Мои соседи. №1. Сестра.

Автор: о. Неграмотный ...Еще у меня есть сестра. Она тоже живет по соседству. Ах, у меня есть сестра с солнечными, светло-карими, золотыми глазами. У вас нет таких сестер. Такая сестра может быть только одна. Моя сестра старше меня. Если бы она была младше меня я бы давно насильно сделал ее своей любовницей и рабыней, а так мне остатеся только боготворить это волшебное создание. Линда.

Я люблю сестру всем сердцем. И после жизни я буду любить свою сестру. У меня такое ощущение что я любил ее и до жизни. В отличии от всех остальных женщин внешнее, физическое совершенство моей сестры является прямым отражением ее внутреннего существа. Золотые волосы, золотые глаза и сладкий запах недозрелой пшеницы. Если вы возьмете зеленое пшеничное зерно и раздавите его между пальцами вы получите представление об этом запахе - запахе живой чистоты. Обычная женщина переполнена страхами, сомнениями, менструальной кровью. Запахи первобытной стоянки время от времени прорываются сквозь флер самых тонких и дорогих духов. Все верно - обычная женщина это монстр сбежавший из каменного века. От своей сестры я ни разу не слышал запаха менструации.

- Ты вообще менструируешь? - спросил я однажды сестру напрямую.
- Конечно менструирую, дурак - ответила сестра, смеясь золотыми глазами.
- Так почему же я своим чутким носом охотничьего, гончего пса не чувствую запах тревоги?
Сестра только пожала плечами. Тогда я понял - моя сестра сбежала из будущего. Где такие, как она тонконогие феи пшеничных полей питаются исключительно солнечной радиацией и менструируют съедобным гранатовым соком.

Когда мне было пять лет сестре было одиннадцать. Я уже пошел в гимназию в первый класс, хотя мне было всего пять лет, - мои родители обманули дирекцию гимназии - они хотели что бы я быстрее развивался. Они редко наказывали меня (только отец-за уши), но зато хотели чтобы я быстрее рос. В гимназии я научился высоко тянуть руку, когда учеников вызывали к доске, - не столько я хотел отвечать - хотя урок всегда был выучен мною, сколько мне нравился сам процесс вызывания к доске. Я извивался как червяк и выбрасывал руку как флаг - Я.Я! Меня вызвать - посылал я гипнотические импульсы учителю. - Меня!
Еще чуть-чуть и я бы мог научиться взлетать над партой.

- Ты должен быстрее расти, сын - говорил мне отец каждое утро за завтраком.
- Sweetheart, он должен быстрее расти - обращался мой отец к моей матери. - Почему он такой маленький, может давать ему больше еды? Насыпь ему две порции чудесной каши "Кранч".
- Он нормального роста для своего возраста, darling. - говорила моя мать. И успокаивающе клала свою белую цветочную кисть поверх его - медной и дикой, наполненной злым колдовством.

- Я боюсь отца - признавался я сестре вечером перед сном. Я знаю, что он - колдун. У него одна рука - лошадь, другая собака. И глаза между пальцами. Мне гадко, когда он гладит меня по голове!
Сестра говорила мне в ответ какие то заветные слова - простые и сладкие как драже. И я засыпал. Успокоенный. Одурманенный. Такой страшный секрет можно было доверить только сестре. Моя мать легко и безмятежно предала бы меня. Так же легко и безмятежно, как она насыпала мне двойную порцию чудесной каши "Кранч", от которой меня потом рвало. Сложная серебрянная паутина соединяла мою мать с отцом. Она была его рабыней. Со мной ее объединяли банты которые она искусно завязывала из шнурков на моих лаковых башмаках.

Мой отец был могущественным колдуном по имени Гарри. В полосатом костюме старшего приказчика, с истекающей кровью гвоздикой в петлице. На ногах у него были штиблеты улавливающие солнце. Он был нагроможднеим вспышек, предметов и отдельных существ. Он был очень сложный - с медными зверями слегка одомашеннных рук. Я вел с ними тайную войну. Я постоянно следил за ними. Они могли притворятся теплыми, просто скроенными кусками мяса или домиком или летающмим туда сюда птицами, они могли притворяться что их нет, но я то знал, что они были. Они хватали меня за уши.

Мой отец - колдун. Это было самое страшное и удивительное откровение моего детства. Маленький и бесполезный зверек в желтых шортах, нежелающий быстрей расти и развиваться, я обладал тем не менее одним несомненным талантом - нюхом на колдовство. Колдовство пахнет кипящим металлом, нарушением изначального порядка вещей. Отец пользовался мощным приказчицким одеколоном (приказчики довольно потливые люди знаете ли), но запах раскаленной меди все равно был сильнее. Когда отец в очередной раз делал что то неправильное, запах колдовства многократно усиливался и становился практически невыносим.
На день рожденья моей сестры Линды он подарил говорящую куклу. Она была уродлива, она была одета в крестьянское платье. Если куклу переворачивали вниз головой- то платье задиралось, обнажались ее розовые резиновые ноги и она больным голосом говорила "мама".
- Поблагодари отца - сказала Линде мать - она всегда тщательно следила за соблюдением всех семейных ритуалов.
- Спасибо папа, кукла очень красивая - сказала Линда и поцеловала его в бронзовую щеку. Я точно знал, что отец не нуждался в благодарности Линды - в воздухе так пронзительно пахло горячей медью!
На следующий день когды мы остались сестрой одни - родители ушли в город по своим взрослым делам, Линда поделилась со мной сомнениями.
- Гадость, правда?
- Да.Страшная.
- И глаза у нее черные... А ведь должны быть голубые.
- Она косая - заметил я.
- Нет это она просто глаза прячет, ей стыдно за то, что она такая уродина - возразила Линда - Надо отправить ее под кровать.
- Нет, погоди - сказал я важным голосом - может она и этого не заслужила. Ишь ты - под кровать.
- Но она же урод? - вопросительно сказала сестра - Больной урод - сказал я и наморщился, что бы показать насколько больной. Уродам полагалось сидеть под кроватью и кушать пыль. Вообще то все игрушки делилсь на касты. Все было очень непросто. Иерархию маленьких искуственных существ возглавляла красивая немецкая кукла Катя со стороны сестры и маленький индеец с моей. У индейца было длинное имя затейливое как траектория полета отрезанной человеческой головы по ступенькам жертвенной пирамиды. Ток-тук-ток-плок - что то в этом роде.
Было множество средних кукол без лиц.

Еще была кукла-урод в коротких и ярких одеждах. Она была совсем неправильная. Сейчас я понимаю, что это была кукла-блядь. Но тогда то я этого не знал! Ее конечности и торс были вывернуты таким образом, что вся она превращалась в иероглиф порока, в некое послание еще до конца непонятное детским наивным мозгам, но от этого не менее тревожное и угрожающее.

Куклы были живые и находились в полной нашей с сестрой власти. Это был наш общий секрет. У нас были и частные, личные секреты. Мой секрет заключался в том что я охотился на бабочек. А секрет сестры был в ее рисунках - в специальных тетрадях она рисовала людей с треугольными зубами. Они были больны и печальны. Сестра изрисовывала зубастыми людьми целые тетради - но это не спасало их больной вымирающий народ. На последнем листе каждой тетради всегда оставался только один треугольнозубый человечек, хотя первый лист пестрел ими, бесчисленными - они даже вылезали за красные поля.

- Нюхай - сказала сестра и ткнула куклу-крестьянку мне в нос. Я понюхал, хотя уже знал, что вещь смертельно опасна.
- Она заразная - авторитетно заявил я. - У нее за глазами начинается большое холодное поле. У нее вместо слез - черничный сок.
- Фу. Я думаю это нехорошо. Какая больная кукла!
- Надо заглянуть ей под платье - предложил я.
- Отвернись.
- Почему?
- Это секрет - сказала сестра. - Хмм. Здесь что-то написано. Сделано в Италии.
- А вот и неправда - заявил я - Ни в какой не Италии.
- А где?
- В маме! Эту куклу наша мама родила!
- Говорю тебе - в Италии!
- Там должно быть написано - "Я живая кукла - меня родила ваша мама" - терпеливо сказал я - А ты мне врешь из вредности, знаешь, что мне нельзя ей под юбку заглянуть.
- Если ты заглянешь ей под юбку - можешь умереть.
- Вот еще - просто заболею.
- А если я вдруг умру, ты умрешь вместе со мной? - спросила сестра.
- Зачем? - спросил я
- Ну так. За компанию
- Конечно умру! - сказал я
- Ладно...А что мы будем делать с куклой? - спросила меня сестра. Она полностью полагалась на меня в подобных делах.
- Нужно открутить ей голову - сказал я
- Ма-ма - вдруг сказала кукла жалобным тонким голосом. - Мама, мама, мама, мамочка!...

Родители вернулись только вечером.

- А где кукла? - спросил отец.
- Она...потерялась, отец - ответила Линда.
- Подойди ко мне дочка - сказал отец.
Отец ничего не сделал Линде, просто поцеловал в область ключиц и отпустил. Но я то знал - это был не поцелуй! В тонкие флейты ее ключиц он вдувал черную музыку порчи. Я посмотрел на мать - а она смотрела в какое то совсем другое место, возможно даже за горизонт. И тогда я понял - она с отцом одно царство-государство, а мы с сестрой - другое.

По воскресеньям мы все вместе ходили в Парк. Парк был местом секретов и тайн. Там всегда что то проиходило. Однажды произошло следующее.
Придя в Парк мы, как всегда разделились, с родителями и сестрой по роду наших секретов. Сестра осталась в беседке рисовать людей с треугольными зубами, родители пошли на родительскую поляну, а я пошел убивать бабочек. Охота как обычно была успешной, но самую большую бабочку я никак не мог поймать.

В погоне за Самой Большой Бабочкой я выскочил на секретную родительскую поляну. Отец стоял прислонившись к дереву. Он сложил руки на груди и улавливал штиблетами солнце. Его взгляд был устремлен на мать лежащую прямо на земле. Ее цветочное лицо было покрыто живыми бабочками. Некоторые бабочки взлетали и садились, но основная масса оставалась на месте - они только складывали и раскладывали крылышки - как страницы маленьких книг. Возможно они просто хотели поделиться с моей матерью какими ни будь пронзительными солнечными стихами или тихими запретными лунными строчками, но мне в их суете почудилось нечто угрожающее. Некий сложно зашифрованный вред. Высокая жестко зашнурованная грудь моей матери мерно поднималась и опускалась, буд то она спала, но ступни ее, одетые в праздничные выходные туфли подергивались.
Наверное мое дыхание вспугнуло бабочек потому, что они вдруг вспорхнули с лица матери и закружилсь встревоженным роем. Мать тоже вскочила и стала приводить в порядок свои волосы. На меня она даже взглянула.
- Уходи отсюда - строго сказал мне отец. - Я знаю - ты не уважаешь бабочек.Ты не уважаешь секреты.

Я отошел и спрятался в кусты. Находится рядом с родителями мне было страшно, но остаться одному было смерти подобно.
Присев на корточки, аккуратным компактным зверьком я внимательно подслушивал секретный разговор родителей.

- Он ушел? - встревожено спросила мать - Что он видел?
- Только бабочек. Не беспокойся. - ответил отец.

Потом они помолчали - наверное надеялись что бабочки вернуться, но этого не произошло.

- Как хорошо все начиналось - наконец сказал отец мечтательным голосом.
- Деньги - сказала мама
- Нет - сказал отец - Больше. Власть.
- Да. - сказала мама. - Тогда я тебе поверила. Мой муж - гений! Перед нами открывается новый мир! Тысячи маленьких живых кукол!
- Неподотчетных - ревниво добавил отец - Неподотчетных! Это я изобрел!
- Ты у меня умный - устало сказала мать - Вот только глупый.
- Я все расчитал правильно. Все.
- А мои слезы ты тоже рассчитал?
- Я расчитал и твои слезы между прочим
- Трахал меня под резиновым одеялом со свинцовой прокладкой. Чудак.
- Защита от Бога - сказал отец, - защита от Бога.
- Что же пошло не так?
- Вот и я хочу знать!
- Уж не хочешь ли ты сказать, что я виновата?!
- Я просто хочу разобраться. Почему так велик оказался процент брака. Непозволительно велик.
- Я делала все в точности по формуле.
- Я думаю что ты должна была уделять им больше внимания на зародышевом уровне, пока они еще были рассадой в лабораторных чашках Петри.
- Я даже играла им на пианино
- Значит ты уделяла им слишком много внимания
- Ха, небольшой же выбор ты мне оставил. Либо убивать их либо позволять им вырастать в кукол-уродов. Не забывай, что я все таки нормальная женщина и я их всех любила. Хотя бы привязывалась.
- Было бы к чему. К перламутровым пуговицам положенным к тебе в пупок.
- Да, к пуговицам! Только не забывай что эти пуговицы обрастали живой плотью! Моей плотью! Ты не знаешь что это такое, когда внутри тебя сидит кото то маленький. Пусть даже ненормально маленький! Сидит и смотрит глазами покрытыми перламутровой пленкой. Смотрит в никуда. Это если единичный экземпляр. А если двое? Маленкие уродливые куколки ползающие по просторам моей высыхающей матки.
- Это все поэзия. Держи себя в руках. Принимай анальгетики.
- Да не хочу я себя держать в руках. Я хочу что бы ты держал себя в руках. Я хочу что бы ты меня держал в руках. Я просто хочу быть женщиной. Ты это можешь понять, ученый идиот?
- Вспомни, как ты радовалась когда наш эксперимент с девочкой удался? Ты была тогда совсем не такой! Ты сказала что радость открытия сильнее оргазма.
- Но за чем ты заставил меня рожать мальчика? Знаешь как мне было больно его вынашивать сразу вслед за куклой-уродом? Моя матка ссохлась!
- Я же объяснял, - девочка - свет любви, мальчик - темная собирающая линза, девочка умеет видеть в людях хорошее, а мальчик умеет загибать взгляд за угол дома и далее - в самый темный угол подвала, девочка - радость, а мальчик - 2XZ печаль.
- 2XZ печаль - это я. И зачем я выбрала в мужья тебя?
- Это я выбрал в жены именно тебя! И ты мне обещала! Я мог выбрать в жены дочку хозяина - красивую и глупую дуру и безбоязнено ставить эксперименты на ней - я ведь гипнотизер, ты знаешь! Но нет! Я хотел большего! Я хотел невозможного! Я хотел что бы моя жена была мне не просто женой. Я хотел что бы она была мне другом, и надежным боевым товарищем, в тот момент, когда весь мир повернется против нас - а ты хочешь предать меня. Ты прирожденный предатель!.. Впрочем как и все женщины.
- Вот новость. А ты не знал что все женщины - предатели?
- Знал! Нет, не знал! Я выбрал в жены тебя - современную девушку! Динамичную! Прогрессивную! Курсистку медицинской академии! С фиалковым лицом! Способную шагнуть за горизонты! Способную после выпускных экзаменов спустится прямо в Ад!
- Ты совсем не любишь меня
- Я люблю тебя, поверь! Клянусь! Но сейчас мне нужна не женщина, мне нужен друг! Друг снабженный чудесной женской анатомией, снабженный мартеновской печью для выделки живых кукол неподотчетных Богу. Как я могу бросить эксперименты на половине пути! Потерпи еще немного и, мы станем просто мужчиной и женщиной, просто обывателями, но наделенными нечеловеческой властью. Мы будем счастливы, обещаю!
- Не знаю.Я так устала. Рождение сына меня доконало. После него рождаются только уродливые куколки.
- Я тоже устал. - сказал отец - Ненавижу сына. Неудачный получился. Только что и умеет - бабочек убивать.
- Я устала с ним возиться. Мне иногда кажется что он отсталый
- Если бы. Тогда его можно было отправить под кровать - в кампанию маленьких и горбатых кукол. Кушать пыль, знакомится с подкроватным богом. Стервец - не отсталый. Стервец немного по другому видит мир. Его мозг затоплен гормоном чистой бескорыстной ненависти. Он умеет заглядывать за угол, он умеет видеть процесс старения клеток, он умеет читать то что скрыто у людей за щеками, и даже на оборотной стороне век. Вот у тебя что написано на оборотной стороне век?
- Отстань. Ничего не написано.
- Вот и я так думаю. Но ведь написано - маленькими серебрянными иглами на оборотной стороне век! И он прочитает! Скажет однажды - Мама, ты что то от меня скрываешь! Ну-ка научи меня клинописи своей лжи! Откуда у тебя эти горько-сладкие морщинки в уголках глаз, мама? Порвет однажды твое лживое фиалковое лицо двумя пальцами. - Зачем ты кладешь мои маленькие уродливые игрушки в большую блестящую алюминевую каструлю? Зачем ты прячешь от папы красивые экземпляры? Наверное, хочешь отчитаться перед Богом?
- Прости... - сказала мать - Я действительно часто подавалась эмоциям.
- Ах, оставь... Я сам виноват.
- Но со старшей ведь не все так плохо?
- Не все
- И что мы будем делать? Разъединять?
- Не знаю. Надо подумать.

.........

- Сегодня мы пойдем в Зуу. - сказала мне мать. - Скажи - Зуу.
- Зуу - сказал я. И повторил на всякий случай. - Зуу, Зуу-у - А что такое Зуу?
- Ну, - легкая тень пробежала по цветочному лицу моей матери. Мне показалось, что ее фиалки слегка подгнили. Чуть-чуть. - В общем, это такое специальное место куда родители отводят своих детей для знакомства с животными. Иди в детскую и скажи сестре, что пора собираться.
- Что то типа Парка - сказала мне сестра когда мы начали собираться. - Только там воняет.

Мы гуляли по Зуу. Отец купил нам с сестрой красных леденечных лебедей на дерявянных палочках, а мама рассказывала про животных. Потом родители оставили нас на минутку у вольеры с бегемотом, а сами ушли надолго. Мы с сестрой прождали до самого вечера, но они так и не вернулись.Сестра ненадолго отлучилась - поискать родителей. А когда вернулась ее лицо было серым как промокательная бумага. Как использованная промокательная бумага.

- Вот, - сказала сестра - Теперь мы будем жить с мистером Бегемотом.
- А где наши родители?
- Они ушли.
- Куда ушли?
- Наши родители предали нас, малыш, они променяли нас на каких то других детей.
- На каких детей?
- Ох, не знаю малыш. Я видела их мельком. Какие то рыжие мальчишки в матросках.
- Рыжие всегда - уроды!
- Не думай об этом, малышь, лучше посмотри на Бегемота.

Мистер Бегемот был огромный и черный как грозовая туча. Мне показалось что он занимает половину вольеры.

- Я не хочу жить с мистером Бегемотом. Он - вонючка! - заявил я сестре.
- Не говори так про него - терпеливо ответила сестра - Только мистер Бегемот взял на себя труд смотреть за нами. Больше мы никому не понадобились.
- Мистер Бегемот - жирный. Никакие нормальные дети не живут с Бегемотами!
- Живут, милый! Дирекция зоопарка взяла нас на баланс и мы не умрем с голоду. Мы считаемся детьми мистера Бегемота, а он здесь очень важное животное. Его ходит смотреть множество народа.
- Не так уж много! - я уже почувствовал какой то страшный подвох.
- Тыщу человек в день! И у всех красивые воздушные шары.
- Не обманывай меня, пожалуйста - попросил я сестру
- Ладно - сдалась сестра - Не буду.
- Никогда?
- Никогда.
- Почему нас предали наши родители?
- Я не знаю, малышь, честно. Может потому, что мы их не слушались. А может их новые дети более красивые и умные, чем мы.

Пришли служители с красными лицами. Они были одеты в синее. Они взяли нас с сестрой за руки и отвели вольеру бегемота.

Я подошел к Бегемоту .
- Как тебя зовут?- спросил я его
- Меня зовут мистер Бегемот - он был строгий.
- А меня - Лотар
- Ну и что?
- Можно я здесь постою?
- Нельзя - ответил мистер Бегемот
- Ну пожалуйста? Я вот здесь с краешку постою? Совсем чуть.
- Нет
- Почему?
- Потому что я здесь стою
- Зачем?
- Это же просто, мальчик. Я загораживаю от тебя мир.
- Зачем?
- Так надо
- Наверное, ты плохой
- Да, уж - сказал мистер Бегемот и повернулся ко мне задом

Как мы жили в вольере? Кое-как. Вместо игрушек у нас были веточки и тряпочки. У меня веточки. У сестры тряпочки. На касты они не делилсь. Мистер Бегемот выделил нам часть закутка под крышей, куда он сам прятался во время ненастья и место у бассейна, где мы с сестрой могли играть. Он научил нас просить хлеб у мастеровых и отказываться от печенья приказчиков.

По выходным к нашей вольере приходили приказчики в полосатых костюмах и соломенных канотье, горничные с едко-красивыми лисьими лицами . Они болтали, смеялись и бросали в нас кофеты и печенье.
- Осторожно, мальчик - говорил мне мистер Бегемот - не ешь эти конфеты и это печенье - они с бритвами.
Ну, положим, мистера Бегемота я бы не послушал - очень хотелось печенья и конфет, но вот сестру я слушался всегда - а она тоже сказала мне - Осторожно!

В будние дни приходили редкие мастеровые - они бросали хлеб, что бы посмотреть как ест мистер Бегемот, и как едят дети бегемота. Иногда нам доставался хлеб, недоеденный мистером Бегемотом. В отличии от конфет и печений хлеб был не опасен. Хлеб мокрый и грязный,был практически несъедобным - Бегемотам трудно быть аккуратными.
- Сэр, если Вы не против, мы хотели бы первыми кушать хлеб который достается нам от посетителей - вежливо попросила за нас обоих сестра - мы согласны даже на меньшую долю, только бы хлеб был сухой и чистый!
- Не выйдет - поразмыслив ответил мистер Бегемот.
- Почему? - очень вежливым голосом спросила сестра
- Это вопрос уважения - объяснил мистер Бегемот - Я старший и я должен кушать первым...
Он вообще любил объяснять нам с сестрой про все на свете, потому что он многое знал.
Он научил нас координации движений. Он научил нас быть неразлучниками. Неразлучники на самом деле разные, но всегда поворачивают головы строго в одном направлении, они настолько привязаны друг к другу взглядами, что если закопать одного из них в землю, то его ресницы прорастут наружу, что бы коснуться ресниц другого.
Он научил нас спать с открытыми глазами.

Однажды в выходной день когда сестра шепотом о чем то совещалась с мистером Бегемотом в дальнем углу вольеры один из посетителей-приказчиков поманил меня к себе. Он сделал это в точности как мой бывший отец - одним указательным пальцем, превратив его в убедительный медный крючок и я не посмел ослушаться.

- Хочешь песочного печенья, мальчик?
- С бритвами?
- Ага, с бритвами
- Не хочу
- Молодец - похвалил приказчик, - Ты такой умный, и чего это ты здесь сидишь? Пошли гулять.
- Куда?
- Со мной - на пруд.
- Почему на пруд?
- Там лебеди!
- Подумаешь, лебеди - гордо и напыщенно ответил я - у нас тут целый бегемот.
- Там еще лодка есть.
- Лодка? - лодки меня интересовали. В нашей вольере лодки не было.
- Да! Отличная лодка! Пойдем на пруд и я пригоню тебе целую лодку красных лебедей. Одно только слово!
- Красных лебедей не бывает!
- Еще как бывают!
- Я вспомнил! Красных лебедей делают из сахара! Мой отец покупал мне красных лебедей, когда гулял со мной в парке.
- Правильно, мальчик. А красные они, потому что сахар добывают из крови.
- А кровь где добывают?
- Под землей. Каждую ночь взрослые мужчины и женщины делают для маленьких детей красных сладких лебедей.
- Врешь ты..
- Клянусь честью! Вспомни мальчик!
- Я все помню! Красные лебеди были на деревянных палочках, от них занозы на языке и в пальцах.
- Это нелегко малыш - есть лебедей, вперемежку с деревянными занозами. А ты представь, каково приходиться взрослым - днем они идут на работу, а ночью спускаются под землю делать леденцы для детей. Много леденцов для множества маленьких жадных детей.
- Я не жадный!
- Ну конечно же, ты - жадный. Все маленькие дети жадные - у них вместо рук стальные лапки хищных птиц. Утром, когда взрослые уходят на работу - дети поют, а вечером они заглядывают усталым взрослым в глаза. В глаза налитые красной сладкой кровью. И взрослые вздыхают. И взрослые качают головой. Ничего не попишешь! И взрослые спускаются под землю - делать леденцы....
- Ну же - уговаривал меня приказчик. - Ну, вспомни! Ну, пожалуйста!
...Я вспомнил...Это был секрет, помещенный на окраине моего разума - рядом с маленькими телами умерщвленных мною жуков и бабочек...

- Вот так, мальчик. И спать взрослым совсем нельзя и занозы у них совсем другие. Чугунные, в пол-руки. Ты не представляешь как взрослые ненавидят детей!
- По фигу! - сказал я. - По фигу! По фигу! По фигу!
- Так ты идешь со мной на пруд? За лебедями?
- Мистер Бегемот не разрешит.
- Плевать на него!
- Я не смогу выйти. Он загораживает от меня мир. Он большой и темный как туча. Он загораживает выход из вольеры.
- Ну и ладно... Правильно, что ты не пошел со мной.
- Почему правильно?
- Если бы ты пошел со мной, я бы бритвой перерезал тебе горло и оттуда бы выпорхнула целая стая красных лебедей.

Приказчик схватился руками за прутья решетки, вскочил на бетонный бортик и стал приседать и раскачиваться. Я понял - он хотел сломать решетку и ворваться внутрь что бы убить меня, сестру а если хватит сил то и мистера Бегемота. Но ничего подобного не произошло - он просто покорчил какое то время страшные рожи, а потом спрыгнул, отряхнулся и ушел вглубь парка. Следы которые он за собой оставил были мокрые.

В основном мистера Бегемота кормили ядовито зелеными яблоками и алой морковью. И мы с сестрой за компанию питались этой кисло-сладкой, ало-зеленой пищей. Моя сестра тщательно мыла в воде бассейна морковь с яблоками прежде чем давать их мне. У меня во рту в скором времени образовались язвы от оскомины. Полупрожеванная молочными зубами морковь забивала мой детский слабый желудок. Тогда сестра стала жевать за меня и вкладывала теплую, сдобренную ее слюной кашицу мне в рот.
- Что бы ты не умер с голоду, малышь - говорила она мне в ответ на мои протесты. - Ешь, а то - умрешь.
- Я хочу умереть - кричал я. - Я не хочу быть маленьким бегемотом. Я ненавижу яблоки!
И я начинал ругаться грязными ругательствами подслушанных у посетителей вольеры с мистером Бегемотом. В основном это были горничные и приказчики. Ненавидящие весь белый свет уроды в полосатых одеждах и соломенных канотье. Ох, как они умели ругаться!
- Никто не хочет умереть - говорила мне сестра взрослым строгим голосом - Никто. И ты не хочешь.
- Я хочу! Я! - и я тряс правой рукой как лучший ученик в гимназии! Я утоплюсь в бассейне мистера Бегемота!
- Ну иди топись - говорила сестра. Надоел ты мне. - и отворачивалсь к бетонной стене вольера.
Топился я довольно регулярно. С бетонного бортика я прыгал солдатиком и сразу отправлялся на дно. Несмотря на все свои старания сестра не могла мне полностью заменить мать, а вода из бегеможьего бассейна обнимала меня ласково и нежно. А может это была вовсе не вода, а специальное изумрудное масло для бальзамировки детей и бегемотов? Для консервации этих странных существ вплоть до попытки №2? Так или иначе я чувствовал себя на дне бассейна довольно комфортно, до тех пор пока давала о себе знать подлая привычка моего организма дышать. Я держал руки по швам стоя на дне, я честно старался сродниться с бетонной утробой бассейна, с наполняющей его водой. Но каждый раз мне не хватало чуточку терпения, что бы понять что то очень важное. Немного прилежания, young man, что бы выучить подводный изумрудный урок. Наверное мои родители правильно сделали, что отказались от меня. Я начинал подпрыгивать на дне бассейна. Я отталкивался ногами от дна - и скаждым разом все сильнее! Наконец мне удавалось ухватиться руками за низкий бетонный бортик и после нескольких попыток я обязательно вылезал на сушу, что бы сидеть там на корточках, чесаться и хлюпать носом.

Пока я окунался в холодную грязную воду бассейна, сестра обычно распевала куплеты или художественно свистела. Она тоже училась у горничных и приказчиков кое чему.
- Вот, цыпки опять будут - гвоворила она вытирая голого, дрожащего после упражнений с бассейном, меня специально приготовленными сухими тряпками .
- Расскажи мне сказку - просил я. И сестра рассказывала...

Наша жизнь в вольере была странной. Мистер Бегемот был странный. Он любил раскладывать свой навоз кучами по всей вольере. Сестра просила его складывать навоз в одном месте.
- Сэр. Не будете ли вы столь любезны складывать навоз в одном месте? У меня мальнький брат, и он может заболеть от навоза который разбросан посвюду...
Мистер Бегемот каждый раз извинялся и обещал унавоживать одно специальное место. Но потом почему то все равно принимался за старое. Он делал разнообразные аппликации из разноцветного навоза и подолгу рассматривал их задумчиво переживывая яблоки и морковь. Ленивые служители не особенно часто убирали вольеру - им плохо платили их маленькое жалованье. Когда сестра сама пыталась убирать навоз мистер Бегемот ее останавливал.
- Не надо, юная леди. Пусть им будет стыдно.
- Не будет им стыдно! - кричала в ответ сестра - Не будет!

Ни разу. Я повторяю - ни разу за все то время что мы жили с сестрой в вольере я не видел Солнца. Оно было укрыто бесконечным грязным одеялом облаков. Может оно так болело. Или ему было стыдно.

Возможно Солнце заслонял собою мистер Бегемот - это ему ничего не стоило - такой он был большой и темный. Я постоянно жаловался сестре на отсутствие Солнца. Я хныкал и ныл.
- Скажи мистеру Бегемоту что бы он не заслонял от нас Солнце - просил я сестру. Сам-то я побаивался мистера Бегемота. Нельзя его злить! Он такой большой! Ему ничего не стоит растереть меня в пюре об цементную стенку вольеры. О том, что сестра тоже может подвергнутся такой опасности я как то не думал.
У моей сестры также были подобные подозрения, относительно козней мистера Бегемота.
- Наверное это он. - сказала она однажды не столько, мне сколько себе самой и отправилась разговаривать с мистером Бегемотом. Я последовал за ней.
Сестра изложила наши претензии Бегемоту в максимально корректной форме, разумеется, как она это умела.
- Мистер Бегемот не будете ли вы столь любезны оставлять нам крошку солнечного света? Самую малость. Мой младший брат имеет склонность к рахиту. Маленькие дети могут от этого умереть, знаете ли.
Мистер Бегемот выслушал сестру спокойно.
- К сожалению, юная леди, - сказал он прожевав очередную порцию моркови и яблок - Я не имею никакой власти над Солнцем. Если бы я только мог заслонять солнце от человеческих детей я бы делал это руглярно и с удовольствием. Сначала я бы баловался. Я бы украл всех солнечных зайчиков. Пускай человеческие дети играют по ночам. Пускай у них будет рахит. Пускай они вырастут в рахитичных слабых мужчин, и некрасивых рахитичных женщин. Потом я бы начал действовать планомерно. Я бы начал заслонять солнечный свет от человеческих детей, когда они еще находятся в зародышевом состоянии. Когда они еще маленькие несерьезные рыбки в материнских животах. Я бы устроил вечную серую осень над бассейнами материнских животов. Я уверен -большая часть зародышей не пережила бы суровую осеннюю пору, юная леди. Оставшиеся были бы совсем прозрачные и болели болезнями с многоэтажными латинскими названиями. И у них - нежных, большеглазых и постоянно грустных я бы тоже воровал солнечный свет. На суровой диете из осенних листьев и малопитательного лунного света я бы держал их. Когда это поколение слизистых уродов подрастет оно несомненно научиться радоваться. Потому что вы, люди, такие существа, которые могут приспосабливаться и радоваться повсюду, даже в бегеможьей вольере, даже на дне осеннего жертвенного бассейна. Научившись радоваться поколение прозрачных недочеловеков несомненно захочет продлить свой род. Они начнут трогать руг друга тонкими слабыми руками и улыбаться друг другу безгубыми ртами. Они придумают новые обычаи и законы что бы оправдать свое желание уподобиться беспозвоночным червям и публично выворачиваться наизнанку под добрым ликом всепрощающей Луны. Они начнут размножаться в специальных безопасных местах - глухих оврагах, в осушенной Марианской впадине и на дне старого жертвенного бассейна. На привычном ложе из гнилых осенних листьев конечно же. И вот когда они прозрачные и бескостные соберуться в один дрожащий от боли и наслаждения клубок, когда им покажеться, что они постигли свое истинное предназначение, - я перестану притворяться вечной осенней тучей. Я скромно отойду в сторону и буду есть кислые яблоки наблюдая окончательную погибель человеческого рода. Представляете сколько Солнца за это время накопиться на небесах! Непрощающее Солнце будет светить прозрачным рахитичным людям в глаза. Оно будет бить их по целлюллоидным головам, по леденцовым рукам и по сахарным ребрам. Люди огромными зрачками будут пить небеса полные жирного, кипящего, золотого Солнца - но не смогут допить! Я полагаю, юная леди, что четверти часа хватило бы, что бы покончить с человечеством, сгрудившимся в дальнем углу высохшего жертвенного бассейна. И не поможет человечеству тонкая одежда из привычных осенних листьев - ведь оно обнажиться для великого акта любви...Человечество будет голым...

Вечером, когда сестра мне рассказывала дежурную сказку, я прервал ее - такого я не делал никогда ранее!

- А что такое любовь? - спросил я ее
- Любовь? - сестра сильно наморщилась и стала похожа на смешную маленькую обезьянку, но потом лицо ее разгладилось и она снова стала тем кем была всегда Юной Леди - в общем это просто, братик. Я тебя люблю - и она меня обняла.
- Но мы же не голые! - сказал я сестре.
- Ну и что. Мы с тобой никогда не будем голые, а я все равно тебя люблю.
- Но мистер Бегемот сказал, что голые...он сказал - великий акт любви...
- Тссс..братик... Слушай..сказала сестра и прижала меня к себе.
...Тук - сказало сердце моей сестры. Оно скакало по белым ступенькам ребер. Тук-стук-тук. Оно безумно опаздывало. Потому что оно вовсе не было маленьким мясным мячиком или розовым бутоном или даже пойманной птицей - оно было диким красным ветром путешествуещему сквозь эфемерные человеческие тела согласно утвержденному миллиард лет назад маршруту. Злой красный ветер хотел разогнать невесомый каркас моей сестры и повесить его на железную ограду вольеры что бы играть ее потервшими волю и силу конечностями, что бы постепенно постепенно разорвать ее на полоски.

- Человек мертв миллиард лет, потом просыпается на мгновение и снова умирает на миллиард лет - прошептала мне сестра на ухо. Мы с тобой уже были голые целый миллиард лет. Мы лежали скрюченные в неудобных позах в наших бровях была земля, на наших ресницах были камни, наши руки не могли прорасти наверх - потому что снаружи бушевал слишком сильный красный ветер. А теперь нам нужно потерпеть всего лишь одно мгновение не раздеваясь и мы снова будем голые целый миллиард лет. Только на этот раз мы будет лежать раскинувшись вольготно на огромном пшеничном поле, а злой красный ветер устанет и запутается в наших длинных пшеничных волосах.. И ты мне расскажешь огромное количество сказок, потому что будет твоя очередь.Знаешь колько сказок ты мне задолжал?
Сердце моей сестры сквозило сквозь ребра, папиросная бумага на ребрах моей сестры вот-вот должна была прорваться, что вы хотите, моя сестра была очень нежным и деликатным существом, она должна была уже давно умереть от дурного обращения и недостаточного питания в самом дальнем углу звериной вольеры, но она этого не делала из-за меня, младшего брата. Она было воспитанной Юной Леди обладавшей чувством долга, вкуса и меры. Вместе мы были маленьким атракционном, маленьким театриком пускай даже зрители были у нас были злые. Все равно этом был какой то смысл. А по отдельности что? Бумажные полоски мертвой девочки и пряничный человек в глазах-изюминах которого запеклась обида и кровь.
- Тсс... - сказал я сердцу своей сестры. - Ну-ка тихо.

Следующий день был очень тихий. Никаких посетителй и даже ленивые служители не показывались на дорожках нашего Зуу. Я играл у бассейна с веточками. Маленькие ветки были лодками, а большие - бегемотами, которые нападали на лодки. Исход борьбы оставался неясен, когда ко мне подошла сестра.

- Иди - сказала сестра - мистер Бегемот зовет. - Он хочет сказать тебе нечто важное.
- Мальчик - сказал мне мистер Бегемот, - Всегда носи с собой нож. Ножом можно убивать людей.
- А зачем убивать людей мистер Бегемот?
- Потому что они очень глупые. Например, люди почему то думают, что я люблю яблоки и морковь! Вздор!
- А почему Вы не убиваете людей, сэр?
- Мальчик, какой ты странный! Я же - бегемот! Кто мне позволит убивать людей? Меня тут же застрелят, даже если это будет праздничный день.
- А меня застрелят?
Мистер Бегемот посмотрел на меня очень внимательным взглядом.
- Может да - ответил он через некоторое время. - А может нет.

Я тут же поскакал к сестре в наш закуток.
- Мистер Бегемот сказал мне, что...
- Тсс...сестра прижала свой палец к моим губам. Не говори мне. Это секрет.

Тут я обратил внимание на одно важное обстоятельство - моя сестра была голая. Я увидел ее грудь. До этого конечно я видел множество женских грудей - но спрятанных под одеждой. И у моей бывший матери и у учительницы из гимназии и у других женщин. Но то были замаскированные тканью груди и они существаволи на где то на самой окраине моего сознания. Что-то вроде надувных шаров под одеждой - для украшения. А тут - две маленьких живых опухоли с навершиями из шоколадных трюфелей. Мне показалось сначала, что это - такая болезнь.
- Это что такое? - спросил я тыкая пальцем в ее груди. Они были как резиновые.
- Господи, как он мне надоел! - сказала сестра, адресуясь в серые закрытые вечными облаками небеса. - Как же он мне надоел!
- Это тити, братик. Просто тити. Не трогай их.- сказала она адресуясь мне.
- Тебе больно?
- Нет. Просто не трогай их.
- Секрет?
- Да.

Моя сестра стояла передо мной совершенно белокоже-голая но я не увидел самого главного. Как буд то бы птица махнула крылом и заслонила от меня самое важное в ответственный момент. Я повернулся и вышел. Больше я никогда не видел свою сестру обнаженной. Я думаю что это хорошо, что я не увидел тогда самой важной части своей сестры, а только грудь. Я очень рад этому обстоятельству...

Потом я вырос и вышел из вольеры. И сестра вышла из вольеры. Теперь мы не живем вместе, но лишь по соседству.Я работаю приказчиком, а моя сестра - горничной. В нашем городе все в основном работают горничными или приказчиками. Такой город. Я постоянно ношу с собой нож, потому что я - романтик. А еще я очень люблю свою сестру. И я вобью свой нож вам в рот, если вы скажите в адрес моей сестры хоть что нибудь непочтительное.