Последняя любовь Семена Марковича

Автор: Maksim Usacov Семен Маркович – лысина, бородка, очки – к старости поумнел и во власть верить перестал. Произошло это постепенно. Сначала он погасил свечки, потом убрал сами портреты, и, наконец, выставил за дверь кота по кличке Борис Николаевич. К сожалению, власть тоже перестала верить в Семена Марковича. Для начала ему перестали выплачивать пенсию и обслуживать в поликлинике, а потом вообще пришли милиционеры, отобрали паспорт, выгнали из квартиры и опечатали дверь. Слава Богу о существовании квартиры власти тоже забыли и, переночевав пару ночей на лестничной площадке, Семен Маркович потихоньку взломал пломбу и вселился заново. Самое печальное во всей этой ситуации – неизвестность почему вдруг государство обиделось на бедного пенсионера.
Сам Семен Маркович обижался обосновано. Начать с того, что в далеком уже 1989 году у него украли дорогую его сердцу «копейку». Жигуль пропал прямо со двора в одно безрадостное утро и единственное что сделали милиционеры – ржали, когда Семен Маркович рассказывал о коллекции из трех ста семи игрушечных чебурашек, «нажитых непосильным трудом», которые лежали в багажнике угнанного автомобиля. Понять всю его печаль мог, наверное, только другой коллекционер, но не бездушное государство в лице тупых милиционеров.
Затем трагически прекратил свое существование НИИ, в котором Семен Маркович проработал техником испытательного стенда почти двадцать лет. В результате весь ненаучный персонал и половина научного попали под сокращение, а Семен Маркович оказался на пенсии. Празднование этого события сопровождалось просмотром по телевизору балета, танков и демонстраций. Зимой же он оказался не в привычной Эсэсэсэрии, а в каком-то новом и малопонятном государстве, даже не в России. Последние он переживал особенно болезненно. Несмотря на скрытое диссидентство, либерализм и постыдный идеализм страну свою он все же любил.
В дальнейшем обиды только накапливались и накапливались, пока Семен Маркович в сердцах не выставил своего кота за дверь, наказывая его за неприятные ассоциации. Кот, по кличке Борис Николаевич, не вынес существования на улице и погиб под тачкой на рынке. А о Семене Марковиче забыли. В самом начале он страшно боялся. Боялся того, что однажды кто-то обнаружит вскрытие опечатанной квартиры и его как преступника затолкают в бобик и увезут в тюрьму. Боялся, что однажды в его квартиру въедут на вполне законных основаниях, а его выкинут на улицу, как он однажды выкинул кота. Боялся, что однажды станет плохо и скорая откажется выезжать, мотивируя тем, что такого (Семен Маркович вы говорите?) просто не существует. Но потом, наблюдая за происходящим вокруг, он как-то успокоился. В тюрьму увозили и так, без какой-либо стоящей причины; скорая все равно никуда не спешила; а из квартир выкидывали без всяких юридических тонкостей. Так что помнит о нем государство или нет – мелочь. Тем более что в этих новых экономических формациях он неожиданно нашел достаточно прибыльное и необременительное занятие – Семен Маркович торговал семечками в парках. Там-то и случилась эта история.
Тот день был прекрасен! Футбольные болельщики делали Семену Марковичу бизнес, милицейский бобик – тень, а соседняя кафешка – нежную блюзовую мелодию. И во весь этот прекрасный круговорот полосатых шарфиков, пивных бутылок и бархатистого мата ворвался шебуршной табор молодых политических агитаторов женского пола. В одинаковых белых балахонах, они напоминали прекрасных фей, каким-то чудом оказавшихся на шабаше, если уж ведьм, то козлов точно. С искристым комсомольских задором, они рассредоточились по толпе и принялись раздавать листовки. Толпа печатную агитационную продукцию приняла подозрительно. Нет, конечно, в руки брали, но почти все, сразу же после того как всматривались, торопились стыдливо от неё избавиться. При этом на лице у них было такое искреннее недоумение, что Семен Маркович даже заинтересовался. Он поднял руку и замахал. Тут же к нему подбежала одна из агитаторов и вручила бумажку. Семен Маркович с деловым видом полез в карман куртки, достал очки и, нахмурив лоб, всмотрелся. На листовки был отпечатан увеличенное фотография человеческого ануса. От неожиданности пенсионер даже крякнул. Решив, что сама суть с другой стороны, он перевернул листовку, чтобы увидеть еще одну фотографию ануса.
– Что это? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Анус, – пояснила одна из девушек пробегающая мимо.
– А зачем с двух сторон? – поинтересовался он.
– С одной стороны мужской, с другой женский, – пояснила девушка.
Семен Маркович посмотрел на неё внимательно. Перед ним стояла девушку с удивительно чистым и располагающим к себе лицом. Чистоту эту подчеркивали несколько сережек-гвоздиков в правой ноздре. Невысокая, светленькая, с ясными глазами. Немного портил впечатление бесформенный белый балахон, но в целом Семен Маркович впечатлился.
– В смысле? – переспросил он после некоторой задержки, во время которой пытался сообразить сколько же ему лет.
– Ну, на одной стороне сфотографирован женский анус, а на другой мужской. Женский, между прочем, мой, – заявила девушка, не без некоторой гордости.
– Простите? – выдавил из себя ошарашенный пенсионер.
– Вот это мой, – произнесла девушка. Она достала из кипы листовку и показала Семену Марковичу, какой именно.
– А ну-ка! – заинтересовался стоящий недалеко пузатый болельщик. Получив листовку, он зацокал языком.
– Зачем? – удивленно пробормотал пенсионер.
– Мы протестуем! – гордо заявила девушка.
– Это я понимаю, – покачал головой Семен Маркович. – Анус на листовках это протест. И не важно против чего вы собственно это все демонстрируете. Но зачем это вам, молодой, красивой, нет даже прекрасной, девушки. Вот так вот…
– Можно автограф? – спросил между тем пузатый болельщик.
Девушка, закатив глаза, достала из своей сумочки ручку и что-то чиркнула.
– Мне ради борьбы своего ануса совершенно не жалко, – объяснила она Семен Марковичу.
– Очень правильно, – поддержал её болельщик.
– Исчезни! – пожелала ему девушка и тот рассмеявшись спрятался в толпе.
– Я видимо, очень стар, – пробормотал Семен Маркович.
Жизнь его была в основном тихой и невинной. Он опустил голову, снял очки и нервно протер их рубашкой. И, несмотря на почтенный возраст, на него как накатило. Или нахлынуло, что согласитесь не важно. Он поднял глаза, чтобы сказать девушке что, но та уже исчезла. Семен Маркович чуть не расплакался. Он резко встал, так что маленький складной стульчик отлетел под милицейский бобик.
– А! Какова! – воскликнул опять появившейся пузатый болельщик. – Какова стерва! А? А такое фото – эх! Я смотрю, дед тебя тоже прошибло.
– Да я… вот… – неожиданно засмущался Семен Маркович.
– Чего тут экать? – рассмеялся пузатый болельщик. – Не баба, а целая революция. Интересно, она только для форса, или вообще раскрепощена?
Семену Марковичу вдруг захотелось его ударить. Желание это было настолько сильно, что он, нечего не соображая, сделал шаг и сжал кулаки.
– Ты смотри, что она написала, – смеясь, ткнул болельщик в листовку, совершенно не обращая внимания на пенсионера.
Но Семен Маркович не стал ни смотреть, ни общаться с ним, а, испугавшись, что действительно ударит, а значит и получит в ответ, убежал. Сделав несколько шагов, он уперся в равнодушный милицейский заслон и пошел вдоль него, совершенно забыв о ведре с семечками и нескольких рублях мелочью, оставленных на месте торговли. Не видя ничего перед собой, он шел мимо людей пока неожиданно он наткнулся на другую девушку в белом. Семен Маркович моментально уцепился за её руку.
– Ай! – крикнула она.
– Мне нужна она! – воскликнул он и показал листовку.
– Отпусти козел! – возмутилась девушка и дернулась. Семен Маркович тут же разжал пальцы.
– Где она? – повторил он свой вопрос.
– Алька что ли? – потирая руку, спросила девушка. – Шлюха эта маленькая тебе нужна? А ты кто такой – дедушка её, что ли?
– Нет, – растерявшись, ответил Семен Маркович.
– Ну, так и пошел отсюда! – крикнула девушка и добавила куда именно.
Он только махнул рукой и оглянулся. Он прожил тихую, невинную жизнь, в которой страсти если и бушевали, то исключительно в туалетах. И вдруг на излете своей жизни он почувствовал… Почувствовал… Почувствовал будто нечто в нем, прямо где-то внутри, в панике бьется, в попытках вырваться наружу. При этом оно толкало его на дурные и глупые поступки. Перед ним опять мелькнула девушка в белом балахоне. На этот раз он не стал её хватать, а побежал рядом. Бежать было сложно, ноги ели двигались, а людей так и норовили толкнуть или подставить ногу.
– Девушка, а девушка, – забормотал Семен Маркович.
Девушка в ответ, не останавливаясь, попыталась сунуть ему листовку.
– Нет, нет, спасибо у меня есть, – произнес он быстро. – Мне нужна та, которая на фото. Алька.
Девушка, ничего не говоря, остановилась и куда-то ткнула рукой. Семен Маркович остановился и посмотрел в этом направление. И ему показалась, что он увидел там её. Он хотел переспросить, так ли он понял, но девушка, так милосердно указавшая направление, уже куда-то убежала. Семен Маркович только вздохнул. Держась за левый бок он пошел осторожно в ту сторону.
Конечно Альки он там не нашел. Вместо неё он лицом к лицу столкнулся с тем самым пузатым болельщиком.
– Дед, ты куда пропал? – спросил тот.
Семен Маркович что-то пробормотал.
– А я Альку нашел. Бой баба! – радостно сообщил болельщик. – Она мне обещала и другие фотки сбросить.
– Вы больной сумасшедший извращенец! – крикнул неожиданно пенсионер.
– Чего? – грозно нахмурившись спросил тот.
– Извращенец! – опять выкрикнул Семен Маркович, и добавил, выговаривая по слогам. – За-дро-та!
Болельщик, обиженный такими несправедливыми оскорблениями, от деда к которому он со всей душой, покрылся пятнами и с громким рыком провел прекрасный хук. Семен Маркович, раскинув руки и жалко ойкнув, оторвался от земли. Но вместо того чтобы через мгновение больно грохнуться на асфальт, пошел верх, чтобы зависнуть на высоте в пять метров.
– Черноморец! Черноморец! Черноморец! – поддержали его появление местные болельщики.
– Дирижабль! Дирижабль! – закричали, прячущиеся за железной перегородкой, гости.
– Она написала: «люблю жирных. Алька»! – закричал, ударивший его господин, и навсегда исчез из его жизни.
– Ради правды! Ради правды! – заверещали девушки в белых балахонах, некоторые при этом попадали на калении.
– Ты велик дед! Ты по-настоящему велик! – крикнула Алька. – Это не анус! Это намного кручи.
Жаль что Семен Маркович, хотя и слышал все это, но осознавал происходящее слабо. Он прибывал в состоянии благостного погружения в себя. Он даже не заметил, как местные болельщики, обидевшись на дирижабль, кинулись объяснять гостям правила вежливости. Мимо него прошли и то, как толпа раскидала милицейское оцепление, разогнала всех приезжих, подожгла несколько автомобилей и направилась громить мэрию. Нет, он чувствовал что, накинув на его ногу петлю, куда-то волокут. Пару раз, ударившись о фонари, ему даже приходила мысль что «ни чем хорошим…», но все это было как бы на втором плане. Вдалеке от него. Внутри него была только Алька. Причем без современной пошлости и глупости. Даже ануса не было. Только просторный двор, цветущая акация, пронизанная солнечными лучами, и легкий ветерок, который аккуратно касается её волос и платья. Они что-то говорят, беззлобно, но по существу. По какому именно существу он не понимает, видимо какие-то высокие материи и тиражируемым политическим экивокам места не было. Семен Маркович, совсем не вспоминал ни о возрасте, ни о своих обидах и даже о том, что государство о нем позабыло. Нет. Только о приятном: Альке, акации, солнце.
Только воды, которая вернула из дебрей политических иллюзий участников стихийного выступления, привела Семена Марковича в чувство. Оставленный во власти ветра он медленно дрейфовал. В полной печали и растрепанных чувствах. Так он плыл по воздуху на высоте пяти метров, наблюдая за тем, как редкие прохожие мелькают внизу и старательно не замечают его. Совсем стемнело, когда ветер ткнул его головой в форточку собственной квартиры. Семен Маркович спокойно залез к себе домой и, не раздеваясь, завалился спать.
А на следующее утро о нем вспомнило государство, прислав в сопровождении милиции, повестку в военкомат. Но Семен Маркович, совершенно не обратил внимание на приглашение пройти обязательную военную службу. К этому времени он был уже…