Алиби

Автор: AlexSuper Иногда смотрю на себя как будто через объектив видеокамеры. Типа шизофрения. Я здесь и – одновременно сбоку. Бывает хуже. Смотрю кино про себя прошлого. Я сегодня и – одновременно 40 лет назад. Кадры повторяются. И не знаю, когда следующий повтор.
***
В общем, первый раз я стал себе лепить алиби, когда мне было 5 лет. Мальчик был умненький, уже книжки читал. Тем не менее, домашним не был, во дворе пропадал капитально. Лето. Тополя уже пух отбросили, жара. Я, как положено, в песочнице. Не куличи – а взросло так, по-деловому, строю разные башни и каналы. Заливаю все водой и Венеция отдыхает. Инструмент в комплекте: совок, лопатка, два ведра (это потом меня и спасло). А во дворе, помимо песочницы и теннисного стола (на котором мужики козла забивали, бычкуя беломорины об угол) был еще гараж. Железный, одинокий. Разрешили этот гараж поставить одному инвалиду, который, собственно, инвалидку в гараже и содержал. Инвалидка – это машинка такая была двухдверная, раза в два меньше «Оки». В довершение стандартного городского пейзажа к стене гаража плотненько привалилась стихийная помойка.
Ну вот, жара. Я, временно отдыхая от строительства песочного, нашарил в помойке спичечный коробок. Внутри – целых четыре спички. Спалил я их быстро, но костра развести не смог: мусор не загорался. Опять пошел к песочнице.
Когда взрослые забегали и заорала вдали пожарная сирена, инвалидку спасти уже было нельзя. Лили воду из ведер, сбили замок, из едкого дыма вытолкали машинку на свободу. Брезентовый верх провалился, от сморщенных колес несло гарью. То ли щели были в этом гараже, то ли железные стены так раскалились, но инвалидка сдохла.
Как любой пожар, этот был красив и живописен. Мужики передавали друг другу по цепочке ведра с водой, тетки толпились и жадно обсуждали, наслаждаясь сюжетом. Космические пожарные в неуклюжих комбинезонах сурово и бесполезно разматывали шланги.
А я зарабатывал алиби. Поняв, что я – автор, начал совершать регулярные рейсы от песочницы к гаражу, таская ведерки с песком. Почему-то в этой суете никто меня не убрал из зоны боевых действий, и я сыпал и сыпал ненужный песок, дрожа и усиливая серьез на пятилетней морде. Вечером заснул, перестав бояться и четко вычислив, что весь двор видел, какой я спасатель. А стало быть, вне подозрений.
О причинах долго не думали. На жару списали.

***
Прошло всего три года. Навыки заметания следов опять потребовались. Конец первого класса. Последний день учебы. 28 мая. Уроков не было. Просто Екатерина Павловна ответственно и строго поздравила класс с завершением, в который раз похвалила отличников (естественно, я был в составе) и в 11 часов мы уже высыпались из школы.
Опять жара. Делать нечего, щенячья радость от наступивших каникул, клейкие ненормально зеленые тополя (опять тополя!). Короче мы с друганом Олегом Швецом рванули на трибуну. Про трибуну сейчас расскажу.
В нашем городе, как и везде, радостно отмечали «октябрьские» и «майские». Демонстрация, шары воздушные, дядьки по 150 уже влили, дамы в прическах высотных, ребятня таращится на буйство советского карнавала. Колонны идут вальяжно, почти вяло. Все всех любят и уже почти уважают.
Катарсис наступал у трибуны. Звук медных тарелок невозможно понять и попытаться описать. Этот внезапный крик меди совпадал с тупым астматическим кашлем огромного барабана, и тут же, чтобы на троих, низко начинала мычать труба! Каждый, проходивший мимо трибуны, слал приветы городскому начальству. Начальство позволяло себе снисходить до ответных жестов.
А трибуна была незаметным, привычным явлением. Но она была главная. Без нее не было оркестра, не было начальства, не было праздника. Трибуну сколачивали каждый год заново. Дважды: в ноябре и в мае. В мае она стояла целый месяц. Сначала служила Первомаю, а потом военные давали свой парад на День Победы. Разбирать ее не торопились.
Вот мы с Олегом и завалили на трибуну. За спиной ранцы. В карманах рогатки и алюминиевые пульки. Стали прицельно лупить по машинам. Удобно: трибуна высокая, машины прямо под тобой, как демонстранты. Стреляли мы качественно. Наконец один владелец новеньких «Жигулей» (тогда еще не знали, что имя им – «копейка») быстренько так тормознул, выскочил из машины и дунул к нам с Олегом. Я провалил операцию. Олег, сбегая по крутым ступенькам, обернулся:
- Лешка, ты где?
А я своим первоклассным пиджаком отличника зацепился за торчащий гвоздь. Олег заметался. Мужик сгреб нас в кучу. Воспитание было жесть. Страх. Боль. Родители узнают…Мужик оружие забрал. Повел в милицию. Но, спустившись с трибуны, сел в «Жигули» и свалил. Осознав, что милиция нам не грозит, мы разбежались в разные стороны.
Домой я пришел, поправив сбившееся дыхание, пригладив тщательно полубокс на круглой башке, и сразу кинулся к пианино. Я же, как умненький, еще и в музыкалке учился. Учился лениво. А тут – рванул и наворачивал три часа подряд. Ждал милицию и мужика из «Жигулей». Конкретно Денис Кораблев. Ждал, играл и понимал – чем дольше играю, тем тверже алиби: пришел из школы – и играет весь день, молодец. Не было трибуны.

***

Когда Гришка, мой партнер, понял, что больше денег мы с Владивостока не получим, он стал общаться со мной только по телефону. Плел, что сестра болеет, что новые перспективы бизнеса открывает. Но в офисе его не было. Зато Стос – посланец Эдика - ежедневно парковал битую бэху под нашими окнами. Меня пас. А я не бежал никуда. Поздно было уже. А может, парализовало меня как-то. Я четко понимал паскудство ситуации. Товар ушел. Часть денег Иваныч сбросил сразу. Эдику я деньги занес. Но ведь и я, и Эдик знали себестоимость этих сраных компьютеров. Рыжий Эдик посмотрел на меня и сказал тогда:
- Ну вот, Леха, хлеб отработал. Теперь надо масло.
Я еще весело бросил:
- А икра моя черная?
- Работай, Леха. Икра – твоя работа.
Так все было хорошо. Навар шел под два лимона, из них наших с Гришкой – четверть, остальное – Рыжего. Но Иваныч отпустил только самый мизер. Хоть товар оплачен. Но ведь Рыжий за «недополученную прибыль» голову оторвет. Что у меня есть? Квартира. Реально можно с ней прощаться.
А Гришка – только по телефону. Да и не злился я уже на него. Тупо проворачивал в мозгу весь сюжет и никак не мог придумать выхода. Стос лениво курил и смотрел на наши окна. Эдик говорил по телефону мягко, с нарастающим раздражением. Потом нашли выход на любовницу Иваныча. Эдик напустил на нее Стоса. Результат – никакой. Позвонил Гришка:
- Леха, надо ехать к Рыжему.
- Дальше.
- Леха, надо как-то разруливать, ведь…
- Все?
Я положил трубку. Основные дела всегда вел Гришка. Финансовые. Я же находил людей, товар, на переговорах парился. Потом, гораздо позже, я узнал, насколько друг мой меня кидал. Но тогда, когда Рыжий забил стрелу, мне надо было что-то придумать. Нужно было алиби. Его не было.
Я молча сидел в бэхе Стоса. Стос уверенно гнал, игнорируя светофоры. Солнце жарило сквозь стекло. Опять жара. Вот тополей только нет. Первый раз Рыжий назначил встречу не в ресторане, а у себя в офисе. Стос сел рядом со мной. Эдик начал:
- Леха, когда будут мои деньги?
- Ты же знаешь, Эдик, Иваныч пропал…
- И чего делать?
И тут я в секунду все понял. Я вдруг резко наклонился в сторону Рыжего и начал уверенно и четко орать. Я смотрел на себя со стороны в видоискатель камеры и смотрел с все нарастающим интересом. Рыжий слегка отодвинулся назад и смотрел на меня тоже с интересом. Я орал про то, как я нашел эти компьютеры, как я помог Стосу их по дешевке забрать, и как потом этот Стос с компьютерами прописался у Рыжего, я напомнил ему, что все предыдущие три сделки были по правилам и навар был двойной. И Иваныч тоже помог Рыжему, и, и…Эдик уже смотрел не с интересом, а с удивлением.
- Ты получил свои бабки, Эдик, а я полтора кило за последние два раза так и не вынул!
- Но, Леха..
- Ты не прогорел, ты только часть своего не получил, а у меня кило двести требуют долга!
-Леха..
- Ты знаешь, что идут еще две партии на три кило?!
- Ну подожди, ладно…
Когда я остыл и вышел покурить на улицу, Стос подошел спустя десять минут и начал ржать. Я посмотрел на него:
- Чего ты?
- Да Рыжий меня пытал: типа, а че такое кило?
- Объяснил?
- Ну да, он же не знает, что ты так лимоны называешь…
Колени и пальцы у меня дрожали весь короткий путь до метро. Я был уверен в своем алиби. На следующих встречах Рыжий не гнул меня. Я проскочил.