Первая волна

Автор: Шева Интересная штука - волна.
Не человек, не животное, не растение - а живая. Хотя и сиюминутная.
Не поймаешь, не схватишь, не удержишь. Если ты не сёрфер.
Когда в числе трёх вещей, на которые может смотреть бесконечно, называют море, я думаю, имеют в виду как раз волны.
Повезло повидать их на очень разных морях. Сначала - на Чёрном, потом, со временем, - на Андаманском, Южно-Китайском, Карибском, Средиземном, в Индийском и Атлантическом океанах.
В португальском Назаре, правда, не был. Может, еще повезёт…
Но первую, по-настоящему первую в жизни высокую волну, с которой был связан и страх, и восторг, которая до сих пор иногда всплывает в памяти, довелось увидеть в далёком, сопливом детстве, на реке.
Вообще-то это была не просто река, а целый Днепр. С его мощью, шириной, сильным течением и, в те годы, обилием барж, пароходов, пассажирских «Ракет» и «Комет» на подводных крыльях.

Сто километров от Киева вниз по Днепру. Маленький городок, как тогда называли - посёлок городского типа в районе бывшего Букринского плацдарма.
Жаркий июль.
Мы, - куча малышни, со своими родителями, дядями и тётями воскресным утром крутой, извилистой тропинкой днепровскими кручами спускаемся к реке.
Мы идём на «косу».
Коса - это намытый землечерпалками со дна Днепра чистейший, белейший, бесподобный песок, длинными, пологими холмами лежащий не возле берега, а поотдаль, - ближе к фарватеру. Который здоровенные, неуклюжие, громыхающие землечерпалки прочищают и углубляют.
Чтобы дойти до косы, надо переходить мелководье. Тогда кого-то из малышни садят на шею, кого-то берут подмышку, кто чуть постарше - переходит по дну «на цыпочках», гордо и смело вытягивая шею и подбородок над водой.
На косе находится укромное, нетронутое место у воды, сбрасываются вещи, и мы, малыши, начинаем бешено носиться по песку, всё время норовя забежать на твёрдый, мокрый - возле воды.
В воду не заходим - потому что без команды можно тут же получить по загривку.
Через полчаса к облюбованному нами месту подходит моторка дяди Васи.
Дядя Вася - один из столпов нашего многочисленного семейства, гордый обладатель небольшой лодки с кустарным движком.
Тут же на расстеленной клеёнке накрывается то ли завтрак, то ли обед, - какая разница! на свежем воздухе всё вкусно, всё съедается враз.
И вот плечи уже подгорели, покраснели, - значит пора в воду, купаться!
Только проживя жизнь, осознаёшь по-настоящему, как тогда было хорошо…
Безмятежно, беззаботно, беспроблемно.
Не помню уже, кому из взрослых в голову пришла идея, - А давайте переберёмся на ту сторону Днепра! Там берег - вообще безлюдный!
Кто-то один остался сторожить вещи, одежду, остальные загрузились в моторку дяди Васи.
Возникла проблема: нас было слишком много. Я так думаю, человек десять -двенадцать. С мелкими.
А лодка у дяди Васи была не такая уж и большая. Хорошо запомнилось -расстояние от края борта лодки до воды было совсем небольшое, - с ладонь взрослого.
День был хороший, солнечный, спокойный, на воде - только местами мелкая рябь.
Но дядя Вася был человек, умудрённый жизнью.
Строго-настрого предупредил, - Пока будем плыть, сидеть тихо, не вставать! Лодка зашатается - можем перевернуться!
Бечёвкой он резко крутанул вал мотора, тот выбросил сизый дымок, бодро затарахтел, и наш Ноев ковчег, нацелившись носом на тот берег, отчалил от этого.
Совсем рядом с бортом журчала днепровская вода, коса медленно, но неотвратимо удалялась.
Мы проплыли рядом с большим конусообразным красным бакеном и начали пересекать фарватер.
И в этот момент справа по борту, из-за излучины реки, напротив пристани, на полной скорости выскочила «Ракета» на подводных крыльях.
Она была еще далеко, но даже мне, малому, стало ясно: «Ракета» летит очень быстро, лодка идёт очень медленно.
И мы - на фарватере.
- Твою мать! – зло выдохнул дядя Вася и страшным голосом добавил, - Сидеть! Не дёргаться!
Остановиться мы не могли, - по инерции тяжело гружённую лодку всё равно бы вынесло на середину фарватера.
Разворачиваться, с учётом осадки бортов, было очень опасно - могли перевернуться.
Выход был один - плыть вперёд, в надежде успеть пересечь фарватер.
Капитан «Ракеты» тоже понял, что ситуация непростая, - у него-то скорость под шестьдесят, и свернуть он тоже не может, и врубил сирену.
От рёва которой и вида высоко приподнятого на подводных крыльях стремительно приближающегося к нам носа «Ракеты» стало еще страшнее.
Замысел «Титаника» у Кэмэрона тогда еще и не созрел, Селин Дион даже не родилась, а Ди Каприо не было даже в проекте.
Зато был дядя Вася, который всё правильно просчитал.
«Ракета» с наверняка яро и ярко матерящимся капитаном прошла от нас на расстоянии десять-пятнадцать метров.
И вдруг оказалось, что теперь незаметно подкралось самое страшное, - волна.
Поднятая низко сидящей в воде тяжёлой кормой «Ракеты».
С тихим шелестом пены на верхушке на нас надвигалась высокая, - с метр, а то и больше, первая волна.
За ней шла вторая, потом третья.
Крикнув, - Спокойно! Не паниковать! – и вывернув руль, дядя Вася поставил лодку кормой перпендикулярно волне.
Нас сильно качнуло. Раз, второй, третий.
А потом все поняли - обошлось.
И враз радостно заговорили, загомонили.
Дядя Вася гордо молчал. Только улыбался.
Как и положено настоящему народному герою.
Почти из сказки.

Из тех, кто был в лодке, - на сегодня в живых осталась половина.
Но уже в том возрасте, как шутил мой друг Саня, рано ушедший в сорок, - когда пора думать о вечном.
У дяди Васи конец жизни оказался нехорошо смят. Вроде и войну прошёл, и два лагеря - немецкий и наш, был мастером «золотые руки», стал лучшим механиком автоколонны, где он работал, имел всеобщий почёт и уважение.
По всем вопросам имел своё твёрдое, непреклонное мнение. Страшно не любил пьяных, попов и коммунистов.
При том искренне верил в священное писание, коммунизм и журнал «За рулём».
А потом вдруг жена, тётя Вера, узнала, - ну, как узнала, подсказали, наверняка, «добрые» люди, что последние лет пять ездил он в свой санаторий по бесплатной ежегодной профсоюзной путёвке не один.
А с интересной молодой женщиной с его работы.
Как там было в песне их с тётей Верой молодости, - Волна…нет, - Любовь нечаянно нагрянет…
Развод. На седьмом десятке.
С позором перед уже взрослыми детьми и внуками.
И вдогонку от жизни, как контрольный выстрел в голову, - резкое, быстротечное, прогрессирующее падение зрения. Через полгода полностью ослеп.
И если бы не жена, тётя Вера, - бывшая, настоящая, - кто теперь уже поймёт, не прожил бы он, слепой и одинокий, еще столько лет.
Эх…
Да, чуть не забыл.
Днепр тоже умер.
Ну, как умер? На карте-то он, конечно, остался. И в газетных сообщениях, в разговорах, в телевизоре.
Но река безвозвратно пропадает.
Не чистится, мелеет, безбожно цветёт. Дохнет рыба. Былого судоходства нет.
Ни «Ракет», ни «Комет», ни двухпалубных красавцев, громко шлёпающих по воде лопатками огромных боковых колёс, а при подходе к пристани громко заявляющих о себе, прям, как утренний петух, пугающим гудком и целым облаком белого пара из большой круглой трубы с красной полоской по ободку.
Редкая баржа в гордом одиночестве неспешно, задумчиво, вальяжно проплывёт серединой фарватера, сузившегося до неприличия, наверх, на Киев, гружённая песком или щебнем.
Традиционная августовская баржа херсонских арбузов для Киева - событие национального масштаба.
В газетах, в телевизоре.
Тьфу! Шоб вы всрались!
Как песок сквозь пальцы, как смытое неожиданно набежавшей волной, как разбросанное в разные стороны вихрем ветра перемен, - куда всё делось?
По обе стороны, как в том культовом фильме, - …только мёртвые с косами стоят.