Голый доширак

Автор: дважды Гумберт Акт 1
Саша, Маша и Пряхин стоят на фоне довольно небрежно нарисованного горного пейзажа. Саша и Маша – аккуратные, любознательные дети со смартфонами. Пряхин – неряха. Освещение яркое, дружелюбное.
Саша: А как эта гора называется?
Пряхин: Никак.
Саша и Маша шепчутся.
Маша: А эта?
Пряхин: Тоже.
Саша и Маша снова шепчутся и тыкают в смартфоны.
Саша: Учитель, откуда вы всё знаете?
Пряхин устало снимает с плеча рюкзак и опускает его на пол. Садится рядом и прислоняется спиной к картонному валуну. Делает жадный глоток из пузатой фляги.
Пряхин: У меня тоже был учитель, дети. А как же иначе? Звали его Лёня Грязный.
Саша и Маша: Расскажите, расскажите!
Пряхин (снова глотнув из фляги): Да я б лучше вздремнул. А вы тут пока побродите. Только смотрите, дети, с кручи не упадите. А если увидите пещерного медведя – то не бегите. Просто стойте смирно. Он вас обнюхает и уйдет.
Маша: А если он решит, что мы его пища?
Пряхин: Не решит. Он мой хороший знакомый. Понятно?
Саша и Маша: Понятно! (убегают)
Пряхин: Ох!
Натягивает бейсболку на глаза, кладет руки крестом на груди и замирает.
Гаснет свет. Сцену заливает густая тьма. Только у самого обода рампы чья-то незримая рука зажигает две свечи.
Из глубины сцены на свет выходит Лионель Месси. На нем форма московского «Спартака». В руках он держит круглый и грязный мяч. Сонный вид, во взгляде – отчаяние и отвращение. Некоторое время он переминается с ноги на ногу и слегка подбрасывает мяч перед собой. Резкий, квакающий звук старинного репродуктора прерывает его сольное выступление. Месси срывается с места и убегает.
Громкий, трескучий голос за сценой: Вы должны понять, что мое появление здесь не случайно.
Незримый рот задувает свечи на краю сцены. Снова темно. Так темно, что не видно ни сцены, ни задника, ни кулис. Из репродуктора звучит короткий фрагмент песни в исполнении советской группы «Цветы».

Акт 2
Сцена поделена на две приблизительно равные части. Правая половина освещена, левая – темная. Контраст между двумя половинами сцены такой же, как между черной и белой клетками шахматного поля.
В правой части сцены на ковре в окружении разноцветных подушек сидит призрак Влада Листьева. У него густая, пышная шевелюра. Волосы зачесаны назад и образуют что-то вроде индейского роуча. Вокруг головы повязана красная ленточка. Точно такая же ленточка, только синего цвета, у красивой, длинноногой девушки с глуповатым лицом и сияющими глазами. Голова девушки лежит на коленях у призрака Влада Листьева, а сам он сидит по-турецки скрестив ноги. На ногах его ярко-красные кеды. Девушка тоже в кедах. Кроме ленточки и кед на ней ничего нет. Она крутит прядь волос и смотрит рассеянно-изумленно прямо перед собой.
Призрак Влада Листьева берет из стаканчика для косяков большой, крепко скрученный косяк и с видимым наслаждением закуривает. Сделав пару затяжек, передает косяк девушке. Они по очереди курят косяк. Вид у них благостный. На стеклах очков у призрака Влада Листьева дрожат оранжевые блики. Освещение мягкое, уютное.
Призрак Влада Листьева: В нашем маленьком королевстве как обычно – тепло и приятно. Кхм, сегодня я хотел поговорить… в смысле, озадачиться… так сказать, вывести на свет божий, на наш взгляд, важную и непростую тему. В общем, я бы сформулировал это так: почему умер театр? Или даже вот так: кто прикончил театр? Казалось бы, ответ очевиден и напрашивается сам, но… Не всё так гладко, господа. И товарищи. Есть подводные камни. И есть гость. А ни за что не угадаете, кто он. А пока он идет к нам, летит волновым… э-э… приветом по кочкам эфира, я слегка так расставлю запятые. Чтобы нам не запнуться. Значит… что тут важно в первую очередь? По мнению ряда разумных людей, театр зародился по ходу и в процессе древних мистерий. То есть, это была не просто забава, не просто причуда отдельной души. Вроде там литературы, пластических разных искусств. Которые все суть игры бездельников, тщеславных бездельников, мда, и нередко коварных, порочных манипуляторов, демагогов, сластолюбцев, террористов, фигляров и прочее. Нет, театр – это совсем, совсем… Кхм! Это попытка группового прорыва. Да! Вы меня понимаете, люди? Театр – он не про жизнь, со всеми ее взлетами и падениями, шурами, мурами, делишками и отношениями. Скорее, наоборот. Вот скажите, что бы мы ответили Бертольду Брехту? Разве театр что-то доносит, несет? Нет – он забирает. Прежде всего, он забирает наше время, которого нам с вами отпущено не так уж и много, чтобы можно было разбрасываться по пустякам. Но театр – не пустяк! И тут мы согласны с Бертольдом Брехтом. Вот давайте попробуем ответить на такой каверзный вопрос. А что, собственно, театр, настоящий театр, естественно, а не фиглярский, не политический, вот что он собой представляет, изображает, выводит на свет, формулирует, а? И обо что он, в конечном счете, разбивается – шлёп! – и нету его. Обо что-то космическое, вероятно? Что никак нам не подвластно, не так ли? Ну? Страшно и заикнуться? Страшно вымолвить это проклятое слово? Не-бы-ти-е! Да конечно! Ну разумеется! Подлинный театр представляет то, чего нет. То, что недоступно нашему нищему воображению, нашим дешевым мозгам. От Эсхила до Беккета все хорошие театральные пьесы – про небытие. Только театр, а не религия там и не наука, опять же, мда, исключительно театр, живое сценическое действо может дать о нем хоть какое-то, пусть даже самое поверхностное и приблизительное представление. Воплотить это самое, выкристаллизовать… Театр есть фабрика небытия. А сейчас я представлю вам нашего дорогого гостя, который не нуждается в представлении. Он – один из умнейших людей современности. Он выучил русский язык специально для этой встречи. Hi, m-r Musk! Be my guest.
В освещенное пространство внедряется Илон Маск. Правая нога у него от колена закована в сплошной гипсовый кокон. Он осторожно садится рядом с призраком Влада Листьева и кладет свой гипсовый «валенок» так, чтобы он был хорошо виден зрителям. Девушка с синей лентой поворачивается на живот, берет синий маркер и начинает что-то чертить на гипсе. Илон Маск с мягкой улыбкой ворошит ее густые волосы.
Илон Маск: Когда я жил среди собак в холодной тундре я лил душистый доширак себе на кудри.
Призрак Влада Листьева: Так кто же убил театр? Илон, скажи нам, что ты об этом думаешь?
Илон Маск: Движимый кровожадным состраданием, я убил театр. И ты, Влад, убил театр. И она. И они (показывает на зал). Все мы убили театр. Ну, а если серьезно, театр просто вернулся туда, откуда он взялся. Не быть театру значительно проще, чем быть. Точно так же, как хаос и тьма – естественное состояние мира, театр не существует, пока не находится кто-то, кто его делает на долю секунды существующим. Вот и всё, не надо драматизировать.
Призрак Влада Листьева: И что теперь? Как мы теперь будет жить без театра?
Илон Маск: Раньше я мало интересовался жизнью на других планетах. Однако в недалеком прошлом я совершал восхождение на Маттерхорн, упал в расщелину и сломал ногу. Там мне явилась альпийская царевна. Красивая такая телка с большим ртом. Она сказала мне, что я должен приложить все усилия для того, чтобы переименовать пик Коммунизма в пик Доширака.
Призрак Влада Листьева (язвительно): Однако ты опоздал, Илоша. Пик Коммунизма уже переименовали в пик Доширака. Ты мало интересуешься жизнью не только на других планетах, но также и на своей родной планете Земля.
Илон Маск: Я бы не был столь категоричен. Что ты там пишешь, родная?
С тонким, неприятным дребезжанием, точно живое и грузное существо, свет начинает перемещаться с правой половины сцены на левую. Невидимая перегородка между двумя половинами становится видимой, вспыхивает и горит, разбрасывая искры. Должно показаться, что это не свет, а самоё жизнь утекает из одного сосуда, чтобы влиться в другой.
Левая половина сцены представляет собой маленькую комнатку с одним окном. Это кухня. Стол, плита, навесные шкафы. За столом друг против друга сидят Савченко и жена Савченко. Савченко голый по пояс, в старых трусах, лысый, обрюзгший. Жена Савченко в застиранном, бесцветном халатике, бледная, тощая, с маленьким, злобным лицом. Савченко открывает коробку с корейской лапшой Доширак и льет внутрь коробки из чайника кипяченую воду.
Савченко: Доширак – это Святой Грааль.
Жена Савченко: Чтоб ты подавился!
Савченко: Доширак – это Путь.
Жена Савченко: Лопни твоя селезенка!
Савченко: Доширак – это Бездна.
Жена Савченко: Чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох!
В течение пяти-десяти минут Савченко, давясь и обжигаясь, урча и покряхтывая, поглощает дымящееся содержимое коробки. Жена Савченко не сводит с него ненавидящих глаз. Закончив обед (завтрак, ужин), Савченко берет пустую коробку и прикладывает ее к своему лицу, как маску. Потом ложится на пол и вытягивает ноги.
Савченко: Всё, меня больше нет.
Жена Савченко плюет и уходит. Через минуту возвращается. В руках у нее толстая книга. Она открывает книгу наугад и читает с нудной, пилящей интонацией:
- Социализм – философия неудачников, манифест невежества, евангелие от зависти, где добродетелью считается равенство в распределении нищеты.
Занавес.

Акт 3
Снова нарисованный горный пейзаж. Снова Маша, Саша и Пряхин. У Пряхина похмельное и виноватое выражение лица. Саша и Маша, напротив, кажутся повзрослевшими. Большое красочно-красное солнце катится к горизонту. Быстро темнеет.
Саша: Учитель! Пока ты спал, мы обошли всю нашу Округу Добра. И убедились, что всё здесь ненастоящее. Всё здесь нарисовано.
Маша: Да, учитель. И ты тоже ненастоящий учитель.
Пряхин (пряча лицо): Вы правы, дети. Всё здесь ненастоящее. И я ненастоящий учитель. Я голограмма.
Саша и Маша: А мы? Мы тоже ненастоящие?
Пряхин (с испугом): Нет! Вы настоящие.
Саша и Маша: Так что же нам делать, голограмма учителя?
Некоторое время Пряхин ходит туда-сюда и растерянно жестикулирует. Потом долго роется в рюкзаке, выбрасывая из него самые неожиданные предметы. Наконец достает со дна рюкзака истрепанную брошюрку и подает ее детям.
Пряхин: Вот! Нашел. Правда, только в одном экземпляре.
Саша: Что это, бля, за хрень?
Маша двумя пальчиками берет брошюрку за уголок и читает:
- Правила поведения в нарисованном мире. Что, правда? Вы смеетесь над нами?
Пряхин (складывает руки перед собой и трясет головой): Нет, дети, это очень серьезно. Послушайте меня. Первое правило поведения в нарисованном мире, оно же – последнее. Если вы догадались о том, где находитесь, никому, ни в коем случае не говорите об этом. Все остальные правила, собственно, лишь дополняют это главное правило. Вы должны жить в нарисованном мире так, словно этот мир настоящий. Вы должны молчать о своем знании.
Саша: А если мы не согласны молчать?
Маша: Да. Если мы будем всем говорить правду?
Опустив голову, Пряхин молчит.
Саша: Да пошел ты нахуй, учитель (уходит).
Маша швыряет брошюрку в зал и тоже уходит.
Сцена погружается в сумрак.