Литература:: - Золотые старики (часть IV)

Золотые старики (часть IV)

   [ принято к публикации 06:31  23-02-2010 | Бывалый | Просмотров: 2168]

***

Федька Гитлер наслаждался тишиной у себя в голове. Удовольствие было настолько острым и, как ни странно, умиротворяющим, что на секунду-другую он даже прикрыл глаза.

«Стоило всего лишь поубивать теток в палате, — думал он. — И какое сразу блаженство нахлынуло!»

Нечаянное блаженство убийцы-зоофила по прозвищу Гитлер позволило его будущим жертвам выиграть время. Иван тащил Машу по ступенькам, Маша семенила за ним. Ее голова просто разрывалась от вопросов. Кто этот человек со скальпелем? Неужели он действительно убил Галю? И, наконец, куда они бегут? Маша не знала, какой из вопросов озвучить в первую очередь.

За спиной раздавался топот. Маша почувствовала было страх, но все-таки толком испугаться не успела. Кто-то схватил ее за плечо. Рывок, и преследователь развернул ее к себе.

Это оказался все тот же мужик со скальпелем. Он смеялся, из уголка его рта вытекала неопрятная нить вязкой слюны.

— Что вам на… — начала было Маша.

Но вдруг события стали происходить с ужасающей быстротой. Каким-то образом между Машей и мужиком со скальпелем втиснулся Иван. Он схватил мужика за запястье, стал пытаться выкрутить его, чтобы убийца бросил оружие.

Конечно, Маше хотелось видеть своего будущего мужа сильным и мужественным. Но объективно, увы, мужик со скальпелем был на порядок сильнее. Он положил Ивану на лицо ладонь свободной руки и толкнул спасителя.

Маша вскрикнула. Иван падал спиной на лестницу. Одной рукой он все еще держался за запястье убийцы.

Страх все-таки пришел. И как всегда не вовремя. Мысли в голове Маши обрели скорость заряженных частиц в андронном коллайдере. Они мелькали так быстро, что Маша толком не могла осознать хоть одну из них. Впрочем…

«Наверное, он хочет меня изнасиловать», — решила Маша.

Аргументация в пользу этого вывода была исключительно слаба. Но другого объяснения у Маши просто не было. Тут же в памяти всплыла инструкция из какой-то полузабытой телепередачи. «Если на вас нападает насильник, — говорил, помнится, ведущий, — вы должны…»

И Маша последовала инструкции. Она оттолкнулась носком ноги, а в следующую долю мгновение ее коленка врезалась убийце аккурат между ног.

Можно сказать, что эффект превзошел все ожидания. Жуткий мужик с физиономией, казалось, сшитой из кусков кожи, вдруг издал совершенно дикий, инфернальный вопль, выронил скальпель.

Однажды по телеку показывали старинный фильм про Тарзана. Так вот, человек-обезьяна вопил куда слабее. Постепенно вопль начал складываться во что-то похожее на членораздельные слова.

— С-сука! — орал убийца. — Ты мне… а-а-а… хуй оторвала!

Маша, как загипнотизированная, смотрела в это жуткое лицо. Наконец-то ей стало страшно по-настоящему. Телом овладела дрожь. Да такая, что Маша не могла пошевелиться. Только тряслась.

Кто-то схватил ее за руку. Впрочем, почему кто-то? Это был Ваня. Он держался за перила, благодаря которым, по всей видимости, избежал падения.

— Бежим! — кричал он. — Ну же! Шевелись!

Но Маша, все еще под властью наваждения, только смотрела на то, что происходит с тем, кто на нее нападал. Не прекращая вопить, страшный мужик со скальпелем расстегивал штаны, потом запустил руку куда-то в трусы и достал оттуда…

— Господи Боже! — ахнула Маша. И подумала: «Неужели я такая сильная? Буду теперь знать, что от удара коленом у мужиков письки отрываются. Ужас какой!»

Убийца размахивал перед ней своим оторванным детородным органом.

Иван рванул Машу за руку, и она, наконец, помчалась следом.

— Стой, тварь! — дико вопил убийца.

В одной руке он держал свой оторванный хуй, другой шарил по полу, нащупывая скальпель. Он нашел свое оружие, не успела Маша даже добежать до конца лестничного пролета. Затем совершил какой-то немыслимый, просто дикий прыжок через всю лестницу, несусветной тяжестью рухнул на Машу, повалил ее на холодный плиточный пол, занес скальпель.

— Ааааа!!! — кричала Маша, пытаясь заслониться.

Ей почему-то казалось, что убийца направляет свое оружие ей в лицо. Где-то на периферии зрения мелькал Ваня. Он пытался оттащить убийцу в сторону.

А потом рванорожий вдруг жутко вскрикнул. На лицо Маше хлынула кровь. «Это у него изо рта!» — запоздало догадалась она.

Убийца дернулся и затих.

На лестнице раздавались чьи-то шаги.

***

Как ни пыталась Маша столкнуть с себя массивное (и теперь уже со всей очевидностью безжизненное) тело убийцы, ей это не удавалось.

Шаги становились все ближе.

«Если это еще один убийца, я этого не переживу!» — отчаянно подумала Маша.

Но человек, который подошел к ним, ни киллером, ни маньяком, ни кем-нибудь еще в том же роде со всей очевидностью не являлся. И вообще — это была женщина.

Настораживало, правда, то, с какой легкостью она подняла тело рваномордого и отшвырнула его прочь. Хотя ей, наверное, помогал Иван.

— Ты цела? — спросила она у Маши.

— Ага, — ответила Маша, надеясь, что не соврала.

По телу растекалась боль, но какая-то неопределенная, вязкая.

— Вставай, — решительно сказала женщина.

Она была чуть старше Маши, была одета в белый халат, джинсы, кроссовки. Маша уже готова была подумать, что ее спасительница — кто-то из медицинского персонала. Но признать эту мысль правдоподобной мешало одно обстоятельство — пистолет в руке женщины.

Маша попыталась встать, и попытка оказалась удачной.

— Ходить можешь? — спросила женщина.

— Кажется, да, — сказала Маша. — Что прои…

— Потом. — перебила спасительница. — Нам надо уходить.

— Нам? — удивилась Маша.

— Ну, конечно, — с каким-то раздражением произнесла женщина с пистолетом. — И вообще — хватит болтать.

Она была брюнеткой. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не чрезмерно острый нос.

На лестнице снова раздались шаги.

— К стене! — быстро прошептала женщина. — Да не к этой, а туда…

Иван схватил Машу за руку, и они вжались в бетон.

Шаги были грузные, несомненно, мужские.

— Настя, ты тут? — раздался неприятный, будто шипящий, голос.

— Бля! Кто его замочил? — послышался другой голос, тоже несимпатичный, визгливый.

— Нассстя! Ты здесь?

Женщина-спасительница, только что вместе с Машей и Иваном вжимавшаяся в стену, шагнула вперед.

— Я здесь, Артем!

— Ты, пизда! Зачем ты убила Федора?

— Потому что я не хочу принимать участие в этом дерьме, — спокойно сказала Настя. — Убивать детей и женщин — это, знаешь ли, не мое.

— И что с тобой де… — начал было специалист по шипению.

Договорить он не успел. Настя вскинула руку с пистолетом. Раздался глухой, словно игрушечный щелчок, а в следующий момент голова мужчины разлетелась, как сочный арбуз, упавший с верхнего этажа на асфальт.

Маша пронзительно закричала.

А на женщину-спасительницу вдруг бросился второй мужчина, с визгливым голосом. Он был одет в безликую кожаную куртку и черные брюки. Он выбросил вперед ногу, попал Насте по запястью. Пистолет вылетел из руки, а мужчина схватил Настю за горло.

«Враг! — пульсировало в голове Маши. — Это враг!»

Впрочем, что-либо сделать с этим внезапно обретенным знанием она не могла.

— Ты же контору, тварь, подставила! — визжал он, душа Настю. — Своего, сучка, прикончила!

— Да иди ты на хуй! — глухо хрипела Настя. — Со всей своей конторой.

На человека в коже бросился Иван, но душитель быстро двинул локтем, и Ивана отшвырнуло обратно к стене. Теперь он держался за нос.

— Я тебе сейчас покажу «на хуй», блядина, — визжал душитель.

Ловким движением он достал из кармана маленький пистолет и приставил его к голове Насти.

Тут в очередной раз случилась неожиданность. То, что маньяк с рваной рожей ожил, Маша заметила всего лишь за долю секунды до того, как тот перешел к активным действиям. Маша видела, как маньяк (которого называли Федором) с потрясающей для его комплекции быстротой метнул руку к скальпелю, лежавшему неподалеку, схватил свое оружие. Миг, и он полоснул им по ноге душителя.

От громкого визга у Маши на мгновение заложило уши. Душитель выпустил Настю и упал на залитый кровью пол.

Настя же умудрилась вырваться и совершила быстрое движение, словно ныряя, схватила пистолет.

Раздался двойной глухой щелчок. Теперь в разбитые арбузы превратились головы двоих мужиков: душителя и потрошителя.

— Вниз! — крикнула Настя Ивану и Маше. — Быстрее! Они могут быть тут не одни!

Маша поняла, что женщина, наверное, все-таки знает, что делает, и вопросов ей лучше не задавать. В этот момент Маша, наконец, поняла, что же на самом деле означает выражение «смертельное любопытство», которое она часто встречала в книгах. Маше просто до смерти хотелось знать, что здесь происходит, кто такие эти самые они, и что тут вообще происходит? Но она просто бежала за женщиной с пистолетом.

***

Настя ощущала возбуждение. И в то же время какое-то подобие спокойствия. Она сделала правильный выбор и больше не сомневалась в нем.  Господи Боже, она бы просто не смогла жить, если бы позволила этому нелюдю убивать женщин и детей. Конечно, она нарушила присягу, которую давала восемь лет назад. Но она ощущала за собой правоту. И это было главное.

— Быстрее! — поторапливала она бедную роженицу и ее парня (или супруга, кто их разберет, колец вроде не было, но это еще ни о чем не говорит).

Палата для младенцев располагалась на первом этаже. Второй этаж занимал непосредственно родильный зал и процедурные.

Вход в палату преградила немолодая женщина, не то врач, не то медсестра.

— Вы что себе позволяете? — перешла она на крик. — Почему с оружием?

— На больницу совершили нападение террористы, — быстро сказала Настя. — Мы должны спасти детей…

— Но… — Тетка пристально и подозрительно оглядела Настю.

Настя, кляня себя за медлительность, опустила левую руку в карман джинсов и достала красную книжечку с тремя магическими буквами на обложке, развернула ее.

— Мы теряем время, — сказала Настя. — Где дети?

— Вы хотите их забрать?

— Сначала спрятать, а потом эвакуировать, — отрезала Настя. — Подвал в здании есть?

— Ну, вон там, только он закрыт, а ключ у кладовщицы, а она…

Настя стиснула зубы, чтобы не сказать что-нибудь плохое.

— Где твой ребенок? — спросила она у роженицы.

— Так вот же он, Игорек! — бросилась та к одной из кроваток.

— И куда немытыми руками полезла? — возмутилась медсестра. — Что тут происходит? Я должна уведомить главврача…

— Некогда, — жестко сказала Настя.

Она пересчитала младенцев. Их было всего пятеро. Втроем взрослые, пожалуй, могли справиться. Настя повернулась к парню.

— Бери двоих.

— Что? Но зачем?

— Потом.

— Это безобразие, — начала было медработница.

— Вы тоже берите двоих и ведите нас к подвалу.

— Нет, это черт знает что! Я буду жа…

На улице глухо застрекотали выстрелы. По больнице открыли огонь.

Больше медработница не спорила.

— Бляди! — вполголоса произнесла Настя. — Не получите вы детишек.

В карманах куртки у нее было несколько пистолетных обойм. Она еще повоюет. Заберет с собой побольше гадов, прежде, чем те доберутся до детишек.

Дверь подвала была заперта на висячий замок.

— Закрыто, вот видите! — забормотала тетка-медработник.

— Отойдите! — холодно сказала Настя.

Навесная дужка замка от попадания пули разлетелась в стружку. Запахло горелым металлом.

— Вперед, — коротко приказала Настя, сорвав с петель остатки замка.

***

Суперагент ЦРУ Ричард Джонсон решил не афишировать участие своего ведомства в операции, которая могла бы подорвать престиж его ведомства. Управление славилось не только тем, что блистательно проводило самые сложные диверсии, но и тем, что могло выходить чистым из самых, казалось бы, помоев.

Нужная мысль пришла во время осмотра одного из оружейных схронов в лесу под городком. Помимо новейших моделей легких автоматов «томпсон» в тайнике лежало и кое-что любопытное. Это была военная форма устаревшего образца. Нарукавные нашивки и кокарды на фуражках сообщали, что форма принадлежит некоей организации УПА. Хранилось в тайнике и знамя желто-голубого цвета с трезубцем.

Согласно информации, которой располагал Джонсон, некоторое время назад, в период обострения отношений между Россией и Украиной, в приграничных районах были обустроены подобные схроны с оборудованием и вооружением для диверсионных групп на случай вооруженных столкновений. Большинство тайных складов дожидались своего часа. А для одного из них этот час уже настал.

Пятеро лучших коммандос, прибывших с Джонсоном, принялись подбирать форму по размеру.

— Рик, это тебе, — обратился к Джонсону десантник Сэм Гопкинс.

Здоровенный афроамериканец семи футов ростом побывал вместе с Ричардом в самых опасных переделках — в Ираке, Сомали, Иране. Сейчас он протягивал Джонсону странный комплект одежды — широкие и, казалось, искрящиеся панталоны перламутрового цвета, белую рубаху с воротником, расшитым узорами, высокую шапку овечьей шерсти, с верха которой свисал тряпичный мешочек, отдаленно напоминавший презерватив. Довершали наряд красные сапоги и длинная меховая шуба. Ходить в ней было неудобно, зато она годилась для того, чтобы прятать оружие.

— Что это за хрень, Сэмми? — спросил Джонсон.

— Мне кажется, что это форма украинского командира.

Спецназовцы направились через лес к автотрассе.

Ричард Джонсон понимал, что входить в город вооруженным людям в форме — смерти подобно. Ну, может, и не смерти, но в таком случае трудно будет избежать нежелательных столкновений. Следовало обзавестись автотранспортом.

Суперагент встал у дороги, разглядывая автомобили. Обычное авто вооруженным до зубов пятерым спецназовцам явно не подходил. Идеальным вариантом мог бы стать грузовик, или микроавтобус.

Фортуна, в принципе, благоволила Джонсону и его людям. Автомобиль не потребовалось даже останавливать. Он появился сам.

Рядом с ним затормозил джип с украинскими флажками на номерах.

-         Tyu!!! Datsezhnash!!! — произнес упитанный, розовощекий мужчина за рулем.

-         Siday, dyad`ku! — сказал второй, такой же крепыш. — Kudyyihaesh? Pidvezty chi ni?

Из сказанного Ричард не понял ни слова. Понял только, что люди за рулем настроены дружелюбно. Он достал из-под бурки автомат и велел водителю вместе с пассажиром выметаться из салона.

Когда из лесу вышли спецназовцы в форме УПА, лица украинцев вытянулись.

— Sho, khloptsy, naMoskvuposhli? — спросил один из румянощеких.

— Tsedobre, — сказал второй.

Обошлось без стрельбы. Ричард сел в кресло водителя. Захваченный «джип» мягко тронулся с места.

Некоторые сложности возникли, когда «джип» проезжал пост дорожной полиции. Видимо один из полицейских увидел в салоне вооруженных людей в форме странного покроя. Он замахал полосатым жезлом.

— Не останавливаемся, — коротко бросил Ричард.

Сэм кивнул и выпустил очередь из «томпсона», скосив сразу двоих полицейских.

— Началось, — пробормотал Джонсон.

Найти роддом и дорогу к нему удалось при помощи навигатора. Добрались в целом беспрепятственно, хотя пару раз местные полицейские пытались задержать «джип». Спецназовцы расправлялись с ними, стражи порядка не успевали даже совершить хоть один выстрел.

Роддом не охранялся. Он был расположен в самом центре городка, неподалеку от центральной площади, на которой стоял памятник какому-то лысому человеку в костюме с вытянутой вперед рукой.

— Что делаем, босс? — спросил Сэм.

— Штурмуем, — решил Ричард.

Собственно, бесшумной инвазии в город не получилось. Значит, теперь будем шуметь. К тому же никаких ориентировок на нужного младенца не имелось. Значит, уничтожать придется всех.

Спецназовцы с автоматами наперевес вышли из «джипа».

Ричард подумал и развернул желто-голубое знамя.

Первые автоматные очереди пришлись по стеклам.

***

Спецагент Эндрю МакАлистер чувствовал дискомфорт. Хотя роддом располагался почти на центральной площади городка, никакой инфраструктуры, положенной центральным площадям европейских городов, здесь не было и в помине. То ли дело в благословенной Италии, где каждый свободный пятачок норовят использовать под кафе. Или в солнечной Франции…

Здесь же было слишком просторно, заснеженно и… неуютно. По периметру площади стояли лишь несколько пяти-шестиэтажных домов, построенных лет так семьдесят назад и с тех пор явно обходившихся без ремонта. Одну сторону квадрата занимало какое-то официальное здание. Скорее всего, муниципалитет. Оно было поновее, но, в то же время поражало своей бетонной безликостью.

Около официального здания, на постаменте, располагался памятник какому-то лысому человеку в затрапезном, явно не с Севил-Роу, костюме. Вытянутая рука памятника указывала на скверик, за которым, собственно и располагался роддом.

И вот уже битый час спецагент Эндрю МакАлистер мерз на улице. Даже любимое «Sobranie» толком не радовало. К нему подходили какие-то оборванцы и жестом спрашивали закурить. Впрочем, не только оборванцы. Некоторые из прохожих были одеты вполне прилично. Некоторые из мужчин держали в руках цветы.

Спецагент сообразил, что с цветами в руках он, пожалуй, не будет привлекать к себе внимания. Эндрю активировал синхронный переводчик, вмонтированный в дужку очков, от которой шел незаметный наушник. При помощи этого устройства можно было достаточно сносно объясняться. Оно улавливало и анализировало речь возможных собеседников и более-менее адекватно переводило ее на английский язык.

С обратным переводом было сложнее. Свою реплику Эндрю должен был проговорить про себя. Затем, секунду или две спустя, следовал ответ на нужном языке, который Эндрю оставалось только повторить.

Устройство прошло тестирование в лабораториях, но, как выяснил спецагент уже на своем опыте, нуждалось в существенных доработках.

Сбоить оно начало уже в цветочном магазине, где спецагент решил купить в целях конспирации букет цветов.

— Я хочу покупать сколько-нибудь цветы, пожалуйста, — повторил он за переводчиком.

Женщина за прилавком сначала подозрительно посмотрела на него, потом бойко затараторила. Устройство не успевало переводить.

«Красные? Белые? Сколько экземпляров? Заворачивать или нет? Кто родился? Мальчик? Девочка? Какой вы счастливый! А вы откуда? Не из России? Да?»

Эту женщину интересовало очень многое. Ответить на все эти вопросы Эндрю просто не успевал. Да и не видел смысла отвечать.

Зато переводчик вдруг зашкалило. Из наушника стал доноситься однообразный, почти ультразвуковой писк, и Эндрю пришлось стукнуть себя ладонью по уху, только чтобы прекратить этот звук.

— Я есть покупать цветы. Эти вот, — повторил он за переводчиком.

В итоге операция по созданию маскировки закончилась почти удачно. Хотя женщина за прилавком, возможно, стала что-то подозревать.

Неприятности ожидали спецагента и на улице. Когда Эндрю вернулся к лавочке в заснеженном сквере, к нему подошел оборванец, который уже угощался сигаретами и спросил:

— Кто родился, брат? Будешь пять капель?

Предложение заставило спецагента задуматься. Этот тип предлагает ему наркотики? Эндрю уже хотел заявить, что он — противник искусственного дурмана, когда оборванец достал из кармана куртки бутылку, в которой Эндрю опознал водку.

Спецагент терпеть не мог водки, находил ее вкус отвратительным. Однако день стоял морозный, и Эндрю успел порядком озябнуть. Он рассудил, что алкоголь добавит ему решимости. И к тому же поможет согреться.

— Да, я буду пить водка, — заявил он.

В ответ на это оборванец разразился целой тирадой, которую устройство перевело достаточно причудливо: «Твоя тормозная система, брат, пребывает в отсутствии порядка».

Эндрю не мог понять смысл сказанного. Значило ли сказанное, что оборванец с водкой хвалит его, Эндрю, быстроту и находчивость, качества, незаменимые для спецагента МИ-6? Но, в таком случае, получалось, что незнакомец знал, что Эндрю МакАлистер — агент? И в таком случае это означало только одно. Провал. Он на крючке.

«Надо срочно протрезветь!» — подумал Эндрю, уже успевший приложиться к тошнотворному пойлу. Капсула с необходимым веществом находилась под коронкой на одном из зубов. Ее надо было раздавить языком.

Однако опьяневший Эндрю промахнулся, и вместо капсулы активировал отравленную иглу, которая, вылетев у Эндрю изо рта, поразила оборванца в шею. Тот захрипел и упал на снег.

Эндрю огляделся. Кажется, произошедшего никто не видел. Хотя, возможно, этот тип действительно работал на ФСБ. Спецагент быстро усадил упавшего на скамейку, в руки ему вставил початую бутылку водки и букет цветов.

Пока Эндрю занимался этими манипуляциями, вблизи роддома стало что-то происходить. У входа в здание появился «джип», оттуда вышли люди в странной форме (один из них — чернокожий) и открыли автоматный огонь по стеклам.

Эндрю машинально пригнулся. Один из этих людей — в архаичной шапке и странного покроя шубе развернул украинский флаг.

Мозг спецагента заработал быстро, как сверхкомпьютер. Стало быть, это украинцы. Разумеется, они тоже имеют виды на воскресшего Иисуса. Возможно, они хотят его убить. А, возможно, и нет. Нельзя исключать, что он нужен украинскому правительству для каких-нибудь неблаговидных целей. Установить гегемонию в Черноморском регионе, например.

«Так не пойдет! — сообразил Эндрю. — Придется вступить с ними в бой».

Наличие среди украинцев чернокожего не насторожило спецагента. В конце концов, в МИ-6 работало много афробританцев. наличие в украинских спецслужбах афроукраинцев не выглядело в глазах МакАлистера фантастикой.

Действовать следовало немедленно. Когда украинцы скрылись в здании, оставив у входа одного из своих людей, Эндрю активировал левитацию и, молниеносно приблизившись на расстояние двадцати футов к вооруженному человеку, выстрелил в него очередью из запонки. Боевик беззвучно рухнул, а Эндрю подобрал автомат «томпсон» с наполовину израсходованным боезапасом.

Бесшумно, благодаря все той же левитации, проникнув в коридор, Эндрю затаился за углом. Затем, улучив момент, высунулся и сразил очередью чернокожего украинца.

Боевики развернулись и стали поливать шквальным огнем то место, где только что находился Эндрю.

Спецагент усмехнулся. Он быстро сорвал с себя галстук. Будучи надлежащим образом активирован, тот извергал слезоточивый газ.

Швырнув за угол галстук, Эндрю досчитал до трех. Сработало. Украинцы в коридоре принялись заходиться надсадным кашлем.

Стараясь не дышать, Эндрю шагнул вперед и открыл огонь. Пули заставляли тела украинцев подпрыгивать и мелко дрожать.

За секунду или две все было кончено. Хотя Эндрю показалось, что один из украинцев — тот, что был в дурацкой шапке, выругался по-английски.

Эндрю прижал к лицу платок и приблизился к еще живому человеку в шапке.

— Кто ты? — спросил спецагент.

Однако ответа он расслышать не сумел. Потому что в этот момент произошло сразу два события.

Первым оказался ужасающий грохот, раздававшийся с улицы. На мгновение Эндрю показалось, что на приступ здания пошли танки. Впрочем, исключать этого было нельзя.

Второе событие стало настоящей неожиданностью. На спину спецагенту кто-то прыгнул. Затем Эндрю услышал:

— Тебе конец, империалистическая собака!

Эти слова (с некоторыми вариациями), произносимые с северокорейским акцентом, Эндрю только за последний год приходилось слышать не меньше десятка раз. Его уже тошнило от этих слов. Спецагент быстро обернулся.

Его удивление было велико. За спиной никого не было. Во всяком случае, глаза Эндрю не видели никого. Между тем, он отчетливо ощущал, что на его спине повисло сильное и агрессивное тело.

Разум спецагента не успел подобрать объяснение происходящему. В следующий момент он ощутил острую боль. А его горло прочертила поперек алая полоса.

Перерезанные артерии выплеснули кровь, и агент МакАлистер умер.

***

При виде украинцев в бандеровской форме и их карикатурного атамана, которые с американскими автоматами пошли на штурм больницы, спецагент «Моссада» Натан Факторович ощутил прилив ненависти.

Нет, украинцев, как народ он признавал и даже тепло относился к этим любителям сала, веселых плясовых песен. Но вот украинских вояк и всего связанного с ними он терпеть не мог.

Причина была очень проста. Его родные — тетя, дядя и их сын Аркаша — имели несчастье оказаться на борту того самого авиалайнера, который совершал полет из Новосибирска в Тель-Авив, и который оказался сбит системами ПВО Украины. Натан помнил, как горевал о погибших. Он всей душой, совершенно не напоказ, жалел этих людей, которым, наконец, улыбнулось счастье, и они смогли выбраться в Землю Обетованную. Но в двух шагах от рая полет оказался прерван каким-то пьяным долбоёбом, скомандовавшим «Огонь!» Жалко было и долговязого, нескладного Аркашу. Много вместе играли в детстве. И, хотя случалось и подраться, воспоминания об этом человеке у Натана остались самые теплые. Натан долго не мог поверить, что его непутевый двоюродный братец мертв. И убили его такие же идиоты, как эти, которые, размахивая флагом, идут на приступ беззащитного роддома.

Хохлы были вооружены до зубов. Натан Факторович никакого оружия, кроме смекалки и заклинания в шкатулке, не имел. Вообще-то Натан и не думал вторгаться в роддом с оружием в руках. Он всего-то хотел проникнуть туда под видом посетителя — родственника кого-нибудь из рожениц. Уже там, на месте, он планировал изыскать способ пробраться в палату к младенцам, определить нужного ему. Наверняка у Иисуса должны быть на теле какие-то особые метки. Затем его быстро и аккуратно следовало убить. Как? Четкий план по этому поводу у Натана отсутствовал. Но, в конце концов, что может быть проще, чем убить младенца? Гораздо сложнее унести потом оттуда ноги. Попадаться в руки российскому правосудию в планы агента Факторовича вовсе не входило.

Но увешанные оружием, ряженые хохлоидиоты испортили весь расклад. И теперь надо было срочно придумывать что-нибудь другое.

В конце концов, дела были не так уж и плохи. У Натана оставалось заклинание ребе Бен-Бецалеля. Возникал вопрос: как его использовать?

Впрочем, ответ на этот вопрос стоял в нескольких шагах от Натана, повернувшись спиной к зданию администрации города, указывая как раз на роддом, откуда уже слышались выстрелы.

«Была не была!» — решил Натан, карабкаясь на постамент.

— Эй, ты куда полез? — выскочил из здания администрации какой-то мент.

— Отвали, начальник! — Натан уже взобрался на пьедестал и теперь по ноге Ленина карабкался к пояснице.

— Я тебе дам «отвали»! В отделение, что ли, захотел?

— Слушай, у тебя там в роддоме стрельба, а ты ко мне привязался, — срезал мента Факторович и больше не обращал на его крики совершенно никакого внимания.

Впрочем, мент, с матом-перематом. карабкался следом.

Натан забрался на вытянутую руку вождя.

Так, теперь надо вставить заклинание вождю в рот.

Но рта-то, как назло, и не было. Межгубное пространство представляло собой просто-напросто сплошной металл и ничего больше. Без малейшей щели или просвета.

Мент уже дергал Натана за штанину:

— Слезай, блядина! Слазь, кому сказал!

«Была не была!» — решил Натан, быстро извлек заклинание из шкатулки, плюнул на тыльную сторону и налепил древнюю бумажку на тронутые ледяной изморосью стальные уста вождя.

Ничего не произошло.

— Все, слезаю, начальник, слезаю…

— Вот так бы и сразу! — удовлетворенно пыхтел мент. — Ну, что, в отделение проедем, или извиниться хочешь.

Мент, судя по всему, просто вымогал взятку. А Натан отчаянно думал: «Неужели не сработает?»

Он спрыгнул с пьедестала. Мент тут же цепко вцепился ему в воротник куртки.

— А что это ты туда налепил? Листовку, да?

На площадь, воя сиренами, съезжались милицейские уазики, было и несколько пожарных машин. Пришла съемочная группа телевидения.

Когда над площадью пронесся громкий треск, никто поначалу не обратил внимания, не догадался оглянуться назад.

Первым, кто посмотрел в нужную сторону, был, наверное, все-таки тот самый мент. Он смотрел и явно не мог поверить своим глазам.

Чугунный, пятиметровой высоты Владимир Ильич Ленин выдирал ноги из постамента.

— АААААА!!! — неожиданно завопил страж порядка.

Ленин вдруг присел и ласточкой, будто ныряя в воду, прыгнул на асфальт, тут же пошедший трещинами.

Теперь на Ленина смотрели все. Кто-то из милиционеров открыл огонь. Но пули отскакивали от чугунного тела, как горошины.

Владимир Ильич размахивая чугунными руками, двигался к роддому. Ненароком он наступил на один из милицейских «уазиков» и тот превратился в стальной, дымящийся блин. Другой «уазик» он просто поддел носком ноги и подбросил, подобно футбольному мячику, в воздух.

На площади слышались панические крики. Люди разбегались, кто куда. Лишь какой-то бесстрашный телеоператор, одурев от страха, стоял со своей камерой и снимал, снимал, снимал…

***

Во Владивостоке капитан зловещей северокорейской разведки «Чонъчхальгук» Чо Чон Хак задумался о том, как ему добраться до указанного начальником места на карте. Русского языка капитан не знал. Более-менее понимал английский, зная на нем около ста слов.

Во-первых, ему нужны были деньги. Но также и оружие. И документы. Ну, и еще такая мелочь, как еда. Без нее капитан, как и всякий северный кореец, мог обходиться хоть сутками, но сейчас во Владивостоке — этом богатом, огромном, буржуазном городе есть капитану хотелось как никогда сильно. Желудок выводил пентатонические рулады.

Денег у капитана не было. Водорослевый хлеб он сглодал по пути.

Как мошек и букашек тянет к недоступному и недостижимому солнцу, так и капитана северокорейской госбезопасности вдруг повлекло к буржуазным соблазнам. Ноги в уродливых кирзовых сапогах сами, совершенно против воли, направились в огромный торговый центр.

Там капитан Чо принялся ходить от витрины к витрине, жадным взором глядя на многочисленные соблазны буржуазного мира. В одной лавке продавали компьютеры, в другой — мебель, в третьей — золото, в четвертой — одежду. Откуда-то сверху тянуло запахом мяса.

Капитан Чо ничего не мог с собой поделать. Захлебываясь слюной трудовой ненависти, он на эскалаторе поднялся наверх, где увидел красно-бело-зеленую вывеску «Пиццерия». Капитан рассудил, что, может быть, ему удастся поживиться каким-нибудь буржуазным объедком.

Неожиданно он увидел, как какой-то человек в дорогом костюме заходит в дверь с надписью, которую капитан тоже понимал. На двери было написано «WC». Человек был примерно одного роста с капитаном, азиатской внешности. Мысли о голоде мгновенно отступили на второй план. Капитан больше не раздумывал, шагнув следом.

В туалете азиат прошел в одну из кабинок. Не успел он запереться, как туда же проскользнул щуплый капитан госбезопасности. Человек гортанно, по-японски, вскрикнул от неожиданности. Но костлявые пальцы капитана уже вцепились ему в горло, ломали кадык, пережимали нужные артерии. Лицо японца побагровело, глаза под очками выпучились. Он дернулся и затих. На всякий случай капитан Чо выждал еще с полминуты.

Теперь предстояло самое важное. Чо быстро обшарил его карманы. В нагрудном кармане пиджака нашелся кошелек и японский паспорт.

— Слава партии! — пробормотал капитан.

Он быстро и профессионально раздел японца, стянул с него брюки, пиджак, рубашку, носки, ботинки. Затем принялся скидывать свое барахло.

Через две минуты капитана Чо было не узнать. Он превратился в безукоризненно одетого джентльмена. Очки в дорогой оправе облагородили его пролетарское лицо. Зато на унитазе сидел труп несуразного северокорейца в безобразных стеганых штанах, ватнике и кирзовых сапогах.

Подумав долю секунды, Чо решился еще на одну операцию. Он достал из кармана заточенную до бритвенной остроты пятивоновую монетку, единственное оружие, привезенное им из Пхеньяна, и ловкими движениями провел кровавую черту вокруг лица японца. Это не заняло и минуты. Теперь лицо японца казалось маской, кое-как приклеенной к лицу. Чо засучил рукава и ухватился за края этой маски и принялся снимать лицо с черепа, временами помогая себе монеткой. Наконец, издав прощальный чпокающий звук, лицо отделилось. Капитан Чо скатал его в трубочку, обмотал туалетной бумагой и покинул туалет.

Лицо и мобильный телефон японца он выкинул в решетку ливневой канализации.

Теперь следовало торопиться. Капитан Чо вышел к проезжей части и принялся размахивать рукой, тормозя такси.

— Airport, please, — сказал он таксисту.

Тот указал на пассажирское сиденье.

В кассе аэропорта девушка-блондинка сообщила капитану, что прямых рейсов до нужного ему места нет, но можно сделать пересадку в Москве. Лишних вопросов она не задавала. И даже на мгновение не усомнилась, что человек на фото и капитан Чо — один и тот же человек.

«Не зря говорят, что для широкоглазых мы все — на одну рожу»,  — подумал капитан.

Он разменял необходимую сумму йен в обменнике аэропорта и приобрел билеты, которые выглядели как самые обыкновенные клочки бумаги.

…В самолете он расслабился. После того, как потрясающие, длинноногие красавицы-стюардессы подали обед на пластиковых подносах, наступило настоящее блаженство.

Во время обеда капитан Чо едва не нарушил конспирацию. С холодной курицей он расправился с потрясающей быстротой, а джем по ошибке стал жевать вместе с пластиковой упаковкой, в результате чего та лопнула, и сладость растеклась по обшивке впередистоящего кресла.

Чо ощутил неловкость, но учтивая бортпроводница, на глазах которой и случился конфуз, быстро вытерла его последствия. При этом она странно косилась на капитана.

Чо пришел в возбуждение и принялся строить планы захвата лайнера. Однако вскоре он услышал, что девушка шепчется и хихикает вместе с напарницей.

«Пронесло!» — подумал капитан, закрыл глаза и провалился в сон.

***

В Москве оказалось холодно. И, если во Владивостоке можно было ходить по улицам в костюме контрреволюционного японского бизнесмена, то в столице огромной России мела метель. Когда капитан Чо вышел из самолета, его обожгло стужей.

Сейчас было раннее утро, а самолет до городка на украинской границе отправлялся аж через девять часов. Это капитана не пугало. Он мог сидеть в засаде сутками, без воды, с водорослевым сухпайком. А тут был сравнительно теплый и комфортный аэровокзал.

Он решил заранее выяснить, за какой стойкой будут регистрировать его рейс. И вот тут-то капитана ожидал неприятный сюрприз. Напрасно он всматривался в расписание вылетов. Название нужного ему города в таблице отсутствовало.

В растерянности капитан принялся бродить по аэропорту, пока не наткнулся на справочное бюро. Девушка за стойкой понимала по-английски.

— Ваш рейс отправляется из Домодедова, — сказала она.

— А где это? — спросил капитан.

Оказалось, что Домодедово — на другом конце Москвы.

— Девушка! А как я могу попасть в мавзолей Ленина? — поинтересовался капитан.

— Этого я не могу вам сказать, — отрезала служащая. — Я не уполномочена отвечать на вопросы, не касающиеся авиарейсов.

Капитан Чо даже оторопел от такой наглости. Эта женщина, положительно, была контрреволюционеркой. Например, в Пхеньяне путь к мавзолею великого Ким Ир Сена обязан был указать любой прохожий, не говоря уж о государственных служащих. И не просто указать, а еще и поклониться тому, кто спрашивал! Если бы кто-то посмел надерзить вместо ответа, такого человека ожидали бы подземелья «Чонъчхальгука», где разговор с классово чуждыми элементами был короток и суров.

Впрочем, капитан постарался сдержать свой гнев. В конце концов, он изображал японского бизнесмена.

Трясясь от злости, он вышел на мороз. Тут же к нему подошел приветливый мужчина и, кланяясь, сложив ладони, на хорошем английском выказал желание отвезти уважаемого гостя столицы, куда тому будет угодно.

В такси оказалось достаточно тепло. Капитан Чо завороженно смотрел на широкие проспекты столицы России. На душе была ностальгия. Шириной проспектов и помпезной архитектурой Москва напоминала родной Пхеньян. Правда, похабную рекламу империалистических товаров убрать, наверное, стоило бы. И еще в Москве было чересчур много автомобилей. Несколько раз автомобиль («жигули» шестой модели, в Пхеньяне такие были не редкость) даже останавливался в заторе.

Путь лежал по широкому проспекту, который сменился богатой улицей с множеством дорогих империалистических магазинов.  К этому времени капитан Чо стал даже немного привыкать к особенностям московского движения. «Жигули» в очередной раз остановились перед светофором. По левую сторону был чахлый скверик с памятником какому-то кучерявому вождю. Капитан никак не мог опознать его. Наверное, Сталин. Хотя этот был без трубки и без усов. Впрочем, капитан перестал гадать, едва лишь посмотрел направо.

Дух у него перехватило. По правую сторону располагалось олицетворение всей империалистической заразы. «МакДональдс».

Капитан вспомнил уроки идеологической подготовки, на которых подкованные в Учении товарищи объясняли, что пока простой, угнетенный народ по всему миру голодает, угнетатели обжираются погаными чизбугерами в таких вот «МакДональдсах». Капитана Чо затрясло от внезапно нахлынувшей ненависти. И, вместе с тем, предательски заурчало в желудке. Не зря идейно грамотные товарищи говорили, что желудок, в отличие от головы, самая оппортунистическая часть тела человека. Если разобраться, то все предательства на свете спровоцированы как раз этим бурдюком для переваривания пищи. Не зря прогрессивные умы мечтали о светлом будущем, когда люди лишатся желудков, и смогут работать на благо угнетенных круглые сутки, не думая о пище.

Капитан Чо не удержался и погрозил «МакДональдсу» кулаком. Любезный водитель покосился на него, но ничего не сказал. Буквально через квартал капитан увидел еще один рассадник империалистической заразы.

А еще через квартал водитель сказал мучимому голодом и пролетарским гневом разведчику:

— Приехали!

Он оказался настолько любезен, что вызвался даже проводить пассажира к мавзолею. Гостеприимство этого москвича простиралось так далеко, что он даже одолжил капитану свою теплую куртку, которая лежала на заднем сиденье.

Увидев башни Кремля, капитан Чо испытал некое подобие благоговения. Сколько лет они указывали всему человечеству истинный путь, пока не оказались захвачены подлыми ревизионистами.

Очередь была велика, и Чо порадовался. Значит, есть еще в великом русском народе тяга к идейной грамотности. Люди в очереди говорили на разных языках, некоторые из которых капитан не мог опознать. Они были богато одеты. Капитан радовался этому и даже немного погрезил о торжестве всемирной революции.

Когда подошла их очередь, женщина-милиционер сказала Чо, чтобы он отключил мобильный телефон. Чо радостно развел руками — мобильного телефона у него не было. Да и ни к чему он истинному сыну пролетариата. А тот, японский, он выбросил еще во Владивостоке.

Водитель с подозрением покосился на капитана.

В темном коридоре мавзолея благоговение капитана Чо зашкалило, и он рухнул на колени перед стеклянной комнатой, в которой лежал Великий Вождь.

«Даруй мне удачу, Великий Товарищ! — молился капитан. — От того, что я должен сделать, зависит судьба мировой революции!»

Великий Товарищ казался пластмассовым, а костюм на нем — дорогим и буржуазным. Неожиданно Чо подхватили под мышки и повели к выходу.

Это оказались милиционеры.

— Не вздумайте больше так делать! — сказал по-английски один из них.

Они вывели Чо на Красную площадь.

Капитан некоторое время полюбовался на совершенно контрреволюционной красоты здания ГУМа и Василия Блаженного, а затем они с водителем направились в Домодедово.

… — Ну, что, пятьсот долларов с вас за прогулку, — произнес любезный водитель около здания аэровокзала, куда они добрались еще через час.

— У меня нет долларов, — сказал капитан.

— Евро? Рубли?

Капитан показал водителю бумажник японца, набитый йенами.

— И что вы мне даете? — возмутился водитель. — Что это за деньги? Что я с ними делать буду?

Чо пожал плечами.

— Так, пошли в милицию, — решительно сказал водитель.

Попадать в руки стражей ревизионистского режима в планы капитана Чо вовсе не входило. Он запустил правую руку в карман, нащупал там остро заточенную пятивоновую монетку и быстрым движением чиркнул водителя по горлу, чуть выше кадыка. Разрез оказался настолько идеальным, что даже кровь хлынула не сразу. Края перерезанных тканей и сосудов еще секунду-другую оставались на месте. Капитан даже успел выскочить из автомобиля, не запачкавшись.

***

Кардинал Луиджи Малатеста страдал аэрофобией. Полетов на самолетах он боялся, как дьявол может бояться святой воды, при всей неуместности этого сравнения. Стоило кардиналу оказаться в салоне самолета, как его начинали одолевать предчувствия самого скверного толка. Ему казалось, что самолет непременно рухнет, что в него попадет молния, или угонят террористы.

Помимо этого инфернальный страх сопровождался самой заурядной тошнотой. Притом, бумажными пакетами, которые предоставляли авиакомпании, кардинал никогда не пользовался, считая ниже своего достоинства блевать на людях.

По иронии судьбы ему приходилось много разъезжать по миру. Со временем страх перед полетами немного утих. Однако сейчас, во время опасной и почти невыполнимой российской миссии, аэроужас вернулся с новой силой. Кардиналу казалось, что сейчас, когда в его кейсе лежит дьявольская реликвия, Господь не может не выплеснуть свой гнев. Со всей очевидностью что-то должно было случиться. Плохое для кардинала, но угодное Господу.

Как ни странно, полет до Москвы прошел нормально. Долетели без задержек. На улице около аэропорта кардинала дожидался лимузин представительского класса, арендованный местными иезуитами.

«Идиоты! — мысленно негодовал кардинал. — А как же конспирация?»

В лимузине, который вез его в другой аэропорт, Домодедово, кардинал отругал иезуитов и велел ни в коем случае не провожать его до стойки регистрации.

— Но вдруг с вами что-то случится, Ваше Высокопреосвященство? — пугался один из встречающих.

— Если со мной что-то случится, то так будет угодно Господу! — наставительно произнес кардинал. Потом добавил: — К тому же меня охраняют швейцарские гвардейцы.

Швейцарцы в абсолютно одинаковых костюмах от «Армани» были похожи на пижонистых гангстеров из фильма какого-нибудь богопротивного Тарантино.

У аэровокзала он все-таки попрощался с местными иезуитами, решив посвятить оставшееся до полета время молитве.

Один из швейцарцев предложил снять ему номер в гостинице, однако кардинал Малатеста был против. Заселяться в гостиницу значило привлекать к себе внимание. Его и так подвели с этим дурацким лимузином.

В аэропорту царила обычная суета. Кого-то встречали, кого-то провожали. Мелькали самые разные лица. Кардинал понемногу стал расслабляться.

Однако дьявольская реликвия, проклятый Бафомет, никак не давала ему покоя. В какой-то момент кардинал не удержался и набрал код на замках кейса. Неожиданно ему показалось, что на него внимательно смотрит некий низкорослый азиат, который сидел напротив. Впрочем… Впрочем, глаза азиата были настолько узки, что невозможно было понять — смотрит он или спит. Кардинал предпочел думать о втором варианте.

Луиджи Малатеста не без опаски приоткрыл шкатулку. Шкатулка с тамплиерской реликвией была на месте. Кардинал осенил ее крестным знамением и открыл. Золотой символ сатанинского культа был на месте. Его фаллос вздымался ввысь, как нечестивый минарет. Кардинал вытер со лба выступивший пот и поспешно спрятал Бафомета обратно.

…Когда объявили посадку, кардинал не без удивления обнаружил, что его соседом по креслу тоже оказался азиат. И как бы не тот же самый. Преданные швейцарцы заняли почти весь ряд за спиной кардинала. Впрочем, монсеньор не переживал: что с ним могло случиться? Или этот азиат бросится на него и перережет горло?

Кардиналу показалось странным, что, хотя на азиате и был дорогой костюм, от него пахло чем-то казарменным. Похлебкой, портянками. Могло ли такое быть?

Поговорить с соседом не удалось. Азиат коротко и на очень плохом английском заявил, что он — бизнесмен из Японии. Вступать в беседы с язычником — значило мучить его и себя. Кардинал прикрыл глаза.

Правда, поспать не получилось. Едва лишь лайнер набрал высоту, как кардинал ощутил уже знакомую тошноту. Кое-как дотерпев до момента, когда можно было расстегнуть ремни, он бросился в туалет.

…Уже в городке кардинал обнаружил, что Бафомет из кейса пропал. Как ни странно, но Луиджи Малатеста испытал облегчение. Ему все-таки не придется целовать дьявольский идол, не придется ввергать свою душу в пучину вечных мук.

***

Капитану Чо казалось, что в аэропорту Домодедово люди только и делают, что едят. Отовсюду, из каждого уголка доносились аппетитные запахи. Капитану северокорейской разведки казалось, что в его животе поселилось какое-то прожорливое существо и — ворочается.

— Молчи, империалист проклятый! — увещевал Чо собственный желудок.

Но тщетно. Устаревший, буржуазный придаток организма требовал пищи.

Сколько-то японских йен у капитана было. Однако, насколько он мог судить, их не меняли нигде. В ходу здесь были доллары и евро. Этим Москва очень невыгодно отличалась от Владивостока, где японские йены меняли, казалось, на каждом углу.

С одной стороны, можно было порадоваться за то, что вражеские деньги здесь не в ходу. Но с другой…

Капитан знал несколько способов борьбы с голодом. Один из них заключался в том, чтобы дышать ртом. Рот — более пролетарская часть тела. Он запахи не различает. А нос — заставляет людей привередничать. Вот попадет какой-нибудь приспешник империализма или, скажем, ревизионист в обычную рабочую столовую в Пхеньяне. Он же сразу нос (нос!) сморщит. Не тем, мол, пахнет. А обычный человек, сын (или дочь) трудового народа — жрет, не принюхиваясь. В счастливом трудовом будущем у трудящихся не будет желудков и носов. Эти органы отомрут за ненадобностью.

Напротив капитана расположился вальяжный, холеный дядька в дорогом костюме и со странной, совсем круглой, будто специально выстриженной, плешью на голове. В руках у него был чемоданчик. Несомненно, приспешник империализма. Североатлантического прихвостня сопровождали трое здоровил. Все сытые, довольные. Капитана чуть было не затрясло от ненависти. Но вдруг он обратил внимание, что человек с круглой плешью вроде как очень сильно нервничает.

Волнение прежде всего выдавали пальцы, которые бегали по поверхности дорогого чемоданчика, будто бы империалист играл на пианино. В разведшколе капитана Чо учили признакам, по которым можно распознать ложь или волнение допрашиваемого. Бегающие глаза, порывистые движения рук. Несомненно, в чемоданчике у него лежало что-то ценное…

«А, может, там еда?» — взбрела вдруг в голову мысль.

Империалист стал открывать чемоданчик, набирая на кодовом замке цифры. На всякий случай капитан Чо стал их запоминать. 1233. Запомнить было легко. В двенадцать лет будущий капитан пошел учиться в военную школу. А тридцать три года было ему сейчас.

Холеный прихвостень перехватил взгляд Чо, и капитан тут же притворился, будто спит.

Империалист трепетно вертел в руках какую-то шкатулку, совершал над ней странные манипуляции.

Чо встречал таких жадин. Например, долгое время его соседом по общаге был парень по имени Хэ, впоследствии отправленный на перевоспитание на урановые рудники. Хэ утаивал от товарищей сухари, складывал их в мешочек, а по ночам трясся над этим мешочком. Трясся противно, чуть ли не извиваясь всем телом.

При мысли о том, что в шкатулке империалиста лежат сухари, у капитана Чо во рту стала выделяться голодная слюна.

…В самолете ожидало два сюрприза. Один неприятней другого. Первый заключался в том, что кормежка была не предусмотрена. Об этом поведала стюардесса, которую капитан, переступив через гордость разведчика, спросил о еде. По ее словам, полет будет недолгим, так что обеды не предусмотрены.

Второй сюрприз заключался в том, что соседом капитана по креслу оказался тот самый империалист с круглой плешью. Кажется, он не узнал капитана.

После того, как самолет набрал высоту, прихвостень, зажав рот ладонью, побежал в туалет.

«Будешь знать, как обжираться, империалистическая собака!» — подумал Чо.

И вдруг вспомнил, что знает код замка на чемоданчике. Капитан огляделся. За ним вроде бы не наблюдал никто.

«Во славу партии!» — подумал капитан, наклонился, сделав вид, будто завязывает шнурок, притянул к себе вражеский чемодан и быстро открыл его.

Шкатулка лежала на самом видном месте. Чо быстро положил ее в карман костюма, закрыл чемодан и выпрямился. Никто ничего не заметил.

…По прибытии муки голода стали совсем невыносимы. Первым делом капитан Чо побежал в туалет и раскрыл шкатулку.

Никаких сухарей в шкатулке не оказалось. Разочарованию разведчика не было предела. Вместо них там лежал какой-то рогатый истукан из желтого металла.

Капитан Чо испустил огорченный и резкий крик. Ему казалось, что истукан в шкатулке ухмыляется, глядя на мучения своего нового владельца. В довершение глумления чертик был снабжен половым органом, который вызывающе торчал под углом 90 градусов относительно тела.

И тут в голову капитана Чо пришла спасительная мысль. Он знал еще одно средство от голода. Если становится совсем уж туго, надо пососать металл. Он сам не раз во время учебы и службы сосал ствол пистолета и даже автомата. Некоторые засовывали в рот головы статуэток Великих Товарищей. Это тоже помогало, но если кто-нибудь заставал тебя за сосанием головы вождя, запросто могли отправить в воспитательный лагерь.

Желтый дьявол тоже, вроде бы, был металлическим. Капитан Чо, не колеблясь, поместил в рот фаллос черта, подумав о том, как хорошо, что его никто не видит.

Дверь туалета открылась, и вошел тот самый буржуй из самолета. Лицо его было искажено. Несомненно, он обнаружил пропажу. Чо приготовился к драке. Однако прихвостень словно не замечал его, прошел совсем рядом, чуть не задев капитана.

Когда капитан Чо инстинктивно повернулся к зеркалу, то его сердце чуть не остановилось от удивления. Зеркало отражало только стенки и дверцы. Капитан Чо каким-то совершенно необъяснимым образом сделался полностью невидимым.

***

От громкого крика радости капитан Чо удержался по двум причинам. Во-первых, рядом был враг, бывший владелец статуэтки. А, во-вторых, во рту у него находился металлический фаллос. Все-таки воистину верно Великий Товарищ когда-то напутствовал ловцов лягушек: «Во имя Благого Дела, святой Победы трудящихся жертвуют собой даже несознательные земноводные». Скрытый смысл этого Изречения состоял в том, что когда дело делается во благо Партии и Народа, ему начинают благоприятствовать все возможные обстоятельства.

Капитан Чо вышел из уборной. Громилы поджидали своего босса у дверей. Невидимому капитану разведки не составило труда обогнуть их.

Отойдя от них как можно дальше, капитан осторожно вынул статуэтку изо рта. Посмотрел на свои руки. Ничего не произошло. Видимыми они не стали.

«А вдруг я и останусь таким?» — не без испуга подумал капитан.

Впрочем, невидимость имела и свои плюсы. Вернувшись домой, капитан станет еще бдительнее следить за врагами. Да что там! Он сделает невидимыми почти всех спецслужбистов! Тогда-то враг не сможет строить свои коварные козни. Только вредитель или паникёр заведет свои тлетворные речи, как к нему подкрадываются невидимки и — р-раз! — защелкивают на предательских запястьях бамбуковые наручники и произносят положенную форму ареста: «Ты можешь молчать, сын нечистого животного, отрыжка империалистической свиньи, но мы все равно развяжем твой раздвоенный, как у гадюки, язык».

Да, следовало признать, эта статуэтка — настоящая находка против шпионов. Капитан Чо бережно поместил ее в карман пиджака.

Проблема голода решилась сама собой. У выхода стояла толстая женщина (наверняка, приспешница, поскольку среди преданных революции женщин толстух не бывает) и торговала пирожками, испускавшими невероятно соблазнительный запах. Судя по ароматам, это была настоящая, сочная собачатина, которой капитан Чо мог побаловать себя исключительно по большим праздникам.

Невидимым он подкрался к приспешнице империализма и выхватил из металлического короба один из собачьих пирожков. Тот оказался обжигающе горяч, и капитан даже вскрикнул. Крик привлек внимание холуйки поработителей, и она вскрикнула. Капитан понял отчего. Пирожок оставался видимым. И создавалось ощущение, будто он летает в воздухе.

Прислужница попятилась, сложенными щепотью пальцами рисуя на теле знак креста. Из этого капитан сделал вид, что, скорее всего, эта женщина прислуживает реакционному духовенству.

По всей видимости, статуэтка не действовала на те предметы, которые попадали в руки человека после обретения невидимости. Поэтому капитан быстро достал ее из кармана, еще раз обсосал золотой фаллос и убедился, что пирожок мгновенно исчез с глаз окружающих.

Такого мороза, как в Москве, здесь не было. Однако все равно подмораживало.

Обладая навыками невидимости, капитану не составило труда решить и эту проблему. На одном из пластмассовых кресел спал не очень трезвый мужчина. Его пуховик лежал рядом. Капитан схватил пуховик, и тут же затолкал статуэтку себе в рот. Мужчина ничего не заметил.

Угрызений совести капитан не чувствовал. Мужчина все равно казался прислужником богатеев. А его пуховик мог сослужить хорошую службу делу всемирной революции.

Обеспечив себя едой и одеждой, капитан вышел на улицу и втиснулся в салон автобуса. Теперь следовало решить, куда ему ехать. Город был незнакомым. Однако капитан решил положиться на знамения. Ведь до сих пор ему невероятно везло.

…Конечной остановкой автобуса оказалась большая площадь, на которой стоял огромный чугунный памятник Ленину.

— Здравствуй, Великий Вождь! — прошептал Чо. — Подай мне знак!

Впрочем, как тут же сообразил разведчик, знак уже был подан. Вождь указывал рукой направление.

Там был скверик, за которым…

Был бы Чо поповским прислужником, он бы рухнул на колени. Но солдаты революции на коленях никогда не стоят.

Невидимый капитан оказался перед дверями роддома.

Правда, дело осложнялось тем, что в здание врывались, стреляя из американского оружия, люди в непонятной форме, один из которых был чернокожим.

Капитан осторожно последовал за ними. И едва не угодил под обстрел.

Стрелял человек, лицо которого оказалось капитану знакомо. Это был собственной персоной агент британской разведки Эндрю МакАлистер, объявленный в Северной Корее врагом государства №2. Хуже был только президент Южной Кореи.

Чтобы не закричать от изумления, Чо прижал к лицу ладонь. И тем самым избежал волны слезоточивого газа, пошедшего из галстука, который сбросил коварный агент.

«Вот повезло, так повезло!» — думал Чо.

Он улучил момент, когда враг государства обыскивал трупы, прыгнул ему на спину, воскликнул:

— Конец тебе, империалистическая собака! — и перерезал ему монеткой горло.

Как всегда бывает при труде с энтузиазмом, результат превосходил все ожидания. Теперь осталось только найти волшебного ребенка.