Плач... Похуй

Автор: евгений борзенков Как величава вод текучих вечность, так величаво имя твоё; тяжесть твоих перстов на плечах моих, увенчал ими мя, владыко, ублажаемо на злачных и тучных пажитях твоих, водами тихими… Долиной смертной тени пройду и да не убоюся зла — ибо ты со мной. Ты умастил елеем и смыслом голову мою, отныне чаша моя преисполнена мудрости и долготерпения, ты — царь славы моей, к тебе прибегаю и да не усомнюсь. Укажи мне пути твои, научи мя стезям твоим, дай от щедрот твоих, направь мудрою стопою по страницам твоим, как направляешь кротких, слабых, как наставляешь заблудших, дай мне чистоту заветов твоих, откровения поисковика твоего. Прости мне прегрешения мои, ибо велики они, семя моё да не иссякнет и не единожды ещё окроплю клавиши твои, очи мои всегда к тебе, ибо ноги мои покорно в сетях твоих; призри на мя, и помилуй мя, ибо я одинок и сир и не остави мя...


Откуда-то сквозь стены сочится мелодия Чернавского из кинофильма «Выше радуги»… Писклявый голос кастрированного мажора выводит противные буквы: «Спит придорожная трава, по рельсам мчаться к океану...» Под аккомпанемент бодрой песенки, под закрытыми веками, возникая из ниоткуда и уходя в вечную ночь, продолжают течь строки:


"… да не устыжуся слабости своей, да святится во веки веков праведное сияние, исходящее от тя, скорость, бесперебойность и всеобъемлющая мудрость твоя да охраняет мя, не устану уповать на тя, жажду тя, живого, приду и явлюсь пред чистым ликом твоим, изолью душу мою и увидишь — в многолюдстве и словоблудии сонма окаянных, нет мне места… Прими мя в лоно твоё, ибо изнывает во мне нутро в одиночестве, безду безн разверз я вокруг грехопадением своим, но под крылом твоим утешуся… Воспойте же ему все! Ибо велик и безбрежен, поклонитеся ему в трепете, он сотворил нас, как и мы его, дал устав, кодекс и серверА, которые не прейдут, ибо имя его едино и превознесено, хвалите и пойте его громогласно звуком трубным, возвеличте его с тимпаном и ликами, танцуйте с ним под ярость струн и органа, под неистовый гром кимвалов, грохочуще, вседышаще превозносите его на псалтерии..."

Люстра надо мной который день целит точно в центр маковки. Это я, именно я здесь до отказа набит цветущими маками, а они как магнит притягивают всё электрическое. Мои нейроны переэсэмэсываются между собой на электрическом языке, но я в этом ни хуя не понимаю.

Всё началось… Да плевать, когда началось. Я нечаянно воткнул два пальца то ли в асфальт, то ли в чьи-то глаза, то ли в розетку и меня въебало током.

Я сгустился из воздуха у себя в комнате, лежащий на полу и мокрый. В оштукатуренном небе зелёный сперматозоид неторопливо бегал по кругу за своим хвостом. Загрузка, догадался сразу. Кружится голова, тошнииит… Ой, мамо, сука, как же грузит, грузит-то как… Что-то лениво подумал и тут же от меня к монитору окна побежала строка: " Проезжая мимо станции Кон, Шляпа слетел окончательно, изловчился и хладнокровно кончил осколочной шрапнелью в несчастную. Негодяй. Кон станция истекла нектаром мудрости, её душа навылет, а рикошетом в капусту посекло толпы ни в чём не повинных людей, ожидающих прихода. «У вас уже был приход?» — беспокоились беспокойные. «Да вот-с, ожидаем с минуты на минуту», — бодрились надеждой чудом уцелевшие. Отвратительный, бесчеловечный акт милосердия...."

Боже, какой страшный, ёбаный бред. Бред сивой кобылы, сдохшей от разочарования и тоски...

С каждым взмахом ресниц, менялась картинка. Становилось забавно. Как говаривал дон Хуан, чахнущий над корыто с Мескалито: «Воин от сумасшедшего отличается тем, что спокойно осознаёт — он сошёл с ума. И не заморачивается пустяками».

Слишком малое утешение. Слишком малая цена за глумление.

Я бесплотным духом носился по сайтам и форумам. Миллионы кубометров, тонн, гигабайтов вязкой информации вливались грязью и раскатывали в блин по полу. Или по жизни. Меня плющила инициация посвящения, ни дать ни взять. А ведь я ещё так молод. Ещё не успел толком-то и нагрешить.

Сердце истлело дотла и с каждым выдохом его чёрный пепел тихо шуршал в груди...
Накатывала волна за волной, я слышал электричество, как оно шумит в проводах, слышал голоса миллиардов человеческих существ, преисполненных ненависти, любви, скотства, святости… Все они орали во мне на разных языках, я был всеми ими.

Кто может выдержать такое хотя бы пять минут?!

Я выдержал ночь.
Это была нервная ночь.
И нездоровый, тревожный рассвет.
Собрав себя по частям, обессиленный рухнул в утро. С этим надо было что-то делать.

Вошёл в такси и взялся за поручень. Шторм и пробки 8 баллов по шкале Рихтера. Над головой мясистого таксиста по кругу сияющего нимба вился знакомый сперматозоид с зелёным хвостом. Я нажал Enter, водила ожил и повернулся ко мне.
Куда?
В пизду, куда же ещё.
Я-сно.
Больше не говоря ни слова, он привёз меня прямиком в поликлинику.

Но всё не так, всё равно нет сил и воздух прокисший этот как в погребе… Вокруг неуловимое присутствие смерти скребётся из щелей, запах небытия и бездушной информации, ощущаю вместо крови ток. Вокруг пульсируют цифры, мысли, не успев родится, облекаются в чудовищные конструкции из символов, мне приходится ими дышать. Я должен понимать, чувствую, но… не умею этого.
Да и не хочу.

Вхожу в двери. Отложил карточку, взял талончик на приём, всё как обычно, кажется, меня принимают здесь за своего. Смотрю в пол, жду очередь. Очередь выжидающе замерла, глядя на меня. Меня начинают медленно не любить и ждут поступка, чтобы оправдать свои грязные опасения. Мысленно-искренне даю им всем на клык и вламываюсь в кабинет без очереди. Слышу за спиной коллективный вздох облегчения.

Здесь обязательно помогут. За столом обедает внушающая доверие, сутулая врачиха, похожая на переодетого бобра. Ей далеко за полтинник, выжженная перекисью, копна на голове своим стилем навсегда застыла в восьмидесятых. Морковного цвета морда несколько одутловата, но симпатичные щёки приятно обвисают на плечи. Тонкий и острый нос с мстительно и сладострастно раздутыми ноздрями выдаёт в ней латентного палача. Она держит в перепончатых лапках по куску и откусывает поочерёдно то от одного, то от другого. Чавкает быстро и, не мигая, смотрит на меня мёртвыми пятаками. На белый халат сыпятся крошки, но это мелочь.

Вот бы выебать суку. Прямо сейчас. И чтобы она обязательно что-то точила в этот момент.

Вы ко мне? — бубнит с набитым ртом.
«Нет, блять, проездом».
На что жалуетесь?
Я рассказал, стараясь смягчить подробности и опуская незначительные детали.
Оказалось, её трудно удивить.
Всё ясно, КК-клан. — Изо рта короткими очередями выстреливают крошки хлеба и колбасы.
Чево?
Диагноз такой. Возрастные деменции, обусловленные дистрофией мышления и навязчивой интернет-одержимостью.
А это опасно? Это вообще лечится?
Ну, как вам сказать… залечивается. Сейчас мы получили новый препарат, который даёт устойчивую ремиссию. Он дорогой и очень редкий, но для вас… — она выразительно притормозила двигать челюстью и посмотрела со значением. Потянулась, достала из ящика стола немалую, размером с буханку хлеба, размалёванную таблетку, зубами сорвала с неё упаковку и ударом об колено разломила надвое. И протянула мне со словами: — Вот, эту примете сегодня на ночь, а эту половинку завтра утром, до еды. Только не перепутайте. — Улыбнулась леденящей улыбкой удава. Неужели пошутила? — Да, но сначала из вас надо изгнать электричество. Но об этом потом. Раздевайтесь, измерим давление и температуру. Снимайте только брюки, трусы и обувь.
А где это вы собрались мне мерить давление?
Мужчина, в коридоре очередь, не задерживайте. — Она наконец прекратила жрать, встала, отряхнулась и взяла с полки коробку, на которой я успел прочесть надпись на китайском языке «Нефритовый импульс». Даже не подозревал, что знаю китайский, но тут как-то само… Оттуда доктор извлекла изящную небольшую гирю, выточенную в форме сердечка на длинном шнуре ( ну конечно же шёлковом ), который заканчивался каким-то колпачком или присоской.
Идите сюда.
Вдоль стены на полу нанесена шкала. На жёлто-чёрной разметке цифры от метра до двух.
Становитесь. Раздвиньте ноги… Та-ак! Что это такое?! Как вам не стыдно! А ну-ка, идите быстро намочите головку холодной водой, вон в раковине, у меня мало времени!

В зеркале тотального унижения моё лицо интенсивно-бурячного оттенка. Хочу провалится и сгораю со стыда.

Она цепляет присоску мне на залупу. Хуй как у волка на морозе продолжает упрямо торчать параллельно полу, но под тяжестью гири со скрипом сгибается. Почему-то не узнаю себя, терплю всё это и послушно молчу. Она оттягивает сердечко, другой рукой отводит стрелку метронома, что стоит рядом на тумбочке и одновременно отпускает. Под тиканье метронома, одним глазом косит на часы, а другим на то, как над шкалой качается на моём хую нефритовое сердечко. В такт не попадает с первых же секунд. Врач озабоченно хмурится, засекает показатели, что-то подсчитывает на калькуляторе и выдаёт:

У вас немного завышено давление, 140 на 90. И ещё экстрасистолярная аритмия. Ладно, стойте так, не двигайтесь.
Обошла меня сзади.
Так, вдохните и не дышите. — И с разгону, без предупреждения вогнала мне в жопу какую-то хрень, по ощущениям — черенок от лопаты.
Эх, да ёб жеш твою мать! — я взвился и с натугой взревел.
Так, больной, ведите себя прилично! Вы где находитесь? Не мешайте работать. Нагнитесь. Вот так. Не шевелитесь десять минут.

Когда я, вытирая холодный пот со лба, уже раздумывал, что лучше — малодушно упасть на колени, или лучше прямо сейчас потерять сознание, доктор подошла ( все десять минут она лузгала семечки и смотрела в окно, погружённая в свои мысли ) и вытащила из меня градусник.
Вытянув губы трубочкой, она равнодушно присвистнула.

О, милый мой, — сказала, брезгливо держа толстый градусник указательными пальцами и с осторожным отвращением принюхиваясь, — фу, да у вас температура. Тридцать семь и три. Это нехорошо. Многовато. Прилягте-ка на кушетку. — И взялась за телефон...

Наверное, уборщица заебалась ломать комедию и решила пригласить настоящего доктора, успел подумать я, прежде чем воспламенился и сгорел факелом дотла, пожираемый огнём изнутри.

Потом, откуда-то из под потолка я с превеликой любовию и смирением наблюдал как она сгребла мой пепел с кушетки веником на совок, и высыпала в мусорное ведро вместе с шелухой от семечек.


… милость безмерна твоя. Человекознания неисследимая пучина; со страхом и трепетом припадаю к тебе: прими благодарность мою смиренную, раба твоего.За то что спас мя от чудища мирского, от плена материального, от людей беспутных и гибельных. За то, что возвысил и отметил мя...

Никто не выгнал из меня ничего.
Только кровь.
Никто не спас.
Но спасение моё во мне. Я обрёл его. Оно обрело меня.

На меня снизошла благодать.

Я стал святым.

Мои пальцы срослись с клавишами и теперь, чтобы сказать, мне нужно только подумать...
И тут же боль моя, свет мой, радость моя потечёт к вам, на ваш монитор.

вот и прямо сейчас