Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Пой, революцияПой, революцияАвтор: Симон Молофья и Мясные зайки Я шел в банк за деньгами. Шел по улице Широкой. На Широкой было необычайно много людей. Все они были в синих робах, в спецовках, замасленные, землисто-черного цвета лица, бесцветные глаза, пустые, угрюмые, усталые взгляды. Оказалось, с Брянского вокзала шли на митинг рабочие.Навстречу мне двигалась особо плотная толпа. Мимо меня пробежали малолетки, на ходу крикнув мне: «Смена! Дяденька, съебуйся – затопчут!» Затоптать не затоптали, но я оказался вдруг плотно зажатым среди спецовок. Смена понесла меня к Брянской площади. Начиналось что-то нехорошее. Над площадью висела удушливая и стремная тишина. Только тяжелое дыхание рабочих, только шорох шагов. И больше – ни звука. Площадь была оцеплена казачьей полусотней. Казаки неподвижно и прямо сидели в седлах. Пригнанные из казарм солдатики Симферопольского полка нервно клацали затворами. Из всех окон домов торчали головы любопытных. Там тоже молчали. Над толпой подняли знамя: «Свобода, равенство и братство». Давя людей, к знамени пробрался конный казак и срубил его шашкой. Кумач медленно и тяжело упал в толпу. Подняли другое, на этот раз черное. На нем красовались скрещенные топор и якорь. Что-то нехорошее и тревожное проскочило в голове, оставив в душе смутный и безымянный страх. На знамени было написано: «Праздник русской жел.-дор. революции». Что-то мне мешало. Я обернулся и поймал на себе тяжелый казачий взгляд. Казак покачивал на коленях свою короткоствольную винтовку и в упор смотрел на меня. Даже не на меня, а на мою железнодорожную шинель. Его гнедая с лентами в гриве переступила ногами и всхрапнула. Казак, не отрываясь, медленно потянул затвор винтовки. Я отвернулся и стал выбираться из толпы. Вдруг толпа вздрогнула и подалась вперед. Заржали лошади. Клацанье затворов стало истеричным. –Назад! Все назад! – заорал сотник, – Данною мне власть буду стрелять! Толпа жутко и молча перла вперед. Кто-то схватил храпящего казачьего коня за уздцы. Грянул выстрел, и эхо трижды весело хлопнуло в подворотнях. –Пли! – падая, сказал удивленный сотник. Он зажимал ладонью грудь. Там, где на портупее пряжка. Кровь сочилась сквозь его белые пальцы, и расплывалась пятном на гимнастерке. Залп. Дробный перестук затворов. Снова залп. Толпа конвульсивно дернулась. Молча. Рабочие валились как манекены из лавки Бачевского – беззвучно. Так они лежали в пыли – умирали молча безответные манекены, одетые в синее. Казаки, свирепо крутя шашками с леденящим душу визгом, врубались в толпу, кромсая ее, резали ломти, прорубая в живых людях кровоточащие просеки. Я стоял, открыв рот. Всё было слишком нереально. Словно под водой. Словно под димедролом. У моих ног лежала рабочая в алом платке. Там, где платок был завязан, под подбородком, он был белым. Невесело оскалившись, рабочая одним глазом мутно смотрела в небо. У казаков были очень острые шашки. Из подворотни выскочила маленькая собачонка. Давясь и измазывая лохматую мордочку, она жадно лакала из кровавой лужи. Очнулся я на Проспекте, на ходу. Я шел мимо памятника Человеку На Горшке. Я разжал кулак. В ладони был золотой шеврон с казачьего рукава. По краям с него свисали белые нитки. Солнце, висевшее на востоке, когда я был на площади, теперь свешивалось к западу. Подкатил громыхающий трамвай №1 Бельгийского акционерного общества. Автоматически и бездумно я поднялся на подножку. Трамвай тронулся, заиграла музыка –Оплачиваем проезд! – налетела на меня злая, как сатана, кондуктор, – Проездные, удостоверения предъявляем! Ну, оплачиваем, оплачиваем, быстро! Я протянул ей полтинник. Она отмотала мне десять билетов, сдачи не дала. Руки у нее тряслись. Ни слова не говоря, она ушла в кабину. Я смотрел в окна. Мир был хорош, покоен, радостен. В небе плыли глупые и беспечные облака. Ветер трепал веселые треугольные флажки под крышей трамвая, играла музыка. НО… что-то было не так. Что-то неуловимое, призрачно ускользающее, что-то, что почти нельзя ощутить. Билеты? Нет. Обычный розовый билетик с круглой фиолетовой печатью. «Екатеринославский трамвай 5к. Просят предъявлять по требованию» И вдруг до меня дошло. ТИШИНА. Играла музыка. И больше – ни звука. Мы въезжали на гору. Вот проехали городскую Думу (теперь училище культуры – Прим. пер.) Я оглянулся. Вагон был полон. Пассажиры сидели на скамейках, покачивая в такт тряске и громыханию головами. Молчаливые манекены. В синих спецовках. Синих, не смотря на засаленность, машинное масло и впитавшуюся грязь. Синих, несмотря на буро-красные пятна. Только лица их, прежде землистые, теперь были отмыты и стали изжелта-бледными. Пассажиры спали тяжелым, беспробудным сном. Во веки веков. Я соскочил на ходу с мертвого трамвая и пошел вверх, на гору. Я представлял как казаки стаскивают мертвых в кучу, а живых добивают тяжелыми прикладами и тоже тащат. Как Его Превосходительство граф Келлер отдает приказ облить трупы керосином и сжечь, но, убоявшись, все-таки отменяет приказ и презирает себя за малодушие. Как доблестная екатеринославская пожарная команда обмывает покойников из шлангов. Как вызывают грузовую платформу, но приходит обычный вагон. Как рассаживают мертвых по скамейкам: казаки матугаютя, у солдатиков трясутся руки, и в ушах у них все стоит лязганье затворов, пожарные – молча и не глядя друг на друга. Как вызванное из Симферопольского полка свежее оцепление все с большим и большим трудом сдерживает толпу вокруг площади. Как на Брянке тем временем уже колотят в рельс, и работяги в таких же точно синих робах, бросают включенными станки, а от барака к бараку летит, разливается бабий вой. Как в мертвом трамвае, в кабине вагоновожатого, вздрагивая плечами, беззвучно плачет кондуктор, и тушь чертит черные дорожки на ее щеках… Теги:
-1 Комментарии
дождался пиздатой вещи. Хорошо. да бля талантище в говне не зароешь. заибиссь. Очень сильная вещь. Хорошо!! Только слово "стремная" (...висела удушливая и стремная тишина) - убери. Драматично. Fedott Именно стремная, коллега. и-мен-но. От которой жмет очко, сворачиваются яйца и гулко сглатываешь кадык. СТРЕМ-НА-Я. ДА. ахуеть. очень хорошо. репортаж с места событий. мля. кртуо о как.. пиздато однако а вот окончание как то не очень.. Так их сцук ,так ! ибо нехуй крааасиво Очень здОрово. Афтор, в каком городе это происходит по замыслу? ЭКРАНИЗИРОВАТЬ НАХУЙ !!!! Херба " Невероятные приключения пассажира Ивана Штыкова в революционном городе Екатеринославе Втором, рассказанные правдиво им самим" полная версия повести на http://www.taspol.info/article.phtml?id=4412&author_id=83 Хоросо Возродим казачество! Прочитала вчера вечером. До сих пор под впечатлением. Молодца, очень понравилось. Еше свежачок вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... Пацифистким светилом согреты
До небес заливные луга Беззаботная девочка - лето В одуванчиков белых снегах Под откос — от сосны до калитки, Катит кубарем день — карапуз, Под навесом уснули улитки, В огороде надулся арбуз Тень от крыши.... |
Молодца.