Старый Новый год

Автор: Санитар Федя «Нокиа Хаккапелитта 2» хорошая резина, но уже устарела, потому как видел и четверку, и пятую с треугольными шипами, и наверняка появилась шестая. Появится и седьмая, и двадцать пятая. Прогресс четко стимулируется конкуренцией между шинными производителями.
В данный момент мне это по хую. Не знаю, как в суетливом мегаполисе, но в нашей провинциальной глуши встреча Старого Нового года требует жертвоприношения. Таков обычай у современных аборигенов. Потому и притащил цивилизованно из подвала старую пробитую покрышку вместо того, чтобы варварски предать огню соседа. Дорогая приготовила стринги. Надеется на обнову. Намек на норковую шубку, которую я обещал еще пару лет назад, но обещание выполнить не спешу в связи с предстоящим глобальным потеплением и разразившимся экономическим кризисом. То есть лишних денег нет, а если начнут таять ледники и расти в нашей зоне рискованного земледелия ананасы наряду с картошкой, то и нахуя, спрашиваться, ей шуба в такой жаре?
Вместе с покрышкой притащил несколько дощечек, газеты, журналы. Сначала хотел развести костер в двенадцать, но Викторыч позвонил часов в семь и говорит: надо жечь до двенадцати. Хуй знает откуда, но он все предрассудки и суеверия лучше таблицы умножения знает. И знает какие-то заговоры, потому что прабабка у него была колдуньей, и один из прадедов был белым офицером, и фотография имеется старинная, даже не черно-белая, а серо-коричневая какая-то, где прадед с усами и шашкой. И пару раз, когда забухивал, Викторыч пытался загнать эту семейную реликвию местному антиквару, но тот предлагал всего пару штук в рублях. Викторыч оскорблялся и хотел в евро, и, понятно, что хуй о чем они договорились, но я, когда речь заходила об этой реликвии семейной, всегда интересовался у Викторыча, не было ли у него еще в роду деда полицая?.. Ну, типа, чтобы продать карточку в музей западным украинцам, но дедушки полицая, к сожалению, у него в роду не было.
Костры уже горят у соседнего дома и где-то в гаражах, откуда виден лишь дым в отблесках пламени. Газеты горели хорошо, глянцевые журналы плохо. Покрышка разгорелась быстро. К соседнему костру подъехал милицейский уазик-буханка – и я решил, или погасят огонь, или поебут мозги людям, приносящим пламени жертву. Но нет, выгрузили драное кресло, поставили им в костер, и уехали. Высохшее, как вобла, старинное кресло загорелось мгновенно, и было похоже на пылающий трон.
Дорогая двумя пальчиками держала над костром свои трусики, с третьего этажа прямо через стекло какой-то папарацци снимал нас на камеру. Я показал ему фак ю, и он ушел. Дорогая бросила трусики в огонь, и он сожрал их в мгновение ока. Мне захотелось тоже бросить что-нибудь из одежды. Дурак, сказала дорогая, хватит и колеса. Надо, сказал я. Это сгорает прежняя жизнь, а не вещь. Она промолчала. Я принес из дома носки, они были с дыркой. Потом пошел за трусами. Когда намылился за старой олимпийкой, был остановлен и облаян. Мне хотелось сжечь всю одежду и прежнюю жизнь. Дорогой была нужна норковая шубка, но практичный склад ума подсказывал ей, что не стоит сжигать за собой мосты и старые махры раньше времени.
Викторыч позвонил и сказал, что не придет, потому как собрался пьянствовать и жечь костер в другом месте.
- Что будешь жечь? – поинтересовался я.
- Да ни хуя, - ответил Викторыч, и был он еще трезв и здравомыслящ. – Носки сожгу и все…
Через полтора часа, когда мой костер догорал и оставался только иллюзорный дымок, а я с дорогой уже собирался идти спать, Викторыч позвонил и сказал пьяным голосом:
- Приходи, брат, я дома…
- Как так? Ты же в гостях типа был?
- Ебал я эти гости, приходи. Я за домом…
… Викторыч, шатаясь, стоял возле вороха тряпья, и когда я спросил, что это за секонд-хэнд, Викторыч ответил:
- Шмотки женушки… Я их покупал, я и сожгу…
Прозвучало это, надо признать, убедительнее, чем «Я тебя породил, я тебя и убью», и я понял, что Викторыч в очередной раз разругался со своей благоверной.
Из баллончика он принялся прыскать зажигалочным бензином на это тряпье, а потом говорит:
- Дай спички.
- Нету, - предусмотрительно ответил я.
- Зажигалку.
- Тоже нету.
- Мам! Мам!.. – принялся орать Викторыч своей теще, и когда ее полусонная голова появилась в одном из окон третьего этажа, ласково так попросил:
- Мам, брось мне спички, я Светкины вещи щас сожгу нахуй!..
- Ирод! – крикнула она в ответ. – Совсем спятил, алкоголик! Вовк! Вовк! – это тестю. – Иди погляди, что зять делает!
В окно №2 выглянул полупьяный тесть.
- Пап, дай спички! – сказал ему Викторыч.
- Не балуй, - ответил тесть. – Дом не спали.
- Больше хуй налью, пап, - дружелюбно сказал ему Викторыч.
Тесть отважно метнул ему коробок. Теща испуганно перекрестилась в окне №1.
Ломая одну за другой, Викторыч демонстративно чиркал спичками о коробок, но я понимал, что он блефует и вряд ли станет поджигать кучу с жениными махрами.
Так и вышло.
Переломав все спички, Викторыч сообщил теще с тестем:
- В другой раз сожгу, спать идите…
А мне говорит:
- Я что, дурак одежду жечь? Суеверие это. Там пиджак кожаный и юбка за три тыщи… Потом новые покупать надо, а на какой хуй?..
- Да, точно, - говорю. – Снимай уж лучше свои носки… За это рванье явно не стоит переживать…