Боевой клич Кайхосро

Автор: Чхеидзе Заза (Нанучиа-продолжение ч-5)
Прибывшие на икс пять с прицепом и немножко расшумевшиеся от выпивки операторы грузинского отдела «Авто радио» стали поправлять ворсистые микрофоны. Основываясь на мыслях о популяризации грузинского фольклера, продолжая традиционное расширение вещания они готовились к прямой эксклюзивной трансляции из горной виллы деда Никанора. Для этого антенный кабель они вывели на грушевое дерево , а усилитель который шибал током расположили в канале вентиляции. Во избежание замыканий магнитофон, пульт, экволайзер и другую аппаратуру разместили подальше от столов уставленных кувшинами, бурдюками со светло-янтарным вином и позиций приспособленных под танцевальные помосты.
Диас Ниазамидзе жил будто заговоренный, с тех пор как стал замечать, что богатые, насыщенные чувствами и виртуозными приемами мелодии, встречают в подобных многолюдных компаниях не вполне подлинное понимание и восторг. Возвращались и ворочались у него в мозгу мельчайшие эпизоды того поразительного открытия, что люди кимарили, когда он защипыванием струн играл замечательные народные песни «Моей души жемчуг моего сердца чайка» или «Оледенвшими губами пепельного цвета ангелы землю обцеловали» и даже шедевры – « За водою приходят аисты в строй Аджарских низин» и «Выбросила меня как черкес стрелу». И задумывался он больше всего над этим вопросом звучаний. А стоило ему прибавить смычкового скрипа и примитивизма речи масс, все вдруг разом пробуждались от глубокого забытья, рукоплескали, расточали лесть и гульдены, восторгались откровениями душевной экспрессии и со свистом пускались в безумный пляс.
Слова песни про арагвинцев уже который день вертелись у Диаса в голове. Он намеревался вставить ее в одну из своих концертных программ и знал: вот-вот станет сочинителем одной из популярных песен. Сейчас притомившись от долгого пирования, певец решил исполнить ее на чонгуре типа пикколо. Бутылки громыхали, молодежь хихикала, глядя, как он залпом проглотил длинную струю вина цинандали, льющуюся из бурдюка ему в глотку. Диас закинул голову и обратив взгляд за желтый исписанный нотами листок бумаги начал.
От предков наших мы знаем сказание о том как отказался Картлийский царь Эрекле признать царем царей повелителя Персии Ага- Мохаммед-хан Каджара, платить ему дань и сложить у его ног от поколения за поколением приумноженные благодать и величие.
Восседал Эрекле на площадке полукруглого балкона , обвившегося вокруг каменной башни с прославленными князьями и витязями с намерением выпить столько вина, сколько в них поместиться. На резном дубовом столе , за которым приютились двадцать его ближайших советников стоял огромный серебрянный поднос с вареным козленком умащённом аджикой. Сжимая в руке чашу и глядя вдаль, он то и дело сморщивал лоб от громовых раскатов. На краю Мухранского ущелья темнел выступ, похожий на бородатого , сердитого юродивого.
Сверкнул глазами и махнув от досады рукой молвил Эрекле:
- Глядите-ка на этого сына шакала! Позорно бы было, если мы, выживши между столькими империями, верами и языками, имея таких воинов, смиренных как собор Серафимов, и коварных как тигры, позволили бы невежам, бесстыдно отзываться о душах предков наших, издеваясь над нашим маленьким, гордым народом. Что предлагает мне эта мразь?! Он видит уже как взвиваются персидские знамена над Тбилиси, а меня выходящего из ворот, чтоб целовать его смердящую руку... Мои хевсуры, тушинцы и пшавы их одни одолеют, избавят страну от нахлынувшей на неё скверны - добавил царь и повелел созвать войско.
В ту ночь то ли отблески полной луны бороздили местность, то ли молнии в виде шаров сновали по ущелью взрываясь так, что серебрянная посуда мерцала как бы подмигивая, а тяжелые подсвечники таяли и вновь обретали форму. Вдобавок, то тут, то там сновали виночерпий и слуги. Чёрно-белой проекцией колыхались сложенные в углу сабли.
Одно было яснее ясного- после этого решительного отказа персидский шах сперва остолбенеет от гнева, грязно выругается и раздосадованный, что есть мочи втянув в себя очередную порцию кальянного дыма стянет свои легионы и не успеешь оглянуться как подберется к Тбилиси.
Уже на следующий день, по всей Грузии было оповещено, что быть войне с Персией и что каждое княжество и местечко должно присылать для похода оружие, коней, и живую силу сколько возможно. На берега Арагви послал он своих людей, а управитель Арагвинского ущелья Кайхосро написал приказ: «На борзых иноходцах скачите ударяя в большой медный барабан и побыстрее возвращайтесь, прежде других привлеча за собой приречную общину верных горцев».
Одно княжество стало поставлять вино и сыр, другие — стрельцов, третьи — конницу, иные — обозы телег, а оставшиеся дома жены и дети изливали потоки слез для получения помощи свыше.
Между тем царю Эрекле буквально на бегу удалось собрать лишь небольшую армию. Из отдаленных армейских постов лазутчики донесли, что персов будет в двадцать раз больше чем грузин.
К Крцанисскому полю волной пошли носильщики и вьючный скот. Затем- отряд за отрядом, народ за народом-первая половина войска грузин. Среди прочих до тысячи мингрельских стрельцов с луками на правом плече. За ними несколько тысяч имеретинских и гурийских всадников с мечами, и копьями опущенными к земле. Дальше - запряженный черными буйволами передвижной храм, посвященный Георгию Победоносцу. По правую и левую сторону храма шла вторая половина войска. Это были несколько сотен отборных царских воинов, приближеных и храбрейших пшав-хевсуров, отреченных от мирского : их называли «неуязвимыми».
Диас молниеносно поднял чонгури и заиграл торжественную мелодию, которая передавала этот марш, это шествие, эту степенную процессию. Постепенно музыка утихла и совсем смолкла.
В комнате было довольно покойно, если не считать диск-жокея «Авто радио» в дредах и арафатке с плетеными шнурками, который отплясывал что-то похожее на регги у столика с радиоаппаратурой, не пытаясь никого развлекать.
После паузы опять зазвучала песня. Широкое Крцанисская равнина с пышными лугами, легкий прохладный ветерок колышет короткие стриженные гривы и длиннущие хвосты коней. Слушатели будто сами видели эту картину.
Пшав-хевсуры жили у побережья где соединяются текущая с гор пшавская Арагва, и Арагва хевсурская. Бойцы эти были в чешуйчатых панцирях, с корткими мечами и маленькими круглыми щитами из кавказской пальмы. Самым главным делом для них было воевать и убивать, а все остальное представлялось им не столь уж важным.
Каждое пояснение свое Диас сопровождал меняющимися ритмами и различной интенсивностью звука.
До и во время сражения пшав-хевсуры выпивали много пива и арака «жипитаури», что готовится из горных ягод и забраживается на диких дрожжах. Благодаря этому они как двужильные, отличаясь резвостью, нечувствительностью к ранам и неистовством, - ярились, словно взбешённые псы или волки. В горах, где набеги соседей были обычным делом, до предстоящей схватки от клокотавшего в них хмельного возбуждения, с громким хохотом дрались они друг с другом на кулаках, или били себе по голове щитами до крови. Неуязвимые были сильны, словно медведи или быки и с песнями шли на копья и под стрелы, забирались на крутые скалы или во вражьи крепости словно в соседский огород, превращая их в развалины и дым. Со звериным рыком разили они врага, и ни горящая смола, ни камни не причиняли им вреда.
Уставший Лери превратившись в зачарованного слушателя лупал глазами как вытащенный на солнечный свет филин. Он на момент забыл о том, что находится в селе невесты, и что состязается с известным музыкантом. Чистая игра соперника, индивидуальная, сильная, околдовала его. Его поражали пальцы Диаса-на первый взгляд, такие неловкие, боксерские умели брать удивительные лады и безостановочно, легко двигая смычком по струнам.
Сам Диас деланно улыбался, и улыбка эта больше была похожа на оскал. Вновь он задышал музыкой, благоухающей ароматами легенды, кристального чистого братства.
Был среди пшав-хевсуров управитель Арагвинского ущелья Кайхосро, который и собрал всех.
Один из них , любимец царя Зезва, дравшийся только топором умел насвистывать так, что в битве очи у его врагов слипались, или терялся слух, или они чувствовали упадок сил, или же их оружие тупело и ломалось как глина.
Хирчла меченный шрамами подобными паутине.
Всей Хевсурети глава Бердия Мамукаури, подпоясанный коротким мечом с мощами святого ратника Иоанна.
Гага правнук Бердиев защищающий три приграничных ущелья из села Амга, который однажды руками выволок из взбесившейся горной реки царского оруженоса вместе с мулом и всем снаряжением.
Бабунаури издающий страшную вопль и этой воплью на бегу убивающий врагов от разрыва сердца.
Льву подобный стражник Алуда, - без дружины был он в Шибе, и не слезая с седла в одиночку сдержал натиск сотни, оставив за собой гору трупов поверженных леков.
Каждый из этих свирепых бойцов, будто одержимый духом какого-то зверя, шел умирать с яростным удовольствием. Именно поэтому они чаще всего и выживали.
Диас говорил своей игрой, что смысл жизни в благородной, смелой борьбе и она, эта борьба, обязательно завершится победой. Напев между тем полился дальше.
Картлийский царь был уверен, что его войску будет сложно одолеть полки персов,— но помнил он, что ураган чаще выворачивает дубы, чем куст ежевики; молния чаще ударяет в шпиль каменной башни, чем в древесные хаты; так и войско Ага Мохаммед-хана может ниспасть долу свернув шею.
В музыке Диаса, вмещалось столько глубины, переживаний, чувств, мыслей! И картины приготовлений, и гнев, и ярость, и мужество, и готовность исполнить последний кульбит, пойти на смерть ради близких, дорогих тебе людей! И месть, месть врагу, покусившемуся на твою свободу и честь.
Спуся пару недель, сентябрь вступал в свои права и звезды крупные, как сливы-ткемали просвечивались сквозь космы облаков ночного неба. Две армии раскинув шатры дожидались лиловых предрассветных сумерек.
Огни костров грузин полыхали до утра в долине как мифическое светило с библейских картинок . Сияние завораживало и пьяный хохот вперемешку со псалмопениями немало раздражал персов.
Перед вступлением в бой триста бойцов этого отряда поклялись друг другу: « Никто из нас не пахал землю, так как родились мы для воины и не связанны плотью и кровью ни с супружеством и ни с чем кроме данной присяги. Если счастье нам изменит и мы не сумеем одолеть врага, пусть последняя продажная девка помочится в глаза и уши тому, кто из нас живым вернется домой. Или победим врага или обретем смерть на поле брани!» Возможно, не так уж неправы они были, предполагая, что многие сложат головы.
Триста тяжело вооруженных арагвинцев во главе самого царя Эрекле были главной ударной силой немногчисленного грузинского войска. В первые же минуты они бесстрашно врезались в гущу войска Ага- Махмад Хана, расположившихся на холме к востоку от Крцанисского поля и атаковали волнами. Три сотни пшав-хевсуров, разделившиеся в несколько колонн, порою сливаясь краями, извивались как аспид в просторе желтой долины. Подсвеченный рассветом кровавый прах воздымался из-под конских копыт. Лучистый пламень, светясь, перебегал вдоль рядов, словно солнечные блики,- то сверкали их мечи. Роями стремительной саранчи с львиными челюстями по флангам стелилась имеретинская конница. Обе стороны сражались ожесточённо.
Несколько раз прошел Эрекле вражеское войско от начала до конца и обратно, неустанно рубя мечом направо и налево. Несколько раз падал под ним конь, не выдержав тяжести семипудового панциря. Несколько раз окружили его персы, но арагвинцы отбили Эрекле. Они уверяли его укрыться и не рисковать жизнью, потому как каждый персидский лучник норовил попасть в царя, а ведь надо биться, а не противоборствовать летящим отравленным стрелам. Однако тот неохотно слушал их, надеясь скорее окончить свою жизнь славной смертью, чем удалиться. Пшав-хевсуры, тем не менее, осознавая опасность, грозящую всей Грузии, увлекли царя, против его воли и желания, с поля боя.
После нескольких натисков центр армии персов был опрокинут, а среди погибших были многие его приближенные командиры. И к заходу солнца, всюду, от горизонта до буроватого лезвия большой Куры, врассыпную и сплошными массами убегала лёгкая кавалерия, конные стрелки и гвардия хана. Спешившая вдаль, без порогов, без каскадов Кура скользя вдоль низкого скалистого русла, не давала им возможность отхода в другой конец равнины.
Со временем огромная толстая окровавленная лента воды быстро текла меж скалистого русла унося Каджара и его воинов. Мингрельские лучники с помостов хладнокровно осыпали стрелами спасающихся вплавь. Стрелы, без числа вынимаемые ими колчанов, неприцельно летели в воздухе, однако с точностью причиняли раны персам...
Много чонгуристов встречал Никанор в своей жизни, сам состарился с чонгуром в обнимку, но музыканта равного Диасу Ниазамидзе, ему не доводилось встречать... Да полно, чонгур ли звучит под пальцами Диаса. Он будто не ирает, а легко, воздушно, плывет по струнам, рассыпает со звоном серебрянные манаты.
Операторы «Авто радио» лениво жевали шашлык на террасе, член жюри сутулый гуриец из двадцатилитровой бутыли разливал тонким шлангом вино по кувшинам , между столов бегали чьи-то дети. Лери понял, что наступил его черед. Нужно было продолжить .
Он решил, что эта история достойна самого задушевного, лирического, умиляющего сердца продолжения.