Узор лабиринта (I)

Автор: Братья Ливер Сквозняки проходных дворов выдувают гимны зыбкости и неустроенности. В окнах домов вспыхивает свет, но к мыслям о пледе и чашке чая он не располагает. Напротив. Свет холодный, с синью. В нём искрится угроза – стерильный, застывший покой прозекторских. На асфальте пляшут корявые тени. Город размыкает пасть в ленивом зевке.
Здесь обитает божество. Его дыхание – столбы дыма из труб над промзоной. Его зрачки – ртутные лампы, в которых мерцают жажда добычи и ярость. Под землёй тянутся километры чугунного кишечника. Всякую плоть, угодившую к нему, божество перемалывает лопастями агрегатов, растирает по асфальту протекторами и развеивает прах по насыщенному метаном ветру.
Здесь рождаются ублюдки с гнилью внутри. Чёрными глазами они смотрят с крыш, то и дело с присвистом перешёптываясь. Их любовь ломает кости.
Город вечно голоден.

-1-

В пятницу на Северном шоссе, как всегда, было плотное движение. Ночью ударил мороз, на асфальте белели островки наледи. «Непереобутые» машины в ожидании страховщиков кисло перемигивались аварийками. Несмотря на то, что близился полдень, придорожные фонари работали сверхурочно – в воздухе висела хмарь. Пешеходы семенили по оледенелым обочинам, ветер расшвыривал опавшие листья. Но всё это было там, снаружи. В салоне «Ленд Крузера» горячо дышала печка, в динамиках рокотали гитарные рифы.
– Слышь, Лёха, а может, шугануть его слегонца? – полулежащий на сиденье Крот возил пальцем по экрану смартфона. – Глядишь, поумнеет. Сговорчивее станет.
Алексей, прищурившись, смотрел на дорогу.
– Вообще, Дед это не одобрит, сам знаешь, – ответил он, выкручивая руль, чтобы обогнать по встречке вереницу тихоходов. – Но шугануть, думаю, можно. Чувак в последнее время дохрена губу раскатал, таких надо прижучивать. Главное – не калечить. Так, пощекотать. Этого хватит. Деду можно и не говорить.
– Угу, – Крот вжикнул молнией олимпийки, вытащил из внутреннего кармана ещё один телефон. – Тогда я свяжусь с Леопольдом. Он устроит.
Машина свернула с трассы и подчалила к воротам с пижонистой, буйно-неоновой вывеской: «The Doors. Элитные двери».
Крот, раздумывая, скривил губы:
– Ну… А если он вдруг заяву в ментовку накатает? Нормально?
– Не ссы, – Алексей махнул пятернёй и ухмыльнулся. – У Деда везде нормально, забыл? Нам ничего не будет, даже если мы этого твоего ботаника на ленточки порежем. Понял?
Алексей прищурился, достал шоколадный батончик, надорвал обёртку:
– Я рассказывал тебе, как в детстве, в школе ещё, одного мудака покалечил? Не? Ну, слушай… Мы на перемене в очереди в буфет стояли. Он – впереди меня. Где-то на год-два старше – ну, по детству-то это большая разница. И последний хот-дог он взял, прикинь? А я, значит, всю перемену зря в очереди топтался. А мудак ещё глумиться вздумал – начал прямо передо мной этот хот-дог жрать! Ну, меня и выбесило… А бугай я уже тогда был, в качалку-то со второго класса хожу. Ну, в общем, схватил я его за шкварник, выволок на лестницу и с площадки скинул. Он целый пролёт перелетел и на спину грохнулся со всей дури.
Алексей помолчал, смакуя воспоминания. Продолжил:
– Дальше… Короче, пацана парализовало, со спинным мозгом там чего-то. Вроде, операций штук пять сделали, но бесполезно. Я иногда потом ещё видел, как его в каталке по двору возили. Ну, понятно, родители его на говно изошли, папаша лично грозился меня в колонию для несовершеннолетних закатать. Там ещё большие шишки из министерства образования подключились, журнашлюхи всякие. Ажиотаж, короче, раздули охереть какой…
Во взгляде Крота тлело вялое любопытство. Алексей потянулся и, сыто улыбаясь, напряг бицепсы. Обтягивающая майка выдержала и не порвалась.
– В общем, разруливать пришлось Деду. Один раз он заглянул к родителям мудака в гости. Даа, один раз… Я не знаю, что он там говорил им – наобещал чего, угрожал или бабла отсыпал – хрен знает. Только под меня уже никто не копал. Понимаешь, нет? Как будто и не было ничего. Всё спустили на тормозах, журналюги заткнулись. Так у тебя ещё есть опасения насчёт того, что наш несговорчивый краснодеревщик куда-нибудь стуканёт?
Вылезая из машины, Крот поднял большой палец:
– Фартануло тебе, Лёха. Великий дед у тебя.
Алексей улыбнулся, пикнул брелком сигнализации и хозяйским шагом направился к воротам.

***

Тем вечером в элитном микрорайоне «Шангри-Ла» было так же серо и неуютно, как в лабиринтах окраин. С улицы доносились тоскливые рулады ветра, капли дождя выстукивали по карнизу. Сияние телеэкрана наполняло комнату причудливыми тенями.
«Если мы хватаемся за свои привычные ценности, мы не сможем избежать страданий», – голос из эфира лил в уши зрителей концентрат многовековой мудрости.
Развалившись на диване, Алексей надорвал упаковку чипсов и глумливо отсалютовал телевизору банкой «Пепси»:
– Позвольте мне всё-таки ухватиться за мои привычные ценности, о духовный учитель!
«Пока мы продолжаем думать: «Я – это моё тело» или «Эти вещи – мои», – старость, болезнь и потери будут заметными пробоинами в твердыне нашего благополучия», – вкрадчиво вещал телегуру.
– Нет, мудрейший, – смачно зевнув, возразил Алексей. – Вот если вам отнять плоскогубцами палец – это точно будет охрененная пробоина в твердыне благополучия.
«Нет более великой цели в жизни, чем найти ценности, которые позволят окончательно преодолеть страдания и смерть».
– Вот тут согласен, – кивнул Алексей, выстреливая проповеднику в лоб из пульта и переключая канал. – Какие ещё страдания, когда ты нашёл свои ценности в швейцарском банке?
Лежавший на тумбочке телефон разразился аккордами «Unforgiven». Алексей мигом посерьёзнел, стряхнул крошки чипсов и ответил.
– Лёша, приветствую… – голос в трубке был веским, хриплым и напрочь лишённым тех протяжных козлиных модуляций, которыми человек из телевизора пытался обозначить свою причастность к великому знанию.
– Да, Дед, всё прошло по плану, – начал отчитываться Алексей. – С Брюквиным проговорили, соглашение подписано. Щас надо прикинуть, в каком банке дадут меньший процент и…
– Лёх, я не за тем, – Дед оборвал его на полуслове. – Слушай сюда.
– Д-да, Дед, я слушаю, – на лбу Алексея взбухли вены – Дед почти никогда никого не перебивал. Он вообще не имел привычки вступать в споры, убеждать и приводить аргументы. Да никто и не требовал.
– Встретишь мать, отдай ей бумаги. Они в нижнем сейфе. Документы на дом, письма. Её школьные тетради.
Алексей захлопал глазами:
– А с чего это ты щас-то об этом? Случилось что?
– Ничего. На всякий случай, – уклончиво ответил Дед. – Не забудь.
В трубке раздались три коротких гудка, на дисплее высветилась надпись "Вызов завершён". Алексей вышел из комнаты и в задумчивости направился к холодильнику.

***

В спальне горел ночник. На вызывающе огромной кровати возлежала собачонка в пижаме, шерсть на голове собачонки была забрана в манерный хвостик. Дана, прижав телефон плечом к уху, стояла у зеркала и снимала макияж.
– Да, золотце, конечно… Всё так и скажу… – горячо полушептала она в трубку. – Ахааа… Давай-давай, сейчас нельзя говорить. Муж вот-вот из ванной явится… Да, попробую. Целую, Кротик…
За дверью раздались увесистые шаги, и комната наполнилась Алексеем. На его ручищах поблескивали капельки воды. Алексей прихлёбывал из стакана кефир и терзал зубами сдобную булку.
Дана отняла от лица влажную салфетку, которой стирала тушь:
– Лё-ёёш… Нам с тобой поговорить надо. Очень серьёзно. Сейчас.
Алексей был занят булкой и никак не реагировал. В глазах жены заплясали стервозные огоньки:
– Ты слышишь меня? Это касается Деда. Ты ничего не замечаешь?
Вспомнив сегодняшний странный разговор, Алексей продолжил молча жевать. Потом всё же спросил:
– А что я должен заметить?
Извлечённое из обёртки косметического шарма лицо Даны разъехалось в ухмылке:
– Слушай, это чё, правда, что все качки – тупари и тормоза? Ты реально не замечаешь, как он тебя задвигает? Как доверяет тебе только самые копеешные дела, как будто ты пацан на побегушках? Слушай, ты можешь не жрать, хотя бы когда я с тобой разговариваю?
Упёршись взглядом в одну точку, Алексей принялся теребить бахрому повязанного на бёдрах полотенца.
– Я пробовала поговорить с ним об этом, – всё больше распалялась Дана. – И знаешь, что он мне ответил? Что он и только он решает, больше никто. И ему виднее, кого и как использовать в деле. Кому иметь голос, а кому – таскать его барсетку.
Заметив, что при этих словах муж перестал чавкать булкой и слушает её уже с бОльшим вниманием, Дана усилила натиск:
– А знаешь, что будет дальше? Дальше он скажет, что центнер мяса, типа тебя, годен только на то, чтобы работать у него охранником. А потом вообще заявит, что ты одряб и одрищавел, и по-тихому просто отцепит от дела, вот и всё. А то, что при нём теперь всегда отирается этот… как его… Стасик? Думаешь, это просто так? Да ты вообще думаешь хоть иногда?!
Алексей потёр гладкий и безволосый, как у младенца, подбородок. В комнате, казалось, зашуршали отзвуки тяжёлого шевеления его мыслей. Выдержав значительную паузу, Алексей поставил стакан с недопитым кефиром на столик и сказал:
– Ну и… Что ты предлагаешь?
– Я ничего не предлагаю, – отчеканила жена. – Думай сам. Сейчас, по сути, ещё ничего не потеряно. Пока что ты – главный и единственный наследник. И если… не дай Бог, конечно… случись чего, рулить-то будешь ты. Рудольф поможет со всеми этими бумажными делами, и всё будет тип-топ. Но если Дед будет в силе и продолжит запинывать тебя из управления в обслугу, как он это сейчас делает… В общем, сам видишь, Лёш: или всё, или хер на блюде. Выбирай.
– В смысле… Не, ну я не въезжаю, на что ты всё-таки намекаешь? А? – Алексей закусил губу и поскрёб затылок.
– Говорю ещё раз, я ни на что не намекаю. Я только обрисовываю тебе картину. Решай.
Дана кинула халат на спинку кресла и, уже собираясь выключить ночник, заявила:
– Если тебе по барабану твоя карьера, так хоть о нашем будущем ребёнке подумай.
Погладив идеально плоский, закачанный в фитнес-центре живот, Дана щёлкнула выключателем.

***

В понедельник утром на парковке у торгового комплекса хватило бы места для приземления самолёта. Содрогаясь от кашля и абстинентного синдрома, дворник кисло возил метлой по грязи среди редко стоящих машин. Дул промозглый ветер.
Алексей растёкся по водительскому креслу. Последние три ночи он очень мало спал. Разговор с женой раз за разом прокручивался в голове, не давал покоя, вспенивал мысли. В качалке Алексей неожиданно не смог вытянуть двухсотку в становой тяге, а вечерами допоздна сидел, уставившись на стакан с кефиром и шлёпая губами в тишине кухни.
Алексей потёр красные от недосыпа глаза, побарабанил пальцами по рулевой колонке и достал мобильник. В ту же секунду почему-то вспомнился странный сон, оставивший осадок на душе и изжогу во рту.
Уже под утро приснился старик без одежды и с одутловатой физиономией в пульсирующих жилках. Без видимых причин бритая голова старика вдруг начала вращаться, как центрифуга, вокруг своей оси. Когда голова также резко перестала крутиться, Алексей оторопел. На старике не было лица в самом прямом смысле: его череп стал идеально гладким и одинаковым со всех сторон. Островками бурели родимые пятна.
Откуда-то из недр противоестественного существа, как из сундука с тряпьём, пробился задушенный голос: «Нет более великой цели в жизни, чем найти ценности, которые позволят преодолеть страдания и смерть. Так наделайте же пробоин в башке любому, кто заслоняет вам солнце!»
С этими словами чудилище вывалило Алексею под ноги ведро пельменей и жестом радушного хозяина пригласило к трапезе. Алексей опустился на колени, упал лицом в горячее тесто и стал есть как псина – без помощи рук. Когда проснулся, переполняли тревога и решимость…
С тех пор не прошло и часа, а он уже сидел в машине и скрёбся в памяти телефона. Нужный контакт располагался между «Лавровой Татьяной Евгеньевной» и «Лишаем». Ответили после пятого гудка.
– Приветствую, Леопольд! – сказал Алексей. – Да-а, есть дело. Нужна твоя помощь… Нет, Леопольдыч, всё очень серьёзно. Намного серьёзнее, чем ты даже думаешь… Надо обговорить для начала, решишь – браться или нет. Всё, это не телефонный разговор, остальное при встрече… Да хоть щас… Лады, через минут двадцать подъеду. Давай.
…Лавируя среди затопленных жижей рытвин в асфальте, «Ленд Крузер» вырулил к двум облезлым ангарам и бетонному забору, что тянулся куда-то за пределы видимости. Выпрыгнув из машины, Алексей уверенно зашагал по застывшей грязи.
Чумазая бытовка, котлован со вбитыми сваями, ершащееся чуть в стороне антенное поле… В этих местах ничего не менялось годами, и тем сильнее было удивление Алексея, когда он увидел, что в проулке между двумя обшарпанными строениями появились ворота. Решётчатые створки были не заперты, пройти в ворота мог любой.
Почему-то от этой неожиданной перемены стало ещё тревожнее. Алексей пожал плечами и, не сбавляя шага, осмотрелся. Все детали пейзажа по отдельности были как будто теми же, что и обычно. Но в облике всего пространства в целом чувствовались явные, недобрые перемены, и Алексей не мог понять, где именно они коренятся.
Со стороны лесополосы наползали тучи ядрёного мазутного цвета. Всего за несколько минут они разлились на полнеба и, хотя день только начинался, наступили сумерки. Посыпалась водяная пыль со снегом. Было безлюдно: пару раз Алексей замечал вдали чьи-то фигуры, но, подойдя ближе, обнаруживал куст или висящую на ограде драную телогрейку.
Прибавив шагу, Алексей завернул за угол овощехранилища, вышел к краю изрытого погребами поля и застыл, выпучив глаза. Метрах в пятистах – там, где раньше были гаражи и автомойка – теперь виднелись дома. Одна за другой шеренги хрущоб терялись вдали. За ними серели высотки-«свечки», шпили и какие-то кривые башни.
Последний раз Алексей был в этих местах около месяца назад. От мысли, что всё это успели отстроить, пока он здесь не появлялся, пришлось с сожалением отказаться сразу. Гипотеза, что он просто свернул с трассы не в том месте, была не более состоятельна. Ухватиться было не за что, и Алексей понял, что тонет.
Сбавив шаг и опасливо озираясь, он добрёл до ближайших домов. Безлюдье здесь было всё таким же абсолютным. На то, что здесь вообще есть или была жизнь, намекали только помойки, увенчанные шапками мусора, и развевавшееся на верёвках бельё. Иногда попадались стаи собак. Псины как-то судорожно разевали пасти и рассматривали Алексея издали с неподдельным интересом.
Лишь в четвёртом или пятом дворе наконец повстречались люди. Рыхлая девица чадила сигаретой и стряхивала пепел в коляску. Приблизившись, Алексей спросил:
– Извините, а это какая улица?
Реакция оказалась такой непредсказуемой, что Алексей ошарашено осел на мокрую скамейку у подъезда. Мамаша заверещала и, бросив коляску, умчалась за угол. У дома напротив посыпАл тротуар шелухой от семечек жиганистый лоботряс в кепке.
– Скажите, а что это за район такой, а? – спросил у него Алексей ненадёжным, дрожащим как холодец голосом.
Жиган заухмылялся, ощерив золотые зубы:
– Ты чо, пятибратовец, что ли? Это, слышь… смотри осторожнее. На вас облавы щас по всем секторам. Так что давай, срезай пуговицы…
Тип гнусно загыгыкал и развалистой мореманской походкой удалился в подъезд. Стараясь не обращать внимания на позывы к панике, Алексей боязливо зашагал вглубь района.
Места были странные и какие-то зыбкие, как во сне. Знакомые строения, улицы, вывески попадались почти всё время, это несомненно были куски родного города – где-то здесь находились Дана, Дед и забегаловки с пиццей. Но когда Алексей поворачивал за угол, перед ним снова открывалась чужая, никогда не виденная им территория с домами-уродцами и дорогами, ведущими неизвестно куда.
Алексей взглянул на экран смартфона: сети не было. На периферии зрения изредка мелькали силуэты прохожих, но теперь Алексей уже опасался лезть с вопросами. На ветру колыхался непрерывный тоскливый звук, похожий на скрип бетономешалки. Тянуло жжёной резиной.
Стрелки всех внутренних индикаторов метались в беспорядке. Перед глазами плыло, Алексей опустился на оградку палисадника, обхватив голову руками. И в эту минуту кто-то дёрнул его сзади за плечо. Вздрогнув, Алексей медленно обернулся…