Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Scum LifestyleScum LifestyleАвтор: Арлекин Как-то раз к скамейке, на которой я сидел, подошёл немолодой оборванец. Это был высокий сутулый дядя лет за сорок, длинные, до плеч волосы с проседью, большие, кривые и редкие зубы, на поношенной физиономии – застывшая гримаса отвращения. На его костлявых плечах болтался старый плащ, под плащом были грязные джинсы того типа, что продают в сэконд-хэндах по беспрецедентно низким ценам, и серый замусоленный свитер. На ногах стоптанные туфли – до того стоптанные, что походили на мокасины. Мужик заговорил. Очень быстро между нами наладился крепкий connect, я в кои-то веки испытывал неподдельный интерес во время общения с человеком. Он был умён, этот бомжара, умён и всесторонне образован. На любой мой вялый силлогизм он, столь же лениво, выдавал хрестоматийное его опровержение. Потрясающе, давненько я не чувствовал себя глупее кого-то. Бомж спросил, что я читаю. Это была потрёпанная научная монография по тератологии, изданная в совке на заре этой науки, каковую монографию я, прогуливаясь в центре, мимоходом спиздил у уличного торговца. Тут же завели разговор об эмбриологии и смежных областях знаний. Бомж чувствовал себя, как рыба в воде в разговорах на совершенно разные темы, от политики до трансцендентализма; чего бы мы ни касались, тот, не снимая с лица кислой мины и бесстыдно топыря плохие свои зубы, развивал тему дальше и дальше, демонстрируя позорный мизер моих познаний и фантастическую широту собственного кругозора. Его звали Вождь. Он и впрямь походил чем-то на индейца: этакий Гойко Митич, прошедший ванапрастху и курс лечения от героиновой зависимости. А я вон тут неподалёку живу, на сквоте, сказал Вождь, хочешь, пойдем, покажу. И он указал в направлении зелёных зарослей, за которыми, я знал, по холмам и низинам вьются туристические тропы. Я замялся: не очень мне хотелось идти неведомо куда с этим тихим психом, но, с другой стороны, идти мне было некуда, а сон на свежем воздухе под осенним небом Москвы успел уже порядком осточертеть. Хуй с ним, подумал я, посмотрим, что этот тип подразумевает под словом «сквот». И Вождь повёл меня за собой.В тени деревьев и кустов ютился маленький ржавый гараж с двускатной крышей – железная будка, подобные которой раньше, в эпоху «Москвичей» и «Запорожцев», встречались во дворах. Настоящий раритет, вроде массивной, неповоротливой и скрежещущей карусели на детской площадке или молока в стеклянной таре. Гараж притёрся к сетчатому забору, ограждавшему зону каких-то складов, и располагался чуть в стороне от ворот, через которые люди и машины попадали на территорию этого учреждения. Вождь осмотрелся, понюхал воздух, прислушался к шумам и, убедившись, что их никто не видит, потрусил к гаражу. Я держался за ним, не вполне понимая, к чему такая конспирация. В наваренных петлях брякнул массивный навесной замок, он был там лишь для видимости и ничего не запирал. Вождь осторожно, стараясь не скрипеть, отворил дверь, и мы вошли внутрь. Вождь поспешно прикрыл дверь за собой. Внутри было темно и сыро, впрочем, воздух не пах кислыми подмышками и овощным разложением – только лёгкий дух затхлости. Вождь зажёг свечу, и я смог рассмотреть внутреннее убранство этого бомжатника. В дальнем конце помещения из нескольких поддонов был сооружён лежак, покрытый пледами, куртками и свитерами. Там валялись пара грязных подушек и пуховой спальник. Перед лежаком к правой стене прижимался низкий вытянутый столик, на котором громоздились импровизированные подсвечники с огарками, книги, мобильный телефон, монеты, аккуратно выложенные в ряд сигареты «Winston», пепельницы, зажигалки, спички, яблочные огрызки, персиковые косточки и ещё куча разного хлама. Под столом лежало несколько набитых чем-то пакетов. Вдоль левой стены лежали стопки старых книг и журналов. Вождь сказал, что живут они здесь вдвоём с ещё одним мужиком, владельцем этого гаража, и что если я хочу остаться, то никаких проблем не будет, я могу ни о чём не волноваться. Мы развалились на лежаке и несколько часов беседовали, пока не пришёл второй гаражант по имени Серж. Этот чувак в шортиках вкатил внутрь свой велик, дружелюбно поздоровался, не выразив никакого недовольства по поводу постороннего в своих владениях, и принялся с удовольствием рассказывать, как нехуёво он сейчас покатался, и где он был, и что он видел, и кого он встретил. Серж был не намного моложе Вождя, но гораздо свежее и бодрее. Как и Вождь, изъяснялся на грамотном русском языке, легко и непринуждённо жонглируя специфическими терминами, цитируя всех от Сократа до Пригова и щеголяя густой афористикой. Бомжи-интеллектуалы, охренеть. Я стал ночевать у них. Серж объяснил, для чего нужен такой старательный шифр: они с Вождём самые что ни на есть бомжи, и не имеют права жить в гараже, хоть он, Серж, и собственник этой железяки. Я почти ничего не выяснил о его прошлом, потому что Серж постоянно где-то пропадал на своём велосипеде и только раз в два-три дня приходил ночевать в гараж. Он называл себя писателем. Любопытно, сказал я как-то, я ведь тоже пишу. Правда? О чём? Так, о том, что знаю. А ты? А я пишу мемуары. Автобиографию. Ты, наверное, тоже, предположил он, занимаешься чем-то подобным, да? Нет, я выдумываю. Идея мемуаров, как мне кажется, напрочь лишена удовольствия созидания из ничего. Я люблю сочинять. Так здорово взять свой накопленный опыт и кругозор, пропустить его через мясорубку памяти, а потом этот фарш продавить сквозь сито воображения, а потом эту кашицу отжать сквозь марлю предредактуры, и лепить сочные котлетки глав. Литературизировать свои воспоминания – удел стариков, не в обиду тебе, Серж, будет сказано. Он был из старой рокерской тусовки, водил знакомство с известными когда-то музыкантами, арбатскими бардами, нянчил сына внучки Давида Самойлова, курил много гашиша, имел халупу в Крыму, куда автостопом уезжал на зиму, когда в гараже начинало холодать, и был, судя по всему, доволен жизнью. У него в гараже жил Петя – толстый коричневый слизень, медленно ползающий по полу, питающийся яблочными огрызками и остатками персиковой мякоти на косточках, и оставляющий повсюду блестящие влажные полосы. Однажды ночью мне приснилось, как сексапильная красотка нежно целует моё лицо; проснувшись, я обнаружил Петю у себя на щеке. Того, как Серж сделался бомжом, я так и не выяснил. Гораздо больше я узнал о Вожде. Мы с ним много болтали, иногда предпринимали совместные вылазки в город, и за всё это время он поведал мне немало интересных историй. По образованию он был толи физик, толи инженер, когда-то работал на крупную фирму, где выполнял кучу самых различных обязанностей, и был для директора практически правой рукой. Много зарабатывал. Он изъяснялся иносказательно и довольно смутно, так что у меня складывалось о нём впечатление как о герое ранней прозы Пелевина – человек, крайне осведомлённый и важный для здоровой работы системы, но при этом весьма загадочный, и я, с ускользающим представлением о роде его деятельности, видел его помесью Вавилена Татарского из «Generation”П”» и Стёпы Михайлова из «Чисел». Но потом, по его словам, наступил момент, когда директор решил, что Вождь слишком много знает, и решил его устранить. Дальнейшие подробности его судьбы лишены конкретики, я понял только, что в результате он лишился квартиры и оказался в психиатрической лечебнице, где провёл два года и где ему тщательно выжгли мозг. Каким-то образом он сбежал, и теперь вёл то существование, которое я наблюдал со дня нашего знакомства. В историю Вождя я поверил сразу: во время общения с этим человеком возникало впечатление, что он просто не способен лгать. У него была масса заёбов. Как-то раз мы купили в чебуречной по стаканчику кофе, на улице моросил дождь, а мы собирались спуститься в метро. Я предложил пройтись под дождём и выпить кофе по дороге, но Вождь отказался, мотивировав это тем, что не переносит дождевую воду – если хотя бы одна капля попадёт в его стаканчик, кофе останется только выбросить, он не сможет пить эту отраву. Он курил весьма определённые сигареты – красные «LD», иногда «Viceroy». Мой красный «Честер» он не воспринимал, равно как и «Winston» Сержа. Когда у него заканчивалось курево, он стрелял сигареты у Сержа, вымачивал их в родниковой воде и высушивал на столике – только после этого их можно было курить. «Беломор» тоже шёл неплохо. Вождь не употреблял алкоголь и наркотики. Он говорил, ему хватило той дряни, которой его пичкали в дурке. Настоящим кошмаром для него был запах пива – у него начинались желудочные спазмы, его тошнило и по всем показателям наблюдалось алкогольное отравление. Ты никогда не заставишь меня выпить пива, говорил Вождь, ну сам посуди: вы пьёте экскременты дрожжевого грибка, разве это не отвратительно? Один раз он предложил мне съездить вместе с ним на Шаболовку, в его бывшую контору – у него ещё сохранились там кое-какие связи, и ему позволяли время от времени попить дармового кофею и даже, вроде бы, давали денег, чтоб глаза не мозолил. Мы ехали в полупустом автобусе, заняв места на корме. Где-то в средине салона на коленях у молодой матери заливался слезами ребёнок. Он орал, как резанный, страшно чем-то недовольный, а мама безуспешно его утешала. Вождь что-то рассказывал. В конце концов, раздражённый тем, что ему постоянно приходилось перекрикивать истошного спиногрыза, он обернулся, поймал взгляд малыша, скорчил ужасную рожу на своём и так страшном ебальнике и, издевательски передразнивая капризное дитя, во всё горло заорал: АААААААААААА!!! Ребёнок мигом утих. Шокированная мать не вымолвила ни слова. Вождь, как ни в чём не бывало, продолжил рассказ в полной тишине. В дурдоме у него осталась женщина, о которой он заботился. Кто-то снабжал его йогуртами, творожками и фруктами, которые тот раз в неделю заносил своей чокнутой подруге. Обычно до лечебницы доходила только половина передачи – часть вкусняшек съедал он сам и угощал меня. Несколько раз мы с Вождём ездили в центр в какой-то определённый «МакДональдс», где посетителям предоставлялся бесплатный терминал с выходом в интернет. Охранники его хорошо знали и не трогали, хотя посетители воротили носы. Вождь проверял свою почту, отвечал на письма. Однажды к нему привязалась тупая кобыла, которой не терпелось занять место у монитора. Сучка утверждала, что они зависают уже больше часа, компьютеры для всех, так что будьте, блядь, добры освободить, нахуй, место и дать попользоваться другим людям. Когда мы попытались объяснить, что не провели за компьютером и десяти минут, тёлка подняла жуткий вой на всю забегаловку, вмешался секьюр и выгнал нас обоих на улицу. В отличие от самого распоследнего быдла, у бомжа прав нет совсем, так-то. Вечерами Вождь слушал заумные передачи по «Радио Свобода», а потом тихо-мирно засыпал в своём пуховом спальном мешке. Я заворачивался в старые куртки. Серж приходил в середине ночи, пьяный и накуренный, падал на лежак и ничем не укрывался. Бомжи показали мне родничок чистой питьевой воды, бьющий из склона холма. Проблема жажды была окончательно упразднена. Каждое утро я спускался туда почистить зубы и набрать воды в бутылку. Иногда мыл там ноги, но вода была ледяной, воздух – уже по-осеннему стылый, а полотенца у меня не имелось, так что приходилось сидеть на камне, подставив стопы ветру и ждать, пока они сами обсохнут. Ноги, впрочем, не переставали вонять – смрад впитался в кеды, в носки, в лоснящиеся джинсы. А тем временем Москва отмечала день рождения, на смотровой площадке собралась грандиозная туса: восторженные туристы, хмельные байкеры, украдкой бухающие школьники, альтернативная молодёжь всех мастей, добродушные гопники со своими бабами, до крайности лояльные менты. Движение по Косыгина было почти перекрыто, туда-сюда бродили толпы радостных москвичей и гостей столицы, все скамейки были заняты пьянствующим народом, машины непрерывно клаксонили, милиция была повсюду, но никого не цепляла. Я посмотрел далёкий, едва различимый салют и побрёл в гараж спать. По дороге нашёл пятилитровую бутылку с пивом. Уселся на своей излюбленной лавочке, где ко мне впервые подошёл Вождь, и стал методично напиваться. Меня откуда-то заприметил Серж и присоединился к распитию. Допив бутылку, мы завалились в гараже дрыхнуть. Утром я выбрался на улицу и спустился к ручью умыться. Вождь сидел ниже по течению и с неприятным рыком блевал в воду. Это из-за вашего пива, пояснил он, прорыгавшись. Вы уснули и похуй, а я всю ночь мучился, завоняли помещение донельзя, эгоистичные пидарасы. Я почувствовал укол вины Тем вечером я бухал в большой и шумной компании. Перманентный голод и внезапное возлияние начисто выбили из меня дух. Все что-то рисовали на бумажных салфетках, а потом меня не стало. Когда растолкали, я был всё ещё пьян, все стулья опустели. Меня заботливо вывели на улицу и велели отправляться домой. Я не имел никакого представления, где территориально нахожусь, но куда-то побрёл, нашёл метро, доехал до Воробьёв, добрался до гаража и вырубился. Дикий утренний сушняк заставил разлепить глаза. Первое, что я увидел – литровая банка «Туборга», заботливо оставленная для меня перед лежаком. Наверное, Серж проявил гуманность. Когда я допивал пиво, явился и сам Серж, как всегда бодрый и весёлый. Ну что, гаш будешь? А то! Конечно, буду! Серж выудил из груды хлама пустую пластиковую бутылку, сигаретой прожёг около донышка отверстие, раскрошил твёрдый кирпичик, аккуратно положил кусочек на тлеющий кончик сигареты, просунул всё это сквозь отверстие внутрь бутылки, и мы стали ждать, пока гашишно-табачный дым не заполнит резервуар. Мы с этим сорокалетним дяденькой накурились в полную жижу, липкой эктоплазмой просочились на улицу и щурились на солнце, как вампиры. Наверное, я совсем расклеился и потерял форму, потому что позволил каннабиолу ебать меня во все поры. Мы шли куда-то, и Серж непрерывно говорил, никогда ещё я не слышал, чтобы он произносил так много слов подряд. Счастливо улыбаясь, я кивал и поддакивал, не разбирая ни слова: поток Сержевой речи был неотделим от рёва машин, чириканья птичек и ветра в ушах, и всё это смешалось в размеренно лязгающий, рокочущий, шуршащий, поющий, скрипящий, урчащий, свистящий, звенящий ритмический гул. Вскоре его болтовня стала доставлять мне ощутимые неудобства: она густым жиром заволокла мои мозги и мешала думать, я запаниковал, гармония с реальностью расшатывалась, сваи трещали, мир становился враждебным, а я – инородным ему, он пытался исторгнуть меня за свои пределы. Не без труда я соскочил, сославшись на какие-то дела в городе. Серж расстроился, он испытывал явную потребность сказать ещё несколько миллиардов слов. Мы расстались; Серж пошёл зависать у друзей, а я надел на череп наушники, погромче включил музыку, Narcotic Fields, и целую вечность шёл по аллее до метро. Размытые полоски автомобилей неслись на меня по левую руку, от меня – по правую, их шум проникал сквозь музыку и искривлял пространство. Кое-как я спустился под землю, уехал, и больше туда не возвращался. Теги:
3 Комментарии
хорошо рассказал, увлекательно. Занятно, но отрубил. Выводы? очень хорошо «Вождь осмотрелся, понюхал воздух, прислушался к шумам и, убедившись, что их никто не видит, потрусил к гаражу. Я держался за ним, не вполне понимая, к чему такая конспирация. В наваренных петлях брякнул массивный навесной замок, он был там лишь для видимости и ничего не запирал. Вождь осторожно, стараясь не скрипеть, отворил дверь, и мы вошли внутрь.» — «нас никто не видит» и вождь, видимо, дверью старался не скрипеть. Дальше я уже не очень внимательно читала. В остальном — мне всегда нравится, как Арлекин пишет «было дело», понравилось и сейчас. И еще я поражена наличием в природе пятилитровых бутылок пива. эсть даже десятилетровые. сам видел. старатель… но… А мне очень понравилось.Позапрошлой осенью — было песдетц как херово — Кин приехал ко мне. Рассказывал про свои приключения в Москоу. Привёз с собой гидры. Мы с ним периодически накуривались, попивали водку моего соседа по флэту, накуривали и его, гуляли по осеннему городу. Мне очень запомнился этот его устный рассказ про бомжей. Сейчас прочитал — и пиздос как накрыло — ностальгия... Арлекин, СПАСИБО! ещё выложу другие епизоды. познее… «Тем вечером я бухал в большой и шумной компании. Перманентный голод и внезапное возлияние начисто выбили из меня дух. Все что-то рисовали на бумажных салфетках, а потом меня не стало. Когда растолкали, я был всё ещё пьян, все стулья опустели» — по-моему, я знаю, о чем это, бгг. Заебись рассказ. Очень понравился. А что глубинного смысла нет, так и не всегда он нужен. А, вижу — в этом рассказе фигурируют фекалии Старинного Гриба. В общем и целом хороший рассказ. Узнал много новых слов. Еше свежачок Я дам тебе себя в обиду -
играй, используй, забракуй… но только не люби для виду - пусть будет все по чесноку. Смотри насмешливо, блудливо, над ванной трусики суши… Вина осеннего разлива хлебнул я сдуру от души. Я протрезвею, может, к маю, но поскучаю без тоски - что ни случись , не проиграю, хотя играю в поддавки.... …ложью пахло и лимонадом,
в углу охуевала елка… девка кокетничала: Ну не надо… но всхлипнула и умолкла. А, была тут некая Жанна - снегурочка в макияже гот - сидела на лестнице, как долгожданный, новый астрономический год. Потом - в комнату раз, и come in оправила скромно платьице… Трамвая жду, мол… дала двоим - скоро гражданами обрюхатится.... Осень заткнёт листвой не один фонтан,
прохожих, меня, не живущего по соседству. Мёртвые правила падают за диван фантиками от конфет, истреблённых в детстве. С ужасом щупай пространство вокруг себя, словно был тренирован, натаскан, но в тапочках страха.... Мастера медведь съел. Натурально. Белый медведь . Потому что не нужно ходить туда, куда не нужно. Табличка висит. "Не ходить". Теперь где нового мастера искать. Медведь за него работать будет что ли. Услили ограждение. Периметр обнесли колючей проволокой.... |
и еще Кин, «поношеное лицо» — это уж как-то через чур :)