Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - ФотографииФотографииАвтор: Корней Каракатица Его лицо — рассыпчатый, сухой песок на ипподроме, где только что прошли скачки. Рыхлое и мятое, оно походит на Пизанскую башню, одна часть которой дремлет в глухой тени, а другая подставила себя на обозрение лучам солнца. Зеркальные очки умело прячут за стеклом мутные от алкоголя и наркотиков глаза, зеленые и серые в зависимости от погоды, веселые и грустные - от настроения. Немного необъяснимой неряшливости, капля неоправданной, излишней уверенности, щепотка едва уловимого безразличия ко всему, доля любования собой – все это приправы к супу, в котором варился богатый на противоречия характер Фрэда. Мания величия? Очень может быть.Черты ее лица напоминают последнюю модель BMW: гладкие и обтекаемые, динамичные и стремительные. Губы никогда не стоит описывать – это все равно, что рассматривать член - слишком интимно. Она достаточно красива, и не может об этом не знать. Вызывающий взгляд раскосых глаз сосредоточен и целеустремлен. Наряду с женственностью и даже хрупкостью, в ней чувствуется неведомая скрытая сила и взрывной бескомпромиссный темперамент. “Я смогу постоять за себя”, - говорит ее взгляд, которому веришь. Отталкивающая красота – это про Шерил. Имидж? Безусловно. Вместе они смотрятся неплохо и подходят друг другу внешне. Серьезные и гордые, знающие себе цену, решительные и неуступчивые. Они идут одной из европейских улиц, по обе стороны которой расположены - насколько я могу видеть - парочка магазинов, кафе, банк, отель и несколько зданий неизвестного мне назначения. Пустые, ничего не выражающие лица и затылки прохожих, снятых на пленку по воле случая, и не подозревающих, что секунду назад они находились в поле зрения глаз вездесущей истории. Бесформенный ломоть неба над головами, серый и тяжелый, точно зеркало, в котором отражается раскаленный безумным солнцем асфальт. У обочины припаркован старый грязный Ford, безжалостно загнанный бесконечным числом своих хозяев на узких дорогах Европы. Остальные авто, если и пролетают мимо в этот момент на бешеных скоростях, визжа моторами и, отрыгивая в небо выхлопные газы, то в моих глазах они навеки останутся неподвижными изваяниями из стекла, резины и железа. Ну да Бог с ними. Боб мне рассказывает, что Фрэд любил одежду, построенную на контрастах. “Характер его - то в жар, то в холод. Перепады в настроении, депрессия - героин никому не прощает хорошего к себе отношения”, - говорит Боб. Фрэд одет в черный двубортный пиджак поверх майки с крупным отпечатком ладони белого цвета. Черные очки и длинные русые волосы, вьющиеся и неуправляемые – неизменные атрибуты его внешности. Бок о бок с ним идет Шерил, на ней темное, с вырезом платье, легкое и изящное – ей под стать. Еще секунду разглядываю снимок, затем откладываю в сторону и беру другой. …Высоченное здание этажей в сто упирается в хрупкое, больное небо и служит ему опорой. “Не будь этого строения, небеса бы рухнули и смяли бы все к чертям”, - подумалось мне. Неимоверное количество одинаковых квадратных окон смело ползет вверх по дому, скрупулезно сокращаясь в размерах ближе к недосягаемой вершине. За такими окнами всегда скрыты комнаты-близницы, копирующие друг друга с поразительной точностью, вплоть до количества скрепок на рабочих столах. Люди у подножия грандиозного по масштабам строения выглядят жалкими муравьями у фонарного столба. Фрэд одет в светлые шорты и эффектную гавайскую рубашку апельсинового цвета. Он широко улыбается, зажимая зубами сигару, и провожает взглядом ярко-оранжевое такси. А Шерил очень красива и элегантна в этом летнем платьице. “Она очень меня любила”, - думаю я. Мне хочется думать так и никак иначе. Боб подтверждает это. Я почувствовал, как начал накрапывать дождь, редкий и теплый, из тех, знаете, осенних дождей, что не нарушают тишины. Пару капель уже упали мне на волосы, немного все же пришлось и на фотографии. Я глянул еще раз на мраморную плиту и стряхнул с нее опавшие желтые листья. “Фрэд Уэлш (1962-1987) и Шерил Уэлш (1964-1987)” – такова была надпись на надгробной плите. Я смотрел то на нее, то на фотографии и пытался выдавить из себя хоть какие-то чувства, помимо смутной жалости к своей персоне и неизвестной обиды, не известно на кого. Что-то несправедливое было в том, что я даже не помнил их и представлял себе образы этих людей только по фотографиям и по противоречивым рассказам дяди Боба. А ведь они были самыми близкими мне людьми, несмотря на то, что теперь мне даже нелепо как-то назвать ее мамой, а его - папой. Их заменил мне Боб. Дождь тем временем усилился, я втянул шею в плечи и плотнее укутался в пальто. Капли воды беспорядочно бились о холодный мрамор плиты, стекая с нее кривыми дорожками и смывая легкий налет пыли. - Пойдем, - услышал я голос позади себя. – Пора. - Хорошо. Сейчас иду. Боб поплелся обратно к машине. Я услышал, как зашептались листья под его ногами. Мне было два года, когда мои родители попали в автокатастрофу. В тот туман погибло много людей, несколько десятков машин на полных скоростях врезались друг в друга. Страшная авария. Так, по крайней мере, рассказывает Боб. Но, знаете, кое-кто мне намекнул, что и Фрэд и Шерил скончались от наркотиков. Вот так. … А здесь я улыбаюсь на руках у мамы, у Шерил, вы понимаете. Настроение у меня, видно, хорошее. Фрэд протягивает мне какую-то игрушку: похоже, что это плюшевый медведь. Смешная фотография. Обиднее всего, что у меня не осталось с той поры ничего, что напоминало бы о моем младенчестве. И было ли оно? Понимаете, мне показали эти снимки и сказали: “вот, приятель, это твои родители”. Все это походит скорее на кино, чем на жизнь реального человека… Я медленно удаляюсь от этого странного места, хлюпая ботинками по уже размокшей тропинке. В машине меня уже ждет Боб. Я захлопываю дверь и слепо смотрю в окно. Хмурые деревья сначала медленно, затем быстрее проплывают мимо и вскоре просто мелькают картинками в окне. Я вставляю в магнитолу кассету и очень скоро про все забываю. Я думаю о том, что сегодня должен быть хороший вечер. Будет много знакомых. Будет Марта. Понимаете, вечер обещает быть славным. Настроение мое идет в гору. Теги:
-1 Комментарии
#0 09:56 01-04-2004osama
сегодня чё 1 апреля? бля чё то нихуя не понял, хуйня полная Неплохо, мне понравилось. Прочитав несколько твоих крео могу сказать, что в них отчетливо проявляется влияние современной зарубежной литературы. А почему бы не писать про то, что происходит у нас, с нашими персонажами, нашими именами? Конечно, никакого раздражения небоскребы, несвойственные имена не вызывают, однако свое как-то ближе... Чё за копипейст? не асилил Оч. понравелось, стильно... Моя мать тоже в 87 умерла... такая же пустота внутри. Норкотики - решают! Что? Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |