Глаза Артура (по идее О. Каткова)

Автор: Васёк Врач Григорий Катков, украинец по национальности, космополит по характеру, родом из Днепропетровска, детство и юность провел еще при «совке». Смуглый, рост имел средний, в молодости был крепок, сейчас помягчал. Умом обладал острым, быстрым; интересовался многим, помимо своей профессии. Жил вместе с женой и дочерью-подростком.

Катков всегда был далек от мистики. Беспокойная практическая деятельность, частые перемены мест работы (он бывал почти везде, где страдали и гибли люди, в том числе в пресловутых «горячих точках») — все это вытеснило из его сознания предположения чего-то сверхъестественного. Так продолжалось большую часть его жизни. Седина уже высветлила местами темные волосы Каткова. И случилась у него встреча, которая потрясла его организм и даже, до некоторой степени, преобразила сознание.

Вообще, по жизни, дружелюбный и отзывчивый, Гриша выполнял свои эскулапские обязанности искренно, старательно, с душой; ну, как, вероятно, Антон Павлович Чехов.

Давно замечена склонность врачей к психоанализу, вообще к анализу, что ведет часто к писательству. Вот и Григорий что-то черкал на бумаге, но не всерьез, для себя. Так выражалось его желание описать встреченных на жизненном пути людей и осмыслить обстоятельства непростой, а подчас, и жестокой жизни. А когда и где жизнь была проста и приветлива к людям? Да никогда и нигде!

В настоящее время Григорий Катков служил в группе врачей в Звездном городке под Москвой. Следил за здоровьем космонавтов, участвовал в проведении тренингов. И дружил с этим хорошими ребятами — космонавтами. Особенно с одним – Олегом, с которым его связывало общее увлечение. Фото и видеоматериалы, отснятые в космосе и на земле, они монтировали; и создавали документальные фильмы о космонавтике – все это, конечно, по-домашнему, непрофессионально.

Все шло благополучно, но вскоре, как известно, космонавтика лишилась общественного и государственного внимания; явления перестройки, кризиса ударили по финансированию. Доходило до перебоев с зарплатой – и у космонавтов, и у врачей. Это коснулось и Григория Каткова.

Надо было как-то жить. Каткову помогла сестра, живущая в Сочи и имевшая отношение к городской власти. И завтра утром Григорий должен был лететь в столицу российского Причерноморья для переговоров на предполагаемом месте работы — в сочинской санитарно-эпидемиологической станции.

В оставшиеся до отъезда полдня и ночь Григорий решил встретиться со своим однокашником по мединституту, которого он не видел лет двадцать пять, и который служил на вполне престижном месте герпетолога московского зоопарка.

Прибыв на электричке в Москву (которую он знал плохо и не любил), Григорий добрался на метро до зоопарка, и шел по его новой части, зажатой между Большой Грузинской улицей, высотными жилыми домами и заброшенными окрестностями планетария.

Поздняя осень скупа на солнечный свет. И часов в шесть луна уже освещала безлюдную территорию зоопарка. Она создавала серый голубоватый тон в воздухе, который изредка разнообразился бледными сферами вокруг фонарей.

Катков шел мимо пустых вольер. Звери, очевидно, — кто-то заканчивал ужин, а кто-то спал. Он продвигался к террариуму. Старинный приятель пригласил его посмотреть на вечернюю трапезу гадов; обещал, что будет интересно.

Антон Петрович Кожуханный, здоровяк и балагур, схватил в объятья тело Каткова, крепко пожамкал его; заставил старинного приятеля облечься в белый, не очень чистый халат и потащил по мрачным душным коридорам. Лягушки глотали насекомых. Змеи – лягушек… Но гостеприимный хозяин тянул Каткова к сравнительно просторному вольеру с бассейном, из мутной воды которого торчали кончик носа и два бугра, где помещались закрытые глаза какого-то чудища.

- Гриша, — приговаривал Кожуханный, суятясь. — я тебя познакомлю с легендарной личностью. Он и как особь, уникальный; и биография у него необыкновенная. Гляди. Его величество Артур.

Кожуханный залез сбоку в маленькую дверцу, приоткрыл небольшую щель в вольер и протолкнул длинной палкой к краю бассейна горку мяса. Возвратившись, Кожуханный продолжил:

- Вот, пять кило куропаток. Ест раз в неделю.

Нос и два бугра, принадлежащие крокодилу, стали возвышаться над поверхностью воды. Пока невидимый полностью Артур приближался к куропаткам. Внезапно Артур рыкнул, резко вырвал из воды свое туловище и тяпнул страшной пастью всю горку мяса. Он застыл, и по вулканическим ритмичным судорогам можно было понять, что мясо продвигалось в глубь этого монстра.

Черное бугристое туловище Артура, казалось, заполнило собой весь вольер. Непонятно, как оно только что помещалось в небольшом объеме бассейна. Зрелище было шокирующим. Катков не мог оторвать взгляда от Артура.

Кожуханный с довольной застывшей улыбкой наслаждался эффектом, произведенным его питомцем.

Тяжелые шторки сдвинулись с упомянутых бугров, и прямо в глаза Каткова вперились багровые неподвижные злобные глаза Артура.

Григорий Катков, никогда не имевший никаких проблем с сердцем, ощутил острую спицу, пронзившую левую часть груди до спины, насквозь, навылет.

«Приступ?» — подумал Катков. Он медленно и глубоко вздохнул, но боли не было. И все же он чувствовал себе пронзенным насквозь.

- А что так душно здесь? – поморщился Катков.
- Да сегодня вентилятор полетел, — радостно ответил Кожуханный. — Оборудование менять давно пора. – Ладно, пойдем.
И повел гостя вон, на свежий воздух — московский воздух, казавшийся свежим после этой искусственной атмосферы, которая весьма приблизительно имитировала воздух, наполненный болотными испарениями на берегах Нила.

Там, далеко и была родина Артура, где слабеньким смешным детенышем, вырвавшимся с помощью зубов матери из тесной твердой скорлупы, он учился ловить и глотать безобидных мошек и жучков. Он, как и все крокодильчики, в те годы не мечтал о мясной пище.

В детстве ему повезло. Он выжил. А потом, став добычей охотников, некоторое время провел в семье египтянина. Ему сохранили жизнь, когда он цапнул за палец маленького сына египтянина. Мальчик пожалел его. И это было первое доброе дело в жизни Артура, которое он испытал на себе. Но он забыл о нем. Его никто не учил быть благодарным. Он от природы был жесток, необыкновенно жесток, даже для хищника.

Когда отряд войск фашистской Германии проходил через деревню охотников на крокодилов, Артура заметил немецкий офицер и забрал с собой, заплатив египтянину гроши. Но для египтянина эти гроши являлись огромным богатством; и он не обратил никакого внимания на хныканье сына, просившего не отдавать любимца.

Фашистский отряд вернулся в Германию, и офицер торжественно преподнес Артура в подарок Гитлеру. Жестокому фюреру очень понравились злобные глаза Артура. Он увидел в них проявление несокрушимого арийского духа. Адольф назвал крокодила Артуром. Это имя казалось ему величественным, суровым.

Артур жил в здании рейхстага, в специальном кабинете, оборудованном под террариум. Артур превратился в домашнее животное, но никогда не был покорен его мощный дьявольский дух. Он в любой момент был готов накинуться, растерзать и заглотать любое живое существо. Особенно, своего хозяина. Артур ощущал Гитлера, как своего главного врага. А фюрер чувствовал в крокодиле жестокую неукротимую волю к убийству и ему это нравилось.

Он даже задумывался, не поменять ли ему символ рейха – Орла — на Крокодила, но пока не решался. К тому же, военный действия, захватывали Европу, и решение было отложено.

Вскоре немецкие специалисты-зоологи посоветовали перевести крокодила в берлинский зоопарк, где ему могли быть обеспечены условия для нормальной жизни. И Гитлер дал на это свое согласие.

Сотрудников зоопарка и посетителей Артур неприятно поражал своим злобным нравом и видом. Не раз он бросался на гостей зоопарка, разбивая в щепки преграды. А если преграды были не по силам животному, то оно разбивало морду, зубы и в бессильной злобе рычало, выло, повергая в ужас всех «гомо сапиенс».

Рядом с ним и люди становились озлобленней, ожесточенней, бессердечней и, в конце концов, безумней.

Гитлер, так благосклонно относившийся к Артуру, с течением времени, с укреплением своей безграничной власти, которая посягала на мировой масштаб; становился ожесточенней, озлобленней и безумней. Будто заразившись от Артура его животной волей, Гитлер крушил, уничтожал всех своих близких (не говоря уже о дальних). И под конец его тоталитарного правления все отвернулись от него, а немногие оставшиеся тоже обезумили.

Крах постиг Германию и Берлин. Зоопарк с его животными попал под английскую юрисдикцию. Англичане отнеслись к питомцам по-доброму, по-человечески. О них заботились, выхаживали. И выходили. И Артура — тоже. Но Артур, не знавший благодарности, обдавал злобой всех. И своих английских благодетелей – тоже.

И те предприняли мудрый шаг. Подарили Артура великому победоносному союзнику – Иосифу Сталину. Сталин не стал держать Артура в Кремле. Но, посетив его в зоопарке, как и Гитлер, с удовлетворением почувствовал какую-то дьявольскую волю, исходящую из чудовища. Как и любой диктатор, Сталин не мог не оценить силу и почувствовать к ней уважение.

Но зря он радовался экзотическому подарку. Начиная с сорок шестого года (когда крокодил поменял Берлин на Москву) и по пятьдесят третий, деградация и сумасшествие постепенно охватывали мозг советского вождя. Мерзкое пресмыкающееся влезло внутрь Сталина и пожирало его изнутри.

И злой дух Артура, проникший в Сталина, бумерангом возвращался в зоопарк и бил по директорам этого благородного заведения. До пятьдесят третьего года один за другим десять человек вылетали из директорского кресла в места, не столь отдаленные, по 58-ой статье.

Но и со смертью Великого Генералиссимуса не ослаб, не развеялся дьявольский дух Артура. Бесславно кончали, мучительно умирали или выживали при жизни из ума все советские вожди-диктаторы…

Вот так, или приблизительно так рассказывал о бурной жизни Артура, накачавшись медицинским спиртом, весельчак Антон Кожуханный своему гостю Григорию Каткову. Катков пил не меньше хозяина, но почему-то оставался трезв. Очевидно, видение глаз Артура и странная мистическая его биография не давали спирту совершить нормальную химическую реакцию в организме Григория.

Он очнулся от своих невеселых раздумий, когда наручные часы заверещали, напоминая, что пора ехать в аэропорт.

------------

Катков, с пронзенной насквозь грудью, добрался до Шереметьево; уселся в кресло самолета, и после взлета быстро заснул мучительным сном.

Ему снился Артур. Вернее, не Артур, а он сам, ставший Артуром. Это он, он ворочался в тесной твердой скорлупе, задыхался от нехватки воздуха (он вспомнил, что сегодня «полетела» старая вентиляция), это он пытался постучать изнутри, позвать на помощь. Но он ещё не умел управлять разумно своими конечностями, и не умел разговаривать.

А надо было спасаться. И он стал скулить, мычать, хрипеть и, наконец, выть от отчаянья, бессилья, безысходности, от сознания страшного тупика, в который зашла его жизнь, ещё, по существу, не начавшись. Хотя он и дожил до седых волос и звания подполковника запаса медицинской военной службы.

Яйцо, в котором томился заключенный Катков, поднялось наверх, к небу; скорлупа хрустнула в каменных зубах матери-крокодилицы, и Григорий впервые вдохнул воздух гнилых нильских болот.

Дальше жизнь во сне мелькала урывками: нежные, добрые пальцы мальчугана, вкус человеческой крови, лающая немецкая речь, ржание человеческих самцов, тесные стенки ящика, мерное покачивание самого ящика; долгое путешествие; склоненное над Катковым лицо с черными чаплинскими усиками, покрытое сверху черными волосами с косым пробором; голос фюрера, называющий его Артуром; грохот бомбёжек; голод, голод, голод, жажда; и снова простор, свежая вода в бассейне, теплые ультрафиолетовые лучи и много мяса; раздражающее присутствие множества людей; приступы злобы; снова долгое путешествие в ящике; усатое лицо с посеребренными сединой волосами, склоненное над Катковым; жёлтые рысьи глаза нового хозяина, его хищная улыбка…

---------------------

Самолет совершил посадку в Адлере. От толчка Катков проснулся и понял, что спал и видел кошмар. Этот кошмар, с большей или меньшей силой, с тех пор охватывал его каждую ночь.

Успешно завершив переговоры, Григорий приступил к новой работе. Вызванные жена и дочь приехали к нему, и сочинская жизнь немного отвлекла Каткова от потрясения. Но сны продолжались. Квинтэссенцией кошмара стал сюжет, когда Катков в облике Артура приближался к самому Каткову и пожирал самого себя. В самый страшный момент он неизменно просыпался с воплем, пугая жену.

Характер Григория изменился невероятно – стал замкнутым, раздражительным. Он, нехотя, мотался ежедневно на службу; просиживал в ненавистном кабинете рабочие часы. Лишь оказавшись на кромке моря, чувствовал временное облегчение. Поначалу, жена пыталась помочь Каткову, даже обращалась к врачам. Но Катков отвергал все её попытки.

Его самый близкий друг, космонавт Олег, часто звонил и, почуяв неладное, несколько раз прилетал в Сочи. Найдя друга похудевшим и седым, пораженным нервным тиком, Олег попытался вывести Григория из этого состояния шутками, беседами об их киношных планах; показывал свои новые фото и видео, отснятые на орбите во время вторичного космического полета.

Теперь Олег был начальником ЦУПа, его уже взрослый сын проходил подготовку в группе космонавтов. Однажды, прилетев вместе с отцом в Сочи к Каткову, сын Олега влюбился в дочь Григория. Дело закончилось свадьбой, к счастью родителей. Молодая пара уехала в подмосковный Звездный городок.

А Катков, борясь с безжалостным внутренним врагом, уже не мог ночевать дома. Он нашел прибежище в пляжном корпусе одного из санаториев. Ночевал у самой кромки моря на лежаке. Здесь его ночи проходили относительно спокойно.

Отупевшая от горя жена периодически навещала мужа в его новом жилище, как будто в больнице. Службу Катков, в конце концов, бросил и стал работать сторожем санатория, в котором, по существу, и жил.

Артур пожирал Каткова изнутри. Дело двигалось к трагическому концу. Но в душе Каткова оставался еще кусок нетронутого разложением сознания, словно кусок несдавшейся территории, изуродованной безобразными воронками, но осененной гордо реющим боевым знаменем.

Катков, как и был, оставался умным человеком. Он прекрасно понимал, что, прекратив борьбу, он тут же погибнет. Он явственно представлял, каков будет финал этого поединка. Будто видел последние кинокадры документального фильма своей жизни.

…Исполинский труп крокодила, лежащий на пляжной гальке, омываемый волнами. Бесполезные поиски его самого родными и друзьями. И, по странному совпадению, исчезновение Артура из московского зоопарка… Неизбежный мистический конец.

Но Катков всегда был чужд мистики. Он отвергал её. Он отчаянно любил жизнь: жену, дочь, друзей, море, свою работу, этот славный город, эту многострадальную страну и свой измученный народ.

Он боролся. И каждый раз, когда Артур являлся к нему во сне и приближал оскаленную пасть, воняющую гнилым мясом, Катков сжимал кулаки, сжимал все мышцы и бросал в харю мерзкого чудовища (с судорожной улыбкой, но всё же по-молодецки):

- Врёшь! Врёшь, гад, не возьмёшь! Я ещё тебя переживу!