Два негодяя (5)

Автор: Полспирта-полводы - Вы Олег Филимонов?
- Да
- Проходите, он дома, только, пожалуйста, осторожнее, там везде блевотина и бутылки с мочой. Я Настя.
- Приятно познакомиться.
- Он же писатель. Я ничего не вижу, вы закройте на замок сами.
Олег вошел в комнату, бросил рюкзак в угол.
- Спишь?
- Не-а.
- Эта дура в Лондоне, отлично устроимся.
Они собрали в мешок мусор и пошли гулять, надо было проветрить комнату. Опохмелившись в приятном подвальном ресторанчике на два столика, прогулялись по Владимирскому проспекту.
Спустились в метро, лень было идти две остановки до канала Грибоедова, друзья из Лондона попросили Олега пощелкать Храм Спаса На Крови, Казанский собор, Исаакий. Подошел поезд, они вошли в вагон, Антон выругался.
- Что такое?
- Они читают.
- Дысиз вандефул!
- Они читают электрические книги!
- Ну и пусть, люди не бросили читать и это главное.
- Ты не понимаешь иностранец, у нас пираты. Музыканты где-то поют, фильмам дворцы-кинотеатры, а мы в полной жопе!
- Не ори. Ну и хорошо, останутся кремни, проверка на прочность, ты вот бросишь?
- Не смешно. Я жизнь угробил на это.
- И во-вторых, скоро все изменится, примут закон, ведь это не правильно, пиратов на рею!
- В этой ебаной стране?
- Да, у нас все иначе, писателишки зарабатывают на "озонах - амазонах", ну а если кино снимут...
- Настоящая, хорошая книга эта которую нельзя налепить на экран, ее можно только перечитывать и перечитывать. Пойдем, пройдемся.
Они протолкались из одного конца вагона в другой, на подъезде к станции моргнуло освещение, на секунду в темноте лица пассажиров с гаджетами вспыхнули лазурью.
- Прошу прощения за истерику, всего два букридера и четыре планшета с игрушками против пяти бумажных книг, все не так еще плохо.

Петр Первый вылез из кареты, поправил треуголку, изящно поклонился двум интуристам. Олег снимал Храм Спаса на Крови на планшет, Антон разглядывал лотки с сувенирами, народу мало сегодня. Из кареты выглядывала императрица, холодно, легкая метель, а царь хорош - старается, ножку тянет, еблуша осиновая-осиновая.
- Фил, пошли уже.
- Сейчас. А чего это за девчонка мне дверь открыла, слепая что ли?
- Слепая, скоро прозреет, слава Богу.
- Разве это лечится?
- Если не врожденное, лечится. Ей в детстве по голове железом ебнули, или упала куда-то, не помню.
- Симпатичная.
- Настька-то? Жаба.
- А родители где?
- Бабушка умерла прошлой зимой. Мать приезжает почти каждый день, жрать привозит, микроволновка есть. Я почти всегда рядом, соседка тетя Галя, подружки разные. Мать хотела забрать ее к себе, но Настя ни в какую, привыкла здесь, да и скоро операция, все ждут не дождутся. Плохо без бабушки. Мама ее меня не любит, то накурено у Насти в комнате, то стол пивом залит. Один раз я сыр сожрал из холодильника, лень в магазин было идти за закуской, мамаша потом орала на весь переулок.
Проходя мимо универсама, Антон спросил:
- Может, возьмем чего?
- Не надо, я привез, ты такого еще не пил.
- Ого!
Вечером сделали перестановку мебели, диван сдвинули к окну, отгородили сервантом, включили торшер и телевизор, получилось даже уютно.
- Твоя берлога, устраивайся.
Антон себе оставил кровать и стол с компьютером, еще развернули шкаф получился лабиринт буквой "Z". Олег кинул через сервант "флэшку".
- Лови.
Это были лучшие дни. Антон конечно же не был гением, гении бьют наотмашь, поражают сразу. Труднее сказать себе: херней ты занимаешься, бросай, бросай, пока не поздно. Антон хотя бы годами учился на своих и прежде всего на чужих ошибках. Пусть молчат издательства, но сейчас в данную минуту он счастлив. Счастлив и окрылен - то, что он делает можно назвать работой. Пишет, переставляет буковки, тасует слова, предложения, абзацы, пусть пока ему не разрешают убивать, калечить, влюблять как он хочет, пусть пока это чужие мысли, чужой сценарий, но эта работа и есть то, о чем мечтает любой бумагомарака.
Как он и предполагал, текст Светланы Юрьевны - обычные бабские сопли в стиле реалстори. Я пошла, я накрасилась, я нажралась - такого в Сети навалом. И его задача - вылепить из этого жидкого теста, ну или хотя бы попробовать вылепить что-нибудь этакое съедобное.
До трех часов дня тишина в квартире, только дробь клавиатуры да шорох страниц за сервантом. Они накупили бестселлеров в "Буквоеде", самых современных авторов. Олег читал, шепотом матерился, бросал книжку на пол, брал следующую. Следующая летела на пол.
- Хрень какая-то. Это же муть!
- Не нравится? Как говорят уязвленные графоманишки, это твое личное мнение.
- Буга-га. Пойдем покурим.
В три часа хлопала дверца холодильника, Олег с Антоном выпивали по сто граммов водки, закусывали, потом курили в кухне на подоконнике, дымя в распахнутую форточку.
Настя идет по коридору, шуршит плечом по обоям.
- Привет, негодяи.
- Почему не на работе?
- Я тебя тоже люблю. Хам. У меня сегодня из будильника выпала батарейка, и я чудесно выспалась. Уже час хожу по комнате скулю, как собачка, они ноль внимания, гулять идете?
- Уже уходим.
- Вижу.
Фил удивляется.
- Как?
- Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу конфеты не нашел. Я не хожу в кино и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо.
- Прелесть.
- Без меня не исчезайте, я быстро.
Они обедали в одном и том же подвальчике на три стола, главное, успеть пока не потек планктон по проспектам и переулкам, тогда прощай русская кухня.
- Что ты читал сегодня, Филимон?
- Очень интересную книгу...
- Я распечатаю тебе с нашего сайта самое лучшее, по мнению прогрессивных втыкателей и редаков.
- У меня же планшет есть!
- Знаю, но с бумаги лучше.
- Валяй.
Настя сидела тихо, кушала что давали, обычно какой-нибудь винегрет и яблочный сок, хотя над столом пахло жареным мясом. Она слышала перезвон хрустальных рюмочек, как водка, бульк-бульк, перетекает из бутылок в эти самые рюмочки, ее слух выделял этот смех хрусталя из всего ресторанного шума, и она улыбалась, думала, наверное, что тоже алкоголик.
- Давайте еще посидим.
- Настя, ты не заболела?
- Домой не хочется, сейчас примчатся Валера с бабулей, меня же на работе не было, мама уже там, наверное, ждет меня у холодильника...
- Ты плачешь?
- Не плачу. Просто странно, скоро операция, доктор обещал - мир вспыхнет всеми цветами радуги, но как-то страшно.
- Это почему?
- Никто потом не будет со мной нянчится, все разбегутся и ты тоже. Я тебя никогда не видела и потом тоже не увижу, и его и всех, всех! Останусь одна.
- Прекращай.
- А так и будет.
Антон махнул рукой Олегу, мол не слушай, они допили графинчик. Прогулялись по Гороховой, еще светло, но в окнах зажгли электричество, все видно с улицы, здесь снег, брызги и мокрые ноги, за стеклом в офисах белые рубашки и миниюбки.
Дома разбредались по своим углам, спиртного вечером не пили, чтобы Антону завтра продержаться до трех часов. Антон уходил в Интернет, Фил включал телевизор. И начиналось:
- Если верить вашим телепроектам, все живут в отдельных коттеджах, перемещаются на иностранных марках, у каждого бизнес в рекламе, и только несчастные милиционеры ютятся в белоснежных квартирах с кожаной мебелью.
- Прекрати, у нас все хорошо.
- Ебаное СССР, ничего не изменилось.
Или кричал:
- Кобзон! Леонтьев! Сколько лет, надо же...
Однажды, это было в субботу вечером, Антон увидел на сайте новый столбик от одного знакомого поэта, того самого, с которым вместе возвращались в Питер после журфикса на Красной Пресне.
АНТОН ИЗЮМОВ: привет ненормальный прекрасный верлибр как делюги?
БОТАН: здарова писатель. держусь. что у тебя с телефоном я звонил вчера.
АНТНОН ИЗЮМОВ: у меня новый номер сейчас тебя наберу.
Ботаник рассказал, что напечатал книгу своих стихов, арендовал на воскресение два квадратных метра в "Буквоеде" на Лиговском проспекте, будет завтра сидеть торговать. Он уже обзвонил всех Питерских, пульнул анонс на "Литсбыте".
- Ого!
- Да это копейки, сто буклетов где-то около семи тысяч, верстку я сам сделал, ISBN - тысяча, ну и так далее, в общем, все по карману. Приходи.
- Конечно придем, возьмем чего-нибудь.
- Да-да, "чего-нибудь" обязательно.
В воскресенье еще ночью опять завыла метель, началась зима - настоящая, та самая, которая до апреля.
Они решили пить с самого утра, начали с подоконника на кухне, Настя мелькнула в коридоре.
- Вы куда?
- Кутить.
- Я с вами.
- Иди в жопу.
- Сиди дома, малыш, на улице вьюга.
Ботаника разглядели сквозь мельтешение мокрых спин, народу в магазине было много, метель ему в помощь. Он сидел за раскладным столиком, в футболке "Литсбыта", подаренной Антоном, рядом у ног клетчатая барыжная сумка. На столике развал одинаковых книженций и симпатичный плакатик - метафизическая подворотня, ночь, пятна окон, тени в подворотне, "торгует автор требуйте автограф" все это маркером на скорую руку. Рядом ценник на клочке бумажки - "100 руб". Легкий ажиотаж, одни бабы, фотографируют автора на телефоны и планшеты.
- Он что, известен?
- Я бы сказал, популярен в определенных кругах.
Они подошли, Антон представил Фила, купили по книжке, растопырили свои мокрые куртки на вешалке, заказали сок, сели читать.
- Делаем вид, что мы в ахуе, бровями умеешь шевелить?
- Глаза могу надувать, вот так.
- Ой, не надо.
- Невозможно, буквы прыгают.
- Я сок куплю, "отверточку" замешаем.
- Водка в куртке, как бы незаметно...
- Я сделаю, сиди.
Антон смешал Ботанику коктейль, поставил на стол, поэт немедленно выпил, Антон разбавил еще, воткнул в бокал соломинку.
- Не спеши.
Водку наливали закрывшись куртками, Ботаник снял пальто, стал часто протирать очки и бегать в туалет, Антон садился вместо него, хлопал в ладоши. Покупатели оборачивались. Ценник валялся в луже под столом.
- Сколько стоит?
- Девушка, берите так.
- Автограф.
- М-м-м, а вон идет...
Ботаник прибегал с расстегнутой ширинкой, лоб мокрый, девчонки смеялись, аромат перегара придавал брутального шарма, было весело. Ботан рисовал вместо автографов то горбатого мамонтенка, смайлик - чебурашку, подписывал книгу то своей настоящей фамилией, то сетевым псевдонимом, кому-то нарисовал свой номер телефона. Клетчатая сумка похудела наполовину, осталось экзов десять, в три часа Ботан махнул рукой:
- Надоело, пошли отсюда.
Непроданное решили оставить на полке с бесплатными буклетами у входа в супермаркет. Охранник отвернулся, ничего не сказал.
- Искусство должно быть доступным!
Фил плакатик с подворотней забрал себе.
- Куда дальше?
- Не знаю, только не домой.
- Исключено.
- Погодка еще прогулочная...
Ботан куда-то позвонил, ему не ответили, и это его почему-то обрадовало, он сказал:
- Я знаю место, пошли.
В универсаме купили продуктов, на Невском сели в троллейбус, проехали весь проспект до Дворцовой площади. Потом шли против ветра и снега вдоль стены очень старого дома, скорее всего, еще времен Петра Великого. Торцом дом выпирал на берег Невы и когда-то, наверное, обозначал въезд в переулок, давно разрушенный и ныне забытый.
Остановились у железной двери, Ботан брякнул ключом в замке.
- Входите быстрее, я сейчас сигнализацию выключу.
- Что это?
- Запасники одного музея, прошу.
Они поднялись по каменной лестнице в каморку, вероятно, под самой крышей, сложили продукты на столе, Ботан с Олегом сразу ушли за ножом и посудой.
Антон сел у полукруглого окна, было тихо, метели не слышно, он видел Эрмитаж на том берегу заснеженной реки, Ростральную колонну, белые с проталинами крыши, как на черно-белых открытках семидесятых годов. Каким бы еще секретным фотошопом вырезать навсегда этот металлолом на колесах, прущий по мосту и Стрелке, эту рекламу на крышах. И заменить. Чем? Можно пустить одинокий троллейбус, нарисовать негра в пальто на остановке, рядом военного в шинели, с портфелем, пару беспризорников в растопыренных шапках-ушанках. На Стрелке экскурсионный "Икарус", это обязательно, это всегда, и крепко сбитая в тесный кружок группа туристов. Пальто у негра с каракулевым воротником, советское, уебищного покроя, с квадратными плечами и ремешком на поясе. В любом универмаге висели по шестьдесят рублей, эту дрянь носили только негры и нищие...
- О чем задумался?
- Красиво тут у тебя.
Олег нарезал закуски, открыл бутылку, Ботан попросил не переключать джазовую музыку в радиоприемнике.
- Что пишешь сейчас?
- Да так, экспериментирую.
- А я поэму задумал.
- Ты сколько сегодня книжек продал?
Ботан с Олегом стали считать.
- Половина тиража у меня дома, значит, было пятьдесят, осталось девять штук, пять подарили, тридцать ушло к четырем часам, я считал деньги. Шесть штук пропали неизвестно куда.
- В следующее воскресение пойдешь?
- Нет, остатки распихаю по магазинам и забуду, аренда в "Буквоеде" дорогая, я же не буду продавать книжку по триста рублей. Наживы-то никакой, это не коммерческий проект, так, пиар-акция, пусть знают нашего поэта.
- Во сколько говоришь одна книжка обошлась?
- Зачем тебе?
Олег достал из-за пазухи пиджака рисунок с подворотней и звездами, повертел его в руках, убрал обратно.
- Почитать вам мою новую поэму?
- Давайте в окно посмотрим.
- А включи лучше Интернет, может, война началась...
- Все понятно, давайте выпьем и я вам кое-что покажу.
- Вот выпить давно пора.
Они чокнулись, слопали по бутерброду, Ботаник махнул рукой.
- За мной, только тихо, в том крыле охранник где-то гуляет.
Спустились вниз к стеллажам с ячейками хранения, пошли по длинному коридору мимо, вероятно, ненужных на сегодняшний день музейных экспонатов. Справа, слева бесконечные коробки на полках, стеклянные витрины с какими-то минералами, костюмы неизвестных народностей, попались даже доспехи. Наконец лабиринт вывел их в тупичок с дверью под номером "101", Ботаник распахнул дверь, включил свет.
Маленькая каморка: на деревянных полочках, как в домашнем погребе, стояли запечатанные трехлитровые банки. В них в мутноватой жидкости застыли, словно космонавты в невесомости, голые человечки, дедушки. Кудрявые головы и длинные бороды, чуть приоткрытые глаза, крохотные пальчики на конечностях, все они были ростом с бутылку, половые органы отсутствовали.
- Что это мазафака?
- Гномы, а вот русалка и водяной.
Русалка улыбалась, она занимала все пространство колбы, ей было тесно, голова с кулак, желтые волосы, грудки с ноготок, серое тельце внизу заканчивалось рыбьим хвостом.
Водяной - плотный кусок шерсти с двумя белками глаз из-под густого козырька бровей. Рот существа в безмерном ужасе изогнут в скорбную дугу.
- Что это с ним?
- Это он Иру Ильину увидел. Мы их всех в Новгородской области наарканили, в экспедиции девушка была с нашего института, этот бедняга вообще людей никогда не видел, а тут Ира из-за дерева - оп!
- Не понимаю.
- Когда я познакомился с Ирой, потом не спал неделю, кричал, кошмары мучили, но прошло, привык. А вообще, кто ее видел заикался пару дней, фотоаппараты выходили из строя, зеркала лопались. Кстати, она тоже здесь, вот.
Антон с Олегом вздрогнули: в большой пятилитровой банке плавала лишь голова.
- А ее-то зачем? Убили?
- Сама, царство небесное, довели девку, вены вскрыла, тело нам завещала.
Перешли к последнему экспонату, собаке в круглом аквариуме. Пес как бы бежал куда-то, морда вытянута, взгляд мудрый, хвост кольцом. Внизу на бирке имя и цифры - "Милорд 2001-2012".
- Редкая порода?
- Нет, просто говорящая собака.
- Понятно, обыкновенная говорящая собака.
- У нас целая фонотека с записями, можно потом послушать.
- Гав-гав!
- Гау-гау!
- Ау-у-у!!!
Вернулись в мансарду, молча расселись по своим стульям, выпили, слышали шаги охранника внизу, хлопнула где-то дверь. Снежные хлопья падали и падали, казалось, это их деревянный звездолет летит вверх в сером космосе сумерек.
Ботаник совсем расклеился, вернулся из туалета, сел на пол спиной к дивану, Олег рассказывал:
- Это было в Лондоне, года два назад, я возвращался откуда-то домой по Пип стрит, я там снимал румс за четыреста фунтов. Уже издали видел дом, в котором жил, и мне показалось, что как только я взглянул на свои окна, там погасили свет. Смотрю, дверь нашего подъезда открылась, вышел человек и пошагал мне на встречу. Он глядел себе под ноги, опустив голову, будто всего стеснялся, прошел мимо. Людей там всегда не очень много, улица без магазинов, жилой квартал...
- Ну и чего?
- Я сразу узнал его, как люди узнают себя со спины на фото или видео. Даже пошел за ним, боясь окликнуть, потом отстал, испугался, что он обернется, наши глаза встретятся, я не был уверен, скорее всего, я обознался. Он вышел на широкую, многолюдную Комус гарден и потерялся в толпе. Это был я, я сам, не помню, как это по-русски, фантом что ли, в квартиру я вернулся с приятелем, собрал вещи и переехал жить в другое место, вот так.
- Мы все умерли, - всхлипнул Ботаник, - мы давно все умерли.
Он уже лежал на полу, руки на груди.
- Пора нам собираться, а его завтра разбудят.
Они переложили "покойного" на диван, выключили все из розеток, закрыли форточку, собрали со стола весь компромат и покинули музей. В отличии от поэта, эти двое были еще как живы.