пугачиха

Автор: Питающийся крохами залупогрыз Клим Семёнов, молодой пацан, двадцати двух лет от роду, страдает демофобией. Событие, перевернувшее его жизнь, произошло в двенадцать лет. Во время беспорядков, начавшихся после трансляции матча Россия –Япония в 2002 году на манежной площади, его сильно поломали. Теперь он избегает мест скопления людей.

Клим вышел на лестничную клетку с папиросой в руках и аккуратно, чтобы не шуметь, прикрыл за собой дверь. Среда. 00.00. Начало нового дня. Все соседи уже спят, с утра на работу. Семёнов поднимается на площадку между своим третьим и последним четвёртым этажами старой хрущёвки, открывает форточку и закуривает. Входная дверь хлопнула, снизу послышались шаркающие шаги медленно передвигающегося, судя по всему, грузного человека. Кто бы это мог быть? Наши уже спать должны, для гостей время позднее, может на второй, к новосёлам? Клим жадно втягивает в себя порцию дыма, превратив треть папиросы в пепел. Бабка какая-то. Кряхтит, что развалится при подъёме. Пацан выпускает в форточку клубящуюся струю, переводит дыхание и снова затягивается. До второго дошла, остановилась. Восстанавливается походу. Тяжко дышит. Очередная порция дыма ушла в атмосферу. У Клима тоже передышка. Бабка пошла выше. Куда? Стоять! Семёнов втягивает последки в свой организм, на сколько позволяет объём лёгких и нервно тушит в консервную банку недобитый окурок. Бычок на улицу, через форточку. Старуха поднимается на третий. Сейчас видно драповое пальто укрывающее её объёмную спину и седой пучок волос, торчащий из-под серого материала как кочка на болоте. Бабка открывает дверь и входит внутрь квартиры. Его квартиры!
- Эээ, старая, ты куда?
Клим прыгает вниз по ступенькам. Дверь захлопывается перед его носом, лязгает защёлкнувшаяся задвижка.
- Открой, бабка, ты чего? – Семёнов лупит по дерматиновой обшивке кулаками, истерично жмёт на звонок, дёргает за ручку. – Это моя квартира!
За дверью тихо.
Пару минут Клим безрезультатно ломится в собственную дверь. Подъезд спит, или делает вид, что спит. Надо вызывать милицию, МЧС, кого там ещё? Парень лезет в карман за телефоном. Память услужливо подсказывает. Сотовый остался дома, на тумбочке. Клим тарабанит в двери своих соседей по этажу. Везде тишина. Стоватоватная лампочка заливает лестничную площадку каким-то неестественным, стрёмным, ярко — жёлтым светом. Приступ? Почему сейчас? Тишина начинает давить на парня звоном в ушах. Его тошнит. Его сердце бешено колотится. Нет. Этот звон настоящий. За соседской дверью что-то упало на пол и разбилось. Кружка наверное. Такой звук бывает, когда кружка разбивается.
- Ээй, помогите!
Дверной глазок пожелтел, как гипотитный, и словно засмущавшись, снова потемнел.
- Кто там?
- Баб Маш, это я, Клим, сосед ваш, откройте!
Захрустел механизм старого замка. Перепуганная баба Маша кутается в домашний халат.
- Ты чего, оглоед?
- Ко мне в квартиру какая-то бабка зашла и заперлась. Мне от вас в милицию позвонить надо. Помогите!
- Ты чего городишь то, обкурился папирос своих что ли?
- Да правда! Вот, смотрите…
Клим с силой дёргает за ручку. Дверь резко открывается. Еле успевший увернуться от торца дверного полотна Семёнов, ошарашено пучит глаза на соседку. Та, укоризненно качая головой и ворча по нос неразбериху, закрывается в собственной квартире.
- Подождите, баб Маш!
- Спать ложись, оглоед! – слышит Семёнов приглушённый голос соседки за дверью.

Клим опасливо заглядывает в коридор. В комнате по прежнему горит свет, звуки регги извещают о работающем как и несколько минут назад ноутбуке. Семёнов поднимает с пола зимний ботинок, он крадётся по собственной квартире. Включил свет в ванной, замахнулся ботинком, рванул на себя дверь… Пусто.
В комнате никого. Остаётся кухня. Семёнов прыгает навстречу опасности с занесённым над головой Ральф Рингером.
- Ааа…
И тут пусто.
Где же ты, старая корова? Шкаф. Семёнов бросает ботинок и выхватывает из раковины немытую чугунную сковороду. Ложка, сорвавшаяся со сковородки, падает на пол, издаёт звон, ударяясь о кафель.
- Аа…
Семёнов прыгает в сторону от неожиданного источника шума. Твою то мать! Ложку обратно в раковину. Запоздала с сообщением, сука. Шкаф, шкаф.
- Выходи! – требует Клим приблизившись к последнему вероятному месту дислокации непрошенной гостьи. Тишина. Резкий рывок дверцы… Только шмотьё. Ну под диван то она точно залезть не могла. На всякий случай проверил — ничего кроме пыли.
- Чё за херня?! – Клим бросил сковородку на пол и сел в кресло. Руки трясутся. Комнату словно затянуло дымкой, мебель плавно поехала по полу, как по маслу скользит. Паника накатывает новой волной. – Бабка – глюк! Дымка рассеивается. Глюк? Не может быть. Таблетки, таблетки, утро вечера, как говорится, да побольше…
Семёнов заглатывает лошадиную дозу фенозепама, запивает, жадно глотая воду.
Так, двери запереть, на все замки, никто не зайдёт! Окна проверить, всё, всё хорошо, всё будет хорошо, спать, спать.
Не раздеваясь и не выключая свет Клим залазит под одеяло. Через некоторое время начинает проваливаться в небытие. Тревога постепенно размывается, затихает под действием успокоительного.



Просыпается Клим от того, что его тело плющит как под гидравлическим прессом. Открыв глаза, он видит прямо перед собой круглое лицо старухи, гневно сверкающей глазами. Он пытается вырваться. Безрезультатно. Оседлавшая его бабка накрыла тело целиком. Она обхватила его запястья своими руками, навалилась на него всем весом. Семёнову тяжело дышать.
Клим хочет закричать, но получается лишь открывать рот и глотать воздух.
- Будешь меня ссать, щенок?! – злобно шепчет бабка Климу на ухо. – Будешь! – самодовольно утверждает она.
Семёнов пучит глаза, сейчас, кажется остановится его ускорившееся до предела сердце, но неожиданно он снова проваливается в вязкую темноту бессознательного пространства. Откуда-то из далека доносится еле слышное, убаюкивающее: — Куда ты? Не спрячешься…