Тёплые ушки

Автор: Zaalbabuzeb У каждого мужчины есть вагина, и даже две. К такому выводу Максим пришёл в результате злоключений, случившихся с ним на семнадцатом году жизни.
А началось всё в родительской спальне, где Макс восседал на кровати среди разбросанных по ней помад, румян и туши для ресниц. Отыскав ватные палочки, он ковырял одной из них в ухе.
Косметику следовало убрать в трюмо как можно скорее, ведь родители вот-вот вернутся. Но прервать своё занятие парень не мог.
Он чистил уши и раньше, но лишь теперь вдруг осознал, что сосредоточенная, тщательная, проникновенная чистка дарит ушам настоящее блаженство!
Однако часы тикали, тревога росла, и Максим всё-таки вынул ватную палочку, чей кончик бурел от серы.
"А я ведь ещё за домашку не брался," – вспомнил парень, разглядывая пятнышко.
Если отец застанет его не за решением задач по алгебре или тригонометрии, то разорётся – это к бабке не ходи! От предчувствия его воплей у Макса даже потяжелело в области сердца.
"Но нет, задачи подождут", – всё же принял парень непростое решение.
Он вновь поднёс палочку к уху. Закрыл глаза. Сделал глубокий вдох – и ввёл...
"М-м-м, женщины во время секса, наверно, испытывают чё-то такое же!" – подумал парень, закусив губу.
Вдруг из прихожей донёсся щелчок замка, и Макс от неожиданности вогнал палочку так глубоко, что ухо пронзила боль.
– Ты где, Максим?! – крикнул отец.
Его раздражило то, что сын долго где-то возится. А ведь пакеты с продуктами надо отнести на кухню и разобрать.
Наконец Макс за ними вышел.
Мама обратила внимание на необычный блеск в его глазах и на румянец пятнами. Уж не прихворнул ли сынок? В апреле-то подцепить заразу легче лёгкого…

Макс таскал ватные палочки, пока они у мамы не кончились, но начиститься он никак не мог. Ведь чем чаще палочка елозила по слуховому каналу, тем быстрее тот снова начинал зудеть.
Серы Максим удалили сколько смог, но не избавление от неё было главным. От чистки к чистке росло наслаждение.
Стремясь дойти до его предела, Макс чесал в ушах кончиком карандаша, спичками, зубочистками. А однажды перед сном он выключил свет, накрылся покрывалом с головой – чтобы лучше сосредоточиться, и аккуратно ввёл в ухо швейную иглу.
Перед внутренним взором парня слуховой канал разросся в настоящую пещеру. И когда кончик иглы заскрёб по её стенам, из них стали распускаться бутоны самых ярких ощущений, удовольствий, восторгов.
Парень сладко постанывал, не в силах удержаться.
Наконец из-за духоты блаженство ослабло, и он вынул иглу. Стянул с лица покрывало, хватая ртом воздух, и заметил в дверном проёме силуэт мамы.
Она погрозила пальцем и скомандовала:
– Руки из-под одеяла убрал!

Утром Макс задумался, знают ли другие о тех удовольствиях, какие получаешь при помощи простых ватных палочек, гвоздей, свёрнутых в трубочку бумажек, стержней от ручек?
"Стопудово знают, не я один такой!" – решил Макс, и глаза его засияли.
Но на перерыве он оглядел одноклассников, шумящих в кабинете русского, и понял, что они, скорее, знают о тиктоке, энергетиках и спайсах, вытягивании друг у друга денег да о понтах... Здесь ловить было нечего.
– Э, ты куда собрался, Дрищ?! – заорал Ошпаренный. – А ну живо сел на место!
Максим обернулся на пороге: Ошпаренный помахал ему двумя "факами" и загоготал.
Если Макс долго находился среди этих быдланов, его мутило, поэтому уроки он прогуливал часто. Классуха доносила о прогулах отцу, а тот устраивал выволочки.
– Ты совсем раздолбай! – орал батя. – Позоришь наш род!
Он гордился тем, что дед его служил в НКВД, а сам он работал участковым, пока не попал под сокращение. Сейчас же отец продавал раковины да унитазы и надеялся, что хотя бы сын сделает карьеру в МВД, Росгвардии или ФСБ.
Но тот, похоже, ни на что не годился.
– Да иди ты со своей гэбней, унылый совкодрочер, – ворчал Макс, запершись в своей комнате после очередного внушения. – Я за свободное общество, а не за пытки в подвалах.
Ни стареющий батёк, ни одноклассники-ауешники его не понимали. Теперь же, когда Макс открыл для себя ушные наслаждения, он и вовсе стал изгоем. А ведь его судьба – сиять, как комета. Озарять мир красотой и харизмой!
Вот только засияешь ли в окружении быдла, прозябая среди хрущёвок, кривящихся карагачей и разбитых тротуаров?..
От убогости жизни Макс сбегал в фэшн-группы в соцсетях. А однажды в мае он щёлкнул по ссылке, оставленной кем-то из подписчиков, и на мониторе возникла надпись:
"Форум Тёплые ушки. Чешем, щекочим, ковыряем".

– Ох ты ж, мамку твою так! – бормотал Макс, листая форум.
Той ночью он не лёг, поэтому в школу поплёлся с красными глазами, напившись кофе.
За три вечера Максим прочёл почти все форумные сообщения. В них рассказывалось о строении уха, акупунктурных точках, массаже, гигиене. Обсуждались, конечно, и способы получения удовольствий, смазки, инструменты...
Оказывается, в ушах уйма нервных окончаний. Но есть люди, чьи уши особенно чувствительны, – гиперсенсы. К их-то числу, похоже, и принадлежал Макс.
"Я же знал! Знал, что не один такой!" – парень возликовал.
Удручало лишь то, что большая часть записей на форуме была годичной давности и старше. Сейчас же там осталось всего два участника, вяло споривших, какие движения в ухе приятнее: поступательные или вращательные.
"Напишу им! – решил Максим. – А то и они уйдут, и тогда снова буду один".
Он собрался с духом, сформулировал мысль как можно яснее, вбил её в поле ввода и, трижды перечитав, кликнул на кнопке "Отправить".
На форуме появилось: "Самое уматное это на входе поступательные, а поглубже покрутить)))".
Макс кивнул и облизнулся в предвкушении ответа.
Но участники молчали. Они бросили переписываться даже между собой.
Парень ждал их возвращения, как ждут лета в Новом Уренгое: долго, нудно и с опасением, что оно не наступит вовсе. Так и вышло: новые сообщения не появились.
"Во придурок! – Максим схватился за голову. – Распугал последних, кто был!.."
Лёжа ночью в кровати, он глядел в потолок и размышлял, почему у него ничего не выходит. Может, прав отец, и Макс способен делать что-то только под его надзором?
Вздохнув, парень взял смартфон и посмотрел время: было полчетвёртого ночи. А ещё на экране светился значок нового личного сообщения.
Написал его один из пользователей "Тёплых ушек".
После короткой переписки выяснилось, что живут они в одном городе.
– Как насчёт пересечься в субботу? – спросил Самосвалов.
– Давай! – с радостью ответил Макс.
И тут же понял, что сглупил. Притом основательно.
Он ведь даже не выяснил, кто Самосвалов в реальной жизни.
Что, если он – отец семейства? С должностью где-нибудь в банке или мэрии? О чём тогда ему говорить со школяром с окраины? Да лишь увидев его, Самосвалов поморщится, развернётся и уйдёт, а Макс останется стоять болван-болваном, с полыхающими ушами и потными подмышками.
Или новый приятель окажется сетевым троллем. Прикатит на встречу вместе с дружками-придурками и начнёт глумиться над Максом, снимая его на телефон, а потом выложит ролик на "Ютубе". Вот будет стремота!
Максим колебался всю неделю, но встречу всё-таки не отменил. Испугался, что Самосвалов исчезнет и больше не появится.
В субботу Макс надел школьную форму, но у зеркала понял, что она смотрится скучно. Может, закатать брюки, а на шею – цепочку? Но так он похож на мужлана-хипстера. Натянуть обтягивающие джинсы с дырявыми коленками? Водолазку? Майку? Подкрасить ресницы? Чёрт, это же зашкварно!
Времени не осталось, Макс уже опаздывал, но одеться ему было решительно не во что. В итоге он крикнул себе: "Насрать!" – и выбежал на улицу в том, что примерил последним.
Забулдыги во дворе рассмеялись, а дворничиха покачала головой.
Максим шагал в розовых носках под кеды, шортах и в футболке с вырезом на одно плечо. На груди позвякивали кулоны, волосы в геле торчали, словно их потрепал ураган, а в душé кружили вихри сомнений, страхов и злости на себя.
Солнце полыхало в желании стереть все цвета, кроме белого. Многоэтажки гордо сияли в его яростных лучах, горожане же изнывали от жары и спешили в тень.
Парень забился в угол летнего кафе и стал вертеть банку «Пепси», которая быстро нагрелась во влажных ладонях. Глаза болели не только от солнца, но и от напряжённого слежения за прохожими.
Девушка на площади перед ТЦ раздавала листовки. На ней была майка с эмблемой волонтёрского движения помощи бездомным.
"Фу: тощая, прыщавая! – резюмировал Максим. – Чем ещё такой заняться?"
Тут в кафе вошёл парень в футболке, на которой красовался принт с ухом, и внутри у Макса всё сжалось.
Но на сотрудника мэрии вошедший похож не был, и развесёлые дружки с ним не явились. Поэтому Максим с шумом выдохнул и помахал пятернёй.
Самосвалов сел напротив.
Он напоминал Билла Гейтса в молодости – постарше Макса, но не сильно. Улыбнувшись, очкарик сказал, что рад встрече с ещё одним из "наших".
– А ты на форуме давно? – спросил Макс.
– Ай, – приятель отмахнулся. – Щас там тухляк. Вот раньше – да!
Он пустился вспоминать о временах, когда на форуме ещё писал основатель "движа" мастер Ззерв, когда там шли настоящие баталии… Максим, подавшись вперёд, внимал каждому слову и даже старался дышать потише.
– Ой, да хрен с ними! – Самосвалову вдруг наскучило говорить; он оглядел кафе и поморщился. – Айда отсюда, что ли?
Парни вышли на солнцепёк и побрели по аллее из грабов.
Макс очень хотел произвести хорошее впечатление, но боялся сморозить какую-нибудь глупость. Поэтому он просто шёл с лёгкой улыбкой и как бы невзначай касался приятеля плечом.
У магазина ножей они свернули во двор, окружённый панельными высотками.
Максим насторожился:
– А куда это мы?
Самосвалов взглянул на него с недоумением.
Его квартира-студия находилась на одиннадцатом этаже: из окна её открывался вид на парк, среди зелени которого ползали точки гуляющих.
Парни за ними понаблюдали.
Затем Самосвалов почесал в ухе и стал изучать мизинец, а Макс предположил, что такое движение свойственно всем любителям ушных забав. Сам он тоже часто ковырялся пальцами в ушах.
– Пивка? – предложил хозяин и отправился к холодильнику.
Максим присел на диван и задом поисследовал его на мягкость.
Самосвалов вернулся с двумя бутылками "Туборга", протянул одну Максу и, плюхнувшись рядом, включил шестидесятидюймовый телевизор.
По "Дискавери" шла передача о брачных обрядах племени Водаабе. Негритянки ритмично прыгали, а их груди шлёпались о потные животы.
Самосвалов взял со столика ватную палочку, сунул кончик в рот и обслюнявил.
– За студию платят родаки, – пояснил он, садясь ближе. – Не хотят, чтоб я жил в общаге, пока учусь.
Он потянулся палочкой к уху Макса, но тот отпрянул.
– Ты чё?! – он вылупился на приятеля.
Самосвалов нахмурился, косясь на пролитое пиво, и вновь попытался всунуть палочку Максу в ухо.
Тот вскочил.
– Да в чём проблема-то? – раздражённо спросил Самосвалов.
Максим смутился:
– Ни в чём... Просто...
Приятель сощурился:
– Тебе никогда не чесали, что ли?
Закусив губу, Макс нервно вытер ладони о шорты.
– Всё время чешут, – выдавил он. – Просто щас... нет настроя.
Самосвалов посмотрел на него с сомнением, пожал плечами и отвернулся.
Дальше общение не клеилось, и когда негр-жених наконец-то увёл невесту в хижину, Макс попрощался с Самосваловым, спустился на улицу и понуро поплёлся домой.

Всё воскресенье он ходил из угла в угол, размышляя: "И нахрена ж Самосвалов полез мне в ухо? Да ещё и без предупреждения".
К вечеру на улице расшумелись забулдыги: они курили у подъезда хрущёвки и ругали иуду-Хрущёва, Горбачёва, либерастов и голубых.
"А с другой стороны, это ж просто ухо, а не какая другая дырка, – подумал парень. – На кой чёрт тогда было ломаться?"
Самосвалов ведь идеально подходил на роль человека, который сделает это с Максимом в первый раз. Ответственный, серьёзный, пахнущий шипром. А его мягкий диван – лучшее место для этого. Так в чём же загвоздка?
"Просто я – редкостное ссыкло!" – признался себе парень и с досадой стукнул в грудь.
Он вспомнил светлую студию Самосвалова и оглядел свою мрачную комнатёнку.
"Да сам я виноват, сам! – констатировал Макс. – Теперь навсегда останусь один: пыльный и всеми брошенный".
Но тут загудел мобильник, и на дисплее высветилось имя Самосвалова.
Макс схватил телефон, чуть не выронив, и нажал на "ответ".
– Я завтра иду к Арине Витальевне, – прозвучал голос приятеля. – Там будут и другие наши. Если хо...
– Хочу! – выпалил Макс.
И, одёрнув себя, целомудренно добавил:
– Если тока в школе не задержусь.

Они встретились у парка и, прошагав по дорожкам, оказались у нового трёхэтажного дома. Его огораживал забор с кованными узорами, на парковке за ним поблёскивали "Селтос" и другие иномарки, а на клумбах у подъездов цвели крокусы и немофилы.
Парни поднялись на второй этаж, где Самосвалов нажал на кнопку звонка.
Макс облизал пересохшие губы. Может, всё-таки зря он согласился? Что за люди там внутри? Они тоже захотят запихнуть в него ватную палочку? А если ему будет больно?
Дверь открыл невысокий старичок.
Его глаза маслянисто вспыхнули, и он склонил голову с редкими волосёнками:
– Молодые люди, прошу!
В полумраке зала гости на диванах потягивали вино и тихо беседовали. Из колонок текли звуки бархатистого смус-джаза, а на столиках горели свечи с ароматом сандала.
Самосвалов представил Макса хозяйке.
– Расскажи о себе, юноша, – попросила пышнотелая мадам Арина.
Она усадила Максима на софу и, обняв одной рукой за плечи, прижала к себе.
– Ну, я доучиваюсь в десятом классе, – промямлил парень, утопая в её горячем теле, которое пахло сладко и немного потно. – Куда буду поступать, не думал. Наверно, никуда...
Пальцы мадам Арины массировали мочку его уха так, что Максу сделалось приятно-приятно. Он и говорить дальше не смог – лишь сопел хозяйке под мышку...
И тут ему в ухо вонзилось нечто твёрдое.
Максим вскрикнул и дёрнулся, но хозяйка прижимала его крепко.
Скосив глаза, Макс увидел рядом того самого старичка. Дед ухмылялся и двигал в его ухе каким-то предметом – это было шумно и не слишком-то вежливо.
"Нихрена! Не вздумай снова облажаться! – приказал себе парень. – Не психуй. Расслабься. И попытайся словить кайф, что ли…"
Вздохнув, он закрыл глаза и сосредоточился на ощущениях.
Нечто двигалось в ухе туда-сюда равномерно, понемногу ускоряясь. Отдавшись этим движениям, парень обнаружил, что они довольно интересные. Может, даже не такие уж неприятные...
Плоть Арины Витальевны становилась горячее. Старик дышал всё чаще, сглатывая слюну. Удовольствие нарастало. Макс на всякий случай стиснул зубы, чтобы вдруг не застонать.
И тут в ухо что-то выплеснулось.
Парень удивился и с радостным смехом вжался в грудь Арины Витальевны.
Жидкость потекла по шее, холодя кожу.
Старик извлёк – в пальцах у него синела маленькая медицинская груша.
Понюхав её кончик, дед потрепал Максима по голове и отошёл к гостям.
– Первый раз, да? – шепнула прозорливая хозяйка.
– Угу.
– Не волнуйся, – мадам Арина чмокнула парня в макушку. – Это просто лубрикант.
Она провела пальцем по влажной шее Максима и стала рассматривать каплю на свету.

Тем же днём Арина Витальевна познакомила его с мужем, и Максим решил, что этот зануда не пара для такой яркой женщины.
Поначалу Макс ощущал себя чужаком среди друзей мадам Арины, но поклялся себе влиться в их компанию, чего бы это ни стоило.
У многих из них он вскоре побывал.
Особенно Макс сдружился с Ольшанскими: матерью и сыном – капитаном молодёжной сборной по карате. В их апартаментах Макс болтал без умолку. Ольшанская слушала с улыбкой, и это вдохновляло парня болтать ещё больше. Он шутил, строил глазки, жеманничал – словом, блистал! А потом начинались утехи.
Бывало, Макс елозил щёточкой в слуховом канале у молодого Ольшанского, а его мать в то же время водила кисточкой по ушной раковине Маска, приговаривая:
– Лули-лули-лули! – и хохотала.
Батёк удивился бы, узнай он, как Максим способен схватывать налету. Парень досконально изучил морфологию уха, опробовал десятки инструментов, заказал набор смазок с "Алиэкспресс", и к концу лета окончательно стал в "движе" своим.
Он был счастлив по уши!
Но нельзя было забывать и о конспирации. Ведь власть, вернувшая на Лубянку Дзержинского, боялась неформальных объединений граждан как огня.
Чтобы не попасться в лапы силовиков и уметь отличать на улице своих от чужих, мадам Арина придумала маркеры. Но они же стали причиной неприятной беседы на родительской кухне.
– Сядь, Максим, – отец шваркнул чаем и взглянул исподлобья. – Чё с тобой творится? Ты почему так сильно изменился?
Макс моргнул, не понимая.
– Кольца в ушах, – отец кивнул на сына. – Этот твой сине-красный локон. Думаешь, я совсем дуб и не выяснил, чё они значат?
Максим испуганно сжался:
– И чё же?
Встав, мужчина навис над парнем как дерево:
– Я знаю: ты слушаешь рэпера Моргенштерна!
И он засверкал глазами.
Рот сына открылся, но Максим скоро взял себя в руки и поспешил заверить отца, что никакого Моргенштерна он не слушает. Ему нравится "Гёл ин рэд" или классика, вроде Брайана Молко.
Услышав фамилию певца, отец подуспокоился, ведь она оказалась созвучна со словом "молоко". А если сын говорит о любви к молоку, значит, всё в норме.
Макс вернулся в свою в комнату и со смехом рухнул на кровать; взял смартфон и увидел уведомление о трёх пропущенных. Это опять названивал Яков Казимирович...

Старик с медицинской грушей давно звал в гости. Наконец парень собрался и пошёл, щурясь от солнца, ласкаемый ветерком с запахом бензина.
Яков Казимирович возликовал:
– О, входите, молодой человек, не стойте на пороге! – он сделал жест рукой, приглашая внутрь.
Макс шагнул в прихожую и скривился – в нос били запахи курева и лежалого тряпья.
– Да не обращайте внимания на захламлённость, – попросил Яков Каземирович. – Я старый холостяк и живу один. Некому у меня прибраться.
И он взглянул на Максима с надеждой.
Парень сделал вид, что намёка не понял и, перешагнув пустые бутылки, вошёл в зал. Там стояли шкафы с потрёпанными книгами, а над ковром висел портрет Сталина.
Яков Казимирович заметил, что Макс смотрит на портрет, и с хитрецой подмигнул.
Квартира очень уж отличалась от светлых и просторных апартаментов новых друзей парня. Там дышалось легко и приятно, здесь же горло словно заросло паутиной.
– Присаживайтесь, юноша, – Яков Казимирович кивнул на диван.
Заскрипели пружины – парень ощутил их ягодицами.
– Чайку? – спросил старик и тут же примостился рядом.
Он извлёк из кармана чёрную закорючку и вручил её Максиму торжественно, как святыню.
"Дедан так шариковую ручку оплавил, что ли?" – удивился парень, держа предмет двумя пальцами.
Яков Казимирович уронил голову Максу на колени и выжидательно скосился.
Лицо парня скрутила судорога омерзения. Он кашлянул.
Пожалуй, не стоит нарушать неписанные правила "движа", как бы противно не было. Надо сделать всё по-быстрому и уйти.
Вздохнув, Макс набрал в рот слюны и оттопырил губу – жидкость шлёпнулась старику точно в ухо. Тот аж затрясся от удовольствия.
Парень ввёл ему закорючку в слуховой канал и задвигал туда-сюда.
Яков Казимирович запыхтел. Потом он начал утробно мычать, а следом – попискивать.
Макс попытался представить, что орудует в розовом ушке мадам Арины, но у него не получилось.
– Глубже, глубже! – кряхтел дед. – Порви меня, хороший мой, порви!
Его голова стала ужасно тяжёлой, слюни потекли Максиму на джинсы. Яков Казимирович даже попытался укусить парня за бедро, но тот не дал.
От стариковской кожи шёл запах горячего утюга, а в складках, прорезавших шею, чернела грязь. На затылке наливалась бородавка – малиновая и рыхлая. Коснись её, и на пальце у тебя вылупится такая же, а после ты покроешься бородавками весь...
Макса затошнило, и он выдернул закорючку.
– Ещё! – взмолился старик.
Он обхватил парня, не давая вырваться, и прижался головой к его животу. Тогда Максим ткнул ему закорючкой под глаз.
– Ай! – воскликнул старик и скатился с дивана.
Держась за лицо, он уставился на парня.
Тот швырнул в хозяина мерзким инструментом и бросился вон.
Мыться, скорее в душ!

Яков Казимирович позвонил на другой день.
Он признался, что всё вышло не так, как планировалось – но виноват он сам. Следовало быть внимательнее, галантнее, тактичнее, что ли. Так что если Максим хочет...
Максим не хотел, о чём и заявил сразу.
Назавтра старик позвонил опять, притом дважды: днём и вечером.
Парень перестал брать трубку, а когда за сутки накопилось двадцать три пропущенных, он внёс номер Якова Казимировича в чёрный список.
В ответ старик попросту стал покупать новые сим-карты и продолжил звонить.
Ещё он взялся писать на имейл, который выведал у кого-то из "движа". Письма приходили длинные и витиеватые. Первое Макс прочитал, а остальные пробегал глазами по диагонали.
– Ах ты мой маленький лгунишка, – начиналось одно из них. – Делаешь вид, будто твои трепетные ушонки не жаждут ласки, но не обманывайся. Чьи ушки единожды насладились, у того они не перестанут чесаться никогда...
Ещё он давил на жалость:
– Ты ведь сделал это со мною – сделал! А сейчас по-хамски бойкотируешь меня, словно у нас ничего не было. Ты так жесток, мой милый, ах, как ты жесток!..
Яков Казимирович обожал поучать, наставлять и делиться житейским опытом, а в следующих письмах он обижался на то, что Максим его уроков не ценит.
"Да по сравнению с этим тираном мой батя – ангел!" – осознал парень.
Старик взялся караулить Макса у Ольшанских и других его друзей. В итоге пришлось взять тайм-аут. Тяжелей всего было отказаться от встреч с мадам Ариной, но при мысли, что у неё дома можно застать престарелого сталкера, Макс ощущал рвотные позывы.
А однажды во время урока физики он посмотрел в окно и увидел Якова Казимировича, пинавшего листья у ограды.
Сердце Максима будто стиснули в кулаке из бетона.
"Нахрена ж я столько болтал?! – парень чуть не заплакал. – Теперь старый вытянул у кого-то номер моей школы..."
После урока Макс юркнул на улицу через столовую, прокрался за кустами и побежал к гаражам. Старик его не заметил.
Увязая в мрачных мыслях, парень слонялся между бараками и хрущёвками, пока не зажглись фонари. Под одним из них лежал околевший голубь: коты его нюхали, но не ели. От вида птицы Максу сделалось гадко и тоскливо.
Когда он вернулся домой, из кухни донёсся мамин голос:
– К тебе приходил мужчина – пожилой такой, вежливый. Очень хотел тебя увидеть. Переживал за тебя. Я записала его номер, и свой дала на всякий пожарный. Ты позвони ему, Максим, ладно?.. Кстати, кто он?
Внутри у парня похолодело: ему захотелось забраться в шкаф, чтобы не показываться из него никогда.
Наврав маме, что старик – руководитель кружка по шахматам, Макс поторопился к себе в комнату.
Ночью он ворочался без сна на мятых простынях, то и дело вскакивая и глядя в окно.
"В школу утром не пойду, – решил парень. – Старый мудила будет у неё рыскать, это уж как пить дать!"
Чтобы развеяться и успокоить нервы, вместо школы Макс отправился в центр города.
Прохожие радовались бабьему лету и дышали воздухом с запахом прелой листвы, а солнце светило на них, точно сквозь цветные витражи.
Живот заурчал, и Макс двинулся к ТЦ, чтобы купить шаурмы. Но когда он пересекал площадь, кто-то схватил его за плечо.
– А, вот ты где! – обрадовался Яков Казимирович. – А я тебя везде ищу.
Парень покосился на руку, лежащую на плече. Пальцы были короткие и волосатые; под изгрызенными ногтями – ободки грязи.
Скинув руку, Макс поспешил к торговому центру.
– Постой, – задыхался старик. – Давай... Давай начнём всё сначала. Разве тебе было плохо со мной?
Люди оборачивались на странную пару.
Перед вращающимся дверьми выстроилась очередь – в холле, похоже, шёл розыгрыш призов. Макс занял за девочкой лет десяти.
Яков Казимирович отдувался рядом, и от старика несло смрадным дыханием, грязной одеждой да пóтом – выслеживая Макса, он совсем себя запустил.
"Отправить бы его помыться, – подумал парень, глядя под ноги. – Не знаю даже, чё с ним делать. Он такой потерянный, жалкий..."
Так и быть: он ещё раз объяснит Якову Казимировичу, что не хочет с ним общаться. Притом втолковать это надо как можно категоричнее.
Парень уже стал поворачиваться. И тут ему в ухо влез обслюнявленный палец.
Отскочив, Макс налетел на девочку и чуть её не сшиб.
Яков Казимирович заискивающе улыбался и заглядывал ему в лицо.
Максима передёрнуло, а из нутра его вырвался рык, полный омерзения и негодования. Глаза сузились, а кулаки сжались.
Сдержаться парень не смог, и из него хлынуло:
– Ах ты ж сраный карлик! Ты чё до меня доколупался? – голос дребезжал на грани визга. – Срал я на твои мохнатые уши, срал! От тебя ж разит, как от козлища. Ты такой древний – нахрена ты ваще живёшь? Мож, тебе пора издохнуть, скотина ты вонючая, а? Сдохни уже, тварь! Сдохни!!
Выкрикнув последние слова, Максим бросился бежать.
Яков Казимирович ошарашенно глядел ему вслед, а люди косились на старика кто с жалостью, кто с усмешкой.
Из колонок гремела развесёлая музыка, и ведущий призывал всех радоваться.

Старик больше не допекал.
Макс пытался не корить себя за то, как он поступил с Яковом Казимировичем, но совесть всё же покусывала.
Уши между тем зудели сильней и сильней: парень чесал их сам, но ощущения были гораздо тусклее, чем когда это делали другие.
"Значит, пора возвращаться в "движ", – постановил Макс.
Он натянул скинни с низкой талией и футболку с блёстками, застегнул до шеи ветровку и отправился к Арине Витальевне, по которой тосковал как щенок по хозяйке. Её тёплый взгляд наверняка излечит его от боли, которую причинила история со стариком.
День выдался хмурым. Тротуары чернели от влаги, а голуби над крышами летели медленно, точно купаясь в сыром воздухе.
Мадам Арина открыла сонная, потирая глаза. Увидев же Макса, она вдруг вздрогнула, зрачки её вспыхнули, а лицо как-то сморщилось и почернело.
Она влепила парню пощёчину и с размаху захлопнула дверь.
Эхо от грохота разлетелось по подъезду.
"И чё это значит?" – не понял парень.
Он постоял ещё немного, а затем пожал плечами и спустился на улицу.
В парке, присев на мокрую лавочку, он набрал номер одного друга из "движа", второго, третьего. Но те или сбрасывали, или не отвечали.
Четвёртый трубку взял, и на Максима полилась такая ругань, что он чуть не откинул смартфон, как лопнувшего опарыша.
"Да чё с ними такое?! – уши парня горели. – Они меня с кем-то спутали, что ли?"
Неровным шагом он побрёл к Ольшанским.
Те по домофону не ответили и в подъезд не впустили, но Макс нырнул в него вслед за мальчиком с болонкой.
Нажал на кнопку звонка.
Кто-то из Ольшанских посмотрел в глазок, но не вышел.
Тогда Макс проявил настойчивость и звонил, пока дверь всё-таки не распахнулась, и из квартиры не выскочил сын-каратист с дикими глазами.
В тот же миг Максим обнаружил, что валяется на холодном полу.
Каратист больно пнул по рёбрам и заорал:
– Мамка щас ментов вызовет, слышишь, урод?!
И, пнув Макса ещё раз, заперся в квартире.
Парень с кряхтением поднялся и вышел на воздух. Губы были расквашены: их резало и саднило одновременно.
Размазывая кровь, Максим поплёлся через морось к Самосвалову.
– По-шёл вон! – протрещало из динамика домофона.
Максим всхлипнул:
– Зачем ты со мной так?.. За что?..
Домофон молчал.
В горле у парня образовался ком, а взгляд замутился от слёз. В конце концов Макс разрыдался, спрятав лицо в ладонях, дрожа от ветра и унижения.
Морось сменилась дождём, и дети со старушками поспешили по домам. Максим жался под крышей беседки и грел дыханием руки. Волосы его были растрёпаны, а на распухших губах чернела засохшая кровь. Парень пытался решить, что делать дальше, куда ему идти…
Наконец дождь перестал, и на улицу вышел Самосвалов. Он огляделся, поёжился и куда-то зашагал.
Выскочив из беседки, Макс увязался следом.
– Стой, ну стой же, – заныл он. – Поговори со мной.
Несмотря на скверную погоду, на грабовой аллее было людно, и Самосвалову из-за Максима стало неловко.
Он остановился и, сунув руки в карманы, бросил на Макса брезгливый взгляд.
– Ты чё, думал, никто не узнает, чё ты сделал?
Макс обрадовался, что Самосвалов заговорил – но что он имеет в виду? Безобразное расставание с Яковом Казимировичем?
– Не корчи удивлённую рожу! – Самосвалов сощурился. – Это ведь ты настучал про встречи у Арины Витальевны. Ты!
Ноздри его раздулись, а голос задрожал от гнева:
– Фээсбэшники перевернули ей всю квартиру, таскают мадам с мужем на допросы. Достают и других "наших". У меня были. Ты доволен?!
– Погоди... – растерялся Макс. – Я...
– Свинья! Вот ты кто.
Зубы Самосвалова сверкнули:
– А теперь отвяжись, крыса, и вали к хренам мохнатым. Живо!
Он топнул по луже и зашагал прочь, оставив Макса с раскрытым ртом и в забрызганных джинсах.

Голова пошла кругом.
Как вышло, что Макса, который презирал силовиков и доносчиков, обвинили в сотрудничестве с ФСБ и доносительстве? Да он бы никогда!..
Но раз фээсбэшники заявились к мадам Арине, значит, кто-то её заложил. Кому же это понадобилось, а главное, зачем?
И тут головоломка, щёлкнув, собралась.
Ну конечно! Всю операцию провернул коварный дед! Идейный сталинист-стукач он сам донёс на мадам Арину, а обвинил в этом Макса. Друзья же старику поверили и отвернулись от парня. Стали презирать его, как крысу.
"Ах ты ж старая блевота! – парень сплюнул. – Хитрожопый ты говнюк! Ты своё получил, ага. Отомстил мне, сука... Но я с тобой ещё разберусь!"
Он устремился к магазину ножей, где после тщательного выбора купил нож для разделки рыбы.
Старик должен ответить за своё паскудство, должен заплатить!
Но дома его не оказалось, или же он затаился за дверью. Тогда Макс набрал его на смартфоне.
Дед ответил только на девятый вызов.
– Чего тебе? – спросил он глухо.
– Я хотел... извиниться, – пальцы Максима сжались на рукоятке ножа за пазухой.
Старикан долго сопел, а потом наконец сказал:
– А зачем? Я ни на что не обижаюсь. Да и кто я такой, чтоб обижаться? Просто старый карлик, которому пора издохнуть?
От его кривляний Макс чуть не швырнул смартфон об пол.
– Надо бы словиться, – парень поморщился. – Хочу попросить прощения лично. Я сделаю всё, чё скажете.
Старик в задумчивости шмыгнул носом.
– Что ж, Максим, раз так хочешь...
И он сообщил, что до холодов перебрался в дачный домик на окраине. Найти его легче лёгкого…

Автобус высадил парня на конечной, и он пошагал по частному сектору, хлюпая кедами. От грязи они отяжелели, став как ковбойские сапоги.
Тучи на горизонте развеялись, и свет кровоточащего солнца заливал халупы, болезненные деревца да кривые заборы вокруг; горел в зрачках Макса огоньками мести.
"Нет, убивать я тебя не буду, – решил Макс. – Но ты расскажешь всем правду… А будешь противиться, я отрежу твою бородавку и заставлю сожрать".
Вдруг из калитки с криком выскочил пацанёнок. Он врезался в парня и шлёпнулся задом в слякоть. С изумлением уставился на Максима – и в голос заревел.
Макс попытался его поднять, но сопляк бил по рукам, не даваясь.
Из дома прибежала смуглая женщина. Она набросилась на Максима, крича на трескучем языке и указывая на орущего ребёнка.
– Да не знаю я! – опешил Макс. – Он сам!
Одна за другой женщины повозникали как из ниоткуда – точно из грязи. Они голосили, корчили рожи и дёргали Макса за ветровку.
За женскими головами выросло и несколько мужских.
– Да я-то тут при чём?! – Максим заметался в их кольце, но местные толкали обратно.
Окружив стеной, они орали, пучили глаза, делали похабные жесты и сморкались Максу на кеды. Шавки с лаем цапали его за ноги, а пацанята кидали грязью.
Растолкав толпу, вышел ожирелый мужчина в майке. Он схватил Максима за волосы и потащил.
Парня трясло от страха, и, судя по горячей штанине, он обмочился.
Толстяк втолкал Макса в замусоренный двор.
– Ай, дэвочку мнэ привэли! – обрадовался долговязый бородач, вышедший из сарая.
Шумящая толпа втекла через калитку.
Жирный повалил Макса животом на ржавую бочку, заломал ему руки и свободной пятернёй стал ощупывать.
– Да он рэзать нас хочэт! – воскликнул он, найдя нож.
Высокий его взял, задумчиво повертел, а затем вдруг чиркнул Максу по уху. И по другому. По щекам парня заструилась кровь.
Максим заплакал.
– У-тю-тю! – женщины захохотали и бросились выдёргивать у него серьги, а затем ножом отрезали сине-красный локон.
Хозяин между тем вернулся с ручной дрелью и поднёс её к лицу Максима. На сверло была намотана тряпка в несколько слоёв.
Захрюкав, долговязый набрал в рот соплей и смачно харкнул на тряпку. А затем всунул орудие Максу в ухо.
Парень в ужасе рванулся, но толстяк его не выпустил. Сверкнув золотозубой улыбкой, высокий начал крутить ручку...

Когда всё закончилось, парень шаткой походкой побрёл по опустевшей улице.
Куртку у него отобрали, а футболку с блёстками разорвали на плече. Раздолбанные уши кровоточили.
Дома он проскользнул в ванную, смыл кровь и побросал грязные вещи в корзину. Затем разжевал три таблетки парацетамола, упал на кровать и, когда боль отступила, потонул в чёрном и удушливо-вязком ничто.

В лучах сентябрьского солнца комната выглядела, как на старом полароидном снимке – изрядно обжитой и уютной.
Максим потянулся, сладко зевнув.
Но тут воспоминания о пережитом ужасе обрушились на него, как вагон гравия.
Уши дико саднило. Макс отправился в ванную, где вчера оставил обезболивающие таблетки, но по пути услышал подозрительные звуки из кухни. От них по спине пробежал нехороший холодок, а в животе потяжелело.
Сидя за обеденным столом, родители смотрели ролик на мамином смартфоне. Максим подошёл и заглянул отцу через плечо.
На дисплее мелькали смуглые лица и крыша халупы, а из динамиков летели крики. Слышался среди них и голос Максима.
Закатывая глаза, парень ахал, охал и вопил:
– Рви меня! Рви, как суку!!
Длинный бородач сверлил ему ухо, а навалившийся на Макса сзади жирдяй потел, как в сауне.
Мама с папой в ужасе перевели взгляды на сына.
Бледный отец выдавил:
– Как... Как ты мог такое?..
У Макса пересохло во рту.
– Это не я, – только и нашёл, что соврать он. – Это кто-то похожий.
Отец покачал головой.
– Какое позорище, – он поднялся и дал сыну хлёсткий подзатыльник. – Кого мы вырастили!
Максим хотел оправдаться, но отец от его мямленья только свирепел.
– Ты унизил нашу семью! – заорал он. – Харкнул нам в души!.. Сниматься в таком видео, о-о-о!.. И это после всего, что мы для тебя сделали!
Трясясь от гнева, он стал сжимать и разжимать пальцы, будто на шее у сына.
– Гнусь! Скотство! – отец брызнул слюной. – Сраное извращенство!
Он затопал ногами и проорал Максу в лицо:
– Я не буду терпеть рядом такую падлу, как ты! Пошёл к своим развратникам, нахрен! Пошёл вон!!
И он указал на дверь из кухни.
Макс вжался в стену и с оторопью перевёл взор на мать: может, она заступится? Мама же всегда...
Но женщина подняла глаза на сына и тихо сказала:
– В нашем доме не место грязному ухолазу.
И тогда колени у Максима ослабли, а сам он начал сползать по стене...

Снаружи было холоднее, чем казалось из квартиры. Макс поёжился, сунул руки в карманы и отправился куда глаза глядят, по привычке вывернув к школе.
На её стене чернело свежее: "Дрищ дырявое ухо лох".
– Узнаю стиль Ошпаренного, – пробормотал Макс. – Значит, старый чёрт отправил видос и ему...
Старик облапошил Максима по полной. Сначала оклеветал. Потом подставил с местными из частного сектора. Отнял у парня всё: маму с отцом, дом, новых друзей, возможность закончить школу и поступить в вуз – перечеркнул всё его будущее.
"Выследить сучару и убить?" – задумался Макс.
Но полегчает ли ему от этого? Перестанет ли он быть тем, кем справедливо назвала его мама, – грязным ухолазом? Чёртовым заушенцем?
Максиму сделалось так мерзко от себя самого, что его чуть не вырвало.
За лето его ухо превратилось из пещеры наслаждений в бездну порока – в преисподнюю, пропахшую серой. И теперь впервые в жизни парень взмолился Богу – попросил, чтобы Он извлёк его из этой бездны на свет, избавив от дьявольского зуда, который терзал и теперь... Но Бог медлил.
Зато поспешили голод и жажда. Но денег хватило лишь на "Баунти" и пол-литра минералки, ведь когда Макс бежал из дома, то о финансах не думал. Сейчас же встал вопрос: на что ему питаться завтра? А послезавтра?
Когда улицы заиндевели синевой сумерек, продрогший Максим влез в кучу листвы за гаражами. Но согревали листья плохо, и уснуть он не мог.
Он плакал и наяривал в ухе веточкой, глядя на далёкий фонарь, который размывался от его слёз. Вскоре веточка хрустнула, и Макс в отчаянии её вышвырнул.
Похоже, всё, что ему осталось, это завшиветь, обрасти грибком и издохнуть от голода за мусорным контейнером... Так не лучше ли не дожидаться этого, а кончить всё как можно скорее?
Да, так он и сделает.
Раз уж проиграл свою жизнь, значит, пора выходить из игры.

По небу растекалась рассветная муть, а на её фоне высилась свечка-шестнадцатиэтажка с подъездными балконами. Перед ней серела площадка из бетона. При ударе о такую череп лопнет и расплещет содержимое на добрый метр вокруг. То, что надо!
Из подъезда выхромала старуха, и Макс прошмыгнул мимо неё внутрь.
На лифте он поднялся на последний этаж, прошагал по коридору и вышел на общий балкон. С него виднелись школа и родная хрущёвка – от их вида подступили слёзы, а в груди разверзлась чёрная пустота.
"Возьми себя в руки, нюня! – скомандовал себе Максим. – Всё это уже не твоё. Пора отсюда валить".
Серый квадрат внизу манил: пара секунд, и полёт окончен...
Макс уже собрался перекинуть ногу через перила, но тут сзади раздалось противно-писклявое:
– Ты из какой квартиры?!
Парень вздрогнул и обернулся.
Перед ним стояла тощая девушка. Её лицо в прыщах показалось знакомым.
– Из сто пятой я, – буркнул Макс наобум.
Девицу, однако, ответ не устроил, и, запустив руку в карман, она что-то сжала.
"Щас выхватит баллончик или чё-то такое" – решил парень.
– Они в Турции, вообще-то, – девушка сощурилась.
– А я кормлю их кота.
– У них нет кота.
– С чего ты взяла?
Губы девушки сжались в одну линию, а брови нахмурились.
– Вообще-то я – дочь старшей по дому! – объявила она. – Я знаю всех тут... А ещё я знаю, чё тут делаешь ты!
Она указала на Максима:
– Ты таскаешься в двести седьмую за наркотой!
От такого заявления Макс хохотнул.
Девицу это рассердило ещё больше:
– Чё ржёшь, а? Я щас полицию вызову! Вы весь дом уже достали, чёртовы наркоши! Прётесь тут, на полу валяетесь, шприцы кругом...
"А ты борзая сучка!" – отметил Максим.
Он даже задумался, не перемахнуть ли через перила при ней. И пускай всю оставшуюся жизнь она жуёт свою психологическую травму. Всё лучше, чем докапываться до незнакомцев…
Но тут произошло интересное.
Забывшись в гневе, девица вдруг засунула палец в ухо и принялась с наслаждением чесать. Затем она опомнилась: увидела, что Макс на неё таращится, и в смущении спрятала руку за спину.
В глазах парня блеснула догадка, и он ехидно ухмыльнулся.
Злорадство зачадило, разгорелось, и Максим решил показать девице её слабоволие.
Он ухватил её за мочку уха и потёр так, как учила мадам Арина.
– Ты чё! – девушка вздрогнула и отшатнулась.
Но Макс её мочку удержал и продолжил мять.
– Лапы убрал, живо! – пропищала девица и вынула из кармана электрошокер.
Она ткнула им парню в солнечное сплетение, но кнопку не нажала.
"Хм-м... А ты не такая уж и страшная", – подумал Максим, глядя в испуганные глаза.
И взял её за вторую мочку...

Девицу звали Ветой, и в свободное время она помогала приюту для бездомных.
Когда Макс посвятил её в историю своих злоключений, Вета согласилась отвести его в приют, где парень и прожил до декабря.
Под новый год они с Ветой отправились к родителям Макса, и девушка стала их убеждать, что ролик, который они видели, был перфомансом.
– Его сняли ребята с истфака, – врала Вета. – Они показали, как либералы в девяностых насиловали уши народа и дербанили страну... Максим отыграл всё на "отлично"!
Родители сперва усомнились, но в итоге поверили – очень уж хотели поверить. Да и посыл ролика пришёлся отцу по душе, и Вета показалась ему толковой. Неужто сын-обалдуй стал разбираться в людях?
Максим вернулся домой, а затем и в школу – Вета уговорила.
Быдланы-одноклассники донимали, но лишь поначалу. Потом староста застукала в гаражах балдеющего Ошпаренного, которому второгодник Дудукалов ввинчивал в ухо ржавый болт, и от Макса отстали.
Окончив школу, парень поступил в медакадемию.
Однажды после занятий он столкнулся на улице с Самосваловым. Тот встрече обрадовался. Он рассказал, что некрасивая ситуация в "движе" прояснилась: это Яков Каземирович подставил Макса – из мести. Сейчас же старый в больнице – у него развился гнойный лабиринтит с отогенным сепсисом, и деду уже третий раз расковыривают ухо.
– Ну а мадам Арина с мужем недавно развелись, – Самосвалов заговорщицки улыбнулся. – Так что, если хочешь её поддержать и утешить, то – самое время.
И он подмигнул.
Но утешать мадам Арину Макс не захотел и в "движ" не вернулся.
Академию он закончил с квалификацией отоларинголога и пошёл работать в поликлинику. Пациенты хвалили его как очень, очень хорошего врача.
Почувствовав себя уверенно, Максим открыл свой кабинет – клиентов хватало. К тому же его стали приглашать в СМИ, где доктор мог по-настоящему блистать знаниями, остроумием и костюмами от Isabel Marant.
Вета с Максимом по-прежнему чистили друг другу уши – но не чаще раза в месяц и исключительно ватными палочками.