Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Ушастое недоразумение. Фсё.Ушастое недоразумение. Фсё.Автор: Шизоff 3-- Пляшите, профессор! Перед носом Панюшкина возникло нечто в подарочной упаковке: завёрнутое в бумагу и перевязанное шёлковой ленточкой с кокетливым бантиком в верхней части. Панюшкин поверх очков посмотрел на дарителя. Вернувшийся, после двухмесячного почти отпуска, Пабло не просто улыбался, а, казалось, светился изнутри. -- Что это? – Анатолий Кириллович растерянно повертел свёрток в руках, приложил к уху и даже понюхал. Ему так давно последний раз дарили подарки, что он совершенно разучился с ними обращаться и испытывал смущение. -- Это? – лицо Пабло приняло бесстрастное, несколько даже рассеянное выражение. – Это пропуск в Стокгольм. Дрожащими пальцами Панюшкин развязал ленту, развернул бумагу, вскрыл коробочку и извлёк на свет божий вполне заурядную стеклянную колбочку с залитой сургучём пробкой. Колбочка была на две трети залита светло-желтой жидкостью, в которой плавало нечто бледное и безобразное. Анатолий Кириллович поднёс колбу к мощной лампе и после тщательного разглядывания на просвет неуверенно констатировал: -- Несомненно, что это ухо… часть уха, если уж быть совсем…а зачем нам ухо? -- Вопрос в том, чьё это ухо, профессор! А это – ухо Ван-Гога! -- Кого?! – Панюшкин был ошарашен как никогда. Даже более, чем сами останки знаменитого голландца (к разного рода останкам профессор был равнодушен), его поразила непонятная причастность к ним доцента Жмудя. -- Ван-Гога. Художник такой был, сильно знаменитый. Сам помер, а ухо осталось. Понимаете, что это значит? -- Что? – упорно не понял Панюшкин. -- Всё в наших руках. – пояснил несколько уязвлённый Пабло. – Прирастим к уху художника, и – вперёд на танки! Я узнавал: у этого Ван-Гога одних автопортретов было штук пятьдесят, его любая собака в мире -- на раз опознает, к доктору ходить не надо… Панюшкин тупо смотрел на коллегу и пытался понять, кто из них двоих сходит с ума. -- Да что вы, в самом деле?! – Нетерпеливый окрик выдернул будущего нобелевского лауреата из оцепенения. – Знаете, сколько здоровья мне это ухо стоило?! Вам ткани были нужны? Вот, пожалуйста! Это не мамонт сгнивший, тут как в аптеке. Я за этим ухом специально в Киев слетал, в отдел судебно-медицинской экспертизы тамошнего МВД. Через границу вёз. Бумажонок всяких понаписал, сала обожрался, бабок вломил немерено… Теперь дело за вами. Клонируйте с богом! -- Да, да… -- пробормотал профессор и вдруг схватился за сердце. -- Что такое? – встрепенулся Пабло – Вам плохо, профессор? Валидол, врача? Чего?! -- Нет, всё … Всё хорошо…хорошо… Знаете, Пабло Васильевич, заболтайте-ка лучше спиртику… мы с вами выпьем… надо выпить… нам с вами…. Они выпили спиртику. Пабло с тревогой глядел в бледное лицо. Выпили ещё, и на лице проступил лёгкий румянец. Поднимая третью по счёту рюмку, Панюшкин наконец заговорил. Он сказал всего пять слов: -- За вас, Пабло! Вы – гений! В этот день напился не только склонный к умеренности Панюшкин, но и закалённый в питейных баталиях Жмудь. -- Друг мой!… мой гениальный…друг!… вы даже сами не отдаёте себе отчёта…. – Панюшкин с трудом сдерживал выступившие на глазах слёзы восторга. – Это решение… оно – феноменально... Понимаете?! Что главное…А? Простота! ПРО-СТО-ТА! В ней – ключ к гениальности… почему я не гений, почему?! -- Да вы гений, Анатолий Кирилыч, не надо мне тут! – протестовал Пабло, в свою очередь возбудившийся ввиду такого самоуничижения старшего коллеги. – Стал бы я с вами столько лет, если бы не гений…тоже мне не гений! Самый натуральный, ещё какой! -- Вы знаете, Пабло Васильевич, дорогой вы мой человек, сколько стоит эта часть тела, а? Ответьте, я вас слушаю…Скажите мне: почём нынче такие уши?…. Я хочу слышать ваш ответ. Ну?! -- Да ерунду стоит… Возни – да! Пока нашёл, пока договорился… Геморроя – да, много. А так, кому они нужны сейчас на Украине, эти уши? Только мне и понадобились. -- Хорошо вы как выражаете мысли свои, коллега… Точно, остро… афористично мыслите…Именно: геморрой. Мне бы в голову никогда такое… талант… А уши эти – даже не золотые. Они бесценные. Вы это понимаете, Пабло…Ва-васильич, а? -- Не понимаю. – честно признался тот. -- Налейте, коллега. Выпили, и немного посидели, глядя друг на друга. Обоих наполняла нежность и взаимопонимание. -- Пабло Васильич, душа моя! Вы хоть представляете, сколько будут стоить картины этого Ван-Гога, когда мы его… Поняли? Они и сейчас-то…. А когда мы его воскресим, то… Мы с вами можем брать любые деньги, понимаете? ЛЮБЫЕ. В любом банке, в любой стране -- всё вернётся. Всё! -- Да-а…-- протянул, по жизни далёкий от искусства, Пабло, которому и впрямь не приходила в голову эта простая мысль. – Интересно девки пляшут… -- А какая к нам с вами выстроится очередь жаждущих бессмертия? Вы понимаете, что это уже стратегический проект. Это больше, чем водородная бомба, вот в чём дело! Что там Нобелевская премия, тьфу! Мы обессмертим наши имена, вот оно как! Нам памятник закатают побольше статуи Свободы. Колосса Родосского, да! Ван-Гог – это не овца. Это не сумчатый волк. Это — такой материал, что… даже страшно становится, коллега! -- Справимся. – жёстко подытожил коллега, слегка одеревеневший от раскрывающихся перспектив. – Главное нАчать. И они начали с большим энтузиазмом. Панюшкин чувствовал себя помолодевшим на добрые двадцать, доселе вхолостую прожитых, лет. В глазах поселилась сумасшедшинка, а двигался профессор теперь неровной, подпрыгивающей рысью. Вместо того, чтобы вытирать пальцы о халат, он научился ими щёлкать, чего отродясь за ним не наблюдалась. К тому же, находясь в непреходящем плотном контакте со своим продвинутым напарником, Анатолий Кириллович частично перенял присущую тому манеру компактного и ёмкого выражения своих мыслей. Теперь он с необыкновенной лёгкостью мог ввернуть что-нибудь передовое, от чего у приличных его возрасту коллег свело бы разом все челюсти. Пабло вообще переселился жить в институт. То, чем они занимались изо дня в день целых полтора года, следовало бы описать в отдельной брошюре. Но описание это грешило бы огромным объёмом специфических терминов, обилием сугубо научных подробностей и невероятным количеством сухих отчётов, не способных воссоздать истинную картину удивительных событий, имевших место в стенах лаборатории Панюшкина. Не то удивительно, что Панюшкин овладел ненормативной лексикой, а то, что коллега Жмудь изрядно поумнел. Скованные режимом жесточайшей секретности, вынужденные отказаться от какой бы то ни было помощи извне, они образовали некий удивительный симбиоз, монолитное нечто, более сходное с тайным обществом, нежели с научным коллективом. Наподобие средневековых алхимиков, их связала некая мистическая цель, лишь им понятный язык, фантастическая запредельность замысла. Взаимное перетекание мыслей и чувств, сделало их не просто братьями по разуму, а сиамскими родственниками, чудом о двух головах и единым горящим сердцем. Сердце стучало, серое вещество кипело и пенилось, руки делали. И сделали. Панюшкин перекрестился на радостно высунувшего язык Альберта, вытер по настоящему влажные руки, отщёлкал «три…два…один…поехали!», и вытянул из послушно раскрывшегося зёва инкубатора прозрачный ящик. В нём, опутанном сетью трубок и проводов, заполненном желеобразной, маслянистой субстанцией, пассивно колыхался голый рыжеволосый мужчина. «Там в норе, во тьме печальной Гроб качается хрустальный» Сказка о спящей царевне. Да, но «мы рождены, чтоб сказку сделать былью» Исподлобья наблюдающий за профессорскими манипуляциями Пабло, напряжённостью взгляда и пухлыми губами неуловимо напоминал поэта Пастернака. -- Не передержали мы его в печке-то? – наконец нарушил он томительно затянувшееся молчание. Голос звучал вполне буднично, словно речь шла о заурядном пироге с капустой. -- С учётом коэффициента ускорения – всё тик в тик. – так же бесцветно отозвался Панюшкин. – На таймере его возраст. Тридцать семь лет, два месяца и одиннадцать дней. Компьютер просчитал его с точностью до минут. Осталось только распаковать красавца. Пабло Васильевич, дорогой! Может, вы займётесь, а? У меня… Если честно, то у меня в животе что-то…не могу я, боюсь…Вот уже вроде и всё – а боюсь! Сделайте милость, пожалейте старика…Вы этого достойны, коллега! Пабло ощутил спазм в желудке и лёгкое помутнение взора. Это был момент истины, настоящего признания. Его Рубикон. Даже пресловутый Нобелевский комитет сейчас не имел значения. Он сделал это! Он тоже гений! Он необходим! -- Жребий брошен. – прошептал Пабло Жмудь, уроженец села Бунькова, и нажал ту самую красную кнопку. 4 -- Odi profanum vulgus, Анатолий Кириллович. – посоветовал Пабло недобро молчащему академику Панюшкину. – Презирай непосвящённую чернь. -- Им бы свиней пасти, а не заключения делать!…Козлы! – Панюшкин был взбешён и опасен на вид. -- Полностью согласен с вами, коллега! – тонко улыбнулся сочными поэтическими губами, чудом избежавший свиноводства Пабло. – Но мы с вами их ещё усадим под яблоньку. Козлов – главное в огород не пускать. Это наша поляна, Анатолий Кириллыч, правильно? -- Наша корова, и мы её доим. -- согласно кивнул, поутихший от грамотных речей коллеги, Панюшкин. Он уже знал, что в речах Пабло порою проскальзывает нечто такое, к чему не мешает прислушаться повнимательнее. Главное – свежая идея, а уж остальное… Чисто техническая ботва. -- Ну кто же знал, что этот псих красок обожрётся? -- Нельзя было его без наблюдения оставлять! -- досадливо стукнул по столу Панюшкин. – Да и я, старый дурак, не подумал о том, чтобы его на тридцати пяти затормозить…расцвет таланта, никакого алкоголизма, никаких наркотиков…в тридцать семь он уже ничего не шарил, света белого не видел, только уши резать и мог…душман проклятый! Пабло налил ещё по полтинничку. Они чокнулись и выпили для успокоения нервов. -- Жалко, конечно, что он ничего не успел намазать… Прищурил задницу, и – пишите письма. Конечно, эти гады никогда не признают, что это был Ван-Гог! Зато как быстро они его уволокли, а?! Экспертиза, эксгумация…Тьфу! Крохоборы…Но концы-то все у нас, мозги не пропьёшь, а, Анатолий Кириллович? -- А деньги, Пабло Васильевич, деньги?! Да, у нас есть метода, есть опыт…Но где взять деньги? Как вы мыслите, дорогой мой друг…и коллега, конечно! Нам ещё за этого ушастика как-то надо расплачиваться. Всё бы ничего, да проклятые уши не окупились! Сейчас дикий капитализм: делай что хочешь, но только со спонсором договорись. А где теперь взять этого спонсора? Раньше деньги были у партии, а сейчас уж и не знаю, есть ли такая партия… -- Есть такая партия, профессор. В основном состоящая из бабок. -- Вы это, Пабло Васильевич, в каком смысле? -- Во всех. Вы как к коммунистам относитесь? -- Да не очень-то… -- скривился Панюшкин, вспомнив молодость. – А что? -- А то, Анатолий Кириллыч, что эта партия никаких бабок не пожалеет для нашей с вами деятельности. И за уши расплатимся, и такой эксперимент можем закатить – у-у-у! Это не какой-то хрен с бугра безухий… Въезжаете? -- Не въезжаю… – помотал головой начавший холодеть Панюшкин. -- Шёл я тут, как-то, мимо мавзолея….— интригующе понизил голос Пабло – Что с вами, профессор?! Сердце? Воды?! Панюшкина откачали, но в результате инсульта у него оказался парализован лицевой нерв, от чего странное выражение лица стало ещё более странным. Большую часть времени он пощёлкивает пальцами, что порядком раздражает и без того нервных соседей по палате, санитаров и даже лечащего врача. Поначалу навещавший его доцент Жмудь не мог без душевной боли смотреть на искажённое лицо своего друга и учителя, затем в его взгляде появился интерес, затем заночевала внезапная мысль. На данном жизненном этапе Пабло Васильевич Жмудь завязал с генетикой и вплотную занялся пластической хирургией. Теги:
1 Комментарии
мижгонa ну после такого признания я и помереть моу спокойно. Je vous remerciee, ma chere! C*est formidable, беспсды. Шизоff Но-но, какое еще помереть? Не имеешь права. Бля, клялся не комментировать до понедельника! Жди. Павел Цаплин был такой фильм, помнится. да легко, хоть до следующего понедельника))) Великолепно Шизоff,действительно последняя часть самая сильная,правда жаль,то последняя,я бы ещё почитал с превеликим удовольствием.(Я почти угадал финал,да) Кстати вспомнил ахуенный фильм "Листомания" ёбнутого Кена Рассела с Роджером Долтри,Ринго Старром и т.д. Там есть момент,когда помешанный на Вагнере хуй изготавливает ницшенианского сверхчеловека, живую валькирию-мужика,роль которой исполнил аж сам Рик Уэйкман,так вот оно встаёт,первым делом выжирает бутыль вискаря,ссыт в камин и отрубается.Если не видел этого фильма -найди непременно. Великолепно Шизоff,действительно последняя часть самая сильная,правда жаль,то последняя,я бы ещё почитал с превеликим удовольствием.(Я почти угадал финал,да) Кстати вспомнил ахуенный фильм "Листомания" ёбнутого Кена Рассела с Роджером Долтри,Ринго Старром и т.д. Там есть момент,когда помешанный на Вагнере хуй изготавливает ницшенианского сверхчеловека, живую валькирию-мужика,роль которой исполнил аж сам Рик Уэйкман,так вот оно встаёт,первым делом выжирает бутыль вискаря,ссыт в камин и отрубается.Если не видел этого фильма -найди непременно. Великолепно Шизоff,действительно последняя часть самая сильная,правда жаль,то последняя,я бы ещё почитал с превеликим удовольствием.(Я почти угадал финал,да) Кстати вспомнил ахуенный фильм "Листомания" ёбнутого Кена Рассела с Роджером Долтри,Ринго Старром и т.д. Там есть момент,когда помешанный на Вагнере хуй изготавливает ницшенианского сверхчеловека, живую валькирию-мужика,роль которой исполнил аж сам Рик Уэйкман,так вот оно встаёт,первым делом выжирает бутыль вискаря,ссыт в камин и отрубается.Если не видел этого фильма -найди непременно. бля,сорри, удвоилось само. Шырвинтъ, извини,что хуячу сюда(с)убери лишнее плиз,если можно. Sgt.Pecker да я фильмов мало смотрю.А ещё растянуть - это уже по формату ни в какой раскас не влезет, увы. ШырвинтЪ Ах, не убирай, не убирай...так томно и сладко внутри...ах!!! Супер. Очень понравилось. Зря профессор обосрался - Пабло имел в виду почётный караул... :)))))))))))) На племя... Шизоф, ты молодец. Капля дегтя: за-тя-ну-то ме-ста-ми. Сократить! А в остальном отлично. Помню, на одном балу подходит ко мне барышня и томно так говорит : - Граф, а вот не могли бы вы мне вкратце пересказать содержание вашего романа "Война и Мир"? А я ей вежливо так, с юморком и поклоном : - Иди ты в жопу, дура прянишная, да кабы я мог покороче - какова б хуя я бы корячиля и такое толстенное вылуживал? Нельзя короче! Да...а водка тыды не палёная была... уга Есть такой грех. Люблю буковки повыписывать. Стиль видно такой, жду пока увязнет бедный читатель, перед тем как яд ввести) понравилось. Шизoff Прочитал все три части, не каментил, хотелось узнать, что дальше. Хвалить тебя стало уже каким-то обычным, будничным делом. Даже в воскресенье. Автор, пиши! Радуй и удивляй! ВСЕМ СПАСИБО! ...сказал хиругр,зарезав пациента. Operation goes well,pacient dead гыгы последний абзац абсолютно лишний Пока Шизоф переживает период творческого расцвета надо срочно отрезать ему ухо и надежно зафиксировать. Можно и другую часть организма, полную сил, но отрезаемую без изъятия жизни. Кобыла, это, кажется по твоей части. Мижгона давай ибаца бес гандонаф.. тень, мля Надо же... Павел Цаплин Странное предложение, где-то несогласен Отлично! Прочитал все три части на одном дыхании. Красота. Да, 2 года в жизни творческого человека-это много. Отлично, но профессор-то Булгакова читал, должен был выводы сделать. ахуенно, прочитал все на одном дыхании концовка вообще вштырила короче, заебался хвалить Надеюсь до вивисекции не дойдет. Но, автор, твори, тогда клонирование не потребуется. С нетерпением ожидаю новых рассказов и повестей. Большое человеческое зоебись!!! Весьма.То есть атлично. Прочитал. Легко написано, но чувствуется, что автор начиная рассказ не знал, куда его вывезет кривая,поэтому прекрасные описательные характеристики Жмудя(человека и белоруса) никак не влияют на последующие две части.Их со спокойной душой мона было бы отнести к другому рассказу, или похерить наполовину. Sgt.Pecker http://bagiron.narod.ru/index.htm сходи,там правда нонче обновление, но когда наладят - качни японскую версию -- обоссышшшшшя! Какащенко Позволю не согласиться - знал куда еду. Возможно сыграло роль собственное представление о композиции. Остальным - горячий привет и спасибо. Шизоff Верю, я описал личные ощущения от прочтения, не более. При такой смачной характеристике героя грешно, коллега, чтоб она не стрельнула в серединке или в конце, только бы усилила рассказ белорусско-колхозная "памяркоунасць" проснувшаяся в герое в самый неподходящий момент. Впрочем, не мне тебя учить.(смайлик) Какащенко Мне одна белорусская дама вопрос задала: "бывали в Белоруси?". Я напугался, что бить будут, но со вздохом признался, что бывал, знаком, ничего не...."Да нет,смеётся, узнаваемо" Чёрт его знает, я во-первых имя подгадывал - тут или хохол с Пабло гармонирует, либо бульбаш. Но вот в моём контексте хохол не прокатывал никак. Потому так и вышло. Нужна была оптимистичная напористость вкупе с простотой душевной и беззлобностью. Может и не довёл.... А кому меня учить?(смайлик) Да. Отлично. Шизоff Жмудью, кстати, в средние века называли литовцев, а бульбашей-литвины. Так что у твоего Пабло литовские корни. Мне лично очень помогают замечания " по делу", кое-чего не видишь у себя, так как "варишься внутри" произведения,все как бы понятно...Но тут появляется некий комментатор "Икс" и шерстит тебя в хвост и гриву. А если еще и по делу, такая наука дорогого стоит! Всеообщий "одобрямс" меня лично только расхолаживает. Существует "магия имен", это плохо. Какащенко Так я и не против, вроде как. Про литовцев - учту на будущее, хотя касаться национальностей дело опасное, лучше уж про себя)))) Боюсь, что "такая партия" уже не у нас. Жаль, что профосведомлённость мешает оценить литдостоинства. Но, задумка с ухом выше всяких похвал.(( Остальное - до личной встречи. Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |
Ты нечто! Очень понравилось. Последняя часть вообще супер.