Димка Жуков

Автор: мувер >


1.

Как-то раз, пошёл я на исповедь.
Духовник мой, иеромонах Роман, жил в скитском домике.

— Молитвами Святых Отец наших… — Постучал я в дверь.

— Аминь, — ответил отец Роман.

Захожу. В домике тепло. Потрескивают дрова в печке. Деревенский запах.
Посередине стоит простенький аналой. На нём — Псалтирь. Батюшка, видать, правило читал.

Вообще-то, назвать отца Романа моим духовником — это неправильно. Просто я, как немощный, прихожу к нему, ибо он человек мягкий, никогда не ругает и, выслушав, отпускает грехи. Ну, может скажет что-нибудь с кроткой улыбкой: «Не надо так» или «будь сдержанней», вот и всё.

До монастыря отец Роман был преподавателем физики в средней школе. Ему лет 30-40. Круглолицый и чернявый. На большой голове намечается лысина. Молчаливый, но глаза весёлые.

— Батюшка, — говорю я после исповеди, — у меня вот какой вопрос: меня переселили в Экономскую башню. А под ней, со стороны посёлка, паломники с паломницами собираются и курят.

— Пускай курят, — говорит отец Роман, — тебе-то что?

— Да мне всё-равно, — говорю, — но дым весь ко мне в келлию поднимается, дышать нечем!

— А ты водичкой их облей. — Улыбается отец Роман.

— Водичкой? — говорю я. — Хорошо, батюшка. Благослови.

— Бог благословит, — говорит отец Роман. — Есть ещё кто-нибудь на исповедь?

— Есть, — говорю. — Там Толстов во дворе стоит. Ждёт, когда я уйду.

— Позови его.

Во дворике прыгал на морозе Лёва Толстов. Интересный тип. Бывший московский алкоголик. Потому бывший, что сейчас он не пьёт и живёт в какой-то деревне Тульской области. Знает наизусть Псалтирь. Хочет выучить также Евангелие. Помоги ему Господи.

— Чо так долго? — проворчал он.

— Иди. Отец Роман зовёт тебя.

Лёва поспешил в домик, а я направился в монастырь, размышляя над советом отца Романа.

Дело в том, что меня, как работника экономской службы, переселили из паломнической гостиницы на территорию монастыря в угловую башню — Экономскую. Окна моей келлии выходили не в монастырь, а по другую сторону монастырской стены — в мир, на реку Жиздра.
Вот и облюбовали курильщики площадку под башней, как место курения. Особенно их было много в субботу и воскресение, когда приезжали экскурсионные автобусы из Москвы и Петербурга.

Когда я пришёл в келлию, то первым делом заварил чай. Выпив, ополоснул кружку и слил вторяки в помойное ведро. По давней привычке, я заваривал чай прямо в кружке.

Канализации в башне не было, и приходилось выносить ведро в туалет Экономского корпуса, который находился метрах в ста от башни.

«Что же я делаю, — осенила меня мысль, — можно же не просто водой поливать грешных куряк, а ополосками чая! И ведро выносить не надо!»

Заварив вторую кружку, я бережно слил чайные нифиля в трёхлитровую банку.

Наступила суббота. Наблюдаю, как двухэтажные автобусы подруливают на автостоянку. Из них высыпают московские паломники и тянутся в монастырь. В основном, конечно, возрастные тётки, но есть и молодёжь. На подоконнике стоят три банки. В них густо покоятся лопухи разваренных чайных листов. Никуда не выхожу из келлии. Жду.

Ожидание не было напрасным. Через час около башни раздались юные голоса. Девчонки радостно шебетали, перебивая друг друга. Парни шутили над ними. Потянуло сигаретным дымком. Сердце моё радостно ёкнуло, предвкушая приключение. Я залез на подоконник, высунул из форточки трёхлитровую банку и опрокинул её содержимое на головы курящей молодёжи.

Раздался истошный визг.

— Мамочки!!! Что это такое?!

— А-а-а!!! У меня вся голова в чае!

— Гы-гы-гы! — ржали парни. — Жалко фотика нет!

— Есть! Есть фотик!

— Так снимай же быстрее!

К моему удивлению, они радостно хохотали, фотографировались и были очень довольны.

***

Так продолжалось полгода.
После нескольких банок с ополосками, трудники переместились курить в лес, который располагается между Скитом и монастырём.

— Виктор, — ворчал коммендант Вадим Багдасаров, — может ты со своим чаем залезешь на дерево и будешь их в лесу обливать? Игумен Тихон мне уже несколько раз замечание делал из-за них. Он издали видел, как эти разбойники смолят свои папиросы. Иду, говорит, а там дым коромыслом.

Доставалось от меня, в основном, недавно приехавшим паломникам и москвичам с Ясеневского подворья, которые прибывали в субботу на сутки.

Никто не роптал. Все понимали — башня Экономская, а иметь дело с экономом монастыря, отцом Досифеем, никто не хотел. Правило такое — попался ему с сигаретами — вот Бог, а вот порог.

Но однажды произошёл сбой. В ответ на вылитую банку прилетел камень.
Камень был небольшой, но трещина пробежала через всё стекло.
Я удивился. Потом гнев накатил на меня. «Как? Камнем в монастырскую башню?!» Я выскочил из келлии и поспешил к центральным вратам. По пути повстречался Лев Толстов.

— Куда спешишь, Виктор, злой такой? — спросил он. — Курильщиков гоняешь? Гы-гы.

От неожиданности я остановился. Этот беззубый кадр попал в точку.

— Ага, — говорю, — пошли со мной.

— Слыхал я про твой чай. Херня всё это. Бить надо!

— Отец Роман, — говорю, — благословил поливать водой. Это будет своеволие.

— Но не чаем же? Это тоже своеволие.

— Слушай, — говорю, — Лёва, мне сейчас стекло разбили, а ты…

— Я же говорю — бить надо! Гы-гы.

Вышли мы из ворот и поспешили к башне.
На площадке под башней стояли две девчонки. Парень, в некогда белой футболке, метался под моим окном и швырял камешки в него.

— Пидор! — Парень кинул камешек. — Выходи, блядь, сука позорная! Чай на голову, блядь! Выходи, сука!

Лёва Толстов сделал рывок и повалил парня на землю. Он был очень сильным, этот Лёва Толстов. Он схватил парня за горло и замахнулся. В руке у него была шариковая ручка.

— Я тебе сейчас, козёл, — захрипел Лёва, — глаз выбью!

— Лёва, дурак, стой! — крикнул я и схватил руку Толстова. — Отпусти его, Лёва!

Лёва нехотя встал. Губы у него дрожали.

— Повезло тебе, мразь! — сказал Лёва.

Парень с трудом поднялся с земли. В руках у него всё-ещё был камень, который он хотел запустить в окно моей келлии.

— Димка! Ты?! — удивлённо спросил я.

Передо мной стоял Димка Жуков.

— Ыыы! — крикнул Димка и швырнул камень в кусты.

При этом он подпрыгнул, исполнил какое-то па из брейкданса. Приземляясь он опять чуть не упал. Махнул рукой и пошёл, сильно хромая, в сторону посёлка.

2.

Это было два года назад. Я ещё нёс тогда послушание помощника коменданта гостиницы и вахтёра.

— Виктор! Виктор! — Прибежал Володя Колокольчик, мой сменщик. — Тебя отец Вадим зовёт!

— Где, — спрашиваю, — он?

— У келлии Преподобного.

Я допил чай и пошёл к келлии преподобного Амвросия Оптинского.
У крыльца, с которого сто лет назад батюшка Амвросий благославлял пришедших к нему мирян, стоял комендант гостиницы, послушник Вадим Багдасаров, бакинский армянин. Рядом с ним — мужчина лет пятидесяти и женщина, по всей видимости, его жена. Немного в стороне озираясь по сторонам, глупо улыбался парень, за двадцать лет, в модном джинсовом полукомбинезоне. Сынуля, видать, этой супружеской пары.

«Наркоман, — подумал я, — и под кайфом сейчас».

— Виктор, — недовольно сказал послушник Вадим, — чё так долго, брат ты мой?

Я промолчал.
Я не любил кавказцев, и послушник Вадим это прекрасно знал.

— Оформи Димитрия в гостиницу, — сказал Вадим и указал мне на парня в полукомбинезоне.

Парень посмотрел на меня и губы его растянулись в улыбке.

— Пошли, — сказал я Димитрию.

Его отец пристально смотрел на меня.

— Потом на источник сходите, — сказал вдогонку мне Вадим.

«Точно — наркоман», — убедился я.

Источник преподобного Пафнутия Боровского имел целебное воздействие на алкоголиков, которые не могут выйти из запоя и на наркоманов. Я знаю множество людей, завязавших благодаря ему. Источник старинный. Ещё до революции паломники приходили окунуться в его целебные воды.

— Фамилия? — спросил я у парня, когда мы пришли в гостиницу.

— Жуков. Дмитрий Жуков.

Я сделал запись в журнал прибытия паломников.

— Из Москвы?

Парень кивнул и улыбнулся. Хотя он улыбался довольно-таки дебильно, но по-доброму.

Я повёл его на второй этаж, где располагалась более цивильная публика.

— Вот твоё спальное место, — указал я второй этаж двухъярусной армейской кровати. — Подъём полшестого. Заправляешь постель и на полунощницу. Стоишь на Богослужении до «Отче наш» на Литургии, потом в трапезную вместе со всеми. После трапезной — послушание во славу Божию.

Дмитрий улыбался и кивал.

— А теперь пойдём на источник Пафнутия Боровского, — сказал я.

Источник находится между лесом и рекой Жиздрой. Он ограждён высоким забором. Разделись.

Я перекрестился.

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь! — И окунулся с головой.

Вода обожгла холодом, она в источнике и зимой и летом +4 С°. Вышел из воды по скользким ступенькам — как заново родился.

— Хорошо! — фыркал Димитрий.

Конечно, хорошо. Как-будто груз с души упал.
Пошли в гостиницу.

— А можно каждый день на источник ходить? — спросил Дмитрий.

— Конечно. Возьми благословение и ходи.

— А у кого благословение брать? — спросил он.

— Наверно, — говорю, — у отца Тихона, скитоначальника.

— Покажешь мне его?

— Конечно.

Послушание Диме Жукову дали в братской трапезной.
Он работал. Старался. И каждый день ходил на источник. Через месяц его перевели из паломнической гостиницы в Трапезную угловую башню монастыря. В ней жил трудники, которыми руководил келарь отец Феодосий, чуваш.

— Надо же, — говорил мне Вадим Багдасаров, — отец полковник ФСБ, а сын — наркоман.

«Ничего себе», — подумал я.

— Димка был чемпионом Москвы по кикбоксингу, — продолжал Вадим, — но его жестоко избили на ринге, и у него психика надломилась — стал бояться драться и ушёл. Брейкдансом занимался потом, прошёл даже кастинг в группу поддержки Богдана Титомира, да наркота помешала…

Через год Димку забрали в монастырскую иконную лавку. Было приятно смотреть, как он обслуживал паломников. Улыбка уже не дебильная. Ловкий.

А потом его стали замечать с девицей, которая приезжала каждую неделю на экскурсионном автобусе с Ясеневского подворья.

Захожу как-то раз в лавку — нет Димки.

— Отец Вадим, — спрашиваю своего начальника, — а Димка где?

— Женился Димка. — улыбается Вадим. — Повенчались на той неделе. Помоги ему Господи. Он и работу сам нашёл. Хотя отец Фотий, его духовник, предлагал помощь. В одном из приходов в Москве в иконной лавке. Папа новую однокомнатную квартиру ему купил. Живут отдельно от родителей.

«Что ж, — подумал я, — остаётся только порадоваться за Димку».

Прошло некоторое время. Сижу на вахте, пью чай с напарником, Вовой Колокольчиком. Проходит мимо послушник Вадим. Злой, как собака.

— Опять чаи гоняете, брат ты мой? — сказал он. — Сколько можно?

— Что, — говорю, — случилось-то?

— Димка Жуков из окна выпрыгнул. С седьмого этажа.

Я поперхнулся чаем.

— Как?! — Раскрыл рот от удивления Володя Колокольчик. — Димка… из окна…

— А так, брат ты мой. Сорвался. Начал колоться. Жена ушла от него, вот он и выпрыгнул.

— Господи помилуй, — говорю, — за него даже молиться сейчас нельзя за упокой души. Самоубийца.

— Какой там самоубийца. — Махнул рукой Вадим. — Живой он. Шейку бедра только сломал. Отец Фотий сегодня к нему в больницу поедет исповедовать.

— Слава Богу, — сказал Володя Колокольчик.

— Да, слава Богу, — повторил за ним отец Вадим.

Вечером я стоял у братской трапезной и ждал, когда выйдет отец Фотий, Димкин духовник. Он вышел. Молодой. Высокий. Энергичный и прямой, как палка.

— Отец Фотий, — говорю, — как там Димка? Говорят с седьмого этажа спрыгнул…

— Кто сказал?

— Вадим, — говорю, — Багдасаров.

— Я же просил его никому не говорить. — Недовольно поморщился отец Фотий. — И не с седьмого этажа, а с одиннадцатого. С одиннадцатого, брат ты мой! И живой! Кто сказал, что Бога нет? Вот оно доказательство.

***

Димка уходил прихрамывая. На белой футболке коричневые разводы и чайные листы.

— Димка! — крикнул я. — Постой!

Он остановился.

— Ну, чё тебе?

Я не знал, что сказать.

— Не будешь ты, — говорю, — больше брейданс танцевать.

— Пошёл нахуй, — сказал Димка и пошёл дальше.

Девицы курили и удивлённо смотрели на нас