместной жизни, Зоя, дошло дело и до поножовщины у нас. Тогда я с ножевым ранением ходил, а у Оли было пробито ухо и порезы на руке.
Дело было так. Тогда у нас денег было, как обычно, то есть, в обрез. Днем маманя была на работе, я сидел за компом, Оля чего-то делала по дому. Увидев, что совсем темно на улице, посмотрели на время. Увидели, что приближается время прийти нашей домашней грозе, решили съебаться от нее подальше. Пусть поостынет немного, отдохнет, а тогда и вернемся. Пошли погулять 18 ноября около 19 часов, взяли пиво в том самом магазине. Посидели на лавочке, попили пиво, снова побродили по темным очаковским дворикам. Обжимались, целовались. Помниться, уже снова подмораживало после оттепели, съевшей первой снег, но тогда снег только-только припорошил землю. Дул ветер, было зябко и холодно. Оля - она вообще-то мерзлячка. Ныла, что мерзнет. Потом мы снова завернули в тот магаз, взяли пиво снова и водочный коктейль. Стоим на крыльце этого лабаза, пьем, курим. Базарим промеж себя Все было как обычно. Наш обычный вечер с прогулкой. Наши обычные пивные прогулки.
Вот так стоим мы, ничего не ожидая и не предвидя. Вдруг подходит баба белобрысая лет за сорок, на ногах стоит с трудом, испитая вся, просит сигарету. Я ей дал, за ней из магаза выходит еще более пьяный мужик, мой ровесник на вид, может, чуть постарше. Тоже просит закурить. Я даю ему сигарету, а она последняя. Он так мне еще говорит: я не возьму. Я ему: бери, не бойся, у меня еще пачка есть. Он мне с понтом говорит: так распечатай и дай оттуда. Последнюю вор никогда не возьмет, я ж вор в законе! Я так и сделал, пожав плечами. И он за той пьяной бабой на своих гнущихся ногах. Было видно, что оба были очень сильно нетрезвыми. Разумеется, мы с Олей тоже были не трезвые уже, но не так сильно. Минут пять мы стояли одни, потом снова подходит эта парочка. Предложили нам с ними распить бутылку водки. Мол, у них водка есть, а мы пива покупаем. И давайте пить вместе, мол.
Есть в Оле такая черта неприятная. Любит она пьяные компании, нравиться ей там бухать и красоваться. Среди бухих мужиков она чувствует себя королевой, я это после понял. Оля с радостью согласилась, стала просить меня купить пиво и стаканчики пластиковые. Мы купили пиво, вместе пили прямо на крыльце магазина. Никакой ссоры не было, споров не было. Мирно бухали. Мужик рассказывал, что он воевал в Афганистане, Таджикистане, Чечне. Что снова хочет завербоваться в горячую точку. На войну тянет. Но его не берут. Почему - он не сказал. Про свое участие в боевых операциях, про свои подвиги - не рассказывал. На улице было зябко, мы переместились во вход магазина, продолжали бухать там. Там при входе была батарея, обитая досками. Продавцы этой частной лавочки алкашню отсюда никогда не гоняли, здесь был не только магазин, но и импровизированная распивочная. Синяя точка, ближайшая от нашего дома. Седую продавщицу Эмму местные алкаши называли мамочкой, потому что она многим давала в долг.
Мужик тот назвался Славиком, баба его - Таней. Мы продолжали бухать в этом магазинчике, периодически выходя курить. Когда в очередной раз Оля вышла курить, Славик пошел поссать. Он поссал прямо у крыльца, а потом начал приставать к Оле. Трогать за плечо, чего-то говорить. Она просто сказала ему - нет. Он схватил ее сзади за талию. Оля его молча отпихнула и пошла ко мне. Вот с тех пор мужик стал вести себя агрессивнее. Он тоже вернулся, начал гнать, что он спецназовец, вор в законе, что замочить любого ему - раз плюнуть, что две недели назад он вышел из тюрьмы, что сейчас у него условный срок. Показывает мне нож в правом рукаве - похож на обычный складной нож, похожий и у меня есть. Я ему сказал, что распивать водку в общественном месте с ножом в рукаве на условке очень неосмотрительно. Если загребут менты, срок может стать реальным - могут пришить ношение холодного оружия там, если признают этот нож холодным оружием, нарушения режима. Он стал предлагать взять нож мне. Чего-то обеспокоился: возьми у меня нож тогда, возьми у меня нож! Я отказался наотрез - мол, мне это на фиг не нужно. И лучше по пьяни вообще нож в руки не брать. А его на этом как заклинило - возьми нож, возьми нож. Ладил без перерыва. Оля ему сказала: он нож никогда не возьмет, убери его от греха подальше. Тебе ж добра желают. Славик спрятал нож снова в свой рукав.
Я так тихо Оле говорю, что надо от них съебываться, ну, их на фиг, этих клоунов! А Оля мне говорит: вот допьем все и съебемся. Мы переместились все на крыльцо и допивали все там. В десять вечера магазин закрывался. Молодая продавщица вышла на крыльцо и попросила нас убрать весь хлам, оставленный не только нами. Ребята, вы ж здесь стояли, приберите за собой, пожайлуста. Я и Славик стали собирать пустые бутылки, пустые пачки сигарет и упаковку от чипсов. Прибрали, побросали все это в мусорку. Допили то, что осталось от пива и пошли от магаза налево.
Они пошли пред нами, нам было по пути. И мы пошли за ними. Оля шла быстрее и поравнялась с ними, а я хотел подкурить. Поэтому остановился. А он тут оборачивается и говорит - ударь меня! Я подумал, что он просто шутит, ссоры - то никакой не было, что он мог иметь против меня? Из-за чего драться, - говорю - я с ума не сошел, мне это не надо совсем. А он повторяет: ударь, ударь! - и стал материться. Видя, что я на это никак не реагирую, он сказал - ну, так я тебя первым ударю! И бац по морде меня. Потом второй раз. Очки разбил, гад! Я обхватил его руками и из-за всех сил зажал ему руки в кистях. Ты чего драку-то затеял, чего я тебе сделал? - кричу ему. А Оля врезала ему с ноги по почкам сзади. Он попытался сбить меня с ног, ударив ногой по икре, но не получилось Тогда он с силой ударил меня головой в грудь. Я поскользнулся и согнулся. И именно в этот момент ощутил сильный удар в левое плечо, более болезненный. Когда выпрямился, увидел, что белобрысая баба оттаскивает этого мудака назад, а Оля выворачивает ему правую руку, а в разжимающихся пальцах его нож. Тот самый, который он мне показывал в рукаве. Оля отняла нож. Отдает его бабе и говорит - Таня, унеси нож подальше от него. Танька взяла нож и с ним чухнула. А драка продолжалась. Оставшись без ножа, Славик вовсе не думал угомониться. Он снова налетел на меня и стал бить, я ударил его ногой в живот. Оля тут здорово его отпиздошила. Заломила ему правую руку снова, да так, что он взвыл. Дала ему раз с носка сапога своего по члену. Он свалился, вцепившись в Олю. Падая, увлек за собой Олю. Оля лежа ебашила его кулаком по чем попало. По рылу, по ребрам. Он матерился.
Славик лежал в луже лежал, пытался отбиться от Оли, матерился и крякал под ее ударами. Я сказал ему - ну, ты и педерастом оказался! А он завопил - он меня оскорбил! Оля сразу лежачему въебашила с кулака по фейсу- лежать тихо, кому сказала?!! Славик только крякнул от этого удара и заорал - иди на хуй! Оля дала ему разок с кулака и два раза с ноги по бошке и орет - да я на хую больше чем ты на свежем воздухе! Стали бить его ногами оба. Оля - промеж ног, по члену и яйцам, а я дал ему с ноги в ухо три раза и раз - в область печени. Он попытался ударить меня по колену. Тогда я подпрыгнул и ногой наступил ему на пальцы, а Оля стала пинать его ногой в живот. Он давай орать - пустите, гады, пустите! А я говорю - слыш, пошли в ментовку. Пусть там нас всех разберут. Все пьяные ведь.. Оля Славику - вставай и топай к мусорам, слыш, падла! - и снова с ноги по бошке. Славик крякает и говорит - я вас не боюсь, я пойду. Нагло так - за что получает от Оли ногой по затылку. А чего - я говорю. Административное правонарушение. Слыш, козлик! - говорит Оля Славику. Допрыгался ты на условке, в тюрягу пойдешь - и ногой его в живот. Славик стонет. А Оля заламывает ему руку и поднимает. К мусорам пошли, понял!
Он отказывается. Оля ему еще раз по уху заехала. Потом заломила ему правую руку, и мы пошли. Славик шел в раскорячку. Отделали мы его неплохо. Так один двор прошли, зашли в двор, где тот мудак жил. Там он увидев, что мы в натуре направляемся к ментовке, вырвался, сел на лавочку и говорит: нет, я с вами никуда не пойду! Оля стала его стыдить: чего, засрался? А тут его баба подходит и говорит, что уведет его, чтоб не сдавали мы его. Таня Славика стала поднимать. И они пошли к себе в подъезд, который мы с Олей заметили. Потом баба его вернулась, сказала, что потеряла сумку и стала нас просить, чтоб его мы пожалели и не сдавали ментам. Мол, сейчас у него условный срок, посадят его. Я ей отвечаю, что нам это по хуй. Нечего по пьяни за ножи хвататься! А кто ни с того, ни с сего ножом махать начинает - тому на воле явно не место. А она ноет, ребята, да он добрый парень, просто пьет уже неделю. Да мы сами пьяные, чего делать-то? Все равно сейчас заявы в ментовке от нас не возьмут.
Короче, пошли мы домой. Блин, последние очки разбиты, деньги потеряны. А что он меня ножом пырнул - так мы в пылу драки даже и не заметили. Я стал Олю ругать - ну, вот на хуй они нам нужны были вообще, водку с ними пить, что сами купить да дома выпить не могли бы. А теперь деньги потеряны, очки разбиты, какая-то никому не нужная история - и Оля будто сама напросилась. Оля стала меня успокаивать. Просила остыть, сказала, что отсосет у кого-нибудь за деньги - и все будет в порядке. Что истекаю кровью - в темноте на черном пальто это не было видно. Даже в лифте не заметили. Открываю дверь, гляжу еще - кто стены у нас чем-то темным измазал.
Только зашли - маманя выбежала. Давай орать: а, опять нажрались, сволочи! Я там на ногах-то не очень твердо стоял, к двери ванной прислонился. Потом отошел. Гляжу -а и там темное пятно вдруг. И вот маманя охуела. Я снимаю пальто, а она орет: Лёня, да у тебя вся спина в крови, я на колени встану, скажи только, что случилось?! Блядь! Глянул в зеркало - у самого зенки вылазят. Кровь со свитера капает. Вся спина в крови. Так, значит, этот мудак галимый, меня ножом и отварил? А за что, спрашивается? Нет, на воле таким ходить не надо! Стою так, смотрю. У меня вся спина в крови. Мысль одна. Блин, в арабской части Иерусалима на улице ночевал, В Турции и в Египте один ходил в места, куда европейцы обычно носа не кажут. В Узбекистане был, в Абхазии, где все обвешаны оружием огнестрельным. А тут на тебе нож в плечо в десяти шагах от родного дома
Сначала маманя подумала, что это Оля меня по пьяни побила и ножом пырнула. Она приписывала ей все самое нехорошее тогда. Ну, мы ей оба рассказали, как было дело. Маманя схватилась за голову и талдычила, что это Оля меня до этого довела. Ну, посмотрела Оле руки, перевязала ей порезанную руку, обработала раны ей. И говорит: вот если Лёню положат в больницу или посадят, пока его дома не будет, ты не будешь здесь жить. Ты это время будешь жить в подъезде, откуда ты и пришла, аспирантка хренова, а я и поверила было! Оля разозлилась. Как заорет: да я трассу лучше работать пойду! Крикнула мне: я вернусь, Лёня! И съебалась! Так что пошли мы с мамой в травмопункт, а Оля пошла на трассу деньги зарабатывать. Психанула - и съебалась.
А мы с мамой пошли в наш травмопункт, причем по дороге маманя мне все по ушам ездила. Гнала свои понты, как ей с нами трудно, мол, она не ожидала, что у нее сын станет наркоманом, что приведет себе домой в качестве любимой проститутку, но вот она не против Ольги, она видит, как девушка ко мне жмется, но вот пусть поживет на улице, пока я в больнице буду лежать, а она видеть мою любимую не может. Вот ноет так и ноет. А у меня в кармане всего пачка початая беломора и лежит. Еще с октября початая. Уж лучше б ты мне сигареты купила! А ты ноешь и ноешь: я ее терпеть не могу. Мама, а ведь я к этой девушке больше полгода все прижимаюсь. Вот так и дошли до травмопункта.
Ну, минут десять в очереди просидел Захожу. Там ведут прием пожилой плешивый травматолог и его ассистентка - белобрысая медсестра хирургическая в возрасте. Мужик спрашивает: что случилось? Я ему рассказываю, что и как было. Он меня спрашивает: а паспорт у Вас есть с медстраховкой? Да, есть, отвечаю. И протягиваю ему паспорт с медстраховкой. Он берет и говорит: а Вы в курсе, что мы обязаны по факту Вашего обращения поставить в известность милицию? Знаю, говорю, мне-то что. Да я потом сам к мусорам пойду. А врач говорит: Настя, оформи ему госпитализацию по ранению да перевяжи его. Белобрысая медсестра заставила меня раздеться до пояса и сделала мне перевязку первую. А врач тот позвонил в нашу ментовку и доложил. Есть пациент с ножевым ранением, обратился во столько-то. Потом эту телеграмму я видел в уголовном деле, по которому я проходил в качестве потерпевшего.
Ну, перевязала белобрысая медсестра меня, вызвала скорую, заполнила на меня карточку. Я спрашиваю её: чего теперь? А она говорит: Вас нужно на операцию, мы помочь Вам не сможем. Я вызвала скорую, вас отвезут в больницу № 67. Там сделают операцию, остальное - как врачи решат. И давай ворчать: вот не надо приставать к чужим женам! Я говорю: а я приставал, что ли? Я с девушкой был, зачем мне к кому-то приставать? А она мне говорит: ждите скорой. Этой скорой я ждал минут сорок. Пока вышел к матушке, поговорили. Матушка психанула, когда я попросил ее принять Олю домой. Она будет жить в подъезде, откуда и пришла! - орала матушка. Я ее видеть не могу, эту сволочь! Если любишь меня, как ты постоянно, значит, она меня дома встретит. Нет - так все станет окончательно ясно. Матушка заплакала: ты совсем ненормальный! Она ж тебя губит, эта проститутка! Как ты этого не понимаешь! Я люблю ее, тихо ответил я. Когда я вернусь, я хочу, чтобы она меня встретила. Ну, матушка - она ныть стала, такой я, сякой, ненормальный. И ныла и по ушам ездила. И еще при этом мне 110 рублей всунула. Мол, чего захочешь, купишь, все одно, только я тебя пожалею. Вот пока все это было, приехала карета скорой. Позвали меня, маманя спрашивает: куда меня? А ей и мне говорят: в больницу « 67. В спецтравматологию. Ну, и меня отвезли в больницу № 67.
По дороге там фельдшер болтливый был. Все ко мне прикапывался. Чего да как, что случилось? Я ему рассказываю о происшедшем, а он меня учить вздумал. Говорит: пить надо меньше. Я ему отвечаю: синяя тема - это вообще-то не мое, это подруга любит, а мне больше нравиться травку покурить, по втыкать. Сука эта спрашивает: а героином уколоться? А есть, что ли, спрашиваю. Я б сейчас что герычем, чтоб морфой поставился. А фельдшер тот меня спрашивает: на системе был? Нет, пока тьфу-тьфу, сказал я ему. Пока не довелось. А рана-то болит, поставил бы ты лучше меня чем-нибудь, это лучше, чем выспрашивать, выпытывать. Он там гнать стал, что, ладно, пошутил он, да все понимает, не первый год на скорой работает. Вот так мы и доехали до приемной спецтравмотологии той больнички.
Пошли, говорят, приехали, сейчас тебе операцию сделают. Я вышел, зашел в какой-то полуподвал. Это у них приемный покой такой. Там мне велели раздеться до нижнего белья. Только разделся, одежду взяли и повезли на кресле на колесиках в перевязочную. А я ж хмельной еще был, да и не мало, ежели по честному. Там бригада медиков собралась, дежурный врач и три фельдшера. Говорят, укол обезболивающей придется делать, да не один. И быстро ставят мне три баяна в спину вокруг раны. И я чую, что меня поперло, как со стадола. Блин, как будто полетел! Похоже на типичный опиатный торч по ощущениям. Спрашиваю: а чем вы меня поставили? И что оказалось? Мне сказал, что это и был стадол и новокаин вместе. Ох, пиздато мне было! Самый настоящий торч. Стадол, новокаин плюс остатки алкоголя в крови! Меня так вставило! Они мне рану зашивают, а я сижу и втыкаю! Мне так хорошо! Прошу двинуть по жилам это же лекарство. Врачи что-то забеспокоились. Спрашивают, нет ли случайно у меня гепатита. Я говорю - есть гепак. Цэшка. Только активной фазы не было, просто вирус в крови. Молодой хирург мне говорит - ну, и носи вирус дальше себе на здоровье. А ведь от такого запросто вирус подцепить можно при операции! А я втыкаю себе! Они там сзади оперируют, а я на том же кресле сижу. Но вот боль все равно чувствовалась. Не заглушают ее полностью вещества, просто позволяют терпимо переносить. Резали, резали, зашивали, поставили мне трубку туда дренажную, чтоб там гной, сукровица оттекала, наложили шов, а потом повезли меня на рентген на том же кресле. Чтоб узнать, не затронуто ли легкое. Хирург, оперировавший меня, сказал, чтоб если б этот мудак ударил меня на 7 сантиметров левее и ниже даже своим ножом, то меня бы просто не довезли до больницы. Захлебнулся бы кровью, да и кони двинул. Да уж, пронесло всех. Сколько б тогда Славику срока намотали? Помню, долго ждали врачиху-рентгенолога в темном кабинете, она долго не приходила, потом пришла, еще ворчала, но приступила к исполнению своих обязанностей. Сделали снимок легкого, сказала, что легкое не затронуто, потом меня на кресле отвезли в туалет. Там я поссал, покурил беломорину. После этого мне дали попить кипятка и повезли меня в палату. Палата была в самом дальнем углу, а на дверях ее было написано карандашом: VIP-апартаменты. Шесть коек без постельного белья и без подушек, раковина с краном в углу, холодно, хорошо мне хоть пижаму выдали. В палате меня пенициллином поставили еще. Я попросил пить. Мне фельдшер тот, что при был при моей операции, сказал, что воды принесут, а спиртного - нет. А я им говорю - а может морфинчиком поставите? Молодой фельдшер мнется. За это, говорит, отблагодарить надо. А у меня только сотка. Да и то в брюках. А брюки заперты в кладовке. Но сотки ему мало. Не сговорились. Он триста просил. Но воды принес из-под крана. Налил еще в пустую баклашку.
Приносит мне воду и запирает в палате. Думаю, чего это такое? Почему? Потом дошло. Это ж спецтравматология! Для тех, кто бухим с травмами поступает. Травматологический вытрезвитель! А вытрезвиловка - это что-то среднее между психушкой и КПЗ в ментовке. Тоже КПЗ, только режим больше поблажек дает. В туалет выводят под конвоем, в палате закрывают, в большие палаты установлена металлические двери с небольшим зарешеченным окошком посредине. Кровати без подушек и постельного белья. А до меня это не доходит толком. Я ж бухой и удолбанный. Думаю, что такое? Отчего эта палата похожа на камеру без окна? До меня стало доходить постепенно. Что это - самая настоящая вытрезвиловка для тех, кто получил травму. И что здесь травмированные находятся до вытрезвления. А содержание - явно режимное уже.
Два часа я был совсем один. Потом еще двоих пацанов с забинтованными головами привозят и закрывают. Разговорились. Оказывается, эти студенты-второкурсники из МГИМО пригласили 16-летнюю девушку соседскую на вечеринку. Сидели спокойно, бухали пиво, ее не трахали не обижали, там было еще две девчонки. Просто веселились по молодежному. Вполне невинно. Дверь не закрывали, потому что то и дело выходили курить, да там кто уходил, кто приходил из знакомого молодняка и соседей. Неожиданно ворвался папаша соседки в дупль пьяный с газовым разводным ключом в руках и давай кого ни попало хуячить этим ключом по бошке. В том числе и свою дочку. Потом забрал ее и увел. У одного парня пробит череп, сильное сотрясение мозга. Он лежал неподвижно и напряженно, это мне другой рассказал. Ни фига себе вечеринка получилась? А собрались-то в день рождения того пацана, которому ее бухой папаша череп гаечным ключом проломил. Да, мы все живем, судьбы своей не зная.
Мне не спится. Я хожу по палате и думаю об Оле. Как там моя кареглазая проституточка? Не случилось ли с ней чего плохого на трассе? Да увижу ли я ее еще раз когда-нибудь? А вдруг я больше никогда не увижу? И что делать? Ведь я люблю ее больше жизни. Больше всего на свете. Мне так спокойно и хорошо, когда она рядом со мной. Что же теперь делать-то? Вот так хожу, накручиваю себя. А потом в голове всплывает мысль: если любит, если это судьба, то она вернется. Она ж у меня в огне не горит и в воде не тонет. Все само собой образуется. Уляжется. На Небесах не могли меня подразнить семимесячным счастьем. Как бы в подтверждение этой мысли слышу, как пьяная баба горланит во весь голос в палате напротив: «Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю». ИньшаЛла, думаю, дал бы Творец мне снова увидеть мою отраду и половинку, дал бы снова прикоснуться к ней. Шагая, я шептал слова псалма Давида по - старославянски: «изми мя от враг моих, Боже, и от востающих на мя избави мя. Избави мя от делающих беззаконие и от муж кровей спаси мя. Яко се уловиша душу мою, нападоша на меня крепцыи, ниже беззаконие мое, ниже грех мой, Господи. Без беззакония текох и исправих, востани в сретение мое и виждь. И ты, Господи. Боже сил, Боже Израилев, вонми посетитти вся языки, да не ущедриши вся делающыя беззаконие. Возвратятся на вечер и взалчут, яко пес, и обыдут град. Се тии отвещают усты своими, и меч во устнах их, яко кто слыша? И ты, Господи, посмеешися им, уничижиши вся языки.» Так в отчаяниях и борениях я проводил ту ночь в травматологической вытрезвиловке.
Около шести в нашу закрытую палату привезли нового пациента. Это был студент-четверокурсник МГУ. Студент юрфака МГУ. История его была такова. На какой-то студенческой вечеринке набухался так, что не мог идти уже, а надо было спускаться. Приятели его взялись нести на руках да и уронили с лестницы. В итоге был перелом ключицы и пары ребер. По началу он все кипешевал. Он заявлял всем, что напишет жалобу на администрацию больницы прокурору. За то, что его незаконно лишили свободы. И он это им якобы говорил, а ему говорили в ответ: напишешь - тебя в психушку отправят. Понты с двух сторон. Я ему объясняю, что это травматологическая вытрезвиловка. До нашего вытрезвления мы считаемся здесь как бы невменяемыми, а потом нас еще есть полное право держать в таких условиях еще три часа вдобавок. И мы начинаем спорить, правильно это или неправильно. С точки зрения права.
Утром около половины девятого нас осмотрела медкомиссия в лице зав этой травматологической вытрезвиловки, его зама, старшей медсестры и дежурный по операционной хирург Смотрели, кого куда девать. Пацанов с разбитыми бошками отправили в нейрохирургию, будущего юриста - в простую хирургию. А меня в перевязочную на перевязку. Почистить рану, а потом выписать. Повезли в перевязочную, ложусь на операционный стол с кресла. Входит этот дежурный хирург с ассистентом - фельдшером. И говорит, сволочь: дай-ка я дяденьку помучаю. У него там карман с кровью образовался, дай-ка я его почищу. А я ему говорю: только сначала поставь меня чем-нибудь таким, с чего вопрет хорошо. Как вчера вперло. Этот доктор говорит: да ведь это и алкоголь наложился еще. Чего-то поставил вне в плечо вокруг раны пару раз и сказал: если не помогло, то такому уже больше не поможет. Бля, оперировали, я на крик орал. Дикая боль. Матюками их крыл - дай Боже! Ну вот, сделали мне операцию, говорят - выписываем. Сначала на полчаса в палату, где я снова был один, А потом выписали. Пошли в кладовку, отдают одежду, я им их халатик сдаю. Они его берут, я одеваюсь, а мне тут говорят - подписывай акт, что все отдали Вам вернули. Я говорю - а акт не при мне составляли. Написано, что денег не было, а у меня было 110 рублей в заднем кармане брюк. Говорит тетка - а мы по карманам не лазили. Я говорю - давай брюки мне. Она дает. Смотрю - в заднем кармане денег нет. Спиздили. Так бухой был, хрен чего им теперь докажешь. Спиздили деньги все, что были при мне. Хрен с вами, у меня жена отсосет у кого-нибудь за 500 рублей, деньги к вечеру будут. Говоря ей это я подписываю акт. Тетя в отпаде полном. Много, говорит, я здесь наслышалась, но чего-чего, а вот такое слышу в первый раз. Она качает головой, а я одеваюсь и выхожу. Смотрю в пачку беломора. Осталось всего три беломорины. Это было около 12 часов, вернее, уже начало первого было. На прощание охранник сказал мне, что по выданной мне справке можно бесплатно проехать в течение этого дня.
Смолю беломорину, расспрашивая, иду к метро. Ближайшее метро - Полежаевская, но до нее надо ехать на троллейбусе. Нахожу остановку, еду. Думаю, поеду к мамани. Расскажу ей все. А домой ехать просто не хочется. Вдруг приеду, а Оли нет. И чего мне делать? Совершить затяжной прыжок с двенадцатого этажа? А этому долбоебу с его белобрысой так и гулять на воле? А ни хуя! Пусть матушка подогреет на сигареты и пиво. А там я найду, чего мне делать. Так что еду к мамане на работу. Доезжаю до Пушкинской, привычно иду пешком. Прихожу - и облом! Аркадий там на месте. Сонно говорит, что мамани нету. Типа отпросилась ко мне в больничку дачки принести. Ладно, думаю, подожду. Жду, жду, а ее все нет. Мне курить нечего, уши пухнут, блин, вот после всего этого, начинаю стрелять сигареты. Прошло полтора часа. Матушка приходит. И вроде очень рада меня видеть. Начинает со мной сюсюкать, как с маленьким. Вопросы про Олю просто игнорирует. Не слышит, не доходят, не хочет их слышать. Смотри, я купила тебе хорошие сигареты. 4 пачки КЭМЭЛ. Я хотела тебе все это принести, приехала, но мне сказали, что тебя уже выписали. Извини, там недалеко, я к тетке Ирки поехала. Ведь вы же жили на ее даче. Все рассказала. Пусть знает, что ее племянник - наркоман. Мама, а что ты слышала про Олю, задаю вопрос я. Я без Оли не могу больше жить. Не могу и не хочу! Матушка обнимает меня и гладит по головке. Как маленького, И сама говорит, что поняла, как безумно меня любит, своего непутевого сына-наркомана. И говорит, что моя шлюха уличная обязательно вернется. Что ей не захочется упускать такой дивный шанс. Лёня, она тебя будет ждать, сам увидишь, успокаивала меня маманя, гладя по головке. Как в далеком детстве. Дала мне 80 рублей. Направился в Очаково. По пути на Киевском вокзале купил пиво и сигарету, погрузился в тамбур электрички да и
поехал домой.
И чего? Приезжаю в родное Очаково. И думаю - а куда идти? Домой? А если Оли там нет, то чего делать. Пойду-ка я лучше в нашу мусорскую, накатаю заяву. Вот не хуй такому на воле ходить, а, Зоя? Как сама думаешь? И вот, совершенно не спав ночью, будучи измотан внутри, от нашей станции я свернул не направо к дому, а налево к мусорской. Пришел туда, постовому у двора свою ксиву сунул, захожу в дежурку. Говорю оперативному дежурному: так и так, ударили ножом в плечо, только что из клиники после операции, пришел писать заявление. Маленький усатый мент с погонами среднего командного ментовского состава явно киснет. Паспорт есть, спрашивает. Я молча протягиваю ему свой паспорт. Смотрит прописку и прокисает еще больше. Ладно, пишите. Вот Вам бумага, вот ручка, а вон там образец, по которому писать - говорит он, листая какие-то папки. Я беру и занимаю место. Пишу, сгорбившись заяву. Согласно образцу, висевшему на стене.
Только написал - подходит ко мне мужчина в штатском невысокого роста с маленькими усиками. И спрашивает : а паспорт у Вас есть? Есть при себе, говорю. А тот мне говорит: вот и отлично. Тогда я Вас привлеку к участию в следственных действиях. Пройдите, пожайлуста. Это все быстро будет. Ну, чего делать? Пошел. Спрашиваю его на ходу: Вы хотите меня привлечь в качестве понятого? Тот опер мне отвечает: так точно, именно в качестве понятого. Поймите, когда по-настоящему нужно, их очень трудно найти. Ладно, где там в нашей ментовке отдел угро. А там в крайнем кабинете целое собрание. Какой-то тронутый сединой мужик, оказавшийся казенным адвокатом, прокурорский следак, пара оперов нашей ментовки, явный бомж и какой-то мужик, примерно моего возраста с ботинками без шнурков. Тот, который меня позвал, говорит, зайдя: вот, нашел еще одного. Давайте быстро напишем все протоколы.. А потом обращается ко мне: дайте Ваш паспорт, пожайлуста! Ну, они там вписали с него все данные, а потом этот усатый и говорит: я полагаю, права и обязанности понятых всем понятны. Я отвечаю: да. Удостоверить факт, содержание и результаты следственного действия. Усатый поднял на меня глаза от протокола и сказал удивленно. Все правильно. Вы - юрист? Юрист, говорю. Вот и отлично, говорит усатый опер. Распишитесь, что процессуальные права и обязанности вам объяснены. Ну, Вы ж их и так понимаете, а товарищу Вашему всегда объяснить сможете. Мы сейчас проводим опознание по фотографиям. И кладут пред бомжом несколько фотографий. Разных. Спрашивают его: кого узнаешь? Он сразу указывает и отвечает: Лёшка - вот он. Сразу написали протокол, что опознал фотку № такой-то. Написали, как положено.
Потом говорят: а сейчас будем проводить следственный эксперимент с выездом на место. При этом будем все снимать на видеокамеру, будет производиться видео- и аудиозапись. Объявили состав. Под видеокамеру назвались прокурорский следак, назначенный защитник бомжа, ментовской опер, понятые, опер-оператор, снимавший все на камеру. И опасавшийся, что вот-вот сядут батарейки от видеокамеры. Сначала тот бомж дал показания в кабинете. Он привлекался по убийству другого бомжа. Рассказал, как они встретились у магазина, как сложились на поллитра водяры, как сидели у костра, вспомнили старое, как подрались. И этот бомж ударил своего напарника молотком по голове. Как потом встретил его близко от места драки чрез четыре дня. Тот был жив, жаловался на сильные головные боли. Примерно чрез неделю после драки его нашли мертвым в том колодце, где он жил. После этого прокурорский следак объявил, что во столько-то съемка приостанавливается, что следственный эксперимент продолжится на месте. Вообще-то интересно, почему это назвали следственным экспериментом. Ведь следственный эксперимент состоит в воспроизведении на месте определенных событий, а здесь явно имела место проверка показаний на месте.
Мы все вышли из кабинета и стояли около крыльца ментовки. Ожидая авто. Оно быстро было подано. Патрульная мусорская машина. Типа маршрутки. Тогда подследственный бомж сказал мне: если ты пацан, дай мне пару сигарет. Я знал уже, что менты орут, когда задержанным передают сигареты. В кармане вытащил из пачки три штуки и молча передал ему. Менты молчали. А бомж сказал, беря их: благодарю! Эх, намотают мне ни за что лет пятнадцать теперь. Не убивал я его, он потом еще неделю прожил. Кругом все молчали. Мы грузились в ментовскую машину. И поехали, так сказать, на место происшествия. Странно, на подозреваемого в тяжком преступлении бомжа пожилого не надели наручники. Не было и конвойных. Один мент-сержант за рулем, даже не вписанный в протокол этого следственного действия, был за рулем. Он смотрел за машиной, а на подследственного и внимания не обращал. Если б тот бомж захотел сделать ноги и если бы ему было куда делать ноги, он мог бы съебаться не один раз на месте.
Хотя и я не спал всю ночь, с ножевой раной и дренажной трубкой, я не жалел, что меня привлекли понятым. Все же интересно, раньше меня понятым не привлекали, а тут я присутствую при следственных действиях, читаю процессуальные документы да подписываю их. По дороге усатый опер спросил меня, что у меня случилось, я рассказал про удар ножом. Опер извинился, сказал, что все будет быстро, но про рану можно было бы сказать сначала - тогда бы он нашел другого понятого. Приехали мы к хорошо известному мне магазину напротив оврага, за которым была церковь отца Дмитрия. Солнце заходило. Молодой опер-криминалист с видеокамерой нервничал все сильнее и сильнее. Если придется освещать, то батарейки точно сядут, снять не успеем, - повторял он то и дело. Выгрузились из авто, следак спрашивает бомжа: куда идем? Тот отвечает: за магазин. Пошли туда, обходим магаз тот. Бомж говорит: здесь мы встретились. Следак велел включить видеокамеру, понятым встать рядом с бомжом, чтобы нас было видно в кадре. И говорит ему: рассказывай. И бомж пожилой рассказал, как покойный бомж стоял вот на этом самом месте, где он сейчас стоит в первое воскресенье ноября, а он сам спустился с горки по вот этой тропинке (при этом бомж показал рукой на тропинку). Здесь они и встретились, сложились на поллитровку и пошли в магаз. Следак сказал: пошли. И мы все пошли обратно, к входу в магазин. Причем мы, понятые, стояли и шли рядом с ним, и все это продолжали снимать на видеокамеру.
На крыльце магазина подследственный бомж рассказал, что Лёшка взял деньги и пошел за водкой, а он сам ждал его на крыльце вот на этом самом месте. Ждал недолго, вскоре собутыльник его вышел с бутылкой, и они вместе пошли к гаражам. Следак сказал, чтобы он нам показал путь. И мы пошли снова, нас продолжали снимать на видеокамеру, а бомж тот показывал путь. Снова обошли магазин, поднялись по тропинке на горку, шли долго, минут десять, пока не оказались на площадке между ракушками у стены старционарного гаража. Там валялись бревна, куски арматуры, ящики. Было видно на земле пепелище костра. Все это молодой опер снимал, а потом бомж продолжил рассказ. Вот здесь (он показал на пепелище) развели костер, поставили около него ящики, стали греться и бухать на них. Выпив, его собутыльник начал вспоминать прошлое, у них произошла ссора, тот стал ему угрожать, схватил кусок арматуры. А у этого бомжа при себе был пакет с нехитрым бродяжьим скарбом. Среди прочего, там лежал молоток. Так вот, бомж схватил молоток да и отоварил им со всей силы по макушке своего собутыльника (это даже он показал: как замахнулся), тот сразу свалился назад. Бомж убрал молоток обратно, вскоре его собутыльник поднялся, а бомж ушел во свояси.
После этого мы снова грузились в блондинку. И поехали к АЗС, откуда хорошо сквозь голые деревья была видна та самая церквушка, куда я 10 лет назад исправно бегал. Там выгрузились, возобновили видеосъемку. Мы стояли около бомжа, а он рассказывал, что именно здесь 7 ноября встретил того самого своего собутыльника. На этот раз они не ругались. Тот жаловался, что после драки у него сильно болит голова, а этот советовал ему обратиться к «Врачам без границ». Мне сразу вспомнилась моя кохана. И ее рассказ, как она пошла туда, и как ее там направили в КВД. После этого мы пошли в сторону церквушки. Остановились у трех больших люков водосточного коллектора. Я слышал и десять лет назад, что в системе коллекторов жили бомжи. Бомж возобновил свой рассказ. Вот здесь жил его собутыльник тот, вон чрез средний люк заходил и выходил. И он слышал, что 12 ноября в отдаленном люке нашли его труп. Следак спросил, отчего, по его мнению, тот помер. Бомж сказал, что не знает. Скорее всего, никто его вовремя не опохмелил, а может, и от удара молотком, но прожил после него неделю как минимум. Все. Опер усатый попробовал поднять один люк, но они были заварены. Следак прокурорский сказал, что после обнаружения трупа их, скорее всего, заварили, чтоб туда бомжи не лазили. Бомж заметил, что их не раз приваривали, а потом все равно сбивали. Мы снова погрузились в блондинку, нас отвезли назад в ментовку. Зашли в тот же кабинет, следак стал составлять протокол следственного эксперимента. Написано было все объективно, что тот и рассказал, что показал. Все подписали, понятых отпустили. Мы были заняты где-то больше, чем полтора часа, но до двух часов все же не дотягивало.
Я пошел к дежурке, чтобы отдать уже написанную заяву. Был уже около половины шестого вечера. Минут двадцать ждал, пока оперативный дежурный возьмет заяву, потом еще минут 15 - пока он выдаст мне талон, что заяву взял. А ему кто-то постоянно звонит, то он сам начинал звонить, то с патрулями связывался по рации. Базара нет, ожидал я так долго из-за загруженности его, а не в силу злонамеренности или нежелания исполнять свои обязанности. Отдав мне талон, на котором регистрировался факт моего обращения, дежурный сказал мне, что теперь мне нужно ждать опера. И опера пришлось ждать очень долго. За это время я успел присмотреться к жизни нашей ментовки со стороны, так сказать.
Теперь наша мусорская располагалась в старом двухэтажном помещении, где раньше был детский сад. Прямо после входа слева застекленная дежурка, где постоянно находятся два или три ментовских офицера, напротив дежурки автомат, где можно взять чай, кофе, шоколад горячий, какао, бульон. Справа от входа - обезьянник. Отгороженный решеткой с дверью решетчатой закуток. Напротив обезьянника - старый письменный стол, за которым сидит дежурный мент. Вертухай. Он закрывает и открывает обезьянник, сопровождает задержанных в уборную. Слева от дежурки коридор ведет очевидно к кабинетам отдела уголовного розыска, направо от дежурки коридор ведет к другому коридору, где дальняк и три камеры. ИВС. Еще там есть кабинет, чрез который проходят в аналогичный коридор с камерами и изолятором. И лестница на второй этаж напротив дежурки, где кабинеты ментовского начальства, оперов и хрен знает, что еще.
В то время, пока я ждал опера, дежурил вертухаем низенький белобрысый мент, Которого звали Лешкой. И который впоследствии раскатал губы на мою кохану, а она ему фигу показала. Его окликали только: Лёша, закрывай! Он сонно поднимался, провожал к обезьяннику очередного задержанного, открывал висячий замок (точная копия, что был у матушки на балконе), а потом закрывал его. В обезьяннике были закрыты тогда только иногородние с неславянской внешностью и трое бомжей, привлеченных по тому делу об убийстве своего товарища свидетелями. Еще там была одна девушка. Оказывается, другой понятой был тоже задержанным вместе с ней. Это была его подруга с Украины, проживавшая в Москве без регистрации. Тот усатый опер попросил дежурного быстро отпустить их. Парня сразу отпустили, отдали шнурки, он их вправлял в ботинки на скамейке у входа. А усатый оперативный дежурный принес потом ему подписать протоколы и спросил: деньги есть? Принесите пятьсот рублей, такой штраф будет. И сделайте ей регистрацию. Самим легче жить будет, чего так живете, от всех прячетесь. Тот мужик ушел, чрез полчаса вернулся, после этого его девушку отпустили. Они еще у меня спрашивали, как оформлять регистрацию и миграционную карту, я им подробно рассказал. Они ушли, я все ждал и ждал опера.
За время этого ожидания задержанные менялись. Привозили исключительно с неславянской внешностью, иных даже не закрывали, пробивали регистрацию по компу и отпускали, не солоно нахлебавшись. Кого закрывали, даже не шмонали. Просто велели выкладывать все из карманов на стол вертухая, отбирали сигареты и зажигалки, это клали в ящик стола, а вот деньги оставляли. Также не заметил, чтобы у кого-то, кого помещали в обезьянник отбирали ремень, часы, шнурки. Ничего не описывали. Потом Лёшка просто проводил рукой по карманам, удостоверяясь, что ничего более там нет и закрывал задержанных. Когда выпускали, выходил усатый оперативный дежурный, вызывал по фамилии, вертухай открывал. И оперативный дежурный уводил его в коридор расписываться на протоколах, после чего отдавали зажигалку и то, что оставалось от сигарет.
Я ждал два часа. Снова попался мне тот усатый опер, который пригласил меня понятым. Вы все еще ждете, удивился он. Да, говорю, заявление сдал, вот опера жду. Тот только головой покачал и сунулся в дежурку. Вижу сквозь стекло - заява моя там лежит, ее еще никуда не передали. Дежурный подполковник кому-то все звонит, этот опер взял мою заяву и куда-то ее понес. Чрез двадцать минут дежурный вылез из дежурки и сказал, что мне надо подняться на второй этаж в такой-то кабинет. Мол, там с меня снимут объяснения.
В кабинете меня действительно ждал молодой опер, не старше 25 лет. Он первым делом спросил, что случилось. Я ему кратко рассказал, он попросил паспорт. Я дал ему паспорт и протянул еще справку из спецтравматологии, где были диагностированы непроникающая колото-резаная рана и алкогольное опьянение. Спросил, надо ли? Опер глянул и сказал, что нужно. Стал записывать мои объяснения. Отметил время начала. Сначала задавал обычные анкетные вопросы, которые заносят в любой протокол. Фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, образование (записал какой вуз я окончил), место работы, должность (я дал конторку своего планового друга, которому оказывал бухгалтерские услуги), семейное положение, отношение к военной службе. Потом переписал данные моего паспорта, потом сказал мне так: быть может, эти вопросы Вам покажутся странными, но они протокольные, я должен Вас спросить. Под судом были, есть судимость? Нет, отвечаю. В психоневрологическом диспансере, в наркологическом наблюдаетесь? Я говорю, что в наркологическом диспансере не наблюдаюсь, а вот в ПНД состою на учете по эпилепсии. Он спросил, в чем проявляется это заболевание. Я ответил, что в эпилептических приступах с судорогами или без судорог, но с потерей сознания и падением. Опер предложил мне расписаться, что анкетные данные мои верны, что мне разъяснено мое право не свидетельствовать против себя и своих близких по ст. 51 Конституции РФ, что я предупрежден об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Я расписался. И он предложил мне рассказать о происшедшем.
Я рассказываю, он записывает и задает уточняющие вопросы. Первое, что его заинтересовало: как они выглядели, мог бы я их опознать. Я попытался представить себе их. Испитая баба лет за сорок пять, крупногабаритная, в светло-бежевой куртке и серых брюках. Светлые волосы, возможно, покрашена, вся размалеванная. Славик - чуть пониже меня и покоренастее, шрамов нет, серые глаза, дрожащие руки. Описываю эту синюю парочку. Опер спрашивает: а опознать сможете? Да, наверно смогу, говорю я. Рассказываю дальше. Как он мне нож показал у входа в магазин. Опер тут оживился. А он не сказал, за что на условке ходит? Или хотя статью. Нет, отвечаю, про это он говорить не хотел, да я и спрашивать не буду. Мало ли что человек спьяну нести начинает? Конечно, соглашается опер. А вот часом Вы не заметили у него татуировок. Ну, на пальцах, на запястье. Было бы легче найти. Насколько помню, отвечаю я, татуировок у него вообще не было. На тех частях тела, которые я видел. А жаль, говорит опер. А что, он так и представился? Как вор в законе? Да нет, говорю. Он сказал мне, что он сидел, что он - вор в законе. И как бы для подтверждения своих слов показал мне нож в рукаве. Дурак он, говорит опер. И расспрашивает дальше. Я рассказываю, а он спрашивает: а он матом ругался? Нет, отвечаю, ссоры не было, просто чем больше общались, тем больше он стал матом выражаться, никого конкретно не обзывая. А опер записал так: в ходе общения «Славик» начал выражаться нецензурно, становился все более и более агрессивным», Под конец опер спросил. А вот эта девушка, что с Вами была, где она сейчас? Я говорю: ну, она с матерью моей поссорилась, пошла в гости к кому-то. Думаю, сейчас уже дома (а на самом деле, хрен знаю, где она, подумать страшно об этом). Опер мне говорит: она просто нужна будет. Показания с нее снять. Это свидетель, Вы ж понимаете? Да, говорю. Тогда опер мне протягивает прочитать и подписать объяснения. Я пишу под диктовку, протокол мною прочитан, с моих слов записано верно. Право делать замечания, подлежащие внесению в протокол, мне разъяснено». Я спрашиваю его: Вы справку из больницы возьмете? Если да, мне ксерокс нужен. Ведь еще лечиться надо с этой раной. Опер молча делает ксерокс справки, отдает мне.. Потом просит немного подождать еще. По моему делу нужен следователь. Поедут со мной на место происшествия, там я все расскажу и покажу. Где что было. Подождите внизу.
Ладно. Выхожу, спускаюсь вниз. Стою у дежурки. А в нашей мусорской после восьми что утра, что вечера пересменка. Смена отдежурившая сдает оружие, спецсредства и сваливает на отдых. А новая смена заступает на дежурство. Блондинки косяками по улицам Очакова гоняют. То и дело в первые часы дежурства привозят задержанных. Обезьянник к девяти вечера набит битком. Смотрю туда. Состав задержанных почти что полностью сменился за время, пока я был у опера. Половина девятого вечера. Новая ментовская смена какая-то нервная. Мент-вертухай все допытывается, что я тут делаю. Отвечаю: жду следователя. Он этим ответом не удовольствуется и лезет к замотанному оперативному дежурному. Тот ему указывает, что это не его погон забота, лишних вопросов не надо задавать. Этот сержантик замолчал, но все равно периодически зырился на меня. Чем-то я его явно раздражал. Может тем, что все время приводили задержанных нелегалов, а я зырился, как он проверял содержимое их карманов. К девяти вечера из дежурке вышел уже сам усатый ментовской подполковник ко мне. Пожайлуста, подождите на улице, я звонил, сейчас к Вам следователь подойдет.
Я вышел, сел на лавочке под окном дежурки и закурил. В это время мне показалось, что Оля подошла к постовому мусору у КПП во двор ихний. Невысокая темноволосая девушка в белой курточке. Да это и была она. Искала меня по всему Очакову. А мент сказал ей, что ничего не знает, нет тут такого. И она ушла домой. Я только скурил сигарету, ко мне подошел молодой калмык в гражданской одежде. И говорит: здравствуйте, это не Вы следователя ждете по ножевой ране? Да, я - отвечаю. Молодой калмык начинает гнать, что уже слишком поздно совершать какие-либо следственные действия. Что мне надо идти домой, отмыться, успокоить мать. Я ему говорю, что давным-давно пошел бы, да меня сначала понятым привлекли, а потом опера долго ждал. А опер мне сказал, что надо ехать со следователем на место происшествия, там все рассказать и показать. Как и где было что. Молодой следак ссылается на время. Мол, поздно, следственные действия в ночное время, которое в Москве наступит скоро уже, проводить просто так нельзя. Уголовное дело он возбуждает, уточняет мой адрес и телефоны. Надо будет, позвонит, позовет. А сейчас уже поздно. Смотрю на часы. 21.20. Бля, шесть часов был в мусорской! Сначала с облегчением иду домой. По пути беру и пью на ходу бутылку пива. А что дома ждет, неизвестно.
Вот, допил пиво у своего подъезда, поднимаюсь по лестнице к лифту. И чего вижу? Открывается лифт, оттуда выходит Оля в своей белой куртке, доставшейся от Люси. Идет, опустив голову, ничего не видит, меня не замечает. Испытываю дикий восторг! Мы не потерялись, мы нашли друг друга. Как гора с плеч свалилась, дикое облегчение и столь же дикий восторг. Я обхватываю ее правой рукой. И громко говорю: Оленька, милая моя! Она поднимает голову и говорит: Зайка, наконец-то мы нашли друг друга. А мать твоя без тебя меня домой не пускает. Пойдем, я тебе пива куплю. Пересчитай лавэшки. И протягивает мне 383 рубля. И добавляет: это - мое. Я ее спрашиваю: а ты чего, отсосала? Даже не работала, сказала кохана. Я хотела работать, пешком дошла до Юго-западной. А там сидит готовый на остановке. Ему уже хорошо. Я - по карманам его. Чего нашла - взяла. А хули? Там чекушку взяла себе выпила, пива выпила. А чего, я неправильно сделала? Да нет, говорю, спасибо, милая. А она меня целует, прыгает, радуется! Орет на весь дом: снова я тебя нашла, а я ж знала, что найду, а даже в ментовку ходила! Я ждала тебя, любимый. Да, говорю, мы снова нашли друг друга. Хотя я боялся, что навсегда друг друга потеряем. Этого никогда не случится, не дождутся они, говорит кохана. И мы снова жарко целуемся в уста.
И чего? Пошли в магазин, купили пачку чая на чифирок, пива баклашку, пакет вина, пару бутылок пива. Сейчас выпить. Выпили пива, пошли домой. Приходим, а там маманя вылазит. Где ты был, что. Я ей пробую рассказать про нашу ментовку, но вижу, что матушка до конца не въезжает. И слушать ей это особо не интересно. Но она меня успокаивает, говорит, что не надо ссориться, что она нам не враг, вот просто Оля себя неправильно ведет, но надо жить дружно. Давай, ешь. Поел без аппетита. Перевязываем рану. Увидев пластиковую дренажную трубку, исходящую из моего плеча, маманя чуть ли в обморок не падает. Хватается за сердце. Чего-чего, говорит, а такого я не ожидала. Это сын, называется. Уже до поножовщины дошел. Что ж дальше будет? Мам, а откуда я знаю, что будет с нами завтра? Я ж так далеко не загадываю. Короче, в ту ночь я кое-как помыл ноги и руки. И уснул сладко на плече Оли. Сладком-сладком.
А на другой день маманя съебалась на работу, как обычно, а мы пошли в травмопункт. Там нас обломали. Сказали - долечиваться надо в районной поликлинике. Пошли туда, по пути выпив бутылочку пива. Долго ждали в очереди к хирургу, а хирург так и не вышел в тот день на работу. Потому как в нашей поликлинике работал на полставки. Видел в поликлинике свою давнюю любовницу - врачиху, она чего-то сделала вид, что не заметила меня, а мне чего, мне больше ее надо? Пошла на три веселые буквы, раз не замечает. Я с Олей теперь. Вот и ждем с Олей, а хирурга нет. Пошли в тот магаз. За пивом. Ну, седой продавщице рассказываем, что позавчера случилось. А она говорит: я все знаю, с утра здесь милиция была. Этот мне восемьсот рублей должен, все водку в кредит брал. Я его так с лица знаю, описала. А где живет, как фамилия - не знаю. День после этой истории прошел тихо и мирно. Маманя на нас даже и не орала тогда.
На третьи сутки после этой поножовщины все и началось серьезно. Только маманю свалила на работу, позвонили из ментовки. Спросили меня. Какой-то мужик попросил меня быстро подойти в уголовный розыск нашей ментовки. Сказал, в какой-кабинет. Мы быстро оделись и пошли. На посту никого не было, мы без всяких вопросов зашли в ментовку и быстро очутились в нужном нам кабинете. Там нас ждал молодой опер, попросил словесно описать внешность Славика и Татьяны. Мы рассказали, как они выглядели, во что были одеты. Опер, выслушав нас, предложил пройти в соседний кабинет. Мол, нам там фотки покажут, может, и узнаем кого. Пошли. Там нам другой опер показывал на компе фотки разных правонарушителей с судимостью. Нас предупредили, что на фотках они выглядят моложе. Смотрели, смотрели. Ну, похожи, а ведь и одет тот был по другому, да и нет полного сходства. Под конец показали нам одного мужика. Я смотрю, Оля смотрит. Я говорю: вот этот больше похож, но что именно он - сказать не могу. Оля посмотрела: да нет, не он это. А зря, сказал опер, пригласивший нас. А тот, что показывал нам фотки, говорит: а что случилось-то? Отнял чего-то? Нет, отвечаю, неизвестно почему полез драться да и ножом в плечо ударил, а так ничего не отнял и не требовал. Опер покачал головой и сказал: ну и дурак! Который нас пригласил, сказал: идите, вам позвонят, когда нужно будет. И мы ушли из ментовки около половины двенадцатого.
Направились в поликлинику, мне сделали перевязку, трубку эту удалили, орал я дико, помню. А хули - без обезболивания, без всего. Чего делать, тут заорешь, боль-то какая! Оля меня жалела потом, успокаивала. Пошли снова в тот злополучный магазин, взяли пива, попили дома. Рана ныла и болела, при каждом движении чувствовал боль. День у нас шел, как обычно. И мы не знали, что в два часа дня баклана того повязали.
Оказывается, мусора не даром хлеб свой едят. Примерно, около половины пятого мне позвонил по телефону тот самый следак-калмык. Он спросил, за сколько мы можем дойти до следственного отдела. Ну, за полчаса, ведь еще и собраться надо, ответил я. Калмык спросил меня про мою подругу. Где она сейчас, она очень нужна. Хорошо, говорю, придет со мной. Он спрашивает: а вы трезвые? Да трезвые, отвечаю, Ну, по бутылки пива уже выпили, разумеется. Он говорит: приходите, очень нужно. Мы оделись и пошли.
Мы оделись и пошли в наш следственный отдел, что находится в старом районе Очаково. В пятиэтажке 50-х годов у самого конца старого Очакова. У них там на втором этаже предварительное следствие, а на первом - дознание. Ну, поднимаемся на второй этаж, никакого поста не было тогда. На втором этаже прямо при входе - камера ИВС. Поискав, не сразу нашли нужный кабинет. И видим неожиданно - сидит в наручниках тот самый мужик, который меня ножом пырнул. Следак попросил подождать две минуты, потом его быстро увели в другой кабинет. А следак-калмык, едва мы вошли, спрашивает нас - он? Да, он, разве это забудешь? Точно, это он. Вспомнил, не узнать невозможно. Так и сказала, что узнал его. А следак говорит, придется теперь нам поработать. Все оформить. Сначала стали допрашивать меня в качестве потерпевшего.
Это был уже не допрос. Дело ясное. Следак просто подгонял все в юридически безупречные для суда рамки. Чтобы ему на другой день назначили на суде меру пресечения в виде заключения под стражу. Данные были уже забиты в компьютер в установленную форму протокола с моего объяснения, данного оперу позавчера. Следак просто уточнял некоторые моменты. Просто уточнял. Об ответственности за дачу заведомо ложных показаний не предупредил официально, хотя в протоколе я расписался, что предупрежден. В конце допроса он сказал, что напишет в протоколе так - из слов сотрудников следственного отдела я узнал, что со мной затеял драку ... (он назвал ФИО. Я охуел. Это ж мистика! Кто это, учитывая место проживания? Это ж старший брат моей одноклассницы Маринки Олениной, с которой я сидел за одной партой в первом классе и нещадно дергал ее за косички целый месяц, пока она не огрела меня по моему лобешнику моим же пеналом! Блядь, как тесен мир! Даже не вериться. Следак спрашивает меня, чем я так удивлен. Я ему рассказываю. И добавляю: нет, вот если б он тогда нос мне расквасил, это еще понятно было бы, а чрез 31 год ножом в плечо - это уже слишком. Следак соглашается. Очень - очень, вызывающе. Подписываю протокол на каждой странице и в установленных местах.
Потом допрашивали Олю как свидетеля в другом кабинете. Допрос продолжался довольно долго, помимо анкетных данных выяснял следак, владеет ли Оля языком судопроизводства, не нуждается ли в переводчике. Я волновался, и оставшись один, снова курил сигарету за сигаретой. Чем все оно кончится, думал я. Все же у нее справка об утере паспорта. Хрен знает, что из всего этого выйдет.
Вот курю, нервно шагаю по кабинету и думаю. На радость, неожиданно заходит Оля, говорит, что еще будут очные ставки. Смотрит в коридор и отпрыгивает от двери: пиздец, говорит, к нему его матушка пришла. Я смотрю в коридор сквозь прикрытую дверь. Действительно, к Славику пришла его мать. Низенькая седая сгорбленная старушка. Она пришла с пакетом продуктов покормить его. Мусора, включая следака нашего, ей что-то долго объясняли. Что в наличии три человека, которые показывают, что ее сын ударил ножом человека. Кормить - не положено вообще-то, но ладно, покормите. Короче, ей разрешили покормить. Он же во всем сознался, как потом стало очевидно. Его матушка куда-то ушла, потом она вышла из комнаты, где ее сын сидел прикованный к ножке стола наручниками. И стала просить, чтоб ей разрешили поговорить со мной. С пострадавшим. А зачем - спросил ее молодой следак. Он здесь ничего не решает. Ножевую рану назад не возьмешь. С одной стороны, жестоко, а с другой стороны ведь верно. Ножевую рану назад не возьмешь. Дело публичного обвинения. Примирение сторон обвинения не снимает автоматически. Ему пришили статья 213 часть 3. Особо злостное хулиганство. От четырех до семи лет срок. Семерик, учитывая его понты про условный срок, как минимум светит парню. Как только я подумал это, мне стало его очень жаль. И я стал думать - на фиг ему было все это нужно. Вот зачем он это себе сделал? Это ж старший брат Маринки с косичками, похожими на крысиные хвостики. За которые я не раз дергал ее.
Оля следак позвал подписать протокол, а я вышел в туалет. Видел вот что, В коридоре сидела на стуле сутулая девчонка с темно-каштановыми волосами. Дешевая помада на губах, недорогая поношенная одежда, съехавший набок берет. Неужели эта потрепанная жизнью женщина и есть зубрила-отличница Маринка с похожими на крысиные хвосты косичками, за которые я нещадно дергал в первом классе? А похожа очень даже. Не узнаем точно друг друга. Что стало с этой Мариной после окончания школы? Говорили, там муж ее магазин автозапчастей держит. А вышла - то обычная история. Замужество, ребенок, развод. Учительница младших классов. Обломались все ее понты. А все одно. Эта моя бывшая одноклассница ждет своего непутевого братца вместе с матерью.
Только слил, приходит Оля. После этого сразу зовут меня. Процессуальные формальности надо утрясти. Подписываю постановление о признание потерпевшим хотя установленной законом копии не видел до сих пор. Права потерпевшего мне не разъяснены, копия постановления не вручена. Поздно. Около 22 часов. Следак торопится, а чего всем спать поскорее лечь хочется. Ладно, подписываю постановление это. Предлагают подписать отказ от гражданского иска. Отказываюсь наотрез подписывать этот протокол. Как? Мне нанесен ущерб, причинили физические и нравственные терзания - а я отказываться буду. Ни фига! Следак другой начинает говорить, что мне надо это будет доказывать в суде. Я говорю спокойно - попробую доказать, ножом-то он в конце концов меня ударил. Справки медучреждений есть. Пишутся три новые бумаги. Постановление о признании гражданским истцом, протокол разъяснения права на гражданский иск и сам гражданский иск. А на сколько? Двадцать тысяч. Охуел что ли?! - орет Оля, заходя из коридора, - заявляй на тридцать косых! Тридцать косых. Зеленая штука. Пишу в бумаге. И интересуюсь касательно материального ущерба. Мусора киснут. Это Вам надо с чеками будет доказывать. А один проговорился? А знаете, сколько нам всего этого писать будет? Давайте все оформим без материального ущерба. Я понимаю, что материальный ущерб был нанесен, но ведь особо незначительный. Ни по чьей вине фактически.
Да ладно, пусть будет записано так, думаю. Молчу. Я - сильно устал. Впереди - допрос подозреваемого и очные ставки. Около 22.30. Что также, когда примерно началась драка вечером во вторник у злополучного магазина. Листаю следственные протоколы, подписываю их, где положено. Тут заходит начальник следственного отдела нашей ментовке. Такой вальяжный мужик в светло-сером плаще. Сначала стал спрашивать про Славика. Какая статья, в сознанке ли. Молодой следак отвечает ему, потом спрашивает меня: а он вообще не угрожал убить? Я говорю: ну, во время драки кричал, что сейчас пистолет вынесет, что всех положит. А без пистолета?, спрашивает следак. Когда нож держал или когда бил? Не угрожал убить в этот момент? Да нет, отвечаю. Чего- не было, того не было. Не угрожал. А зря, говорит молодой следак. Не, продолжаю, лишнего наговаривать не хочу. А тут этот в сером плаще и спрашивает меня: а это Вы потерпевший? Да, я, отвечаю.. А с чего драка-та началась, если честно? Не для протокола? - так спросил он. Если честно - не знаю, начинаю рассказывать. На губах становиться сладко. Он просто завелся и стал гнать - я в Чечне воевал, в Афганистане, в Таджикистане, я всех одной левой положу, я сидел, я - вор в законе. У начальника в светло-сером плаще округляются глаза, а рот становиться до ушей. Он что - назвался вором в законе? - спрашивает он, еле сдерживая смех. Да, отвечаю. Просит у меня закурить, я достаю из пачки последнюю сигарету, а он мне и говорит - ты чего мне последнюю достаешь, последнюю вор никогда не возьмет, а я ж - вор в законе! Ну и дурак! - говорит начальник. И начинает болтать с Олей. Это ты у него нож вырвала? Я - смеется Оля. А он правду назвал себя вором в законе? - спрашивает начальник. Да, сначала назвал, а потом нож в рукаве показал - рассказывает Оля. Еще до драки. Отметила потом сильное изумление начальника: нет, таких дураков не еще видеть не доводилось мне! И пошел, смеясь.
Пока шел допрос подозреваемого, мы в другом кабинете следовательском с Олей обнимались и целовались, ласкали друг друга за интимные места. Следак приходит и видит, чем мы занимаемся: парочка целуется, ширинка у меня расстегнута, а моя рука - под Олиной юбкой. Он позвал меня на очную ставку с подозреваемым. И добавил - вы что, часика еще подождать не могли? Скоро все сделаем. И домой пойдете. И скажу тебе, Зоя, так: ласкать друг друга прямо в следственном отделе - это, пожалуй, самое крутое. Из того, что у меня было.
Там еще баба пожилая была. Казенный защитник долбоеба Славика. Она все говорила, как я слышал: ладно, я все протоколы подпишу. А чего его ждет? Завтра его повезут в суд, потом - в третий следственный изолятор, - Объяснял следак. СИЗО «Красная Пресня». А потом - как суд решит. А до этого? - спрашивает баба. Ну, вот я все следственные действия оформлю, какие могу сегодня совершить, он согласен нож выдать, оформлю обыск. И с потерпевшим и свидетельницей все действия следственные проведу. Просто их не хочется лишний раз таскать. Ладно, говорит баба, все я подпишу, в суде обязательно буду. А сейчас пойду. И ушла, блин.
А следак меня приглашает в тот кабинет, где уже со мной уже улаживали процессуальные формальности. Заходим, там за столом сидит Славик в браслетах. Прикованный к ножке письменного стола. Следак еще так с понтом говорит: я выйду взять форму протокола очной ставки потерпевшего и подозреваемого. Смотрю на Славика. Кто ж его так отделал? Менты? Или мы с Олей? А он уже все свои понты давно забыл. Сидит как побитая собака, прикованный к ножке стола письменного. Спрашивает голосом нудным и мутным - мужик, а за что мы подрались? Вот если честно сказать? Я говорю - в натуре не знаю. Мы не ссорились, да и повода для ссоры или драки не было. Ты угостил нас водкой, я пива купил, вместе покупали. Разве что разница в 10-15 рублей. Я со своей девушкой, ты - со своей. Вроде никто ни к кому не приставал. Ну, приметно так. Нам вообще нечего делить было. Я тебя спрашивал, за что ты меня бьешь, а ты меня бил и орал, что я и девушка моя пред тобой сынки. Мужик в отпаде, свободной рукою хватается за голову. Прости, брат, видно, мозги у меня совсем переклинило, говорит. Я все так смутно помню. А разве ж я тебя ударил ножом? Говорю - да, в левое плечо. В кость попал, к счастью. Спрашивает - сильно порезал? Рана 5 см с карманом, говорю. Врачи сказали - на семь см правее попал бы - и мне кранты. Захлебнулся бы своей кровью. А тебе - 15 лет как минимум было бы. Намотали бы. Плюс всю жизнь жить с мыслью, что человека не за что, ни про что жизни лишил. По пьяни. Славик снова хватается свободной рукой за голову. Говорит - вот это да! Что я натворил с собой! Мужик, не кати на меня баллон, ладно? Меня все равно не отпустят. Я ему: не ударь ты меня ножом, а только кулаками - я бы к ментам не пошел. А ежели ты ни с того, ни с сего за нож хватаешься - не место тебе на воле. Пойми сам. Или ответь - за что ты меня?
Славик молчит, только трясет головой. Тут заходит следак. И говорит: на очной ставке будете разговаривать, сейчас смысла не имеет. Занимает свое место, надлежащим образом заполняет форму и проводит очную ставку. Первые вопросы: - знаете ли такого? Не знал раньше позавчерашнего вечера, отвечаю. В присутствующем узнаю человека, затеявшего спонтанно драку со мной и моей девушкой. Ранее с ним знаком не был, неприязненных отношений нет. Он говорит тоже самое. Просят меня рассказать, как было дело. Рассказываю. Узнавая, как он представлял себя (участник боевых действий в Афганистане, Чечне, Таджикистане, спецназовца, чалого, вора в законе) Славик хуеет. Я это говорил? - постоянно переспрашивает он. Да, говорил. Афганистан, Таджикистан, Чечня, зона, вор в законе, а вы воевали, а вы сидели, хоть скажите. Дурак я! - не один раз восклицает Слава, слушая мои показания. Я в армии не служил и не сидел. Только месяц до суда, привлекался к суду. А следак все пишет. Славик не оспаривает мою картину происшедшего.
Показания мои он подтверждает с оговоркой. Был пьян сильно и потому не помнит толком ничего. Почему началась драка? Не помнит. Но точно одно - причин для драки не было, со мной согласен. И никто никого не оскорблял. Есть ли вопросы друг к другу? У меня есть вопрос - за что он меня стал бить? За что ударил ножом. Ответ - я не помню. Записано в протоколе так. Это была его линия защиты - я не помню. Расписываемся оба после каждого ответа. Все, как положено по протоколу.
Сигареты у меня кончились. Полночь. Уже ночное время. В ночное время следственные действия проводятся в исключительных случаях, как это прописано в уголовно-процессуальном законодательстве. Чтобы избежать лишних вопросов, следак меняет время совершения следственных действий А кому нужны лишние вопросы, скажи, Зоя? Олю зовут на очную ставку со Славиком. Она идет, а я захожу в соседний кабинет к молодому следаку. Вижу- курит и бухает пиво. Прошу закурить. Везде надписи, запрещающие курить. И все на них срали, включая и мусоров. Подследственным и всем другим допрашиваемым дают курить и пить соки, да еще сами предлагают. Сами следаки пьют пиво. Клинское.
Без Оли мне становится очень погано на душе. По человечески жалко этого парня. Брата моей одноклассницы. С которой я сидел за одной партой в первом классе. Веселой девчонки с косичками, напоминающей крысиные хвостики, позднее - нудной зубрилы с модной во времена моей школьной молодости стрижки, еще позднее - молодой учительницы младших классов, жены какого-то коммерсанта, еще позднее - разведенки с ребенком, так и оставшейся учительницей младших классов бюджетной школы. Расквась он мне тогда нос за нее - это было бы понятно. А вот спустя 31 год пырнуть ножом ни за что, ни про что - это перебор уже. И ведь сам не знает, за что пырнул! Мы-то с Олей скоро пойдем домой, зайдем в магазин круглосуточный, отоваримся пивом, придем домой, покушаем, ляжем в уютную постельку и уснем в объятиях друг друга. А ему спать на нарах в ИВС. А ведь на его месте могли бы и мы быть. Хреново на душе из-за этого! А он похоже не ведает, чего натворил. Так и не въезжает.
Нет, если б ножа не было в этой истории, я б к ментам не пошел, это точно. А если меня ударил ножом - может ударить любого. В том числе насмерть. Вот на хуй такому на воле ходить, думаю я. И думаю, что добром это не кончиться. А тут приходит Оля. Рассказывает, что написали очную ставку, что спросила его без следака, где его повязали и как. Оказывается, опера приехали к нему домой. Говорят - идем с нами. Спрашивает он - а за что? Говорят они - а там узнаешь все. Оля повторила весь его пьяный базар при нем. Он слушал, хуея, только и восклицал периодически - ох, и дурак я!
Олю еще раз позвали подписать бумаги, Следак сказал, что за поздним временем (было около часа ночи), не будет проводить перекрестной очной ставки, что мы можем идти домой, что нам позвонят, если что нужно будет. Именно, такая манера общаться нашего следственного отдела была тогда задана. Никаких повесток, только по телефону. А нам чего, больше всех надо? Сразу же пошли домой, вздохнув с облегчением. Взялись под ручку, целовались и пошли из следственного отдела. Потерпевший и свидетельница. Наркоман и проститутка. Одновременно. А Славика закрыли в ИВС. По человечески его было очень жалко. Он так ничего и не понял - за что его. Молодецкая удаль, глупость дикая, реальный срок. Нередкая схема. Но ему было не семнадцать и не двадцать лет, а сорок. Жалко. С одной стороны. А с другой стороны - ему и место за решеткой. нельзя ножом играть просто так. Неизвестно по какой причине. Только как вспомню его трезвого и сникшего в наручниках - хреново на душе становится. А как вспомню его мать и его сестру - мою одноклассницу, - так еще хуже. Ни я, ни Оля ни ему, ни его девушке ничего плохого не сделали, обидного слова не сказали, не прикапывались. Ничего не было, чтобы он драться лез. За что все это? Нам и ему? Я хоть с этой истории рецепт на трам поимел в итоге, а он поимел чего, кроме срока? Да, утешает одно - не мы первые начали. Каково его матери было? Встречный вопрос: а каково моей матери было увидеть мою спину в крови всю? Она ж в три ручья ревела потом! И чего сказать? Одно могу сказать - в нашем мире нет правых. Пред Небом виновны все. А все-таки мусора по поножовщине на улице реально работают. Такое мнение сложилось, когда около трех часов ночи из следственного отдела мы вернулись домой.
Позднее, когда я знакомился с материалами этого уголовного дела уже в суде, из текста следственных протоколов и постановлений вставала такая картина. Следак ковал железо, пока горячо. Большая часть следственных действий была совершена в ту пятницу 21 ноября, когда повязали этого баклана. Он в натуре ничего не помнил. Когда опера в ментовке его спросили, за что он ударил меня ножом, Славик был шокирован. Он ничего не отрицал, сразу начал давать признательные показания. Подтвердил, что при нем был нож, единственно, что не помнил, как и почему он ударил меня ножом. Он был в шоке. И следак выжал из него все, что надо. И записывал все так, чтобы Славика посадили на как можно дольше. После очной ставки был обыск у Славика. Проведен на основании постановления следака без судебной санкции в связи с неотложными обстоятельствами и, якобы, с согласия уже обвиняемого Славика. Славик в натуре был согласен выдать нож тот. Это был фактически не обыск, а выемка, но следак молодой почему-то оформил это как обыск, да еще записал в протоколе обыска, что нож был изъят принудительно. Видимо, понял, что напортачил здесь. Потому что в субботу допросил двух понятых, присутствовавших при обыске, в качестве свидетелей, равно как и оперов, вычисливших и повязавших Славика. Ему хотелось хоть так исправить свою ошибку.
Ну, 22 ноября, как я узнал из материалов дела, Славика доставили в наш Никулинский суд. И дежурный судья назначил ему по ходатайству следака меру пресечения в виде содержания под стражей. Прямо из суда его увезли в СИЗО № 3 «Красная Пресня». Естественно, там ему пришлось несладко. Потом узнал, что его закрыли в хату, где было 78 зеков, хотя камера была рассчитана на 25. Плюс вечно сырые полы.
Баклан этот парился в крытке, а мы жили своей жизнью. Еще два раза я сходил на перевязку к хирургу в поликлинику, а так ежедневные перевязки мне делала Оля. Так, как ее научила хирургическая медсестра. Рана затянулась, подживала. Чрез неделю после той пятницы сняли швы. С тех пор рана напоминала о себе только зудом в месте шрама да слабыми ноющими болями. Жизнь наша текла своим чередом. Оля даже тогда устроилась на работу курьером, проработала неделю, так как платили очень мало. В то время мне удалось замутить зеленки и гаша. Узнав все это, в первый понедельник декабря приехала моя давняя любовница Анечка. Подули и потрахались по привычке. Ну, а потом Оле все рассказал, она так немного губы подула да и махнула рукой, сказав: тебя не переделаешь! Прошли выборы в Госдуму. Я пошел на выборы эти, взял избирательный биллютень , нарисовал на нем хер и написал - ПОСОСИТЕ У МЕНЯ! И бросил свое художество в избирательную урну.
Законом на предварительное следствие отведено два месяца. Я думал, что проведут все-таки перекрестную очную ставку, назначат судебно-медицинскую экспертизу. Насчет очной ставки я ошибся, следак счел ее ненужной, а вот экспертизу, разумеется, назначил. Сразу после выборов позвонил мне и попросил сделать рентгеновский снимок. Он сделал выемку в травмопункте и в той травматологической вытрезвиловке. И куда-то там задевали рентгеновский снимок. А без него экспертизу провести нельзя. Вот сделал бы я снимок да принес ему, мол, это же в моих интересах. Ну, я пошел в нашу поликлинику, сделал снимок. Когда получил его, позвонил следаку. Калмык обрадовался, пригласил меня подойти. И я пошел в его кабинет в следственном отделе.
Следак поздоровался со мной, взял снимок и предложил мне подписать протокол ознакомления с постановлением о назначении экспертизы. Я сказал ему, что сначала мне надо ознакомиться с постановлением этим, а потом подпишу. Следак пожал плечами и положил предо мной постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы потерпевшему. Я его внимательно прочитал. Написано было юридически грамотно, пред экспертом были поставлены вопросы о характере телесных повреждений у меня, о том, как они могли быть мне нанесены. Потом я читал протокол ознакомления, подписывал его в установленных местах. Следак спросил, обращался ли я в поликлинику для лечения этой раны. Я сказал, что обращался три раза. Калмык расстроился слегка. Так это мне надо сначала там выемку делать, - сказал он разочарованно. Я ему сказал, что история болезни со мной, прошу только вернуть потом. Следак заверил, что все вернет, взял мою карточку, очень обрадовавшись. И стал искать большой конверт, а их не было. Ни у него, ни у его коллег. Я вызвался сходить на почту, купить конверты. Следак дал мне денег на десяток больших конвертов. Я сходил, купил. Он очень меня благодарил, сложил все истории болезни из трех медучреждений и рентгеновский снимок с постановлением в большой конверт, заклеил и запечатал его. При этом он консультировался со мной, как ему заверить это. Я рассказал, как заверяют кассовую книгу, и он сделал точно также.
После этого он вручил конверт мне и рассказал, что мне надо делать. Вообще-то, он должен был ехать туда вместе со мной, но ему некогда. Я один поеду, документы у меня возьмут, экспертизу проведут. Вся беда в том, что на Москву это единственное бюро судмедэкспертизы. Очереди там бывают большие, надо выезжать с первой электричкой. А то можно не попасть. Запись начинается с полдевятого утра и ведется всего лишь час, а потом экспертиза. При себе надо иметь паспорт обязательно. Поезжайте завтра прямо, напутствовал он меня на прощание. Что такое эта экспертиза - я тогда еще не знал.
И поэтому в канун Дня конституции я и поехал туда полшестого. Это было ошибкой. Доехал-то я на место только в семь-двадцать утра. Это бюро судмедэкспертизы находилось на северо-востоке Москвы. В этом районе весной я гулял по драгам с очкастой героинщицей. На том же трамвае ездил с ней. Тогда после морозов снова наступила оттепель, все крыши были увешаны большими сосульками. Бюро это я приметил по толпившемуся около него народу. У меня сразу возникло предчувствие, что сегодня я не попаду сюда. В очереди я был пятнадцатым, а говорили, что скорее всего возьмут 20-25 человек на экспертизу. Полдевятого нас запустили в помещение, заняли очередь на запись. Иные следаки в ментовской форме сопровождали тех, кого они направили на экспертизу, за мной в очереди стоял ментовской капитан. Вообще-то, я имел шанс пройти тогда, но предо мной стоял адвокат, который привел на экспертизу дюжину своих клиентов. И все. Их-то всех взяли, а остальным сказали - приходите в понедельник. Ну, а чего делать?
Перспектива выезжать еще темной декабрьской ночью ни один раз сюда меня не устраивала. Поэтому я в ночь на понедельник вообще не спал, курил гаш и чифирил несколько раз за ночь. Полчетвертого стад одеваться, сонная Оля вышла и сделала мне бутерброды, сунула их в сумку, поцеловала на дорогу, да и свалилась спать. А я пошел по темным очаковским улочкам к электричке первой на Москву. В этот день погода еще более ухудшилась, установилась плюсовая температура. И шел дождь, съедающий снег. Топтался на нашей станции, ожидая первой электрички, 15 минут ехал в почти что пустом вагоне (еще два сонных хмыря там были), топтался на Киевском вокзале, ожидая, пока откроется метро. Мчался туда же, куда весной мчался в синем вагоне метро на прогулки аптечные с героинщицей, все думал о ней - как она там сейчас, не оторвали ли ей бошку. Потом вспомнил, как укурился у своего друга, пошел к метро, привычно пил пиво и втыкал на какое-то здание. Присмотревшись внимательнее, я понял, что втыкаю на ментовку, а сначала не мог понять, чего это здесь так много мусоров ходит. Вот ехал и вспоминал случившееся за этот год. Как круто повернула моя жизнь. Как весь этот год мотало по разным водоворотам.
В темное раннее декабрьское утро под звуки капели гнилой московской зимы я снова шел по тем же улицам, ехал в том же трамвае. Снова подошел к бюро судмедэкспертизы. И снова увидел очередь. Сердце защемило. Ведь приехал всего-то на сорок минут раньше первого раза. Что, снова не успею? На этот раз в очереди я был тринадцатым. Тринадцать - число сакральное, для меня почему-то всегда было счастливым. Ладно, думаю, назвался груздем - полезай в кузов. Раз есть уголовное дело, где я иду потерпевшим, то надо сделать эту экспертизу. Буду ждать, а какие есть варианты? И стал ждать. Пока ждал, сходил в круглосуточный магазин и отоварился бутылкой пива. Пил ее. А с крыши время от времени срывался снег. Стоять здесь было небезопасно. В ожидании экспертизы можно было вполне получить новую травму. А народу подходило все больше и больше.
В 8.25 открыли дверь. Привычно свернул направо, занял очередь к окошку записи. На этот раз очередь пошла быстрее. Около девяти я сунул в окошко пожилой тете в белом халате запечатанный паке и свой паспорт. Тетя распечатала пакет, спросила меня, все ли здесь истории болезни, где зафиксированы мои обращения по поводу травмы этой. Получив утвердительный ответ, она отдала мне паспорт и направила меня в шестой кабинет. Я пошел в гардероб, разделся, спросил, куда мне идти охранника. Он показал мне в правый коридор. Первая дверь и была кабинетом № 6. В очереди там был только один мужик. Я решил покурить. Попросил предупредить, что я отошел. Покурил на крыльце и вернулся. Пока я курил, мужик тот куда-то испарился. Только вернулся, вызывают меня.
Захожу в кабинет. Там за столом сидит пожилая врачиха. Судмедэксперт. Спрашивает паспорт. Даю ей, смотрит его и возвращает. Просит рассказать о происшедшем. Я ей рассказываю, как что было, а она быстро это набирает на компьютере. Уточняет лишь места, куда этот баклан нанес мне удары. Спрашивает, оперировали ли меня. Говорю - да. Просит раздеться до пояса. Берет линейку и, обойдя сзади, меряет мой шрам. Потом снова за комп, спрашивает, есть ли какие жалобы на здоровье после травмы. Как ее последствия. Я жалуюсь на ноющие боли в области шва и постоянный зуд этого места. Она это набирает на компе. И отпускает меня, сказав, что чрез неделю все будет готово. Все это заняло минут десять, не больше. Вот и вся экспертиза. А попасть на нее - это нечто!
С облегчением выхожу на улицу. Уже стало светло. Теплый декабрьский хмурый день. Иду к трамвайной остановке, по пути отоварившись пивом. Чего делать, домой не хочется. Пусть кохана моя подождет, тряхну-ка стариной, благо лавэ есть. Еду на трамвае в ту самую драгу, отовариваюсь там кодипронтом. Закидываюсь им у той же самой помойки, где в марте закидывался с героинщицей. Привычно запиваю пивом. И начинаю чалдонить по этому району, Иду пешком к Первомайской. В той самой знаменитой аптеке отовариваюсь коделаком на догонку. В привычном месте у дворовой мусорке закидываюсь им. Кадик хорошо попер меня. Под медленные волны удовольствия в мозгах прокручивается как на экране моя жизнь. Вспоминая все бывшее, чего уже никто не сделает небывшим, рассуждаю, что не все так уж и плохо. Все-таки в этом году мне определенно везло. Не так, как в симметричном. Там-то вообще был мрак. В состоянии хорошего кодеинового опьянения поехал на часовой завод. Думаю, дай-ка стребую с них справку о доходах. В той конторе сидит замороченная Янка. Прошу справку, а она говорит: ты напиши ее сам, ладно. Спрашиваю, издали ли они свой каталог? Нет, еще не издали. Да и вообще дела плохо идут. Не повод ли для радости разве? Чего только со мной не было, а я себя обделенным не чувствую. А они при всем своем недовольны, а замыслы их в жизнь не воплощаются. Довольный покидаю их. Снова беру пиво и еду домой. А дома, пока мамани нет, с Олей укуриваемся гашем и занимаемся любовью.
Помнится, следак мой позвонил мне 25 декабря. Сказал, что он взял заключение экспертизы, что я могу прийти и получить свою историю болезни. И лучше, если я могу, то сделать это сейчас. Разумеется, я пошел за своей карточкой. Следак тянул пиво, был веселым. Он отдал мне мою историю болезни и предложил заодно подписать протокол ознакомления с заключением экспертизы. Спросил лукаво: Вы наверно ознакомиться хотите? Я говорю: конечно. Он сунул мне заключение экспертизы, которое я внимательно прочитал. Ну, там было написано какой судмедэксперт какого экспертного учреждения проводил экспертизу, кто ее назначил, что предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Потом шел мой рассказ той тетки о драке, потом - что у меня выявили в травмопункте, в травматологической вытрезвиловке, как меня там лечили, как лечили в поликлинике, потом - описание моих жалоб на последствие травмы. Потом - что она нашла у меня на теле. Два шрама такого-то размера, остаточный кровоподтек на икре (она в натуре его смотрела и не измеряла!). Далее шло ее заключение. Судмедэкспертиза нашла у меня следы побоев и колото-резаную рану, что следует расценивать как легкие телесные повреждения, влекущие за собой кратковременную утрату трудоспособности продолжительностью не более 21 дня. Механизм их нанесения оценить невозможно, но оставшиеся следы не противоречат тому, что рассказал. Вот такое было заключение. Я прочитал протокол ознакомления с заключением экспертизы и подписал его в установленных местах. Следак сказал мне, что я ему понадоблюсь для следственных действий в середине января. И мы простились.
Потом появилась новая перспектива занятости на вольных хлебах вместе разводом со своей узкоглазой женой. Далее наступал наш первый Новый год вместе, который влюбленная пара очень весело встретила без матушки. Об этом Новом годе расскажу в другой раз. Пролетели новогодние праздники с травкой, сиропом, синькой, химией, кадиком аптечным. Это целая тема для отдельного рассказа, как-нибудь в другой раз расскажу. Сейчас скажу коротко, что Оля на Рождество то снова вовлекла меня в пьяную драку. В результате которой я ходил с мощным фингалом под глазом. И с этим фингалом в понедельник 12 января собирался на свои первые судебные слушания в качестве поверенного с этим фингалом. И тут мне снова звонит следак. Мол, не могу ли я подойти, необходимо мое участие в последних следственных действиях. Я ему сказал, что должен быть в суде, а вот после суда смогу сегодня. Он мне сказал, что эти сутки на дежурстве, что я могу подойти в любое время. Естественно, что я согласился.
Ну, из суда я ушел пред самым окончанием рабочего дня, это - отдельная история. И первым делом поехал в наш следственный отдел. Захожу туда - а там вообще никого. Ни дежурного, вообще ни души. Заходи, бери, что хочешь. Ну, чего делать? Пошел домой, поужинал. В начале десятого вечера снова мне этот калмык звонит. Мол, не могу ли подойти сейчас? А то чрез неделю истекает процессуальный срок предварительного следствия. Буквально на 15 минут, не больше. Ладно, пойду, чего делать. Снова иду туда. В его кабинете он с молодым опером бухает пиво. Подпишите, говорит, протокол опознания ножа. Вот этого. И блин, дает мне нож в целлофановом пакете. Сложенный. Я говорю, что узнать его могу только раскрытым. Это раз. А второе. Для опознания нужны понятые. Следак киснет и говорит: а понятые протокол уже подписали, ну, не могут же все так долго ждать Вас. Распишитесь просто, что нож узнали. И все. Я читаю протокол. Блин, ну и следак! Написано, что я опознал нож. И все. Я ему говорю: так надо же было написать, по каким признакам я его опознал! Я могу его опознать по цвету и форме пластмассовой рукоятки, по характерной форме окончания клинка. Следак удивляется: зачем это нужно? Опер встревает: тебе дело говорят. Так в протоколе опознания должно быть записано - по каким приметам опознано. Впиши от руки лучше. Он вписал, я расписался.
Потом говорит: а теперь давайте подпишем протокол отказа от ознакомления с материалами дела. Я говорю: почему? Я ведь не отказываюсь. Он так на меня смотрит и говорит: умоляю Вас, подпишите его, потому что ознакомление с материалами дела оформлять процессуально дольше и сложнее. А ежели Вы хотите с делом ознакомиться - на здоровье. Вот берите его и читайте здесь, сколько душе угодно. Все равно оно еще не все. Мне надо в тюрьму будет к нему ехать, еще раз его допросить и передать дело в прокуратуру. Да и в суде всегда можете ознакомиться.
Я подумал - а ведь верно. Особо этот следак меня не дергал. Старался мое время не занимать, быстро шил дело. Как умел. Я согласился. Чего его напрягать, он же меня не напрягал. И он положил предо мною это уголовное дело. Я стал его листать. И увидел интересную тенденцию. Следак ловко жонглировал фактами против Славика. В объяснениях оперу с меня было записано, что я состою на учете в ПНД по поводу эпилепсии, что находился в состоянии алкогольного опьянения в момент получения раны ножом. В следственных протоколах эти моменты исчезли, точно также, как не было никакого упоминания о беспаспортном статусе Оли. Из фактических данных подбирались факты против Славика. А ведь этот молодой калмык не имел ничего лично против него. Ему нужно было дело, по которому будет вынесен обвинительный приговор. Он и шил его. Точно также, как студент пишет курсовую. Чтобы побыстрее свалить. И там и там плюс в отчетности. Только за курсовой ничего не стоит, кроме отметки в зачетной ведомости. А за уголовным делом стоит судьба человека. Хотя и несимпатичного, может, неправильного, а все одно - человека. С тяжелым чувством я подписал протокол отказа от ознакомления с материалами дела. Спросил, когда вероятен суд. Следак сказал, что в течение месяца после передачи дела в прокуратуру. А впрочем, мне позвонят и скажут, когда нужно прийти на суд с моей девушкой. Спросил на прощание: снова с кем-то подрались? Да, говорю, пристали какие-то малолетки, когда гулял с любимой. Домой я тогда вернулся в начале двенадцатого ночи.
В последний четверг января в Никулинском районном суде должно было слушаться дело мое по разводу с Наташкой. Поэтому в понедельник 26 января я заехал в наш суд, чтобы ознакомиться со своим бракоразводным делом. Легко получив его и ознакомившись с ним в канцелярии по гражданским делам, я решил поинтересоваться, а не пришло ли дело Славика. И зашел в канцелярию по уголовным делам. Симпатичная судебная канцеляристка спросила меня статью и фамилию обвиняемого. Я сказал ей, она посмотрела по компу. И ответила мне, что дело уже поступило, но оно сейчас у судьи. Если хочу с ним ознакомиться, то надо пройти к судье на второй этаж. Указала кабинет. Я поблагодарил ее и поднялся туда. Почему-то в нашем суде я никогда не видел очереди на прием к судьям по уголовным делам. И в этот раз очереди не было. Я зашел в приемную судьи. Там пила чай не менее симпатичная молоденькая темноволосая секретарша в черной кофточке. Я сказал ей в чем дело. Она закричала: ой, потерпевший по этому делу пришел. И пошла к судье. Чрез минуту вышла, сказала, что с делом я могу ознакомиться, но сейчас с ним судья работает, мне надо полчаса-минут сорок подождать в коридоре.
Выхожу, жду. Чего делать-то? Ждал довольно долго в полудреме, потом эта милая девушка пригласила меня в приемную снова. Вручает мне копию судебного постановления, просит расписаться в его получении. Расписываюсь. Предлагает мне пройти в канцелярию по уголовным делам, сейчас она принесет дело, а я с ним ознакомлюсь там. Иду. В недолгом ожидании читаю судебное постановление. Им назначается судебное слушание на 3 февраля. Славика оставить под стражей, предварительного судебного слушания не проводить. Девушка довольно быстро приносит дело, начинаю его внимательно изучать . Славику переквалифицировано обвинение. Статья та же. По бакланке. 213. Только часть первая уже. Изменился Уголовный кодекс. Повезло этому долбоебу. Не изменись закон, лет бы пять намотали. Показания он немного изменил, заявил, что произошла ссора, что я его оскорблял, из-за этого, мол, и началась драка. Ну, протокол его ознакомления с материалами дела, замена защитника. Его обвиниловка. Из дела я узнал, что он привлекался к суду по 119 статье, но на суде уголовное дело прекратили по примирению сторон. Юридически он не был судим, а молодой следак в обвиниловке приплел ему судимость. Вот не хуй так работать!
Ну, время неумолимо. Оно текло, и наступил вторник 3 февраля, когда должны были судить этого долбоеба Славика. И чего думаешь? Оба нарядились, Оля даже накрасилась, поехали в суд. Приходим с Олей в суд, сдаем секретарше симпатичной документы наши. Начинается ожидание. Смотрю список дел, назначенных на сегодня к слушанию. Как раз в то время слушалось той же судьей редкое дело - по ст. 139. Нарушение неприкосновенности жилища. Потом в 12 должны были слушать наше дело, в 13.30 - по хищению, в 14.30 - по разбою. Как видишь, отвели всего полтора часа ориентировочно на наше дело. И вот тут пошло чудовищное психологическое давление со стороны родичей этого баклана. Первой в коридоре ко мне приперлась его гражданская жена Татьяна эта. И блядь рваная, как давай орать - зачем нам все это, зачем парню жизнь губить, да не видела она, как он ножом ударил, не ударял он меня ножом. И к Оле: Оля, ну хоть ты правду скажи! Оля молчит. Подваливают его тетка и сестра вроде, но не Марина. Они мне клянутся и божатся, что это не он меня ножом ударил, а кто-то еще, пока я домой шел. Грозят, что найдут свидетелей. Неумно. Они не знают, что это может оказаться для их баклана роковым.
Я не переношу давления на себя - вот такая моя психологическая особенность. Когда на меня начинают давить, хочется сделать все наперекор наглецам. Я без всяких просьб хотел на суде просить снисхождения для Славика и чтобы ему назначили наказание, не связанное с лишением свободы. Или условный срок дали. Не меняя показаний, не мирясь с ним. Как они не понимают, что они своим нытьем могут меня капитально разозлить. Я ведь люблю делать все наперекор тем, кто на меня давит! Пальто купят новое? Так мне маманя уже купила классное пальто, а Оле - не менее классную куртку! Да пошли они на хуй все. Никому ничего обещать не буду. Меня отоварили ножом, мне и решать, как вести себя на суде. Я им так и сказал - тому, кто по пьяни начинает махать ножом, а потом сам не может вспомнить почему, на воле делать нечего. Таким есть два места только. Зона или дурка. Если говорить объективно - следствие велось с обвинительным уклоном, допущены процессуальные нарушения. Писали на следствии так, чтобы его посадили - и желательно на больший срок. Но также объективно, что ваш близкий в пьяном виде со своим ножом представляет весьма реальную общественную опасность. Они так на меня зло посмотрели и свалили все.
Приговор по тому редкому делу постановили с опозданием. Мы все ждали, когда нас позовут. Ждали-ждали минут сорок после назначенного времени. А потом вдруг выходит симпатичная судебная секретарша и говорит - доставки нет, слушание откладываем. А ведь почти что час ждали. Оказывается, под венец никого не привезли из тюряги. Какие-то проблемы с доставкой.
Стали обсуждать, когда назначить новое слушание. Судья хотела назначить его на завтра, а адвокат Славика ей сказал, что завтра точно доставки не будет. Потому что во всех московских СИЗО в первую среду каждого месяца проводится учения конвойных. И арестантов никуда не доставляют. Судья полистала свой блокнотик и назначила суд на среду 11 февраля в 12.30. Только написала судья постановление о переносе дела, только нам выписали и вручили повестки - прибывает автозак в двор суда. Двенадцать зеков быстро выгружают и быстро загоняют в подвал суда, где камеры. Вроде теперь все в сборе, Таня там своего Славика увидела, его родные просят суд рассмотреть дело - а прокурор уже ушел. Судья говорит, что прокурора заменить нельзя, все, граждане, расходитесь. Мы-то домой пошли, а Славика просто прокатили на автозаке в суд и обратно в крытку. Секретарь сказала напоследок нам, что таких случаев много бывает. Да и сам слышал в канцелярии по уголовным делам этого суда, как одного осужденного этапировали в Воркуту, а подельник его подал кассационную жалобу. И теперь его этапируют обратно на суд кассационной инстанции, а потом снова повезут по этапу. Вот так гоняют зеков. Обсуждая все это, мы шли домой, а дома, само собой, укурились. Я уже и не знал, какую позицию я займу на суде. Родня его очень неприятная была. Под зеленой волной размышлял: просить ли Славику снисхождения и условки на суде или предоставить его своей судьбе? Уж очень неумно повела себя его родные и его защитник.
Я в течении этой недели не раз сталкивался с его близкими, а раз - даже с его защитником. Могу сказать, что с их стороны на меня загодя пошел чисто психологический террор. Мол, я первый его оскорбил, я первый его ударил. Они все переписали в деле. Ага! За кого меня считают? Разве они не понимают, что я это могу проверить, ознакомиться с материалами дела по новой? Не поленился, съездил, снова ознакомился внимательнее. И чего? Ни хуя на самом деле они не переписали! Славик просто изменил свои показания. Это - его процессуальное право, которое я оспаривать не собирался никогда. На то и состязательный процесс. Его слова и его доказательства против моих слов и моих доказательств. Но зачем меня брать на понт, что все переписано? Размышляя над этим по укуру, я решил на слушание отстаивать свою позицию, никому ничего не обещая заранее. В конце концов Славик не виноват, что его близкие и его защитник так глупо себя ведут со мной, а за решеткой ему не сладко. В прошлый раз с его стороны целое кодло пришло. И чего? Надо будет свою маманю привести на суд. Думаю - будут наезжать - вызову ее свидетелем, ведь по закону суд не может отказать выслушать дополнительно свидетеля, если тот находится в зале суда. А то они стали городить, что вовсе не Славик меня ножом отоварил. А кто тогда? Татьяна? Оленька- моя невеста? Маманя? Или я сам себя?! Поднимут эту тему на суде - заявлю ходатайство о допросе мамани в качестве свидетеля на судебном слушании. Так я решил.
Вот и настала судная среда. Снова принарядились, Оля накрасилась. Поехали вместе с маманей в суд. Нас сразу пригласили в зал. Минут сорок в зале суда ждали воронка. Снова собралось кодло его родных. Родители, тетки, сестра. Татьяны не было. Как я узнал позднее, она заболела гриппом и лежала дома с высокой температурой. Ждали-ждали. Наконец, приводят этого долбоеба с браслетами на руках двое конвойных ментов. В той же курточке, в которой он бакланить полез и в которой его и повязали. Конвойные запускают его в клетку вокруг скамьи подсудимых, закрывают ее и только после этого снимают браслеты с него. Секретарша объявляет: прошу встать, суд идет! Мы встаем, судья в мантии приходит. А вот судья, прокурор и секретарь - бабы все, причем молодые. Я бы был не против всех их трахнуть. Начинается судебное заседание. Сначала судья представляется, потом объявляет, кто прокурор, кто адвокат, устанавливает личность Славика. Тот представляется, отвечает на анкетные вопросы, потом судья начинает разъяснять права и обязанности сторон. Славику - детально. А меня просто спрашивает - вам понятны Ваши процессуальные права и обязанности. Да я их и без тебя знаю, говорю - да! По новой объявляется состав суда, секретарь обвинение, защита. Потом вопрос: отводы есть? Отводов ни у кого нет. Ходатайства есть? Защита заявляет ходатайство. Ну, следак написал хуйню в обвиниловке, судимость этому баклану нарисовал. Нельзя так работать - недаром я это ему сказал. И защитник просит возвратить дело в прокуратуру, так как на самом деле его подзащитный не судим, а вот в обвинительном заключении назван судимым. Спрашивается мнение сторон. Я чего? Я еще раз приду, мне это хоть бы хны, а этому баклану париться в переполненной хате Красной Пресни. Я говорю - поддерживаю ходатайство защиты, ибо в обвинительном заключении есть ошибка, с юридической точки зрения он не судим. Прокурорша возражает - это чисто формальные основания. Суд удаляется на совещание - перерыв небольшой. Пока судья отсутствует, на Славика надевают наручники снова.
Судья быстро возвращается и ходатайство защиты отклоняют. Тогда адвокат заявляет новое ходатайство. Рассматривать дело в особом порядке. Мол, подсудимый полностью признает обвинение. Тогда ему может быть назначено 2/3 максимально возможного наказания. Но для этого требуется мое согласие. А ни хуя! Особый порядок - это без судебного следствия. А его маманя с отцом его сидят в зале суда - нет, пусть послушают, что их сынок творит, набухавшись синьки. А то без исследования, без судебного следствия. Послушайте, у меня тоже мать есть! И она тоже в зале суда сидит! Я возражаю, прокурорша не возражает. Судья выходит на пять минут снова, снова на Славике защелкиваются браслеты. И снова ходатайство защиты отклоняется. Я-то не согласен совсем.
Тогда его защитник просит приобщить справку и характеристику Славика с места работы. Судья тут его гасит - потом. Предлагает сторонам определить порядок исследования доказательств. Прокурор просит так: сначала Славик рассказывает, потом я, потом Оля. Позиция беспроигрышная для обвинения. Я соглашаюсь. Начинается судебное следствие. Славик может только промычать, еле связывая слова, было дело, что пили вместе, что ничего не помнит толком, что вроде я его оскорбил и затеял драку первым. Что его здорово побили самого, и он тоже может заявить иск, но не делает этого. Начинается его допрос на суде. Почему носил с собой нож? Чтоб бутылки им открывать. Откуда его взял? Где-то пили, там нашел его и взял с собой. Чтоб было чем бутылки открывать. Почему полез ко мне? Славик гонит, что ему не понравился мой внешний вид. И вообще, выглядел я очень подозрительно. Что мы пошел за ними, а я еще задержался. Он подумал, что я хочу его сзади ударить чем-нибудь по голове, и решил меня попугать ножом. А я не испугался, полез на него драться, жестоко избил его, и тогда он, обороняясь, меня ударил ножом. А я так сижу спокойно, ничего никому не говорю. И не волнуюсь. Потом вызывают меня давать показания.
Я выступал дольше всех. Рассказал, что с невестой пошел погулять вечером, что гуляли два часа, пили крепкое пиво. коктейли слабоалкогольные. Что подошла пара, попросили закурить. Что потом эта парочка предложила выпить с ними. Признал факт совершения всеми нами административного правонарушения в виде распития спиртных напитков в общественном месте. Защитник Славика тут глаза на меня выпучил, Славик криво усмехнулся. Они в натуре такого не ожидали! А я рассказываю дальше про драку. Как он предложил мне спокойно ударить себя, как ударил меня первым, как пошла драка. Как увидел нож в его руке. Как Оля вырвала у него нож. Как он без ножа полез драться. Как девчонка положила его в лужу. Как потом предложили идти в ментовку. Как засрался и съебался. Вопрос защитника - были ли какие оскорбления подсудимого пред дракой? Не было, только когда он в луже уже лежал, сказал ему - ну ты и педерастом оказался. а ведь он мою невесту стал бить. Мы его не трогали, сам к нам первый без причины полез с ножом. Ну кто он после этого, как не педераст?
Пред родителями его я подробно описываю, как моя невеста избивала их сына. Мне это наиболее доставило моральное удовлетворение. Потом рассказываю, по каким признакам опознал нож у следака. Вопросов мне более по сути дела не задают. Прокурорша спрашивает, как Славика надо наказать, по моему мнению. И тут я выдаю: я прошу о снисхождении. прошу назначить наказание, не связанное с лишением свободы. Не хочу ломать судьбу человека. Меня начинает допрашивать защитник. В чем выражается моральный ущерб, нанесенный мне его подзащитным? Я развернуто ему объясняю, что выражается он в посягательстве на мое здоровье, на мою личную неприкосновенность, на мое доброе имя. Что выразился он в физических страданиях от ножевой раны, от двух операций, от перевязок в поликлинике без обезболивания, от мысли, что ночевал на улице в арабской части Иерусалима, что бывал и в горячих точках (а чем Абхазия не горячая точка?), доводилось общаться и с реальными бандитами - и никто ничего плохого мне не сделал, а в десяти шагах от родного дома - на тебе! Что это и есть посягательство на мои нематериальные блага, принадлежащие мне от рождения. Адвокат его скисает снова и спрашивает меня, какую меру наказания я прошу у суда его подзащитному. Судья протестует - такой вопрос задавало обвинение, если повторять вопросы, можно так говорить без конца. Адвокат настаивает на своем вопросе. Ладно, отвечайте - бурчит судья. Я повторяю - прошу снисхождения к подсудимому и наказания, не связанного с лишением свободы, либо же лишения свободы условно.
После этого меня просят пригласить Олю. Оля подходит, расписывается, что предупреждена об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, отвечает на анкетные вопросы, потом судья напутствует ее говорить только правду. И Оля рассказывает свою версию происшедшего примерно три месяца назад. Оля сильно растерялась, отвечать ей было очень не просто. Сойдя с трибуны, она чуть было не упала в обморок - до того разволновалась. Потом стали оглашать показания, данные всеми в ходе предварительного следствия. Никто не отрицал, что он ударил меня ножом, ходатайства о допросе матери я не заявил поэтому. На этом судебное следствие окончилось и перешли к судебным прениям. Первое слово на прениях предоставляется мне.
Я снова выхожу на трибуну против судейского места и начинаю говорить, какой это шок для меня был. Как нелепо и преступно поступил Славик. Что его поступок ни чем не был спровоцирован. Что такие поступки не должны оставаться безнаказанными. Но я надеюсь, что для подсудимого предварительное заключение послужило достаточно жестким уроком для осознания того, что за противоправные действия приходится отвечать. И поэтому я прошу суд проявить снисхождение к подсудимому назначить ему наказание не связанное с лишением свободы. Или лишение свободы условно. Как человек, я его прощаю, прошу ему снисхождение у земного суда и также буду просить ему прощения на Высшем суде. А как гражданский истец, прошу взыскать с подсудимого в мою пользу тридцать тысяч рублей. Чтоб понял окончательно, что за противоправные действия надо расплачиваться. Деньгами в том числе.
Потом выступает прокурорша. Говорит, какой Славик плохой, что нечего ему на воле ходить. И просит два годика зоны для него плюс полностью поддерживает требования о компенсации мне в полном размере заявленных исковых требований. Потом предоставляется слово защите. Адвокат встает и просит учесть личность обвиняемого, хорошо характеризуемого по месту жительства и просьбу человека, пострадавшего от его действий. То есть, меня. Что не надо его сажать, не надо пускать его жизнь под откос. Просить назначить исправительные работы. Потом я прошу слова. В виде реплики поддерживаю просьбу защиты. Его статья ведь предусматривает такую санкцию. Напоследок Славику предоставляется последнее слово. Дурак в натуре так ничего и не понял. Мычит - я признаю свою вину полностью, я раскаиваюсь в содеянном, прошу принять во внимание просьбу защитника и потерпевшего, я был не прав, я об этом сильно жалею, строго меня не судите. И суд удаляется на совещание, а на Славике снова защелкиваются браслеты.
Во время этого перерыва, мы вышли с Олей покурить, вернувшись, накатал заяву, чтоб меня ознакомили с протоколом судебного заседания по п. 7 ст. 259 УПК РФ. Только написал - снова: прошу встать, суд идет! Выходит судья и оглашает приговор. Славика признать полностью виновным, мне - тридцать косых с него, а ему, учитывая мою просьбу о снисхождении. - полгода колонии - поселения с зачетом предварительного заключения. Меру пресечения оставить без изменения, вещественные доказательства, то есть, перо его злополучное - уничтожить. Звякнули браслеты, лязгнула решетка, и Славика повели в камеру внизу пара конвойных ментов. А наркоман и проститутка, потерпевший и свидетельница, пошли из суда пить пиво, а потом поехали на замутку, съем прошел благополучно, потом вернулись домой, гаш покурили да и потрахались. Вот ведь как оно в жизни бывает.
Пока еще приговор не вступил в законную силу, я раз случайно встретил его Татьяну. Она очень меня благодарила за мою позицию, спрашивала, кто теперь может разрешить свиданку со Славиком. Я сказал, что за этим нужно обращаться к судье. Раза два ездил в суд, кассационную жалобу этот долбоеб не стал подавать. Видно, надоело ему в СИЗО париться. Его уже на осужденку перевели, где-то чрез неделю после вступления приговора в законную силу этапировали на поселуху подмосковную. Чего еще? Отчалил там три месяца. Откинулся, вернулся домой. Больше я его не встречал, да и ему со мной встречаться, думаю, не хочется.
Я на него вовсе не зол. До этого случая я не понимал слова Евангелия о прошение врага. А вот с ним - понял. Ибо этот дурак воистину не ведал, что творил. Как жалко его было видеть в браслетах что в следственном отделе, что в суде. Мне бы от него хотелось только одного - чтобы он взялся за ум. Время подумать, к чему приводят пьяные понты и игры с ножом, у него было вполне достаточно. А решать ему только. Ему - и никому больше. Если не переменит своего пьяного поведения - сам собою рано или поздно снова залетит на зону. И на подольше уже. Но без меня. Мне не хотелось бы быть орудием возмездия Высших Сил для него. По моей заяве его закрыли, по моей позиции на суде отделался кратковременной прогулкой, можно сказать. Я считаю, что поступил с ним правильно.
Вот так, Зоя, вляпался я в поножовщину, да и в новое уголовное дело. Ладно, пошли еще пива возьмем.