Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Критика:: - Писатель как переводчик и кризис русской литературыПисатель как переводчик и кризис русской литературыАвтор: Hren Readkin Современная русская литература находится в кризисе. И это не кризис талантливых авторов – их всегда хватает. И не только кризис новых условий, в которые попала литература постсоветского рыночного времени, когда вдруг выяснилось, что книги кроме авторов и читателей никому больше не нужны: странная аксиома для писателей! Но если в дореволюционной и советской России автор привык ощущать внимание не только читателей, но и всевозможных «ведомств» и «органов», привык чувствовать свою значимость, ощущать поддержку или сопротивление (и то, и другое, в общем-то, вдохновляло), то в постсоветский период писатель остался один на один с читателем, с этой толпой, в которой поэту чаще всего бывает неуютно. В СССР государство заботливо готовило для советского писателя его паству: прививало со школьной скамьи литературный вкус, настойчиво рекомендовало одних авторов и запрещало других (делая тем самым лучшую им рекламу), оберегало от иноязычных соблазнов. Понятно, что когда все это исчезло, и писатели были выброшены в совсем другой мир, все это переживалось, а многими и до сих пор переживается очень тяжело. Но ведь смогли как-то перестроиться люди иных профессий: комсомольцы стали бизнесменами, фарцовщики – банкирами, и прочее, и прочее. Пора бы, казалось, и литераторам перестать дуться на новую реальность и начать радовать читателей и критиков новыми «Ревизорами» и «Преступлениями и наказаниями». Но ведь нет же!Мне кажется, современная русская литература столкнулась с проблемой «культурного перевода». Что это такое? Любое художественное творчество можно рассматривать как полилог. Полилог автора с самим собой, окружающим миром, Богом, художественной традицией и читателем, для которого писатель и пишет. И если в разговоре автора с самим собой, Богом и окружающим миром он выступает прежде всего как творец новой реальности, то в разговоре с художественной традицией и читателем – как переводчик. Казалось бы, эта последняя роль, роль переводчика, не так уж и нужна, писатель может от нее и отказаться. И действительно – зачем нам нужны какие-то «переводы»? Нам, читателем, осетрины второй свежести не надо! Нам новенького подавай! На практике же отказаться от влияния традиции писателю почти невозможно. Ведь сам фактор «новизны» предполагает отталкивания от чего-то «не-нового», которое банально нужно знать, чтобы не стать изобретателем велосипеда. Традиция играет и роль школы, в которой писатель вынужден учиться, чтобы овладеть основами мастерства. В конце-концов, она играет и роль эталона, определяющего, что хорошо, а что дурно. А есть еще и просто личные вкусы писателя, его симпатии и антипатии, его вольная или невольная вовлеченность в диалог с прочитанными книгами – любимыми и нелюбимыми, желание дополнить одного писателя, поспорить с другим, низвергнуть с пьедестала третьего и так далее. Но при этом писатель не может забывать и о другом участнике полилога – читателе. Читателе, под которого он должен подстраиваться. Которому он должен быть понятен. Который, в конце-концов, купит его книжку в магазине, обеспечив писателю его скромный ужин и, возможно, даже славу. А ведь этот читатель – не просто пассивный потребитель. Он, причем даже скорее, не потребитель, а заказчик. Который хочет читать про это и про то, написанное так, а не иначе. И оплачивает это право хотеть собственным трудовым рублем. Хорошо, конечно, если читатель читал в детстве те же книги, что и писатель, если они его так же радовали, волновали, возмущали... Хорошо, если он продолжает читать и думает о прочитанном. Если он, грубо говоря, говорит на том же языке, что и автор - на языке литературной традиции. Есть ли сегодня такой читатель? Наверное, нет. Крушение советского мира в начале 90-х было столь стремительно, что прежний язык, язык литературной традиции, оказался непригоден для достижения главной цели – выживания и встраивания в новую реальность, или даже построение этой новой жизненной реальности. Язык огрубел, вкусы опростились, ритм ускорился, поменялись модели коммуникации и так далее, и тому подобное. То что раньше прочитывалось как цитата перестало пониматься: источники забылись. На знание и понимание литературной традиции не осталось времени. И снова вопрос – а нужно ли продолжать диалог с таким огрубевшим, опростившимся, обуржуазившимся читателем, проглатывающим книжки в метро или скачивающим их в интернете? Предпочитающим голливудский блокбастер новому отечественному роману? Не помнящему ни одного нобелевского лауреата по литературе? А вопрос такой и не стоит. Не продолжать диалог с ним невозможно. Потому что требование читателя – это его вызов автору. Его вызов литературе, на который она должна ответить. А не ответит, так перестанет быть литературой. Литература без читателей - словно футбол без болельщиков - существовать не может. Литература без читателей станет гессевской игрой в бисер, развлечением элиты, которое быстро погибнет, лишенное своей главной, диалогичной составляющей – открытости миру. Итак, в современной ситуации с русской литературой мы видим явный разрыв литературной традиции и читательского вызова, читательского ожидания. Надо сказать, никакой новизны в этом нет. Такой вопрос, быть может, не так остро ставит любая смена поколений - когда дети перестают понимать книги своих отцов. Такая история случалась не раз и не два. Скажем, в начале 19 века, когда традиция представляла собой с одной стороны высокохудожественные, но труднопроизносимые и оттого элитарные оды Ломоносова, Сумарокова и Державина и западноевропейскую литературу (на западных же языках) с другой. Перевести и то и другое на язык массового читателя смог Александр Пушкин, который соединил «высокую» традицию с русским разговорным языком. Пушкин сам по себе не нов, Пушкин насквозь цитатен – на уровне фраз, сюжетов, ходов, приемов. Не случайно один из самых известных его стихов - «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» - перевод классического во все времена текста Горация. Уникальны не образы Пушкина, не его темы, не его герои. Уникальным оказался код перевода литературной традиции, ответ на вызовы и традиции, и читательского ожидания. Пушкин стал гениальным переводчиком, в ходе этого перевода создавшим русский литературный язык. Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите» тоже стал переводчиком, который сумел перевести вечную, но быстро забытую в молодом советском государстве историю битвы Бога и Дьявола на язык современной ему Москвы. Тогда ломка сознания, ломка культурной традиции была еще более жесткой и быстрой, чем в постсоветской России. А пропасть между культурной памятью писателя и читательскими ожиданиями еще более масштабной. Но Булгаков нашел свой код перевода – сочетание внешне веселых и захватывающих приключений Дьявола и его приспешников в современной Москве и трагичной истории о распятии Христа, рифмующейся с историей о литературном «распятии» Мастера. Этот код проявился на разных уровнях – и сюжета, и языка, и приемов, и даже на уровне собственной литературной истории Булгакова. Мне кажется, именно в создании, нахождении этого кода и проявился подлинный гений автора. Потому что этот «перевод» - не механический. Это создание нового ключа, который связывает разные эпохи, разные культуры, разные мифы с живыми реальными людьми, который сам становится новым мифом и новой традицией. В котором мистически сливается вечность и современность. В котором проявляется высший смысл литературы как средства диалога культур, времен и личностей, как средства преодоления конечности человеческого бытия. Мне представляется, что кризис современной российской литературы – из-за отсутствия кода перевода, который актуализировал бы культурную традицию для читателя, ответив на его самые сокровенные вопросы, который вернул бы его в лоно матери-культуры, установил живую связь с ней. В разные времена существовали и другие попытки - отказаться от синтеза читательского ожидания и культурной традиции, "забыть" эту самую традицию. Вспомним проект футуристов начала 20-го века. Однако любая такая попытка разрыва всегда, на мой взгляд, приводила к одному - выяснялось, что ценность отказа от традиции заключалась в противопоставлении ей. Однажды мне довелось спорить с человеком из современной бизнес-элиты, не разбирающемся в живописи вообще, который утверждал, что "Черный квадрат" Малевича - просто обман, что он не имеет никакой художественной ценности. Все правильно, "Черный квадрат" становится осмысленным произведением только в контексте культурной традиции. Вне ее он перестает быть читаемым сообщением и в глазах зрителя становится шумом, обманом. Попытки ответить на читательский вызов вне связи с традицией в русской литературе существуют и теперь. Скажем, на сайте "Литпром" такая попытка декларируется в виде тезиса "контркультурности". На практике это выражается стремлением вывести литературный процесс из-под влияния давлеющей классики, введение в обиход ненормативной лексики и "запретных" тем. Но все же лучшие из прочитанных мной тексты литпромовцев - это не контркультура в чистом виде, а именно развитие культурной традиции (авторы Ик На Жд Едяд, Шизофф, Француский самагонщик). Конечно, выделение одной функции «перевода» из всего таинственного, непознаваемого (и слава Богу) творческого акта – искусственный прием. Собственно, никакого «перевода» в чистом виде, конечно же, не существует. Мне представляется, что осознание автора себя как «переводчика» может быть губительным для него. Как губительна в творчестве любая механика. Пожалуй, примером такого механического перевода могут служить некоторые книги Виктора Пелевина, особенно написанные в 2000-е годы. Таким примером могут служить книги эпигона Пелевина Сергея Минаева. И множества других авторов, «переводящих» на русский язык модную европейскую и американскую литературу. Впрочем, никто и не говорит, что поиски кода должны сразу увенчаться успехом. Возможно тот, кто его найдет, и не обретет славу и почет, а на экранах телевизоров будут мелькать его более юркие конкуренты. Возможно, и сам этот код будет служить успеху других талантливых авторов, которые не смогут его придумать, но успеют его разглядеть. А может и вовсе этого не произойдет, а случится, как предрекают скептики, конец литературы и окончательная победа развитого постмодернизма. Хотя лично я так не думаю. Разрыв читательского вызова и вызова культурной традиции – кровоточащая рана, края которой тянутся друг к другу. Рано или поздно они сойдутся. Теги:
-5 Комментарии
хороший автор с кодом Это статья для журнала или, так, творческая разрядка? так, разрядка. торкнуло что-то... Hren Readkin 11:20 Ого тебя торкает. Скучно излагаете. Читателя надо презирать. Как это делает господин Сорокин. Давайте же обсудим, чего на самом деле хочет эта неблагодарная сука - современный читатель? Мне кажется, он просто жаждет, чтоб ему насрали в рот. Нови,ты ща чем упоролась? Она наконец-то вняла Великим Силам Говна. 52-й квАртал, как же мне надоел этот обывательский подход. Не хотите в дискуссии участвовать - не пиздите попусту. не сри в рот, из него ещё наесться придётся Юрген, не смущайтесь. Здесь читателей нет - одни писатели. космическей мусор это ваша современная литература, бггг. дохуя на орбите бесполезного отработанного хлама, который периодически бесследно изчезает, ибо эта его недолгая жизнедеятельность изначально была запрограмирована создателями/издателями. но литературу в современных школах преподают охуеть как лучше, чем в совковый период. я просто охуеваю, как у них интересно на уроках, вспоминая дремотное бубнение про социально-политические аспекты классических произведений из сорокина чота запомнилась цитатко про запах гавна, засевший в складках махрового халата главного героя, када он вышел из туалета к любовнице, тока что просравшись. последняя любовь марины или чотам, вроде.. и официальный бред там же на несколько страниц в оконцовке. када я это прочел, лет 10-12 назад, я ржал шо пиздец сорокин, пелевин и прилепин - форева, остальные гавно. давайте, возрожайте, гггг Срать на всех. Все они суть эректильная дисфункция. Нови Ну, если вы прочли Сорокина и поняли, что он насрал вам в рот и вам это понравилось, то всё работает. Если вам понравилось и вы, решили, что разгадали его секрет, то перенимайте метод. Если вам понравилось, то наверняка это понравится ещё многим. Просто вы в одной секте, а кто-то в другой. Читающие Сорокина, не читают Лукьяненко. Читающие Аксёнова не читают Пелевина. Читающие Минаева не читают. Кто в какую секту читателей попал. А Хрен Редькин правильно сказал про знание(осознанное или интуитивное) кода. Юрген, миленький, так не за успехом же гонимся. Мы выше этого. Торгаши, вон из храма духовности! Господин Редькин мануал попытался написать: чтоб такое наваять, чтоб народ захавал. Нови ты меня прости, но ты несешь горячечный Бред. Призирать читателя настолько гнусно, что просто пиздец - я реально не понимаю, ты всерьез или шутишь так изыскано? Если всерьез то я тебе желаю быстрее поправлятся. Твоё показное высокомерие пока увы не оправдано ни чем. ( да и чем оно может быть оправдано ) Вас это не касается, Юрген. Вы один из немногих, кто пытается писать из кишок. Вы же знаете, как я к вам отношусь. Антоновский, здравствуйте. Я очень серьезна. Стоит подумать о читателе - вся работа коту под хвост. И вы прекрасно понимаете, о чем я. Читателя надо уважать. А те кто не уважает читателя, не уважает прежде всего себя, как писателя. Потому что срёшь в рот читателю - а попадаешь себе. Читатель выплюнет и не заметит, а у тебя во рту это гавно останется навсегда Господин Редькин рассуждает о способе попадания "в струю", посему я продолжаю утверждать, что читатель в массе своей желает, чтоб ему насрали в рот. Подите в книжный магазин и убедитесь. Нови Вы пытаетесь проверить метод Сорокина на мне? Зря Нови 12.41 "чтоб такое наваять, чтоб народ захавал", - да. это основная мысль текста. но в последнем абзаце автор вдруг решил все же оправдаться и написал, что на самом деле это не самое главное, и вообще "любая механика губительна в творчестве". и в результате как-то все совсем непонятно и двусмысленно получилось. "Подите в книжный магазин и убедитесь", - аргумент весомый. Нови, но вот сейчас, вдруг, как раз и пришло такое время, когда уже читатель накушался и тебует к себе уважения. хотя, получается, в такой ситуации трудно уже требовать к себе уважения. вот. Читайте "Конец творческого поиска" упомянутого выше Дяди Джанки. А вообще, я б посмотрела, как автор статьи станет вилять собакой. внезапно срач! Отличная статья про искусство. Спасибо автору. Конец литературы. Конец литературе. Конец. А вот кому конец?! Предсказать вкусы читателя невозможно. Это я вам как читатель говорю. Все меняется спонтанно, а потом яйцеголовые ученые пытаются подогнать это под какую-нибудь систему. Бессмыслено авторам подстраиваться под вкусы. Этим пусть издатели занимаются. Нужно просто писать. Писать к чему сердце лежит. Если пишется - будешь писать при любом кризисе. А читать в этой стране будут всегда. Это факт. Крео спорное. Мысль интересная. Заинтриговало вопиющее несовпадение озвученного Нови стебного подхода с ее же лучшими (б/п класснейшими) крео. конец это отросток такой... с которого все начинается... а застой - эт для одних он застой а для других прорыв просто. а что литераторы... думают о мытье посуды когда ужинают?... или все о народе пекуться: "...и компот не льется в рот.... утром встал... а как народ?.." (ц) филатов как опередил господ.. даж заперсонажить успел чо все такие сонные? да, а уважает ли четатель песателя? где раболепское преклонение перед открытыми и недоступными доселе откровениями, где? очень мало в процентном соотношении к валовому производству макулатуры. где недоступная жизнь песательского бомонда, как в совке? графтолстые, где? нет небожителей, одни пареньки с окраины, падонки, диссиденты или после армейки. "это я и так везде слышу и вижу, - свербит в мозгу четателя убийственная для песателя мысль. метеорит а почему читатель должен раболепствовать а писатель быть небожителем? вспомни вечно голодного шекспира или клянчущего денег отщепенца достоевского. читатель в первую очередь уважает написанное, а потом уже "ух ты, он еще и человек неслабый" я вот, к примеру, багирова уважаю. сначала как автора, а потом как обладателя разухабистой биографии я, кстати, не говорил, чтоб такое написать, чтоб народ захавал. это блять, какое-то упрощенное прочтение... ну да ладно. спасибо за прочтение! 44 да нормально всё, Сталкер, ггг Это не кризис, это же то самое, о чем эти писатели вопили - "дайте нам, бля, свободу!". Ну, им и дали... А они вдруг поняли, что в большинстве своем не знают, что с этой свободой делать. Угождать вкусам толпы как-то ниже своего достоинства считают, а умных оппонентов из "органов", ответственных за цензуру, и прикормленных властью критиков, больше нет... ёбань. бля даже не дочитал. Читатель, писатель. кризис. о чём ты ваще? в печать идёт фуфел расчитанный на так называемого массового читателя. Что за термин ебанарот. я книжки не читаю. паэтаму мне эти душевные страдания афтора допизды. Статья понравилась. Я тоже всё жду, что ко мне придёт Код. штоэто, зачемэто? да-да, нужно уважать читателя. обожать и превозносить. строить в его честь храмы и воскурять там ему фимиам тогда и изо рта будет пахнуть неиллюзорныме туберозаме ну почти со всем согласен. Вобщем в голове походу это витало. Автор интересно излагает. Но я тоже не наблюдаю кризиса в русской литературе. Поиски нового кода - да, согласен. Но это не кризис, потому что не носит деструктивного характера... в принципе, как и само понятие КРИЗИС. наркотеки - эта зло Удаффф Каа 21:00 а где ты бля увидел душевные страдания афтора? не со всем изложенным согласен, но дюже интересное мнение ниасилил мне нравится ваш стиль оч сложно.читается. Один вопрос. На хуя нужны писатели если читатели отсутствуют? Это всё манерный стёб. Еше свежачок У меня возник вопрос: Почему здесь постят коз? Может это зоофил На страничку заходил?! Или кто-то из села К нам заехал без седла?! Разъясните, редаки, Объясните по-мужски: Может быть литпром - колхоз, Чтобы постить этих коз?... "Ди́нго — вторично одичавшая домашняя собака, единственный плацентарный хищник в фауне Австралии до прихода европейцев".
Почему-то все в отзывах говорят , что повесть - о первом чувстве девочки к мальчику. О чувстве девочки Тани к мальчику Коле.... сижу сейчас в комнате почившего недавно папы. кругом картины. и музыкальная приблуда для винила, которую я и купил, собственно
поставил первое наугад. оказался Брамс. да, старичёк мой любил Брамса. я лично подарил ему тройку пластинок. а подумалось мне вот что, озираясь по картинам под Брамса музыка, сука, самое мощное - напрямую от мозга живопись от души, от сердца а поебень словесная - от кишечника.... В городе моего детства был общий закон
правильного, враждебного и непонятного "надо", за неповиновение закону полагалась тюрьма. Вокруг в песке, в тополях свидетелями молчали дома. Потом это исчезло, не стало правильного, - выживай, как хочешь.... |
нет никакого "кризиса современной российской литературы". наоборот, она имеено сейчас очень интересно развивается.