Тлен

Автор: akimov_sasha Он на краю обрыва. Внизу море разбивает волны об камни, грохочет. Из расщелин и из-под снега торчат мелкие хилые растения. Их безжалостно терзает ветер. Человека же холодным ветром прошибает будто насквозь, как очередь из автомата, раневые каналы. У этого одинокого согбенного страдальца перед глазами лишь одна картинка. Он игнорирует буйство стихии. Он видит губы, ее губы – как на них таяли снежинки. И он даже не может заплакать, почувствовать себя виноватым. Не способный пошевелиться. Слышит грохот волн, будто они где-то очень далеко.

Она носила длинные шерстяные свитера и драные джинсы, коротко стриглась. Ее, пожалуй, можно было принять за мальчика, если бы не прекрасное личико. Ярко-синие глаза. Светлые брови, которые проще нащупать, чем увидеть. Курносый носик. Забавная улыбка – два зуба справа выбиты – как ребенок, у которого еще выпадают молочные зубы. Шрамы.
И она заразила его. Каждый способен заболеть этим недугом. Болезнь может пробыть в инкубационном периоде годы. Но когда пробуждается – то тело уже не остается на первом месте, им пренебрегают. Сердце колотится, гемоглобин еле успевает переносить кислород, человек совершает безумные поступки, отказывается от спокойствия. Болезнь поражает весь организм. Анамнез известен каждому – это febris erotica. Ужасная болезнь – которая заставляет тебя погибать и сгорать, игнорируя препятствия. Кожа, плоть, гравитация, расстояние – ничто не помеха.

Хороводы снежинок, спирали случайностей, щекочут камни. Между могил тропинки. Мелкие ледяные кристаллы обрушиваются с небес. Мужчина стоит неподалеку от крематория и затягивает мягкий шарф потуже. Этот шарф она ему подарила. Хоть что-то осталось, сентиментальные воспоминания вызывают лишь боль. Он увлекся – так можно и удавиться. Хотя он и считает, что заслужил, но никогда не сделает этого.
Из трубы крематория идет черный дым. Пепел, не смотря на фильтры – все равно проходит наружу и смешивается со снегом. Он не хотел чтобы ее тело было на кладбище. Была у него идея избавиться от ее трупа, сбросить с обрыва. Но мысль о том, как селедки станут откусывать от нее кусочки – была неприятной. Как неприятна мысль и о погребении. От сильно затянутого шарфа у него уже гипоксия начинается. В глазах мелькают пятна Роршаха. Но ассиметричные. Хоронить – никогда. В такой маленькой стране через двадцать пять лет могилу вскрывают и утрамбовывают. А сверху бросают нового покойника. Земли под кладбища совсем нет.

Он любил ее больше жизни. Звучит как пошлость, но это правда. Она была ему больше, чем просто небезразлична. Сама себя она ценила мало. До знакомства с ним постоянно рисковала жизнью. Но он ее убеждал не делать экстремальных поступков. От одного отвадить ее не смог – она курила. Одну сигарету за другой. Он просил ее перестать, но это ее только возмущало. А ему было больно видеть, как она втягивает в себя вредные вещества, бензпирен, нитрозамины, радон, смолы. Она знала о вреде этой привычки, но ей было все равно. Это мелочь. Деталь.

Полупрозрачные лососи проникали в его вспыхивающее тело. Ударялись в отблески. Рыба не соврет, но ничего и не сообщит. Она лишь упругая, фаллическая. Вырвавшись из сексуального гнева, он растягивал свою эрогенную кожу, разглядывал девственные поры новой плоти. Абсолютно голый и незащищенный. На этом светящемся теле появляются раны. Сами по себе, будто злобный невидимка любит причинять боль. Увечья, своего рода стигматы на добровольном мученике. Крюк зацепляется за ребро. Острие торчит из грудины. Он сам себя глубоко в душе уничтожает. Пошел и увидел ее губы. Хочешь? Фейерверк похабных картинок. Ловкое тельце свернулось калачиком – она такая маленькая. Капля смазки покачивается на головке полового члена. Гнойники покрывают все его тело. И на ее спящее лицо падают мутные капли. Гной или семя?

На столе лежит труп старухи. Пятна на левом боку и на лбу. Она лежала в странной позе. Разрушающиеся сосуды под ее весом стали как желе. В помещении пахнет неживыми. Конечно, тут прохладно. Но запах все равно ощутим.
Он пришел на работу.
Сегодня нужно поработать с мужичком средних лет, вернее с его останками. Немного облагородить перед похоронами.
Их привозят в разном состоянии. Иногда свежие, просто идеальные. С ними и работать просто. Но бывают и уникальные случаи. Однажды привезли раздутого. Бактерии в нашем кишечнике выделяют газы и человек способен их выводить, пока живой. Но перистальтика и сфинктер у мертвеца не работают. Часто анальное отверстие затыкает каловая пробка, а тонкая кишка слипается. Газы копятся и живот раздувает. Заставлять мертвецов пердеть – это не самая приятная работа. Бывали порядком сгнившие или поеденные насекомыми тела. Личинки копошатся, будто единая масса, покрывая ноги и живот. Что постарше – крупные. И можно даже услышать как они едят.
Ему проще работать, когда не думаешь о трупах, как о бывших людях. Лучше думать о них, как о нынешних предметах. Теперь это просто неодушевленные вещи. Поначалу он старался накрывать им лица и кисти рук салфетками. Теперь уже все равно. Привычным движением нащупывает артерию на шее, приподнимает, разрезает. Вставляет трубку с бальзамическим составом. Вытесняется мертвая кровь, кожа розовеет из-за красителей в составе. Труп становится симпатичнее. Как это часто бывает у мужчин, пещеристые тела пениса заполнились — у него стояк. Неживой член торчит кверху, расправив головку.

Он пришел домой, купив вина в супермаркете. Тишина и окна нараспашку, ее не было видно. В спальне нет, на смятой кровати только книжка Хьерберг Вассму. Он эгоистично испугался, не за нее даже, а потому что не хотел ее терять. Побежал в ванную. Она лежала в остывающей красной воде. Обнаженная, подрагивала и тяжело дышала. Дышала. Пальцы побелели, а лицо стало уже синеть. Он от нее такого не ожидал. Она, конечно, говорила, что жизнь ужасна, но как бы шутя. И лишь увидев ее истекающую кровью, он осознал, какая доля правды в ее шутках. Из латентной стадии – она ринулась к продромальной. Почти до смерти. К счастью она была жива. К его счастью, она-то добивалась противоположного результата. Воздух в помещении стал железным на вкус. Достаточно грамотно с физиологической точки зрения подошла к делу. Он был удивлен, но не растерялся. Выловил из ванны. Влил ей в рот вина прямо из горла. Быстро туго перетянул запястья бинтами. Схватил простыню и укутал ее, как в кокон. Отвез в больницу.

Когда ему было двенадцать – его отец умер. Рак простаты. Эта смерть, казалось, предопределила будущее ребенка. Он захотел стать врачом. Усердно учился в школе. Начальные курсы в институте слушал прилежно. Старательно выполнял все задания. Даже белый халат, пусть и студенческий, с эмблемой учебного заведения – был ему очень к лицу. Ряды банок с законсервированными органами, некоторым уже больше века. Анатомические атласы. Ненавистная латынь. Захватывающая микробиология. Когда системы внутреннего клеточного контроля видят, что клетка повреждена или бесполезна – ей отдается химический приказ произвести самоубийство – называемое апоптозом.
Он сдался. Не смог окончить институт. Ему на самом деле не хотелось быть врачом. Он уже не знал чего ему нужно. Детское желание вступить в конфронтацию со смертью и болезнями – было давно потеряно. С его неоконченным образованием, он мог пойти работать грузчиком или другим неквалифицированным рабочим. Но подвернулась работа в похоронном бюро. А навыки обращения с телами у него были. Так он стал не борцом со смертью, а ее прислугой. Не такая уж плохая работа, да и заработная плата приличная.
Через год он встретил ее. Она была так не похожа на него самого, что притянула, как положительно заряженная частица отрицательно заряженную. Она сказала: «Если верить твоим доводам, то получается, что все люди – это просто машины по производству говна». Он же пускался в пространные речи о том, что все, что происходит у нас внутри – это просто физика и химия. Она делала вид что слушает. Однажды, она рассказала ему, где потеряла несколько зубов. У нее было увлечение – взбираться на ледники. Светящиеся голубым светом великаны. На ногах кошки, в руках альпенштоки. Поначалу была страховка. Но как-то раз она расслабилась, посчитала себя достаточно умелой и уверенной. Конечно же, она упала, как сама сказала, случайно. Зубы выбились от удара, челюсть была сломана. Сильный компрессионный удар шейного отдела позвоночника. Под подбородком у нее остались шрамы, как напоминание о том, как кости скрепляли пластинами, чтобы реконструировать.
Они часто говорили о смерти. Иногда он рассказывал о работе, иногда это были философские разговоры. Каждый был при своем мнении. Чем чаще о чем-то говоришь – тем меньше это беспокоит.

Они лежали в постели. От нее пахло табаком, а от него потом. Только что они занимались сексом. Скорость семяизвержения около пятидесяти километров в час. Он вытащил из нее член. Она улыбнулась, обнажая желтые зубы, сперма неторопливо вытекала из влагалища. Они оба задыхались от удовольствия. Он погладил ее по колючей голове – после неудачной попытки самоубийства она совсем коротко постриглась. Стали видны небольшие шрамы на голове. У нее маленький, но круглый зад, плоская грудь — мальчишеская красота. Он хотел, чтобы она родила ему детей, мечтал о том, какие красивые получатся. Они смотрели в окно, обнялись. Девушка глядела на копошение внизу с нескрываемым грустным отвращением. Сontemptio animae. Близилось рождество, люди покупали подарки и украшали жилища.

Вторая попытка была шестого февраля. Он обнаружил ее, когда вернулся с работы. Лежащую на полу на кухне. Съела все содержимое домашней аптечки. У него была большая аптечка, полная средств на все случаи, от любых недугов. Она съела все что нашла, даже витамины зачем-то проглотила. Он не мог нащупать пульс. Открыл ее глаза и повернул лицом к свету лампы – но зрачки не реагировали. Но такая реакция возможна при сильном токсическом отравлении. Она была живой, даже лихорадочно пыталась дышать. Агонизировала. Он вызвал скорую. Начал делать ей массаж сердца и искусственное дыхание – автоматически. Ее стало тошнить. Повернул ее голову набок. Она зашевелила руками. Кислый запах рвоты. Врачи успели. Почти.
Она пережила клиническую смерть. Больше трех минут. Это граница возможного анаэробного обмена клеток центральной нервной системы – коры головного мозга и мозжечка. Но ее все же реанимировали. Не произошло безоговорочной биологической смерти. Такое не проходит бесследно.

Эти двое были дискретно обособленными, но способными к взаимодействию организмами. Он до безумия хотел проникнуть в ее тело. Мечтал чувствовать ее наполняющиеся легкие. Ощущать сердцебиение. Распознавать чувства кишечника и чувства гениталий. Это было выше физиологии. Это глубокая связь. Один и тот же набор бактерий, после долгих дней вместе. Они были связаны течением крови, вдохами и выдохами, казалось, если один перестанет дышать – то и второй тоже перестанет.

Она выжила, но уровень ее развития был как у двухлетнего ребенка. Многие важные участки коры пострадали. Она не могла говорить, пришлось ее заново учить ходить, справлять нужду, держать столовые приборы. Но мозг очень гибкая штука. То, что осталось в нем целым – брало на себя обязанности пострадавших частей. Конечно, ей никогда было не стать прежней. Но до какой-то степени она могла восстановиться. Она перестала курить, что радовало его. Хотя она просто не понимала, что такое курить. Ему было приятно с ней возиться. Собирать вместе паззлы. Она стала как беспомощное дитя. Волосы у нее на голове отрастали все длиннее. Он их старательно расчесывал. Когда выросли достаточно длинные, он стал заплетать ей косу.
Она была даже не в состоянии самостоятельно вымыться. Он нежно гладил ее кожу мочалкой. Мыл шампунем и ополаскивателем голову. Мыл ее спереди и сзади. Ей нравилось, когда он трогает ее анальное отверстие и влагалище. Когда он приподнимал маленький участок плоти над клитором, чтобы вымыть как следует все складочки – она закатывала глаза. И он вводил в нее пальцы, щекотал клитор. Она стонала как прежде.
Пожалуй, он пользовался ее состоянием и тем, что она практически не понимает что происходит. Ему нравилось наряжать ее в красивые платья, которые она, будучи в здравом уме, никогда не надела бы сама.

Разодетая как царица, она лежала на постели. Он только что кончил. Капли спермы у нее на лице, стекают по подбородку, на шее, на щеках, на губах. Несколько брызг запутались в волосах. Она тихим шепотом произнесла два слова: «Убей меня». Его губы задрожали, лицо исказилось и покраснело. Мужчина заплакал, бормотал какие-то слова о прощении. Его слезы капали в ее открытый рот, слезы смешивались со спермой на ее лице.

В машине она уснула, поэтому он нес ее на руках. Шел снег. Он выдыхал облака пара, которые смешивались с ее маленькими облачками пара. Хлопья снега падали на ее губы и через мгновенье таяли. Несколько снежинок запутались в ресницах. Острые уступы огрызались на море. Обрывы оскалились. Ему нужно было бросить ее вниз. Или разбить ей голову камнем, а потом уже бросить тело вниз. И он бы даже не почувствовал вины. Происходящее казалось закономерным. Наверное, можно растоптать младенца, если он сам об этом попросил. Но он не убийца. Убить ее – это как отрезать от себя самого кусок мяса. Это понимание было таким острым, как будто он очнулся от наркоза в самом разгаре полостной операции.

Теперь каждый раз, когда он ее переодевал, расчесывал, кормил, входил в нее – она просила одно и то же. Говорила те два слова. Он терпел поначалу. Но потом устал и купил в секс-шопе кляп с шариком. Теперь она лишь мычала, а слюни из ее рта текли по подбородку и капали. Ему было стыдно и грустно. Но он продолжал заниматься с ней сексом.
Он все же стал думать о безболезненном способе ее убить. Ему хотелось, чтобы это случилось моментально. И таким образом, чтобы не было грязи. Он пришел к выводу, что лучший способ – это сильный яд. Достаточно эффективный и быстрый – тетродотоксин. Тот самый, что содержится в икре тритонов, в некоторых рыбах рода иглобрюхи и в синекольчатом осьминоге. Практически моментально вызывает полный паралич. И безболезненно. Просто перестает биться сердце и прекращается дыхание. Достать яд не было так уж сложно.
А потом нужно избавиться от тела. На его работе есть очень мощный и экономичный инсинератор для переработки биологических отходов. Она никогда не будет гнить в земле или под водой. Ее не будут жрать бактерии или черви. Она будет полностью растворена в щелочи под высокой температурой и давлением. Он так решил.

Уже вторую неделю идет дождь. Беспрерывный, сплошной стеной, как из ведра. Люди с зонтами и в непромокаемых плащах. Вода повсюду. Течет по улицам, крадется по переулкам. Мокрые дома, покрытые слизью, мокрые суденышки в порту, мокрые люди. С непогодой можно смириться, природе твое мнение безразлично. Неподалеку от гавани, главный рынок, продавцы в плащах и галошах. На прилавках креветки, крабы, устрицы, рыба. Чешуя и сильные запахи свежих морепродуктов привлекали когда-то.
Больше так не могло продолжаться. Она просила его – и он считал своим долгом сделать это.
Инъекция, а через восемь минут она уже мертва. Она замерла навсегда. Ему было грустно утрачивать ее, но было необходимо закончить этот спектакль. Конец. Finis. The end.
Он откинул одеяло и стал разглядывать ее мертвое тело. О ней невозможно думать как о неживом. Мраморные жилки между грудей. Ребра неподвижные. Длинные светлые волосы по подушке волнами. Дальше как фильм на испорченной кинопленке. Вспышки воспоминаний, узловатые кадры порнографического блаженства. Холодная чешуя в подкожной жировой клетчатке. Лососи между ребер и у позвоночного столба. Ее приоткрытые губы. Хочешь? Обслюнявил холодеющее влагалище. Жаберные крышки приоткрыты. Беспомощная вселенная умерла. Фрикции сожаления. Эякуляция горьких ошибок. Он над ней с эрегированным членом; бледная густота, словно воск вытекает в полумгле. Он — смерть.