Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Записки волонтераЗаписки волонтераАвтор: Кобыла - Господи, как же ногами походить хочется!Её распухшие, заплаканные до блефарита веки сжимаются. Сколько ей? За семьдесят? А волосы русые. Может быть крашеные? Недавно из дома. Долго здесь не живут. На пододеяльнике несколько темных пятнышек подсохшей крови. Левая сухонькая рука непрерывно дергается. И бьется. О грудь, голову, металлические ограждения кровати и угол пустой тумбочки. На локте свежая ранка. Ей очень мешает эта рука, живущая своей собственной, бесконтрольной жизнью. Стены в палате лысые, кроме коек - только столик с графином кипяченой воды. - Доченьки, сегодня праздник, а? Потому пришли? Глаза щиплет и застилает мутью. Я что-то лепечу в оправдание и выскакиваю в пустой коридор. Сестра Милосердия. Какая, на хрен, сестра?! Слезы брызжут на белый халат, сочные и предательские. Что ты возомнила о себе? Утешать умирающих, воркуя о Боге? Здесь не бывает атеистов. Добрая самаритянка! Ты же слабая! Слабая, слабая!!! Штангист, хватанувший не свой вес. А теперь слушаешь, как трещат собственные связки. - Э-э, девочка, так не пойдет, - Татьяна Григорьевна прикрывает дверь №214, ласково обнимает за плечи и усаживает на диван: - Слезки придержи, здесь своих хватает. Холл большой и по-больничному светлый. Диван тоже светлый – белый, как молоко. Мягкий и практично обитый дерматином. Через приоткрытые двери балкона сочится отрезвляющий сквозняк. В нем ажурной бабочкой порхает легкий тюль. Еще в холле нет запаха. Голос Татьяны Григорьевны доносится откуда-то издалека: - На этаже еще Марина и Света. Третий корпус неокучен. Называть по имени-отчеству. Захотите погулять – коляски у медсестер. В №214 покормишь лежачих. Ложки помыть. Зайди к Нине Ивановне. У Анны Васильевны… В голове бульон из имен и номеров палат. У меня и без того плохая память на имена и лица. Не додумалась прихватить блокнот. Координатор уходит. - Татьяна Григорьевна?! Не волнуйтесь, я справлюсь. Справлюсь?! Я чувствую себя щенком, брошенным в воду. Хочешь жить – греби. Помнишь, как учили плавать? В таежном пруду. Пошла на дно, испуганными глазенками хлопала в зеленой илистой взвеси и пускала пузыри. Откачали. Сейчас - повзрослела. Выпутывайся сама. Я улыбаюсь, встряхиваю волосами и расплываюсь в беззаботной улыбке. Теперь я – оранжевый апельсин, солнечный смайлик, новогодний мандарин под елкой, коробочка в блестящей мишуре. И меня ждет нетерпеливая ребятня. - Ольга Юрьевна! Как дела? Столько коридоров! Как вы здесь разбираетесь?! Старушка каменным истуканчиком исподлобья смотрит на меня. Подозрительно и враждебно. Черт, она же «сидячая»! Ты знаешь, сколько месяцев она не видела эти коридоры?! А может быть - лет!? Комната два на три метра. Койка и телевизор. На тумбочке – выпитый «Иммунеле». Значит, родственники есть. - Ольга Юрьевна, мне пора, что-нибудь нужно? Я проиграла. Старушка недоверчиво следит за мной насмешливыми глазками. Ретируюсь. Александра Васильевна опять плачет. Левая сухая рука бьется о край тумбочки. - Вот и я! На сизых губах - три струпа. Беспокойные узловатые пальцы постоянно расковыривают их. Под ногтями – полоски спекшейся крови. -Дочь, а ты – кто? Лучше бы мне дали подстригать ногти. Или выносить утки. Я не знаю о чем говорить. Столько лет давить в себе грех празднословия - добиться и теперь заново учиться весело щебетать и нести радостную чушь. Как синички под окном. Что-то непринужденное и позитивное с извечным катарсисом в финале. Здесь только один катарсис - в конце тоннеля, известный и долгожданный. - Александра Васильевна , Вы давно здесь? Она опять плачет. Маленькое хрупкое тельце, придавленное казенным одеялом. Острые согбенные коленки, которые невозможно прикрыть самостоятельно. Мне безудержно хочется её обнять и прижать к груди. Приносят обед. - О, чай! Душистый! Я тоже люблю. Она плачет. -А где родились? -Под Рязанью. Наконец-то. - А от Луховиц далеко? Рядом?! О-ой, рыбалка у вас хороша! Я держу в ладонях легкую кружку с носиком-соской и болтаю о рыбалке. О щуке, которую поймала в прошлом году, о Константиново и юбилее Есенина. - Дочь, а ты – добрая? –она наивно перебивает меня, и тут же добавляет: -До-обрая. Другие сюда не ходят. Пытаюсь кормить с ложечки. Она плачет. Плачет, потому что была молодой и красивой, потому что строила МГУ и весила восемьдесят килограммов, плачет, потому что умер муж и нет детей. - Никого! Я бы сотню родила, дочь! - А у меня пока одна - Машенька. Вкусно! Тяжелее всего засунуть ложку картофельного пюре ей в рот. Она не хочет есть. И не хочет жить. - Дочь, сама поешь. Дочь, ты голодная. Без тебя – не стану. Я не смотрю, - она накрывается с головой одеялом и ждет. Как ребенок проверяет мою искренность. Делится последним куском. У нее ничего нет, кроме этой жестяной миски с пюре и котлетой. Господи, ведь я не знаю, как поступить! - Матушка, вкусно же! Тугой горячий комочек инородно проваливается в пищевод. Только сейчас я чувствую, что действительно голодна. Так-то. Одной ложкой - напополам. Все равно, что причащаться с больной. Ты же никогда не думаешь об этом. А почему сейчас? Она послушно проглатывает приставленный ко рту кусок. У неё нет выбора. Левая рука бьется о тумбочку. Я сжимаю непослушный локоть ладонями, и он вздрагивает в них испуганным мотыльком. - Мне пора! –осторожно глажу морщинистый лоб в веснушках. Закрываю дверь. Через десять минут она забудет о моём существовании. И опять заплачет. №215. На дне темных сливовых провалов глаз – ясный проницательный взгляд. Глинисто-желтая кожа и неестественно вздутый живот -печеночница. -Елена Викторовна, Вы здесь по своему желанию? Почему-то это нужно выяснять. -Н-нет, я заболела. Мой сын решил, что мне лучше временно побыть здесь. «Решил - временно». От этой деликатной лжи ей становится совестно и неловко. - Я вернусь через неделю, что-нибудь принести? -Чехова, если можно. №220. -А кто Светлана Владимировна? - Уже все. В среду. В два часа чаепитие волонтеров. Спускаюсь по лестнице. - Не знаю, было ли от меня хоть на грош пользы, - я отпиваю обжигающий глоток крепкого, как чифирь, чая и впервые за день смеюсь, вспомнив, как вдруг разом стали ябедничать и гомозить мои старушки. -Представляете, Володька пошел! Сам пошел! Наташа сияет тем самым солнечным смайликом, который так не дается мне. Володька – сорокалетний художник, разбитый инсультом. Пятнадцать лет лежачим, недвижимым «овощем» в просторной, увешанной собственными картинами комнате. Пока не появилась она – тоненькая и упрямая. Кричала на него, ругалась, заставляла впервые пересесть в коляску. И он тоже кричал в ответ. Матерился. Посылал. Согласился. Пересел в коляску, впервые встал, держась за коляску, переставил ноги. А сегодня оперся на её хрупкие плечи и пошел сам. Татьяна Григорьевна отставляет чашку и становится серьезной: -Э-э, милые, мы нуждаемся в них сильнее, чем они в нас. Ну, до встречи? Дома я долго стою у окна, смотрю на серую январскую Москву и дрожащими руками подливаю терпкий коньяк. Теги:
1 Комментарии
#0 11:09 19-10-2007Шизоff
Грустно Грустно и хорошо. Споткнулся на "...и дрожащими руками подливаю терпкий коньяк". Что-то знакомое) Суровая проза жизни. душевно Тяжелый рассказ. В конце позитив, спасибо Покраснели глазки... автор интересен и как писатель, и как человек уважаю ЗЫ. я не знаю, почему я написал про Кобылу в мужском роде ты уж звиняй)) С.С.Г. +1. Подтверждаю на библии - это так. да, пробирает... умение жить так, что: "мы нуждаемся в них сильнее, чем они в нас" - большая наука и полезная способность, потому что когда становится наоборот, тебя съедают по кусочку отличный рассказ а ведь хорошо. понравилось. Вот бывает начинаешь читацъ и сразу интересно, а бывает каг стакан вотки, первый нипашол и писдец! Вот здесь такой случай! спасибо за отзывы КОЛХОЗ я там спецом для тебя миньку про навозную кучу вывешивала "Смирение" Пронзительно Психотерапия беспомощных старушек Мало кто решится и выдержит. Не врубился про Володьку: -15 лет в комнате с картинами... В хоспис-то недавно попал? VETERATOR про Володьку - не знаю , в хосписе или дома лежал. Но скажу точно - там много людей было относительно молодых и здоровых, просто сданных родственниками. Ясен перец - квартирный вопрос. В полностью упакованных видео-аудиотехникой палатах. Спасибо. Очень грустно. Коньячку бы... да вы сговорились сегодня? опять реветь хочется... Спасибо, Кобылушка, проняло до костей... Ой, мамочки... Спасибо, Варя... Честно скажу: в носу щиплет... очень хорошо. И очень тяжко.... Сильно. душевно и грустно авторша молодца, респект и уважуха Еше свежачок Я дам тебе себя в обиду -
играй, используй, забракуй… но только не люби для виду - пусть будет все по чесноку. Смотри насмешливо, блудливо, над ванной трусики суши… Вина осеннего разлива хлебнул я сдуру от души. Я протрезвею, может, к маю, но поскучаю без тоски - что ни случись , не проиграю, хотя играю в поддавки.... …ложью пахло и лимонадом,
в углу охуевала елка… девка кокетничала: Ну не надо… но всхлипнула и умолкла. А, была тут некая Жанна - снегурочка в макияже гот - сидела на лестнице, как долгожданный, новый астрономический год. Потом - в комнату раз, и come in оправила скромно платьице… Трамвая жду, мол… дала двоим - скоро гражданами обрюхатится.... Осень заткнёт листвой не один фонтан,
прохожих, меня, не живущего по соседству. Мёртвые правила падают за диван фантиками от конфет, истреблённых в детстве. С ужасом щупай пространство вокруг себя, словно был тренирован, натаскан, но в тапочках страха.... Мастера медведь съел. Натурально. Белый медведь . Потому что не нужно ходить туда, куда не нужно. Табличка висит. "Не ходить". Теперь где нового мастера искать. Медведь за него работать будет что ли. Услили ограждение. Периметр обнесли колючей проволокой.... |