Спокойной ночи!

Автор: Леонид Очаковский Трясет-то как! Обычно после Одинцово состав разгоняется. Едем мимо дачных платформ. Электрички на Можайск здесь не останавливаются. Зоя, пошли в тамбур, покурим, пивка попьем. И я тебе продолжу ту историю. Про наши криминальные этюды. После того дела на даче.
А после этого дела мы жили хорошо. Спокойно. Деньги были. Мы собирали наши цветные металлы. И набрали их довольно много. На два рюкзака. Да еще пару бамперов авто. Прикинули, что даже если тот амбал чего и забракует, у нас будет достаточно денег в итоге. Набрали много.
Прошло так четыре дня. Мы ходили искать наши цветные металлы. Таскали их домой и складировали. Само собой, пили водку, чифирь, пиво, занимались любовью. И Олю стала напрягать постоянная тошнота. Что она означала на самом деле - мы не знали. Даже догадок не было. Погода улучшилась, на участке стал появляться дачный люд. Нас никто не трогал, смешная бабуля подружилась с нами, да и мы с ней. Пожалуй, она полюбила странную пару. Она думала, что мы только что поженились, что здесь у нас свадебное путешествие. Ей было скучно. И она ходила к нам. Когда она поняла, что денег у нас не так много, по утрам мы стали находить на крыльце свеклу, кабачки, морковку, картошку, помидоры, огурцы. Смешная бабуся дарила нам со своего огорода таким образом, будто исполняя евангельское наставление о тайном благодеянии. Мы эти дары принимали и были ей очень благодарны. Прошло время, но мы эту бабку помним только добром. И да помянет ее во благо Творец. Ведь она нам реально помогала. Совершенно бескорыстно. И часто захаживала к нам. Без нас скучала. А мы захаживали к ней. Помогали приводить ее участок в порядок, таскали тяжести, красили ей. А она нас подкармливала. Безобидно учила жить реалиями канувшей в Лету эпохи. Надо уметь слушать старых людей, проживших жизнь. Невнимание их обижает больше всего. Бабуля сокрушалась, что нынче молодежь непутевая, что нынче девушки курят, пьют и гуляют с кем попало. А наркоман и проститутка ее молча слушали. За это она была нам благодарна. И продолжала нас подкармливать.
Эта бабуля и рассказала нам, что в какой-то деревне недалеко взяли дачу. Вырезали стекло и залезли, да ничего не унесли и ничего не поломали. Милиция была? - спросила Оля. Какая милиция, просто стекло поставили новое. Да и не взяли ничего, сказала бабуля. Залезли, посмотрели, да и ушли. Внутри я давился от смеха. Как все просто и случайно получилось. Видно, деньги в кармане просто забыли. А нам подфартило. И очень здорово. Лучше - не бывает. Потом с Олей мы ржали долго вдвоем. Ведь дачу ту взяли мы, а хозяин ее, по рассказам той же бабули, оказался ментовским следаком. Усраться и не встать! Одно сказать можно.
Все хорошее кончается, горячие бабки таяли. И поэтому мы на буднях собрались сдавать цветные металлы в Дорохово. Два рюкзака металлолома плюс два бампера. Потащили на станцию. Помню, по пути Оля мне сказала: Лёня, я покажу тебе настоящую любовь, настоящее счастье, настоящую жизнь. Я подумал про себя, что она и так достаточно чего нового мне показала. И самое главное - сделала меня вольным и по-настоящему самостоятельным. Я больше не зарабатывал денег, да и никогда их не зарабатывал. Я просто работал, а мне платили. И те, кто платили, считали меня за последнего дурака. И еще мнили, что купили меня с потрохами. А я не продаюсь. Внезапно мне стала ясна неприязнь ко мне девчонок из прогоревшей торговой фирмочки. Они невзлюбили меня за то, что, получая зарплату, я не играл по общепринятым правилам. За то, что не продался и не держался правил чужой игры. А они и продались и играли по правилам толстозадой крысы.
Получая зарплату, я платил девушкам деньги за постель. Теперь у меня нет ни работы, ни зарплаты, но под боком есть девушка. Которая хочет быть со мной. Готовая на все, лишь бы быть со мной. Я тоже готов на все, лишь бы быть с ней. Вплоть до того, чтобы проломить кому-то бошку. Я хочу быть с ней, я хочу спать с ней. Как дешевый мир не понимает, что мне нужна она рядом и косяк вечером, а не зарплата, квартира, машина, дача! Я поцеловал Олю и сказал ей: лапочка, я люблю тебя! Я знаю, милый, вздохнула она. И мы шли лесом к платформе.
Мы дошли. И вот тут все пошло не путем. Мы вышли с расчетом на известную нам электричку. Но половина сентября пролетела, расписание поменялось, настало время ремонта железной дороги. Электрички не было. Ждали два с половиной часа. Народа уйма собралась. А пункт-то тот до шести вечера работает. Чего делать? Мы решили ехать домой к мамане, ее обрадовать. Переночуем там, помоемся, а потом свалим снова на дачу теткину. Можно было вернуться и ехать пораньше завтра. Новое расписание мы узнали. Почему мы ждали электричку - я не знаю. Так и не могу понять.
Ехали жутко. После Тучково столько народу набилось, что до Одинцово мы были просто подвешены в тамбуре потными телами пассажиров электрички. Сжаты со всех сторон и стояли на цыпочках. Плюс наши гремящие сидора занимали проход. Там были всю дорогу перебранки: дайте пройти; слыш, на хуй пошел, все ноги отдавил, козел! Девушка, не надо так выражаться! Прежде по ногам ходить не надо и толкаться так, я беременная! Ой, извините! Вот так ехали. Оля дико матюкалась в тамбуре. И именно тогда заявила о своей беременности впервые. Чисто для понта. Но она же была брюхатой, просто мы этого еще не знали. И сказала это Оля в тамбуре с трехэтажным матом одному дачнику, влезавшему в электричку с большой сумкой на колесиках. Вытащив собранное вторсырье, мы еле выдрались из электрички в Кунцево. Вздохнули с облегчением на платформе и пошли первым делом по пиво. Потом отправились домой.
Доехали домой без приключений. Заходим, маманя смотрит на наши сидора и спрашивает - а это что такое? Оля отвечает: алюминий и медь собираем, этим и живем. Маманя стала говорить: ну, хоть как-то трудитесь, а чего пустые бутылки не собираете? Их же все алкаши собирают. Мы объяснили маме, что за них меньше платят. Маманя так головой покачала и сказала мне. Я вижу, ты порядочной жизнью жить не хочешь, да и не умеешь, на работе всем свой хуй показываешь, работать ты больше нигде не будешь, да и не хочешь сам. Нравится цветные металлы собирать - собирай дальше со своей девкой. Тебя все твои девушки тащат на дно, ты умрешь под забором. А скорее всего, она сама тебя прикончит. Зачем приехали? Мы ей рассказали, что долго ждали электричку, что расписание изменилось. Маманя спросила, насколько мы приехали, мол, нас ей очень неприятно видеть. Когда снова отбудем? Мы говорим: да помоемся, отлежимся, послезавтра уедем. А маманя молча вытаскивает все продукты из холодильника и запирает их на своей половинке балкона. Со словами: кормить вас я не намерена. Живите, как хотите!
Знала бы маманя, как она достала меня со своим извечным воплем: «живите, как хотите!» Ну, вот стали жить, как хотим, как у нас получалось. Ушли из дома практически без денег, как-то прожили. Уж чего-чего, а продукты-то мы с ее половины балкона достанем. Чего она думает - голодными сидеть будем? Нет, голодными мы сидеть не будем. Так и сделали, когда маманя свалила на работу. Оля перелезла чрез балкон, взяла картошки, крупы. Это мы и ели. Пробовал Алику позвонить и вытребовать с него долг, но у него денег не было. И он просто прятался от меня. Наташа не объявлялась. Рассчитывать было не на кого, кроме самих себя. Не этому ли мать и хотела меня научить? Жить самостоятельно, не обращаясь к ней ни за чем? Что ж, научила. Результат ей явно не нравился.
Во мне тогда что-то случилось внутри. Помнится, ребенком, смотря на новые дома, построенные на месте тех пустырей и кустиков, где я года два-три назад бегал и играл, я мечтал, чтобы они превратились в дым и развеялись. На моих глазах как дым разлетелась огромная страна, занимавшая шестую часть суши. Окружающий мир мне всегда казался зыбким и подвижным. Закроешь глаза, потом откроешь их - и мир просто рассыпается. Как песок. В год знакомства с Наташей я прямо-таки физически чувствовал зыбкость и иллюзорность окружающего. Ухаживание за своей корейской лисичкой, брак с ней, пожалуй, прибавил мне этого чувства. Маманя тут постаралась, да и женушка тоже. Потом год без жены, в течении которого внутренней неуверенности все прибывало и прибывало. И вот теперь это неуверенность и постоянная внутренняя тревога оставили меня. Пусть будет то, что будет, все равно я ничего не могу сделать. Что бы я ни делал, все равно раньше я ничего не мог изменить. И только напрасно мучил себя, думаю, а что надо было делать? К черту, чего думать? Назад все равно не перемотаешь.
Да, в ту осень я почувствовал себя счастливым. Денег снова было маловато, я пошел взял 4 пачки самых дешевых сигарет. «ТУ-154», которые тогда у нас стоили 2 рубля 50 копеек, баклашку пива и чекушку водки. Синьку мы жрали каждый день. Убиться чем-то надо! А когда я вернулся, Оля у соседа нашего взяла разбитые бампера, которые он собрался выбрасывать. Мы так посовещались и решили, что завтра надо ехать на дачу снова. Вернее, в Дорохово сначала, сдать там цветной металлолом. И вернуться к привычной для нас жизни. Смешно, но мы не задумывались о том, как будем жить зимой, а зима была не за горами. На теткиной даче печки не было, и если зимой отключат электричество (а бабка та не знала, бывает на дачном участке зимой электричество или нет; я не знал и подавно), то там можно было просто замерзнуть. Мы об этом иногда говорили. И у нас была мысль напроситься на зиму к той смешной бабке, потому что у нее была печь.
Маманя с нами не разговаривала, запиралась от нас в комнате маленькой, у нас с ней особого желания общаться не было тоже. Поэтому на другой день мы собрались и около часа вышли из дома, звеня собранным металлоломом. А еще нашел три мускатных ореха, оставшихся с весны. До Кунцева добрались вполне обычно. А вот там мы поняли, что попали снова. Электрички -то поотменяли в связи с ремонтом путей капитально! Чрез полтора часа была только электричка до Одинцово, а можайская - не ранее половины седьмого. Пункт вторцветмета в Дорохово должен быть давно уже закрыть, когда мы туда доберемся. А у нас всего осталось 75 рублей. Чего делать? Решили ехать в Одинцово и найти аналогичный пункт там. Полтора часа ждали электричку, потом за двадцать минут доехали до Одинцово. И отправились на поиски пункта этого.
Первым делом спросили мусора вокзального. Тот только плечами пожал, не проявив к странной паре никакого профессионального интереса. Да, где - то был здесь, а где - хрен знает. Мы стали шлендрать около вокзала и расспрашивать водил, грузчиков, железнодорожных рабочих. Кого встречали. Нам указали два пункта. Но надо было перейти железную дорогу. Мы перешли. Там был большой завод. Как позднее узнал - передельной черной металлургии. За линией была автодорога, характерная для промзон. Без обочин. С шлагбаумами, железнодорожными путями с завода. Скоро мы вышли к будке обходчика у железнодорожного переезда. Там стояла тетя со жезлом в руках. Звенел звонок, предупреждая о скором прохождении состава. Мы бросились к ней и спросили о столь значимом для нас заведении. Она нам указала на железнодорожные пути, ведущие на завод. Мол, так пройдете быстрее, а то чрез полчаса пункт закроется. Вы идите потом налево, там дороже берут. Это толстая тетя - железнодорожница была с очень добрым лицом. Да, тетя с жезлом, мне хотелось бы прославить тебя подобно евангельской шлюхе, помазавшей Иисуса драгоценным миром. Ведь утром ты помогла нам совершенно бескорыстно свалить с добычей. А могла бы ведь также бескорыстно и в ломбард сдать. Кто прочитает мое путанное повествование, тот да вспомнит тебя добром! И да помянет тебя Творец во благо!
Мы пошли по этим путям заводским - и попросту заблудились. Туда, сюда совались. Куда не пойдешь - все завод. А мы - на его территории. Надо сказать, что у Оли прямо есть призвание в дороге устраивать капризы, откровенно выебываться предо мною. Поведение маленькой капризной девчонки. Я ей говорю: Оля, пошли направо, там ворота и дорога, может там к пункту выйдем. А она: нет, я иду налево чрез забор. И лезет чрез забор. Слова не дает сказать. Я, блин, полез за ней чрез забор. Там пригорок, кустики, а потом грязь с цементом. Белесоватый раствор глины под ногами, в котором туфли Оли сразу увязли и окрасились в типично цементную окраску. Оля не знает, куда дальше идти. И не знает, самое главное, как отсюда выйти. Я уж ей говорю: пошли на станцию, доедем, а завтра в Дорохово пешком пойдем. Она мне с понтом так: ни хуя! Я у рабочих спрошу. А там работало трое пацанов у бетономешалки. Оля рванула к ним и стала спрашивать про пункт вторцветмета. Они заверили, что нас проводят. Причем смотрели на Олю облизываясь. Явно с желанием отыметь. Но слова не сказали. Проводили до заводоуправления. Там у входа внутреннего сидел светло-русый алик, достаточно бухой. И зырил на окружающее пьяными глазами. Один из рабочих крикнул ему: Русик, проводи их, где цветные металлы сдают. Вдруг, подогреют тебя.
Парень тот встал и вылупил зенки на Олю. Ты кто? - спросил он. Неважно, ответила Оля. Покажешь пункт? Покажу, ответил пацан. И пошатываясь повел нас. Мы прошли заводоуправление и вышли за территорию завода. Парень вел нас. Идти было минут десять по типичной грязной автодороге промзоны. Дошли-то мы туда дошли, а пункт был уже закрыт. Мы с Олей стали переглядываться. Чего делать, я уже не знал. И взъелся на любимую. Мол, чего теперь делать будем?! А парень тот стоял и смотрел на нас мутными глазиками своими.
Мы пошли назад. Опустив головы. Оля переживала, что своими капризами она все испортила. Все наши планы. Вот расписание бы не изменилась - мы бы уже бухали на даче теткиной. А теперь - хуй побухаешь. И чего делать до завтра вообще неизвестно. А парень к нам прикапался. Спрашивает - чей металл. На двоих собирали, буркнула ему Оля. И тут этот алкаш выдал ей довольно оригинальное предложение. Мол, металл мы делим пополам, я сваливаю, а Оля ночует у него в общаге. Там он один в комнате на три места. Оля ему ответила: ты охуел, это ж мой муж. Пусть мы гражданским браком живем, но это мой муж! Парень сразу скис. И стал бурчать, что я называл ее проституткой. Ну да, я - проститутка, сказала Оля. А это мой муж все равно.
Парень на нас вылупился. Такой супружеский союз в его хмельной голове явно не умещался. Да он тебя чего, он тебя сдает, что ли? - спросил он, покачиваясь Ну да, ответила мрачно Оля. Поэтому ночевать я могу только с ним. Хотя не против с тобой спать. А лучше бы - втроем! Алкаш вылупился на нас. Да? - спросил он, и голос его звучал не очень уверенно. Ну, ночуйте у меня. Поллитра поставите? Ставятся по жилам, сказала Оля. Будет тебе поллитра. Давайте ко мне в общаге, там комната одна на троих. А я там один живу, потому что начальница меня уважает. Она меня очень уважает. Русик начал так гундосить. И повел нас в свою комнату.
Общага находилась на втором и третьем этаже заводоуправления. Мы в него беспрепятственно зашли, свернули налево, поднялись на второй этаж. Вторая дверь справа была комнатой Руслана. Это была комната с одной кроватью, двумя диванами, шкафом вещевым, тумбочкой пустой для телевизора, парой посудных полок, раковиной с краном, электроплиткой, электрочайником. В раковине валялась заплесневелая посуда. Похоже, ей не пользовались дней так пять. Диван у окна, расположенный напротив кровати, был прожжен сигаретой. Русик нас завел туда. И по началу чувствовал себя хозяином. Предложил раздеться, положить багаж. Мол, сейчас он принесет пожрать, музыку, водяру. Закрыл нас, якобы для нашей же безопасности. И отправился стрелять десятки. А Оля мне сказала - не ссы, вместе уйдем утром, меня он пальцем не тронет. Я ее спросил: почему ты так уверенна? Она ответила мне: рожденный пить ебать не может. Давай на водку вместе не налегать, а я буду ему подливать. Его зарубит до утра. И мы тихо уйдем. Я спросил ее снова: почему ты так уверена, что он будет один? Оля вздохнула: Лёня, ты не умеешь различать людей. Для всех здесь он - галимый алкаш, полное чмо. Ни одна девка ему не даст, потому-то он и вцепился в меня.
Я смотрел на свою любимую. И диву давался. Я никогда не был против того, чтобы мою девушку отымели у меня на глазах. Не знаю, но Ленка ризничная всегда заводила меня рассказами, как ее имели другие мужики, сравнивала их достоинства и недостатки со мной. Я мечтал о жене - проститутке, с проституткой я и жил. И чего я могу иметь против, если ей вдруг захотелось поработать? А вот она чувствовала себя как рыба в воде. Казалось, это история для нее вполне привычна. Только на водку не налегай, повторила она мне. Полшестого съебываемся.
Я кивнул головой, и тут в комнату вошел Русик с початой бутылкой поллитра и пятью яичками. Из кармана у него высовывалась полбуханки черного хлеба, а в руке был серый музыкальный центр. Вот, на водку и закуску добыл, сказал он. Меня ж здесь все мужики уважают. Давай, готовь. Я и музыку принес. Только он, блин, мрзешные диски не читает, старый. Поставил на тумбочку музыкальный центр и стал его подключать в розетку. Оля молча встала, включила электроплитку и быстро приготовила нам всем яичницу. Поставила чайник. А Русик разливал водку по пластиковым стаканчикам. Первую стопку мы выпили без закуски.
Я не люблю пить водку. Сразу появилась изжога и какая-то дурнота. А Русик начал выступать. Вот, сказал он, здесь есть кровать и два дивана. Спи на каком хочешь. А я буду спать с ней на кровати. Предупреждаю, что если ударишься в ревность, шансов у тебя очень мало. Я молчал. А он встал и вцепился Оли в груди. Слыш, мне больно, не умеешь ты девчонок лапать, сказала ему Оля. Убери руки. Чего?! - Заорал Русик. Шлюха мне будет говорить! И качнулся от звучной пощечины. Ты фильтруй базар свой, сказала ему Оля. Не оскорбляй меня. В глазах Русика засквозило полное недоумение. Он смотрел то на Олю, то на меня полным недоумения взглядом. А Оля молча налила ему водки в пластиковый стаканчик и сказала - на, выпей, и успокойся. И девчонок надо лапать так, чтобы им было приятно, а не больно. Не умеешь - не берись лучше! Русик выпил и плюхнулся на поломанный стул. От спиртного он раскраснелся. В его глазах стояло недоумение и какое-то сомнение. Может, я какой-то спецназ к себе привел? - спросил он сам себя.
Поели яичницу, шел базар за жизнь. Русик рассказывал нам про себя. Сам из Новомосковска Тульской области, приехал работать сюда, хорошо зарабатывал, но запил. Приехала мать, все у него отобрала, остался гол как сокол. Голодный. Месяц назад пробовал на станции снять девушку, она напоила его, обчистила его карманы. И съебалась. Так и не потрахался. Он был сексуально голодным. А у любимой моей сразу загорелись глаза при этом рассказе. Верно, язык мой бывает врагом нам. Русик сам задал последующее развитие событий. Своим поведением и своим рассказом. Пред нами был системный алкаш. Мне стало это ясно. Мне также было ясно, что он хочет Олю, но на его постоянный вопрос: ты мне дашь? - она отвечала с таким лукавством: да, да! Что в ее ответе и лукавых разгорающихся глазах явственно читалось: нет! Только этот дурак ничего не понял. А мне и то было ясно.
Водка быстро кончилась. Русик пошел клянчить у соседей по общаге, но его никто подогревать больше не собирался. Тогда с ним пошла Оля. И быстро в складчину насобирала сотку. Причем еще к этому я добавил свой полтинник последний. И Оля пошла с соседом Русика по общаге веселым Генкой за покупками для нашего банкета. Традиционные водяра, пиво, чай. А я с Русиком остался один. Без особого энтузиазма, но и без напряга. Его сразу зарубило. Я так сижу на диване у двери, думаю, чего это так дымом пахнет. А это он уснул с сигаретой и подпалил диван в том же месте по новой. Паралон дымил на всю комнату. Я заливал диван чайником и взял бычок из его руки. На внешние раздражители в этот момент Русик не реагировал. Зарубило его капитально. Как он раньше пожар в этой общаге не устроил - я не знаю.
Потом Русик очухался малость. Я было начал ему рассказывать про происшествие с бычком, но его это не интересовало. Он спросил меня про время. И Узнав, что Оля отсутствует более часа, стал ныть, что она ебется в кустах с Генкой. Как моя подруга ебется с кем-либо в кустах, мне было бы посмотреть прикольно. А Русик считал ее своей всерьез. И ныл, как маленький ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Я слушал его нытье и откровенно хуел на его глупость. Нытье его длилось недолго. Чрез минут пятнадцать (а он стоял у открытого окна) послышались шаги, смех Оли. Русик пулей выскочил наружу с криком, что начистит Генке морду. Но у него это не получилось. Из окна я видел, как он налетел на Генку, Но Оля встала промеж ними, Генка обложил его трехэтажным матом. Русик поник. И они втроем зашли в комнату.
Русику хватило ста грамм, чтобы намертво зарубиться по новой. Он сидя спал на диване и не обращал на нас никакого внимания. А Генка принес нам пельменей, а потом сварил хороший чифирь. Мы хавали, бухали, чифирили и просто базарили за жизнь. Пока Генка выходил за пельменями, Оля мне рассказала со смехом, что Русик в общаге как опущенный. Никто ему эту трехместную комнату не выделял, с ним просто никто жить не хочет. Он - запойный алкаш, вечно попрошайничает, шустрит, уже месяц не выходит на работу. Взял отпуск за свой счет Пропил заводской имущество. Также она рассказала мне про Генку. Тот сказал ей, что тут все пацаны голодные, но никто Олю не изнасилует. Он предложил ей перепихнуться, Оля отказала. И он это воспринял спокойно.
А Генка рассказал нам про свою жизнь. Она у него была бурная по-своему. Отчалил срок за магазинную кражу, сам бомжевал по разным городам, с трудом устроился на работу сюда. Оля загнала ему, что два дня не ели. И он кормил нас пельменями и говорил: не, ребята, я сам так жил. Голодный человек - это не человек. Его надо накормить обязательно, если есть возможность. Он кормил и этого Русика, накормил и нас. Сварил нам чифирь, себе - вторячок со словами: а вторячок, он и есть вторячок! И он сказал нам: хорошо, что вы вместе, девчонке так жить тяжело. А мне сказал, когда Оля вышла, что у меня - замечательная подруга, что мне можно только позавидовать. И что нас здесь никто не тронет, да и никто здесь никого не знает. Это - настоящая блат-хата. Сюда приходит и уходит бродячий люд.
Пока мы так базарили втроем, Русик вдруг проснулся и закурил. На него никто не обращал внимания, даже мы. Хотя в глубине души мне стало жаль тридцатилетнего испитого худощавого мужика. Порой он не жрал целыми днями. Можно говорить, что он сам выбрал, сам сделал свою судьбу системного алкаша. Но кто знает, что его на это толкнуло? Что было у него в душе? Если я этого не знаю, зачем мне его судить? В тоске его глаз я видел свою тоску секс-абстяги десятилетней давности. Когда мне было примерно столько же лет, сколько и ему сейчас. Отношения с женщинами у него явно не складывались. Это выдал его горестный вздох: ну, я ж не насильник! Силой он взять девушку не решался, а так они ему не давали. Я почувствовал в нем нечто знакомое, глубинное, свое. И был не против на одну ночь поделиться с ним Олей. Ведь привел же один из первых семи дьяконов Николай свою молодую жену и предложил ее отыметь всей первохристианской общине Иерусалима. Он стал основоположником учения николаитов, практиковавших в те давние времена не только общность имущества, но общность жен, как о том пишет Евсевий и Ириней Лионский. Так от чего бы и мне не поделиться своей любимой с таким же обездоленным мужиком?
Мы продолжали базарить, и вдруг снова почувствовали, что снова пахнет дымом. Крепко пахнет. Все повернули головы. И увидели, что в тоже самое прожженное место на диване Русик снова ткнул бычок. И оно снова задымило. Генка матюкнулся и сказал, что когда-нибудь этот клоун спалит общаге всю. Взял чайник и залил сам, отобрав у Русика бычок. Попросил нас присмотреть за ним. Чтоб пожара не наделал. После этого он собрался уходить спать, а я спросил его, где туалет. Он мне сказал мне, что тут сортира нет. Сливать и срать выходят на улицу. Тут даже душа не было. Общага была устроена в здании заводоуправления, и в санузлы постояльцев его не пускали. Они остались за администрацией. Странно, но ни сторожей, никого в корпусе, где жили рабочие не были. Здесь был просто проходной двор. Не первые мы приходили сюда ниоткуда, чтобы затем уйти в никуда.
Пошел я с Генкой вниз, поссали. А потом поднялись наверх. Мы еще покурили там. На втором этаже разошлись по комнатам. Когда я вошел в комнату Русика, то увидел, что он проснулся, сидит рядом с Олей и обнимает ее. Оля наливала ему водку, он выпил ее и запил остатками огуречного рассола. Оля улыбалась во весь рот. И вдруг сказала, обращаясь ко мне: Милый, вот мы тут посовещались и решили, что втроем ляжем. Втроем спать будем. Русик вылупился на нее с каким-то глупым лицом. Будто бы не верил, а с другой стороны чего-то опасался. Что-то в нем боролось. Выражение его лица было такое, будто ему хотелось и кололось одновременно. Оля налила ему еще водяры. И сказала, подавая пластиковый стаканчик: на, выпей для храбрости! Он выпил, крякнул и свесил голову. Какое-то время молча сидел. Потом неожиданно поднял голову и уставился на Олю. А раздевайся! - сказал он с каким-то ожесточением. Оля хмыкнула. Я за свой базар всегда отвечаю. И быстро стянула с себя свитер. Под свитером у нее была футболка. Русик замер и разинул рот. На его лице было написано напряженное ожидания. Оля бросила свитер на диванчик. И точно также стянула с себя свою футболку салатового цвета и взмахом руки отправила ее на диван. Она была в черном лифчике, и в своих джинсах.
Русик просто охуел. То ли от шрама Оли, то ли от ее смелости. А Оля сняла с себя лифчик и стала пред ним покачивать своими грудями. Весьма искусно. Ну, а дальше? - спросил Русик, облизывая слюни. Давай, раздевайся совсем! Он весь горел от нетерпения. А Оля расстегнула джинсы и стала их медленно снимать. Русик не отводил глаз от ее черных трусиков. Оля сняла джинсы, носки, а потом столь же медленно спустила трусики. Встала и завихляла своими голенькими бедрами и попкой. Русик балдел. Ему не верилось явно, что он видит голую девушку не на экране видика. Погоди, сказал он, судорожно глотая слюну. Я погашу свет, разденусь, а ты ложись на кровать. Оля мне подмигнула, пошла и присела на кровать. А Русик погасил свет и быстро разделся.
Я вылупился на них. Сама мысль о том, что мою девушку имеет другой мужик, меня всегда заводила. Сексуально. Мои сексуальные мечты казалось должны вдруг воплотиться. Русик оттрахает Оля. И меня это возбудило. А Русик осторожно подошел к кровати, сел рядом с Олей. Минуты две он сидел так. Потом медленно положил руки на плечи и завалил ее на кровать. Ни приласкать, ни обнять, ни поцеловать даже и не пробовал. И сам тут же улегся на нее. И все. Его тут же зарубило. Оля его просто отшвырнула с себя, свалила налево. Он проснулся и давай скулить: хорошо, ты первый потрахай ее. А я потом. Я разделся и стал сам лег на Олю. Мы начали заниматься любовью. А Русик слез с кровати, сел на диван напротив. Он смотрел, как мы занимаемся любовью. И пытался подрочить. На у него и это не получилось. Его член встал очень вяло, добился он чего-то или нет, я не знаю. Мы оба кончили, а Русик приуныл. А мы с радостным видом, оба довольные оделись. И стали допивать водку вместе с ним. Русик какое-то время не разговаривал вообще. Я понимал, что внутри ему очень хуево.
Время было полвторого ночи. Я захавал три мускатных ореха, найденные среди приправ, рассчитывая, что меня вставит где-то к восьми утра. Захмелели оба мы, но после чифиря спать не хотелось вовсе.
И тут вдруг Оля устроила комедию. Она не нашла свои трусы и спросила Русика про них. А тот сказал, что их спрятал. И отдаст их только на условии, что Оля ему дает. А Оля ему сказала: хорошо, только я если их найду, ты у меня лизать будешь. Русик согласился. Оля его еще спросила: а ты за свой базар отвечаешь? Тот говорит: да! Оля так встает с понтом и говорит: разве разведчик не найдет? И пошла к кровати. Трусы она не искала вовсе. Сразу полезла под подушку, достала их. Усмехаясь подошла к Русику, хлестанула его два раза трусиками своими по лицу и спросила ехидно: Нашла?! Русик молчал. А Оля ему сказала: давай, теперь лижи у меня, это твой базар был. Русик обозлился и заверещал: я не буду лизать! Оля звезданула его по уху, да так, что качнулся и заскулил. Новый удар обрушился ему на скулу. Потом Оля надела свои трусики ему на голову и сказала: а быстро лизать, а то сейчас всю общаге созову! Расстегнула джинсы и приспустила. В глазах Русика я увидел липкий животный ужас. А Оля расставила ноги и придвинула ему свою дырочку к лицу. На колени и лизать быстро, пока по мудям не въебашила с ноги! - прикрикнула она. Тридцатилетний испитый мужик встал на колени пред ней и стал судорожно лизать ей клитор. Оля схватила его за уши и прижала его голову к своей пизде. Мне казалось, что она его насилует. Прошло минуты три, Русик лизал. Потом Оля его от себя оттолкнула, сорвала свои трусики с его головы и снова хлестанула по лицу. Да ну тебя в пизду, ты ни лазать, ни трахать не умеешь, нет, я лучше к любимому пойду. Так сказала она ему. Я ж лизал, захныкал Русик. Плохо, лизал, не умеешь ты! - смеялась Оля. Она сняла с себя джинсы и стала переодеваться, не обращая на Русика никакого внимания. А тот растянулся на полу и бормотал, хныкая: это не девка, а какой-то спецназ. Оля недобро усмехалась. А может, ты сосать умеешь? - спросила она у Русика. Может, милому моему отсосешь? Любимый, вытаскивай хер, сейчас посмотрим, как он минет мужикам делать умеет. Я не буду! - заверещал Русик, смотря то на Олю, то на меня. Оля слегка пнула его ногой в грудь, отчего он свалился и растянулся на грязном ковре. Ты чего-то сказал вроде?! - спросила его Оля. Мне стало весело. Это называется, пошел по шерсть, а вернулся стриженным, сказал я, смеясь. На колени вставай быстро, -так Оля от Русика и не отставала. И блин, тот быстро приподнялся и встал на колени. Я уже просто ржал.
Милый, ты как хочешь? - спросила меня Оля. Чтоб он тебе минет сделал или в жопу его выебать? Оля, оставь его, сказал я. Мне это совсем не нужно. Оля пнула Русика ногой, отчего он снова свалился на ковер. Правильно, у тебя есть я, зачем тебе это нужно, сказала она жеманно. И пошла ко мне целоваться. Пока мы целовались, Русик забрался на диван. В этот момент он очень жалел, что с нами связался. А Оля взяла его складной нож на столе, положила на стол левую руку с растопыренными пальцами и стала втыкать нож в стол промеж своих пальцев. Так она минут десять развлекалась, а потом сказала Русику: разочаровал ты меня. Давай еще пузырь ставь. Выпьем вместе. Русик стал ныть, что у него нет денег. Оля сказала ему, что на половину мы наскребем. Алкаш этот оживился. И пошел по общаге стрелять деньги. Чрез пять минут он вернулся в компании бухого мужика моего возраста с початой бутылкой водки в руках. Мужика звали Иваном. Мы бухали все вместе. Водка быстро кончилась. И мы скинулись на троих. Оля послала за водкой меня, а в качестве провожатого - Русика. Ведь со слов мы знали, что до палатки идти было далековато, а пути я не знал. И мы пошли вдвоем, осенней ночью. Оля напутствовала нас словами: смотрите, ребята, не подеритесь там. А ты, Русик, к моему не лезь вообще. Смотри, он с финкой ходит. Так нагло она блефовала.
Русику выпить водки хотелось еще, но идти со мной темными проулками и железнодорожными путями очень не хотелось. Это раздвоение желаний было написано у него на лице. Полдороги он молчал просто. Потом стал выпытывать у меня: ты что ли ее держишь и всем в постель подкладываешь? Это моя подруга, я с ней живу, ответил я. Ну, ты ее сдаешь, и она отдает тебе деньги? - продолжал спрашивать он. У нас все общее - ответствовал я. Как бы не заработали, идет на нас все. На двоих. Все равно я твою Ольгу хуякну сегодня, Русик снова ныл о своем. И чего она мне не дает? Поговори с ней. Так бы вы ночевали на улице, мерзли бы, а тут в тепле, есть пожрали, выпили. Давай так сделаем. Завтра утром сдадим металл, и вы сотку отдадите. За ночлег. Хорошо, - сказал я. Хотя сотку отдавать ему вовсе не хотелось. Уж больно глупо он себя вел. Это был дурак подурнее Мишани с Толиком. Неужели он до этого допился? Или всегда таким по жизни был. До ночного магазина он все бурчал себе под нос: я ее хуякну обязательно! А чего она мне не дает?!
Когда я был очень озадачен таким же вопросом: а чего девушки мне не дают, они ж такие красивые, да и ебаться хочется. С такой же обидой на весь женский пол. В тридцатилетие свое это проблема у меня стала разрешаться, становиться менее и менее актуальной. Но в свое время была причиной больших внутренних терзаний. Русика мне было откровенно жалко. А с другой стороны было видно, что с девушками он обращаться совершенно не умеет, что радости секса для него просто недоступны. Потому что непонятны. Ведь плотские радости состоят не в эрекции и эякуляции. Для этого достаточно рукоделия. А по настоящему плотские утехи, даже если тебе их доставляет всеми презираемая проститутка, - это таинство, чрез которое что-то совершается в вышних мирах, это когда два тела и две души становиться одним целым. Хотя бы и на одну ночь. Надо разуметь это, чтобы познать радости плоти. Мне вспомнилась Цирцея, опаивающая мореходов, раскатывавших на нее свои губы, волшебным пойлом, после чего они превращались в свиней. Блин, а ведь Оля прямо как Цирцея опоила Русика водкой и своими оплеухами превратила его в свинью. Мне стало казаться, что он вот-вот захрюкает - до того из него перло внутреннее свинство.
Мы зашли в ночной бутик. Звякнул колокольчик, крашеная блондинка, дремавшая за прилавком, подняла голову и смотрела на нас своими заспанными глазами. Тек уже четвертый час. Я заметил, что у Русика набух фингал от руки милой. Эй, водку давай. Поллитра, самую дешевую. И беломор! - сказал он ей грубо. Продавщица не пошевелилась. Русика это разозлило. Ты чего думаешь, что у меня денег нет? Вот! И он швырнул на прилавок мятые десятки и мелочь. Продавщица медленно пересчитала, повернулась, пошла за водкой, потом принесла пачку беломора. Русик засунул водку в карман своей джинсовки и спросил: а чего ты такая неприветливая?. Продавщица ему ответила раздраженно: ходят тут всякие хамы пьяные по ночам, я им должна что ли? Получил бутылку - и вали отсюда в пизду! Русик стал ругаться матом себе под нос, я сказал ему, что надо идти. Он вышел за мной.
Чтобы дойти до бутика этого, надо было перейти железнодорожные пути. Когда мы шли обратно, Русик там споткнулся и развалился. Он пытался встать, но не мог спьяну. Я повернулся и направился к нему. И тут он стал орать как резанный: не подходите ко мне! Не подходи ко мне! Ты чего орешь? - спросил я. Я ж тебе хочу помочь подняться. Нет! - орал он в полной истерике. Ты меня пришить хочешь! Я сам поднимусь! Дурак! - только и сказал я, повернулся и пошел к общаге. Путь я запомнил. Русик матюгаясь поднялся и пошел за мной, шатаясь. Рожу он себе разбил капитально, но поллитровка была цела.
Вот, пришли мы в общагу. Оля увидела разбитый фейс Русика и охуела. Уставилась на меня. Вы чего, подрались что ли? Русик буркнул: нет, о рельсы ударился. Упал он на путях, пояснил я. Ну, само собой, снова за водку принялись. Синяя тема - она такая заразная. Бухаешь и бухаешь. Затягивает. Крепче героина. Сидим там, бухаем, Оля этого Ивана в крестные отцы приглашает. Половину бутылки выпили - тут врывается в комнату толстая баба с завитыми волосами. Супруга Ивана. И давай орать на него. Вот, ты его пригласил к нам, он у нас деньги спер, а ты снова с ним бухаешь. Видно хочешь, чтоб опять обчистил! А ну марш домой, в семью. Иван так вздохнул тяжело, сказал: извините, женатый я. И пошел со своей не в меру пухлой половинкой. Русик допил за него оставшуюся в пластиковом стаканчике водку. И мы снова стали бухать чисто втроем. Только разлили еще, Русик выпил. И снова зарубился на диване том. Только Оля у него предусмотрительно бычок отобрала. По лицу Русика было видно, что свою дозу он добрал-таки. И блаженно зарубился в синем кайфе.
Оля мне шепчет: милый, уже пятый час, давай до полшестого полежим вместе в покое, покувыркаемся в постели. И мы пошли в постель Русика, разделись, легли, обнимались, целовались. Занялись жаркой любовью. Член стоял у меня хорошо, я его засунул Оле и сладко оттрахал ее.
Мы немного забылись обнявшись. Лежали вместе, прижавшись грудь к грудью. Вдруг Оля забеспокоилась. Милый, а вообще, сколько времени? Я посмотрел на часы и сказал: двадцать минут шестого. Одевайся и сваливаем отсюда, сказала она. Ведь он говорил, общага поднимается в шесть. Ну да, ответил я. Ведь в семь всем на работу в цеха выходить. И мы стали одеваться.
Оля оделась как всегда быстрее меня. Я натягивал штаны и охуел. Оля стала деловито шарить по карманам висящей куртки Русика на вешалке, по тумбочке, на которой стоял музыкальный центр, приговаривая: а где же у него деньги? Оля, ты чего, спросил я недоуменно. Любимая приложила палец к губам. Подошла и сунула руку в карман Русика. Нашла, - тихо сказала она. Вытащила скомканную сотку и отдала мне. Сказав, что он ее у Ивана стырил. Потом она вытащила из розетки шнур к музыкальному центру и сказала мне: чего расселся? Одевай куртку и идем! Ты спятила, - сказал я ей. Так идем, ничего у него не бери. Оля решительно направилась ко мне и больно врезала по левому плечу пару раз. Ни хуя! - сказала она. Меня с таким же музыкальным центром раз повязали, второй раз я его возьму. А понесешь его ты. Если хочешь со мной быть. Я ж два шара белого несла.
А ведь несла, это правда. Было, ох, было. Деваха бывалая, судя по всему. А я что? Я ж с ней жить собирался. Быть вместе. Что ж, попробуем свалить вместе с этим музыкальным центром, раз она так хочет. Видит Аллах, замочи она этого мудака, я бы помог ей сокрыть его труп. Я ж люблю ее по настоящему. Мы одели куртки, обулись, взяли бампера и наши звенящие сидора. Еще я взял в руки серый музыкальный центр. Сердце бешено билось. И ей говорю: пошли, любимая. Мы открыли дверь. Русик мирно спал с довольным лицом. Вспоминая это на расстоянии, сами собой в голове всплывают слова песни:
«В малину настежь открыта дверь,
Бандиты за день устали очень,
Чека не дремлет, и им теперь:
Спокойной ночи, спокойной ночи!»
Спокойной ночи, Русик! Мы быстро спустились по лестнице. Вся общага досматривала предрассветные сны. А дверь в заводоуправление была раскрыта настежь. Мы вышли в предрассветный мрак. Залаяли собаки. Мы свернули налево, пошли по дороге, огибая заводоуправление. Очень скоро мы поняли, что попали в ловушку. Вышли на уже знакомую нам площадку с глиняно-цементной жижей. В которой Олины туфли увязли по новой. Вскарабкались на пригорок глиняный, прошли чрез кусты, пролезли чрез дырку в заборе. И быстрым шагом пошли по знакомым заводским железнодорожным путям.
Минут десять мы шли нормально. Виден был вдали уже забор, окружавший заводскую территорию. И как только подошли ближе, поняли, что совсем плохо. Ворота, открытые днем, были закрыты ночью. И только мы подошли к ним, тут же налетела стая дворняг. Окружившая нас и поднявшая громкий лай. Чего делать? Влипли, так влипли.
Я в сердцах ругал свою любимую за ее глупую выходку с музыкальным центром. Как теперь отмазаться? И вдруг появилась неизвестно откуда толстая тетя - железнодорожница, указавшая вечером нам путь сюда. И стала унимать собак. Они ее сразу послушались и прекратили свой лай. Завиляли хвостами. Мало я их породу ел, подумал я. А тетя спросила: а чего, так и не успели? Заплутались вчера, поди? Не успели, ответила ей Оля. Ладно, сейчас я вас выведу, сказала тетя. И снова повела в кустики справа. Там был пролом в заборе, чрез который мы прошли. К музыкальному центру тетя не проявляла никакого интереса. Пожелала нам удачи и пошла к своей будке, а мы - по пути к станции. С большим облегчением. Видишь, я ж говорила тебе, что все будет хорошо. А ты зассался! - сказала мне Оля. А я пробормотал: Благословен Избавивший от опасности!
В пути я уже точно ориентировался, хотя нести рюкзак с металлоломом мне становилось все более и более тяжело. Хмель и начинающееся действие орехов. Плюс усталость от бессонной ночи. По пустынной дороге мы шли минут пятнадцать. Начинало светать. И вскоре в утренних сумерках мы вышли на железнодорожную станцию, где затерялись в толпе. Никто за нами и не гнался, но было очень стремно. Казалось, все на нас зырятся. К счастью, ожидание было не долгим. Чрез пять минут из Москвы подошла электричка на Можайск. Мы погрузились в нее. И поехали. Когда двери в с шипением захлопнулись, мы в тамбуре жарко поцеловались. Теперь бы до Дорохово доехать, сказал я. Ехать-то было прилично. Хотя чувствовалось, что все - ушли с миром. Карта легла удачно для влюбленной пары.
Мы никогда не ездили в утренних электричках на Можайск. А эта шла со всеми остановками между Одинцово и Голицыно. Народу в ней было, как сельдей в бочке. А меня прут орехи. Плюс бессонная ночь. Плюс похмелье. Сначала все окрасилось в фиолетовые тона. И меня стало плющить сначала нехило. В фиолетовых же тонах тамбура. А потом сердце прихватило. Дышать больно стало. Пот градом льет. А Оля стоит, смотрит на меня и плачет. Целует меня, пот отирает. И ладит одно: милый, я не хочу тебя терять! Не умирай, живи со мной. Потом как давай реветь. Одна тетя сердобольная в тамбур вышла. И спросила ее: девушка, что случилось? Почему плачете так? А Оля, вытирая слезы, сказала, всхлипывая: мужу с сердцем плохо, я с ним полгода всего прожила! И давай реветь. А мне хуево очень. Дыхнуть - нет сил. Я так говорю ей: лапочка, мы будем дальше жить всем врагам назло. Я еще поживу. Оля плачет и снова начала: а я ж беременна! От него! И тут контролеры заходят. Они все это слышат. И у нас даже билеты не проверяют.
После Кубинки я стал приходить в себя. Оля плакала и поила меня водой. Мне было неважно, но я привстал. До Дорохово мы доехали потом нормально более или менее. Там вышли, и бля. Я на себе еще рюкзак потащил. С этим металлоломом. И понимал, что нам ждать примерно полтора часа до открытия пункта этого. На половине пути сердце у меня снова прихватило. Я почувствовал, что начинаю задыхаться. И сказал: Оля, я больше ничего нести не могу. Оля захныкала снова и взяла у меня все тяжести. Причитала одно: милый, я не хочу тебя терять, ты меня так пугаешь! Чувствовал я себя правда очень неважно, но налегке дошел. А Оля все дотащила. Осталось пять минут идти. Дошли и стали ждать. Примерно указанное на вывеске время. Меня стало зарубать. Я немного пришел в себя, когда Оля пихнула меня локтем в бок со словами: хорош втыкать, он идет.
Действительно, тот амбал подошел и ковырялся ключом в замке. Голова у меня прояснилась. А он, видимо, приметил нас. Потому что спросил: а, это опять вы. С чем на этот раз? Как всегда - с алюминием, ответила Оля. Амбал пожал плечами и пригласил нас войти.
Мы выгрузили весь наш вторцветмет на весы, амбал, как всегда, сортировал его, часть забраковал. Я охуел. Металла мы набрали на 1300 рублей. Наш рекорд. Больше мы никогда не собирали. Я клал в кошелек деньги, а Оля показывала амбалу наш музыкальный центр. И спрашивала его, как чего включать и выключать. Амбал вызвался купить этот музыкальный центр. И вообще, сделал нам многозначительный намек. Мол, он не только цветные металлы покупает, но и все, что ему интересно. Достаточно открыто, не правда ли? Мы трое поняли друг друга.
Потом было пиво, потом было ожидание достаточно долгое электрички на холодном осеннем воздухе снова с пивом на платформе. Там мы просто подмерзали. Мусоров мы там вообще не видели. И никто нами не интересовался. Почти чрез два часа подошла электричка, мы вошли в тамбур, а на следующей остановке вышли. И пошли к даче теткиной, ставшей нашим домом. С заходом в ларек за нашей вечерней нормой. Поллитра, чекушка, пиво, чай, колбаса, яички. Ну, ведь в ту пятницу ровно пять месяцев исполнилось, как Оля пришла ко мне домой жить со мной. И мы это хотели отметить.
Вот дошли мы до ЛЭП, знаменовавшей полпути до дачи от станции и наоборот. И мне снова плохо стало. Чую, дышать снова больно. Я Оле говорю, - Оля, бери все вещи, я не знаю, как дойду. Она взяла и понесла. Я шел превозмогая себя. Но все равно дошли до теткиной дачи. Зашли в наше логово, и я сразу свалился на наше ложе любви. Меня быстро зарубило. Последнее, что я помню - это как Оля плюхнулась рядом со мной. Тогда было около часа дня.
Я не знаю, как Оля, но лично я очень устал. И проспал до половины девятого вечера того дня. Когда я проснулся значительно посвежевшим и проясневшим, Оля уже встала. Шипела сковорода на электроплитке, тихо закипал чайник, Оля гремела посудой на столе. Я хлопал глазами и соображал. Мне это пригрезилось или в натуре было? Это давка в электричке, блуждание в Одинцово, заводская общага, Русик, попойка в его комнате, неудачный опыт свинга, комедия с трусами и мужским оральным сексом, музыкальный центр, бег в утренних сумерках, тетя унимающая собак, разговорившийся неожиданно амбал. Все происшедшее. Это мне пригрезилось под кайфом? Или было? Но Оля на добытом музыкальном центре крутила свою любимую кассету. Это мне не привиделось. Происшедшее реально, и не бывшим его сделать нельзя. Даже Творец не может сделать бывшее не бывшим.
Я тянулся, кашлял и хлопал глазами, осмысливая новые реалии. А они были таковы. Старый музыкальный центр был вообще-то нам не нужен. Не той вещью, из-за которой я готов был бы рискнуть. Говоря откровенно, он был совершенно лишним, это не сотка, стыренная у того же алкаша. Оля явно не умеет просчитать пропорцию, между целесообразностью, стоимостью и риском. Ей, как и мне все по барабану. Что потом будет. Мы оба можем сказать исламское присловье о нашем будущем: как пожелает Аллах, надеясь в душе, что Он о нас конкретно ничего плохого не пожелает. Вот чем не пара? С другой стороны Олю мне придется постоянно контролировать. Хотя... Умение просчитывать шаги и их последствия, ей заменяло какое-то звериное чутье. Которое доселе ни разу ее не подводило. В Оле меня поражало многое. Сочетание внешне несовместимого. Прирожденного чутья и звериной хитрости вместе с ослиным упрямством и какой-то детской наивностью и открытостью. Скрытности и открытости. Нечувствительностью к оскорблениям и побоям и какой-то странной ранимостью. Умения выходить сухой из воды из всех передряг, хотя оттраханной, иногда - и побитой, и неутолимая жажда поиска приключений на свою жопу. Спокойная и брутальная. Гордая и покорная. Одним словом, полное воплощение диалектики с ее единством и борьбой противоположностей. Так или иначе, но мне придется ее контролировать всю жизнь. И время от времени поколачивать, хотя это чревато крупной дракой.
Пока я так думал, Оля всунула голову в клетушку, служившую нашей спальней. Милый, как ты себя чувствуешь.? - спросила она. Я вижу, что ты проснулся. Я успокоил Олю, сказал, что чувствую себя хорошо и что хочу есть. А Оля поцеловала меня. Я встал. И мы пошли отмечать пять месяцев совместной жизни.
За столом разговор вращался вокруг недавнего происшествия и музыкального центра. Я все спрашивал Олю, стоило ли рисковать. Сначала Оля просто говорила, что все жопой чуяла, а потом рассказала мне историю про свою первую судимость. Как она ушла из дома, загуляла на месяц. Сошлась в девчонкой десяти лет. Беспризорницей, сбежавшей из детдома. То ли она познакомилась, когда вместе бомжевали в Киеве, то ли та пришла в Коростышев - Оля не помнила. Ей тогда был 21 год, а той - десять. Короче, раз та малолетка предложила Оле, когда та была пьяной на улице, обчистить квартиру. Мол, она залезет в форточку. И или окно откроет или дверь изнутри. Оля зайдет или залезет. И они возьмут все, что хотят.
По какому признаку они выбирали квартиру - это я не знаю. Оля вспомнила, что у одних есть музыкальный центр - вот такой же точно, который мы взяли - и предложила залезть туда, или та детдомовка указала ей на квартиру - вообщем, Оля не помнит. Но они туда пошли. Малявка та залезла в форточку, открыла окно, помогла залезть Оле (это было на первом этаже). Они попали на кухню. Сразу прибежала оставленная хозяевами собака, но они накормили ее. Собака стала довольной, легла и уснула. А они взяли продуктов и музыкальный центр, стоявший на кухне, и вылезли в окно. Все это видела соседка и вызвала ментов. Прямо на выходе их и повязали. Оля побежала к реке, но ее все-таки догнали. И защелкнули наручники. Дальнейшее было странным. В ментовке все оформили в один день, не задержали даже, сразу возбудили уголовное дело, совершили все процессуальные действия. Предъявили обвинение по двум статьям украинского УК. Кража и вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Хотя это детдомовка сама вовлекла Олю в это дело. И отпустили под подписку о невыезде. Потом был суд, год условно. Увидев музыкальный центр вчера, Оля решила, что на этот раз он будет ее. А кроме того, она просто хотела сделать нам подарок.
В поступке Оли, равно как и в рассказанной ею истории из своей молодости не было никакой логики, как нет ее и в жизни. На хрен надо?! Да я хочу! На рациональном уровне ничего не действовало, доводы разума здесь просто не слышатся. Железное упорство воли, хитрость и импульсивные влечения все забивают. И по хуй, что потом будет. Вот такая моя подруга, с кем я хочу жить всю жизнь вместе. Но ведь вышло-то все по ее. Интуиция, не иначе.
А Оля радовалась этому музыкальному центру, как ребенок радуется игрушке. И я, смотря на ее радость, сам стал радоваться. Вот скажи мне кто, что будет такое в моей жизни лет так семь назад - разве б я этому поверил? Да, жизнь неожиданна и преподносит массу сюрпризов. А теперь - вот она! Девушка моей мечты. Та девушка, которая меня впервые полюбила по - настоящему. И срать мне на все ее вредные замашки. Я ж люблю ее всеконечно. Видно, этот музыкальный центр предназначен ей в награду за трассу. И ведь повелел Творец обобрать сынов Мицраима при Исходе. Так они ж были явно получше Русика.
И пошел наш обычный вечер. Оля по искала радиостанции разные ультракороткие, под музыку, нравившуюся ей, мы танцевали, целовались. Потом, снова бухали, Оля рассказывала между стопками водки, как она в селе в пятнадцать лет ходила на дискотеку в сельском клубе и гайкой, затевала драки, потом мирилась и бухала со своими недавними противниками водяру. Дралась она с сельскими девчонками ее же возраста, однажды ей перебили нос. Слушая ее рассказы про разные драки, я как-то успокоился внутри. Подумал, что с такой подругой нигде не пропаду. И мне так захотелось, чтобы она родила мне дочку. Которая подросла бы и выросла вся в мамочку свою. Я поделился с любимой своей мечтой. А ту штормило на стуле. И она довольно нетвердо сказала: а вот знаешь, дочка будет на тебя вся похожа. Твои глаза, твои волосы. И характер твой. И тоже наркоманкой будет. А вот сын будет весь в меня. И такой же хулиган. Как я раньше была. В его возрасте.
Мы посидели, Олю стало зарубать, она спать пошла в клетушку нашу. А я сварил себе вторячок, попил - и к ней. А она встала. Как-то сама собой нашла волну на музыкальном центре, где играли этот мьюзикл по роману Виктора Гюго. Под который я ласкал Викулю и кончал с нею. И вот под эту музыку мы стали танцевать. Я сжал в своих объятиях Олю. Прижался напряженным членом к ее животу. И снова кончил под: «я душу дьяволу продам за ночь с тобой». Слова, передающие довольно правдиво видение мира католического священника, облизывающегося на молодых прихожанок, которые ему хрен дадут. Как с Викой. Нет, за ночь что с Олей, что с Викой, что с Юлей маленькой, что с Наташкой, что с Анечкой - вот за ночь с какой-нибудь из этих девушек вполне можно было бы продать дьяволу душу. При одном условии. Что они дьяволу интересны были бы. Ведь дьявол не будет скупать всякую шнягу!
А потом мы оба свалились на кроватку нашу, привычно потрахались и уснули в обнимочку. И вот напало на меня в тот сентябрь. Точно в 5 часов десять минут просыпался каждое утро. Хотя потом снова засыпал. Вставал, сливал, курил, лежал, смотря в окне без штор убывающую предрассветную луну. И вспоминал, что шесть лет назад в это же самое время в сентябрь, дублирующий днями недели нынешний сентябрь точностью, вставал, омывал руки, бормоча благословение на иврите, закутывался в талит, оглашал квартиру мощным: «ШМА ИСРАЭЛЬ», хавал, пил кофе и пиздовал на занятия вместе с малолетками - первокурсниками.
Оля храпела возле меня и во сне жалась ко мне. А я глядел на убывающую луну и думал. Прежде вспоминая древнего китайского мудреца, которому однажды приснилось, что он - бабочка. Потом он долго не мог врубиться. То ли ему приснилось, что он - бабочка, то ли бабочке приснилось, что она - это он. Хрен поймешь! Вот я так и думал. Хрен поймешь. То ли мне снится, что рядом со мной лежит девушка со страшными шрамами на теле, со шрамом от ножа на горле, перетраханная во все дыры, то ли мне снится, что маманя фактически выставила меня из дома на улицу, реализовав свою давнюю германофильскую мечту: «в восемнадцать лет сын - это уже отрезанный ломоть!» - а она меня этой мечтой своей с четырнадцати лет уже травила; для меня это было равнозначно: после восемнадцати ты мне не сын! - то ли снятся мутки, кидки, первый неудачный брак, план, герыч, прочая дурь, девушки по тарифу, море бесконечности Интернета. То ли это было, а вот и моя Академия, зачеты, экзамены, судебные слушания, загранпоездки, Иерусалим - просто приснилось. Так ведь никто не будит! И не будил. Значит, было все в натуре. Так выходит, из дома выставила, в надежде, что потом приползу на коленях, что состоится возвращения блудного сына? Нет, не дождется. Предста царица одесную тебе. Да, вот справа от меня лежит царица с венцом из двенадцати звезд, истерзанная драконом, но непокоренная им. А я- царь древних мистерий, сексуальная энергия и кровь которого оплодотворяет землю и низводит на нее энергию свыше. И на скрипучей койке в теткиной развалюхе разыгрывается вечно возобновляющийся сакральный брак священного царя и жрицы, служащей ритуальной проституткой.
И вспоминал, что приближается осеннее равноденствие, а некоторые как раз и приносили в это время царей в жертву ради урожая и изобилия. Странно, но ведь тогда я пережил настоящую мистерию смерти и воскресения. Вдруг я понял, что окончательно умер для прошлого, что назад мне дороги нет, да и идти некуда. Прошлое исчерпано полностью. Мне не вернуться на первый курс, мне не вернуться в ту торговую фирмочку, Наташа никогда не вернется. Я не буду больше просиживать круглыми сутками за компом неизвестно зачем. Я не буду больше из любопытства заглядывать в самые разные религиозные учреждения разных конфессий. Не буду больше облизываться на разные симпатичные мордашки. Не буду закрываться от окружающего интересными книгами, все равно не закроешься. Этого уже не будет. Но я буду жить. Так, как у меня получается. Как могу.
Мои сверстники, мои одноклассники в этому времени успели жениться, обзавестись детьми, авто, загородной недвижимостью, иные - и развестись. А были и те, о ком просто не вспоминали. Не вспоминали девушку, погибшую со своим мужем в автокатастрофе на третий день после свадьбы, не вспоминали приблатненного пацана, получившего в 22 года пулю в разборке, не вспоминали и того, кто был признан особо опасным рецидивистом, вырывая сумки у теток в магазинах, не вспоминали и спившегося сына однорукой женщины, который всегда говорил мне: «Привет, персик!». Сотрудников Центробанка, коммерсантов, менеджеров, учителей - тех вспоминали. Да мне они по хуй все вместе взятые! Опоздал, так опоздал, да и не жалею о том. Я буду жить так, как у меня получается. Чтобы там не было в итоге. Мне не дано быть почтенным отцом семейства, законопослушным гражданином, примерным тружеником. Значит, и нужен именно таким Небу. А на Небесах знают мою нужду. Обрести половинку и заторчать. Вот, мне и дали мою половинку. И хрен я от нее откажусь!
Подумав о странной моей жизни, я поворачивал лицо к Оле. Нежно целовал ее. Будил, начинал ласкать. И мы обычно занимались любовью по новой. Оля - очень сексуальная и развратная девушка. На проституцию ее толкнули не только тяжелые жизненные обстоятельства, но и какие-то внутренние комплексы, до конца ей не проговоренные еще. И страстная эротическая жажда. Любовью она стала заниматься в четырнадцать лет. Мужчиной ее мечты был мужик старше ее, напоминающий ее отца, алкоголик или наркоман. А девушкой моей мечты была общедоступная проститутка. Наши мечты сошлись. И наши тела в предрассветных сумерках жарко сливались. Разделенные половинки нашли друг друга. И двое стали единой плотью. А у меня началась новая жизнь. В которой я осознал, что лучше быть немытым и голодным, но счастливым и свободным. Вот именно это и чувствовал я, собирая и сдавая цветные металлы, вырезая стекло, неся музыкальный центр. Желающие пусть осуждают, но ведь рано или поздно их тоже найдется за что осудить. Осудить - особого ума и чутья не надо; понять - гораздо сложнее. Недаром в псалме Давида Творец вопрошает людей: справедливо ли судите, сыны человеческие? Не познаша, ниже уразумеша, во тьме ходят, да подвижатся вси основания земли.
Вот так засыпал во объятиях подруги под ее храп по новой. Чтобы проснутся в одиннадцать часов, сходить на ведро, покурить, попить растворимого кофе, похавать. В тот день мы все же проснулись пораньше. И стали хавать. Странно, но в тот день похмелье нас не мучило. Мы обсуждали, что все сроки месячных у Оли с этой ночи кардинально просрочены. И что любимую устойчиво тошнит. И думали вместе - не забеременела ли Оля. А так еще по утрам обычно мы проводили разбор полетов, так сказать. Разбор телег Оли по пьяни. Виденное в разных фильмах, слышанное в молодежных тусовках родного города, армии, спецприемниках, разных камерах, реальные происшествия с ней Оля сливала в причудливую и внешне достоверную амальгаму, в которой просто невозможно было отличить правду от вымысла. Рассказывалось так, что нечто схожее могло приключиться с ней или с другой девушкой - оторвой, хотя на самом деле этого и не было. По утрам Оля рассказывала, что было на самом деле из ее вечерних телег, а что она прибавила для красного словца (обычно это были разные сексуальные подробности или нечто шокирующее в энной степени). Впрочем, попытку узнать побольше о ее прошлом она пресекала хнычущим восклицанием: ну ты ж не опер, чего выпытываешь!
Мы хавали и говорили. А тут в дверь постучали. Оля тихо подошла к двери и посмотрела чрез щелку занавесок. Потом открыла дверь. На пороге стояла смешная бабка. Она поздоровалась с нами. И пригласила нас идти собирать грибы вместе с ней. А то она одна боится в лес идти. Мы договорились, что зайдем за ней чрез час. А я подумал, что вообще-то грибной сезон. И надо будет поискать глючные грибочки. Вдруг повезет.
Похавали, Оля помыла посуда и стала собираться. Одели сапоги, достали корзинки и пошли к бабке. Бабка нас поджидала на крыльце с большой корзиной. Провела нас чрез свой участок. И мы вышли задней калиткой на лужок, что был за ее дачей. Лужок был достаточно пространный. Направились к лесу. Бабка говорила, что на этом лужке иногда тоже грибы находила. И смотрела под ноги. Я тоже стал смотреть под ноги. И чрез пять минут увидел на кочке такие маленькие грибы с острой шляпкой. Характерные. Очень похожие на те, что я видел на хаевских фотках и на картинках книги про псилобициловые грибы. Может, это они и есть. Я остановился и согнулся, пытаясь их рассмотреть.
Я никогда не собирал грибков и никогда не употреблял их. Но много о них читал. И мне стало интересно: вот это те самые подмосковные псилобициловые грибочки или просто поганки? Как проверить. Сорвал один грибок и стал рассматривать его. Под описание он очень даже подходил, а вот остальные грибки на кочке различались только окраской своих маленьких шляпок. Вроде это допустимо. Я повертел еще немного и откусил шляпку. Вкус гриба, горечи нет, какой-то пряный вкус без всякой горечи. Медленно жуя, я решил, что стоит попробовать. Вот эти самые грибки. Ну, так похожи!
Я стал их собирать. Зная, что мне надо сорок штук на торч. Срываю, кладу в корзинку. А тут Оля ко мне подходит. И спрашивает: ты чего это собираешь? Я ей отвечаю: да я вроде глючные грибы нашел. С которых глючит. Ты с ума сошел, сказала Оля. Ты хоть бы сейчас их не хавал. А то бабка нас спалит. Да не, Оля, сказал я ей. Я их просто собирать буду.
И тут бабка ко мне подгребает. А какие это ты грибы здесь собираешь? Я ей показываю. Она зенки вылупляет. Это ж поганки, говорит. Ну, да, отвечаю ей. Поганки. Только с них галюки приходят. Это глючные поганки. Бабка пожала плечами. Вас, молодежь не поймешь! - начала она ныть. Ты бойся не того гриба, который ты есть будешь. А бойся гриба, который тебя есть будет! То есть? - запросил я у бабки разъяснений. А вот положат тебя в деревянный ящик да землей засыпят - вот что это. Еще вспомнишь меня! Меня зло на нее взяло. Не хуй гнать, сказал я ей. Тебя прежде меня землей засыплют. А бабка согласилась. Ну да, говорит, мне недолго осталось, да я ж грибов неизвестных не собираю! Да знает он эти грибы! - вступилась Оля. И мы пошли дальше в лес.
А там был такой лес. Смешанный. Хвойными и лиственными деревьями. Войдя в него, мы стали собирать лисички, подберезовики, подосиновики, сыроежки, валушки, свинушки. Продвигались вперед от грибного места к грибному. В лесу было немало полянах с кочками. На которых росли грибочки. Ну, очень похожие на подмосковные псилобицилы. Я продолжал их сбор. Клал между обычными грибами. Бабка не понимала, что можно искать на этих полянках лесных. Она то Олю спрашивала: а какие это грибы твой собирает? Оля неизменно отвечала ей: да свои грибы он ищет, какие на полянках растут. Он их знает. Бабка зырилась на меня. То ко мне шла, пристально смотрела на меня, а потом снова к Оле. Да он их жует прямо! Оля бурчала ей: их сырыми едят. Потом бака снова за мной шла.
Ходили так часа два с лишним. Корзины набрали, а я нашел 60 штук таких грибков. Мы развернулись и шли домой уже. Бабка нам рассказывала, что яма в лесу - это лесная межа, разделяющая участки леса двух садоводческих товариществ. То есть, грибы там собирать можно и ходить, но не «медиков» земля эта. Чего-то мы заплутались, неожиданно вышли на обширную полянку. Я внимательно смотрел себе под ноги. И в увядающей осенней траве увидел уже примелькавшиеся шляпки. Снова нагнулся и стал их собирать. Бабка чего-то забеспокоилась снова. Подошла к Оле. Та вдруг заорет: Лёня, а сколько тебе грибов этих надо. Да так сорок на нос, ответил я. Вот я еще двадцать найду - оба похаваем да и займемся любовью под этим делом. Говорят, классно трахаться под этим делом. А, это у кого мы геру брали, вспомнила Оля. И вдруг снова влезла бабка. О, а тут такие же грибы растут, дай-ка я их соберу. Они ж лечебные? - спросила она Олю. Оля кивнула головой, а ее давило от смеха. И бабка стала собирать те самые грибочки. Ну, обошли мы ту полянку, собрали, чего можно, и направились к дачному участку.
Среди увядающей листвы показались крыши дачного участка нашего. И тут бабка стала базарить с нами. Сначала просто за жизнь. Мол, какие мы хорошие, у нее душа радуется на таких молодых смотреть. Вот чтоб так любили друг друга - она этого не видела. Бабка почему-то отождествляла меня с моим двоюродным братцем. И думала, что я - вузовский пре под, а Оля - студентка, прельстившая меня своим юным телом и уведшая от жены. Подобно тому, как братца увела от его думской стервы его же однокурсница. Мой правдивый рассказ о том, что моя первая жена меня неизвестно почему бросила, она воспринимала с иронической улыбкой. Правда. Послушав наше общение, бабуля чуток впечатлилась. Только в мою молодость так даже шпана уличная не говорила, - так прокомментировала она ненормативную лексику общения влюбленной пары. И перешла к грибам. Вот как ими правильно лечиться? Бабка мне уже надоела. Сорок грибов надо, сказал я ей. Сырыми съесть? - спросила бабка. Лёня! - воскликнула Оля. А если она с них кони двинет?
Я посмотрел на бабку и на ее корзину. И тут до меня дошло, что бабка тоже набрала глючных поганок. И стало интересно. Что из всего этого выйдет. Можно высушить, ответил я. А буду есть сырыми. И подумал - попробую сейчас прямо. И стал хавать грибы. Надо же попробовать. Хавал, а горечи во рту не было. Только есть их становилось все более и более неприятно. Глядя на меня, бабка тоже стала хавать грибки из своей корзины. Оля уперла руки в боки и качала головой в знак неодобрения.
Сначала я ничего не чувствовал. Кроме неприятного вкуса и легкой изжоги. Мы подошли к бабкиному участку, когда у меня стала тяжелеть голова. Бабку, видимо, начало раньше впирать. В задней калитке она сказала нам: не, ребята, я с вами больше за грибами никогда не пойду. От вас с ума сойти можно. И направилась к своему дому, бормоча: вот надо будет мужикам рассказать. Грибы как водка! Захмелела от них! Пусть собирают.
Что было с бабкой потом, я не знаю точно, равно как и Оля. Бабка легла спать - это мы точно знаем. Знаем и то, что ночью она зажгла свет на веранде. Знаем ее рассказ на другой день. Что эти грибы ей помогли, хотя ее прохватил сильный понос. Тем не менее она очень хорошо поспала и сил у нее прибавилось. Время от времени надо этими грибами лечиться, тем более что почти прямо у дома растут. Вот только какие-то хмельные. Знал бы про них муж ее покойный.... С бабкой ничего не случилось плохого. Но вот что она пережила - этого мы не знаем и не узнаем. Может, ее просто зарубило, и она хорошенько выспалась.
А мы дошли до теткиной развалюхи, стали там разбирать грибы. Оля критически смотрела на меня и говорила, что с грибов я какой-то закумаренный. Мне тихо становилось внутри все лучше и лучше. Я сидел на крыльце, Оля сгоняла за пивом. И втыкал с бутылочкой пива в руке и сигаретой. И мне стало очень хорошо, когда я увидел на двери дачи яркие узоры, когда все кругом ожило и как бы задышало.. Значит, тоже вывезло. Не ошибся. Галюки пришли, только и смог радостно сказать я. И глупо засмеялся. Причем остановиться не мог уже. Ведь вперло в натуре!
Меня перло, и я хихикал безостановочно. Потом пошел в клетушку нашу и завалился на кровать. Мне захотелось просто полежать и закрыть глаза. Расслабиться и погрузиться в грибные ощущения. А только я лег, меня сразу зарубило. И я проснулся только вечером, сходил на ведро и снова уснул. Грибной трип был не очень удачным. Вспомнить особо нечего. Но грибков похавал.
Вот так было дело. Потом мы по - разному обсуждали сложившуюся ситуацию. Для нас двоих было очевидно одно- у Оли что-то не то. Стойкая задержка месячных и упорная тошнота, время от времени перерастающая в рвоту. Оля подозревала беременность. Беременность была для нее шоком. Девушка с трассы никогда ранее не беременела. И уж чего-чего, а абортов в ее жизни не было. Она сомневалась в своей способности забеременеть. Всю жизнь. И на этот раз не верила. Однако объективные признаки, указывающие на беременность Оли были. Она надеялась и не верила до конца. Я тоже надеялся. Что все-таки заделал ей ребенка.
И при всей нашей дикой жизни не было никаких мыслей о нежелательности или о несвоевременности беременности. Сначала мы оба не верили, не доверяли себе. Но надеялись. Новая жизнь, образуемая в утробе Оли, нас ничуть не пугала. Это пусть офисные барышни парются, что там муж их может дать будущему ребенку, готовы ли они к материнству и прочее. Их темы, их расклады. На самом деле - простая отмазка, нежелание рожать. А мы об этом не думали. Наркоман и проститутка мечтали о детях. Что девушка, умеющая безошибочно вычислять лохов, будет катить коляску и кормить грудью малыша. Сказано ж в Коране: и не убивайте детей из-за боязни обеднения; Мы пропитаем и их и вас. Все люди от Творца получают ризку. Предполагаемый ребенок для нас был даром свыше, радостью, а не бременем. Мы были готовы нести эту ношу вдобавок ко всем остальным ношам нашим. С полным осознанием, что ничего не можем дать ему. Только научиться всегда оставаться человеком. Как мать его в последней грязи осталась человеком и девушкой настоящей. Так мне мой барнаульский друг написал позднее, когда я поделился с ним этой радостной вестью: будет у вас девочка, пройдет трассу, останется человеком. А сын будет у вас, так пройдет зону, и тоже останется человеком. Мы оба надеялись на это.
Надеялись - и не смели мечтать. А все-таки. А вдруг... Но у меня вирус цэшки в крови, а у Оли - леченный сифон, пробитая ножницами целка, дрочанье на бутылке на потеху пьяной компании. Неужели получилось? И верилось и нет. Мы решили так - купим тест на беременность. И только потом по показаниям теста будем думать о дальнейшем. Так что мы пожили на даче до среды, а потом поехали домой ко мне. Мамане набрали корзину яблок. Электрички ходили так себе. Поэтому домой мы приехали около половины одиннадцатого вечера.
Маманя нас критически оглядела, взяла теткины яблоки, пробормотав: хоть раз подумали обо мне. Потом уставилась на музыкальный центр. Это что такое? - спросила она. Где взяли? Спиздила в общаге, - сказала Оля. А Лёня нес. Маманя схватилась за голову. Дети мои! - сказала она в ужасе. Вас рано или поздно посадят! Сесть мы всегда успеем, сказала Оля равнодушно. Чем спровоцировала взрыв мамин. Ты из тюремной камеры к нему пришла, и в тюрьму его тащишь, дура, а он тебя любит! - как начала маманя орать. И заплакала. Давай ныть: до чего дошел, воровать начал, с проституткой сифилисной живет. И ничего ему не делается! Никакая смерть его не берет! Пошла спать в слезах.
Утром на следующий день я вышел слить, а маманя сидит на кухне и плачет. Увидела, что встал, сразу ко мне прикапалась. Давай ныть. В нашей семье никто никогда не воровал, а ты воровать начал! Это надо же додуматься, магнитофон украсть и домой притащить не стыдясь1 До чего ты дошел! Я думала, что ты просто под забором подохнешь, а тебя в тюрьму тянет. И пошла со стороны мамани полная истерика. Если исключить ее причитания и разъяснения, какой я плохой и негодный, смысл был один: Оля на меня плохо влияет. Учит не только водку пить, но и навыкам уголовной жизни, к которой она несомненно привыкла. А я знай одно лажу: да я с ней впервые в жизни настоящую взаимную любовь узнал. Как парень любит девчонку, как девчонка любит парня.
Маманя тут меня поразила. Скисла она и сказала: я это вижу, потому и терплю ее. Так ни одна твоя блядь к тебе не относилась. Я вас не разлучаю, хочешь с ней жить - живи дальше. Только хватит бандитничать. Я буду давать тебе деньги, немного, конечно, живите здесь, ищи работу. Хватит по Подмосковью мотаться. Вот вам на день двести рублей. Хватит? Никому вечером голову не оторвете? Воровать не пойдете тогда? Я сказал: спасибо, мама, нам хватит. Ведь мы жили и на меньшее. Маманя стала ныть, что я совершенно оказался неспособен жить по порядочному. Что не ожидала она от меня такого, ни в каком кошмаре не снилось ей. Что всю жизнь она меня старалась вытащить, а я оказался совершенно ненормальным
Интересно только, на что маманя надеялась? Ведь со мной у нее были одни обломы по жизни. Она мне много чего обещала. Когда я готовился к поступлению в свою Академию, она мне говорила, что я там стану более светским, что на старших курсах буду ходить в костюме и галстуке. А я ходил на занятия в форменных брюках Армии обороны Израиля. И ни на каком курсе не парился о своем прикиде. Так же и когда на работу ходил. То, что я учусь или работаю, не научило меня чистить ногти и подбривать щеки каждое утро. До мамы доходило медленно и с трудом. Что чистые ногти у меня нужны ей, а мне это на фиг не надо. И чем больше до нее это доходило, тем больше ее брало отчаяние. Также обламывалась она и в том, что меня на учебе или на работе увидят, заметят, оценят. На учебе оценивали нормально, но не замечали особо, потому что никуда я и не лез, не любил напоминать о себе. А на работе мои профессиональные знания никому особо и нужны не оказались. Маманя это понимала, но все равно на что-то надеялась. На что - вот это непонятно всегда мне было.
Вот так окончился важный период борьбы за Олю с маманей. Маманя молча смирилась с нами. Мы остались дома до выходных. Маманя просила нас тихо перевезти назад наши вещи, жить дома и больше подобными делами не промышлять. Не напиваться дома и не скандалить с ней. А на выходных лучше уезжать на дачу, чтобы она от нас отдыхала. Мы так и делали. Компромисс соблюдали, только все равно пили водку. Днем, когда мать была на работе, или ночью, когда она ложилась спать. Именно тогда я начал систематически писать ночами рассказы о том, что наиболее поразило меня в моей жизни. Сначала больше было про наркоту и проституток, а потом больше про жизнь мою. В которой причудливо сплелось все.
Разумеется, стал покупать по маманиным базарам журналы, газеты. Искал работу. Я знал, что не найду ее быстро, а может и вообще не найду. Снова были звонки, пустые собеседования, из которых ничего не выходило. Для мамани это было подтверждением моей порочности. Мол, такого никуда брать не хотят. На лице написано, алкаш, наркоман. То, что у меня гораздо более существенное написано в бумагах, в расчет матушкой не принималось. Это игнорировалось. Как игнорировалось и то, что должность главного бухгалтера достаточно ответственна, чтобы туда взять случайного человека с нестандартной биографией, а тети в бухгалтерии своими помощниками хотят иметь девчонок. Что бухгалтерия обычно женский коллектив. Что у кадровиков при попытке устроиться дворником или курьером возникают вопросы: а почему вы не работаете по специальности? Что для того, чтобы устроиться почтальоном, надо пройти медкомиссию, а это нереально с моей историей болезни.
Маманя все это просто игнорировала. Так проще. Семь лет назад она мне орала: на фирмы берут только с высшим образованием! Хотя в банк «СБС-Агро» брали и со средним, если претендент умел решать на компе задачи в банковской бухгалтерской программе. Это маманя сама узнала, но стала мне так объяснять - в банке работать я рылом не вышел, а вот учеба мне поможет адаптироваться к работе. Мол, привыкну ходить каждый день. Гм, ходить-то каждый день на занятия я привык, а вот потребности чистить ногти, завязывать галстук, чистить ботинки - так и не научился. Ну, этого никто не спрашивал, а как я выгляжу, что про меня кто подумает - это мне было по барабану всегда. А теперь она орала: на работу теперь берут только без вредных привычек, а у тебя алкоголизм и наркомания на лице написаны! И психическое заболевание! Ну, написаны, так написаны, а чего делать? Чисткой ногтей и подбриванием щек этому не поможешь!
Ори дальше, я - пас. Чего говорить? Я ж не червонец, чтобы всем нравиться. Я не могу сказать, что делал то, чего я не делал, я могу лишь сказать, что меня этому учили. И на вопрос, почему я в таком возрасте пошел учиться на дневное отделение, я могу ответить, как есть. Мол, по болезни пришлось уйти, потом пошел за дипломом в тридцать два. Потенциальные работодатели после этого обычно со мной дела иметь не хотели. И что? Я ж все равно не могу им доказать, что я такой хороший, такой нужный для них. А вот дурь в носке пронести или стекло вырезать - это я мог уже. И мне чего, пред ними унижаться, упрашивать, умолять? Да никогда! Лучше черепушку за десятку проломить. Повяжут - так повяжут. А еще лучше было бы за кораблик и ночь с девкой подорвать себя в метро вместе ос всеми. Чтоб как можно больше народа полетело со мной вместе ко всем чертям. Террористы, ау! Да хрен их найдешь. Как хрен найдешь дьявола, скупающего души.
Вечерами после этих гнилых собеседований вот это и говорил мамане. А мамане говорила одно: я только теперь поняла, что ты совершенно ненормальный. На людей производишь жуткое впечатление. Но вот хоть бы ты с Ольгой нашел чеченцев. Подорвали бы себя в метро за деньги, старость мою бы обеспечили так! Хоть одно доброе дело в жизни своей сделал мне! Как Оля говорит: стысь-пиздысь, по-русски, здравствуй! Приехали! Дальше ехать некуда! Это моя маманя, а не кто-нибудь! И чего после этого говорить, что я тебя этому не учила? Нет, маманя, это ты меня выучила. Что мужик значит ровно столько, сколько он денег домой приносит. Извиняюсь, но я, оценив свои возможности, стал искать девушек с низкими тарифами и низкими запросами. Разве ты забыла, что я с детства любил помойки, любил рыться на них? Вот уж немочка по призванию меня родила! Эх, не в то время и не в том месте мы родились. Тебе, маманя, в бюргерской семье немецкой родиться, а мне б - в Узбекистане или в Корее. Так не по своей воле мы рождаемся и не по своей воле умираем.
Сначала в выходные дни я и Оля ездили на теткину дачу, бухали там, ночевали, похмелялись с утра, потом собирали вещи и тащили их домой На 27 сентября мы купили тест, который утром 28 показал три плоски. Беременность! Влюбленная пара едва не задохнулась от счастья. Оля была беременна уже по тесту. Наши гадания неожиданно подтвердились. Оба мы были безумно рады. И дома поспешили обрадовать будущую бабушку. Мама, а у нас маленький будет! Маманя пришла в ужас. Для это было как туз к одиннадцати снова. Нет, я вас едва выношу, ребенка вашего мне уже не вынести! - так сказала она, схватившись за голову, когда узнала о беременности Оли. И пошло - поехало. Звонит своим подругам и орет: у нее сифилис, у него гепатит, оба ненормальные, наркоманы. И рожать собирается при этом! Мама, а почему нет? Ответить на этот вопрос она так и не смогла. Говорила только, что мы просто ненормальные. И не знаем, что такое дети. А еще говорила: вот вырастет он, он вам покажет!
Смешно. Маманя пугала нас тем, о чем мы хорошо думали. У нас не было в мыслях, что наш ребенок станет президентом, миллионером или начальником. Оля очень хотела стать матерью. Она говорила не раз, что пошла на трассу работать из желания узнать и понять на себе, что такое работать проститутка, что такое проституция вообще. Точно также она мечтала узнать и понять на себе, что такое быть матерью. Когда твоя дочь занимается проституцией, трахается с кем попало. Когда дочь возвращается домой к утру вдугаря пьяная или удолбанная в слякоть. Когда твоего ребенка загребают в ментовку. Странно, но иного будущего для нашего чада, нежели перепихивание с кем попало, пьянки, торча, трассы, мусорской, спецприемников и зоны мы не представляли. Просто не представляли, хотя и не желали. Почему? Я не могу объяснить. Хотя... Меня маманя всю жизнь пыталась оградить, уберечь, спасти. Хрен оградила, хрен сделала мою жизнь легче и лучше. Под своей юбкой от жизни не спрятала. Олю тоже родаки пытались оградить, засовывали в разные спортивные секции и в музыкальную школу. Дома у нее так и лежат ее медали и кубки. А толку-то с нами все одно не было. Так может, не надо так делать? Не надо подстраивать своих детей под себя, ограждать их от чего-то, что нам не нравится? А просто научить их всегда и при любых обстоятельствах оставаться людьми. И рассказать им всю правду. Про то, что мы знаем сами. Почему родители не могут быть лучшими друзьями своим детям? Могут, да еще как. Нам этого и хотелось. А так думали просто плыть по течению с детьми.
Вот так мы вернулись домой. Возвращения блудного сына не получилось. Скорее было как в сказке. Есть такая чешская народная сказка, или словацкая. Мать там сына заела, что он такой - сякой, дурак по жизни, надоело все это ему, пошел он по свету бродить, сказав своей матушке, что не вернется, ежели не встретит дураков похлеще себя. Походил, встретил. Которые подурнее его. Подивился на них и вернулся домой. И сказал, вернувшись: не мамаша, зря паришься, еще подурнее меня на свете есть. Так что хрен куда уйду теперь!
Вот так и было. Встретив Мишаню, Толика, Русика я мог тоже самое сказать своей мамане. Подурнее меня есть, я еще не самый плохой вариант, чтобы маманя там не говорила. А потому - терпи меня таким, какой есть. Бывает хуже, хотя тебе хотелось бы, чтобы было получше. Да мало ли кому что хочется! Хотеть не вредно, вредно не хотеть, давать не вредно, вредно не давать. Олина прибаутка такая. Однако от хотения до дела порой бывает очень далеко. В конце концов плохой сын лучше чем никакой. Вот так я и вернулся домой. Не один, а со своей подругой, залетевшей от меня. И сколько бы мать не лила на меня и на нее грязи, она поняла, что мы будем вместе. Какие бы не были отношения, мать - это мать. Скрипя зубы, она приняла новую невестку с трассы. Перестала оспаривать мой выбор. Только говорила, что Оля не доведет меня до добра. Но и сама маманя до добра меня не довела.
Как бы там матушка не говорила, что я не знаю жизни, сама она тоже жизни не знала. Меня всегда поражало ее отношение к работе, к семье, к детям. Я не мог к этому относиться подобно ей. А ведь маманя надеялась. И считала, что работая, я кардинально изменюсь, что жизнь заставит меня измениться. Однако ни учеба, ни работа меня не изменили. А жизнь не заставила меня чистить ногти, принимать душ утром и вечером, гладко бриться, подбирать одежду по цвету. И самое главное - думать о впечатлении, какое я произвожу на окружающих меня. Маманя меня к этому приучить не смогла, а жизнь что-то и учить не собиралась. Жизнь просто текла, солнце вставало и светило. Светило и грело всех. Злых и добрых, прилизанных и неряшливых. Вид моих ногтей жизнь не напрягал совершенно, она много чего в себя вмещала. Вмещала и меня и Олю. Сама жизнь нас не отвергала. Пришлось и мамане принять нас. Такими, какие мы есть.
Музыкальный центр тот стал у нас своего рода талисманом. Или нашим боевым трофем. Чрез семь месяцев он сломался в подтверждение старой татарской пословицы: на краденой лошади далеко не уедешь. Но он останется у нас навсегда. Как трофей, как память о нашем свадебном путешествии в Подмосковье. И иньшаЛла, покажем его и расскажем все нашим детям. Как их мама спиздила в общаге музыкальный центр, как их родители вместе собирали и тырили цветные металлы, как вместе взяли дачу чрез шнифт. Эх, рассказать-то есть чего! Так и расскажем. Как все было. А чего тут плохого? Это была полоса в нашей жизни. О которой я не жалею. С Олей я готов был на все тогда. Если было, так чего стесняться - то? Я себе сам от этого противен не стал. Оно, конечно, было бы неплохо спиздить что-нибудь получше и подороже, да выбора не было. Найти бы где алкаша типа Русика с ноутбуком! Мечтать не вредно.
Да, мы вернулись домой. Можно сказать, что наш замысел уйти от мамани не удался. Хотя с Олей я всерьез вместе был готов и бомжевать и промышлять криминалом. Я хотел быть с ней. И без мамани. Но мы вернулись. Потому что Оля забеременела. И мать нас приняла. Состоялся первый компромисс, вернее, уступка со стороны матери. Но к прежней жизни я вернуться просто не мог. И не пытался. Пожалуй, именно тогда я впервые осознал себя по-настоящему женатым. Ответственным за Олю. А Оля - за меня. Я у нее никогда не был голодным. Она отдавала мне все, что оставалось от ее доли. И всегда видел ее любящие глаза, И мне хотелось идти по жизни только с ней. Куда бы она меня не завела. Зная, что пока мы любим друг друга, мы не пропадем.
Жизнь - удивительная штука. Ведь тогда среди полного мрака житейских обстоятельств я прочувствовал настоящую любовь, настоящее счастье, настоящую жизнь. О чем никогда не пожалею. А самое главное - почувствовал себя вольным и любимым. И мне тогда стало впервые по-настоящему жалко мать. Я понял, что ее жизнь прошла в перманентной борьбе с призраками. Ее комплексами и фобиями. Маманя говорила, что все мои слова свидетельствуют о моем безумии. Слова матушки свидетельствовали о не менее жутких вещах.
Семья в глазах матушки было ярмом и непосильной ношей. Которую несут поднадоевшие друг другу мужчина и женщина. Которые бы и рады быть врозь, но их связывает ребенок. Ради ребенка они терпят друг друга. Ради ребенка все отрывают от себя и отдают ему. Живут ради детей. Самое главное, чтобы видели, что у тебя семья, дети. Хотя на самом деле ничего этого не надо. Плюнувшие на семью прожили жизнь лучше мамани. И их любили и носили на руках. А она всю жизнь была рабочей лошадкой, а не холеной кобылой. Работала, работала, работала, зарабатывала на мать, зарабатывала на больного сына. И ничего кроме постылой работы и больного сына в жизни не видела. Надеялась, что я вижу больше хорошего, чем она. Ради этого себе во всем отказывала, ради меня. А я.......
А что я? Маманя должна была быть очень слепой в душе. Столько лет прожить со мной и ничего не видеть. Мое полное равнодушие к своему быту, мою неряшливость как врожденное свойство, мою замкнутость, мечтательность, застенчивость, физиологические особенности моего организма. Ей казалось все это капризом не очень здорового избалованного ребенка. Наорать на меня, надавить - и я хоть буду стараться избавиться от этого.
Да только я никак за ум не брался. Все также бросался в глаза, все также рассеян, также погружен в себя, также рыгал и пердел в любом обществе, также чавкал за столом, также крошил вокруг себя. И самое страшное - жизнь ничему меня не научила из того, чему хотела научить маманя. Ни ногти чистить, ни душ дважды в день принимать, ни галстук повязывать и подбирать одежду под цвету, да смотреть, чтоб она хорошо отглажена была. Не научила и зарабатывать деньги и заботиться о завтрашнем дне, не научила и ладить с людьми. Как я жил раньше, так и ходил на учебу. Я учился - и мне было насрать, что думают о мне малолетки, с которыми я пошел учиться. И самое смешное, что ничего они про меня не думали. Учиться с ними бородатый дядька - и хер с ним. Чего мне им доказывать? Мне встать да на первую пару успеть вовремя, выучить, чего задали, реферат накатать. Тоже самое и на работе - платежки сделал, налоги перечислил, оборотку подвел, отчетность и в срок сдал - все, остальное вас не касается, пошли на хуй. Никого не ебет, как я одет и чем от меня пахнет.
А маманю все это жутко напрягало. Она воспринимала это как клеймо. И для нее прозрение стало очень жестким и неприятным. Что жизнь научила меня совсем другому. Что мне все равно, в каком доме жить и с какой женщиной спать. Что моими подругами становятся пьющие и гулящие, а нередко - и торчащие девушки, а не матери - одиночки, не мои разведенные сверстницы. Что мои подруги курят, пьют, матерятся, употребляют наркотики. А все это воспринимаю как интересное и новое. Что меня тянет в грязь и попроще, а не вверх и куда стремятся все. И что этого уже не исправить никаким криком, никакими истериками, никакими угрозами. Точка возврата пройдена, пройдена во время ее отпуска августовского. А может, и пораньше. Когда Оля пришла домой. Говорила же мне героинщица, что если я на этот раз не устою, мать будет ходить по мне ногами всю жизнь. Но мы устояли. Не сдались, не разбежались. Мать это поняла. Что ей осталось только жалеть о том, что недостаточно, по ее мнению, порола меня. Хотя на самом деле нередко драла меня и довольно больно. А осознав, примирилась с нами. Так что домой мы вернулись победителями. А маманя ужасалась, что Оля оказалась мне дороже дома. Она считала, что это свидетельствует о полном распаде личности у меня, о полной утрате каких-либо ценностей, свойственных людям Недаром, узнав о беременности Оли, она заплакала и сказала: да ты мать на грязную пизду променял!
Так завершился наш подмосковный загул, в память о котором остался музыкальный центр. Ладно, что было, то было. В конце концов, не все так мрачно. Мы выстояли, мы вернулись домой вместе. И снова сплетались на старой софе дома в жарких объятиях по ночам. А днем вместе ходили за пивом и сигаретами, ездили вместе на эти гнилые собеседования. Денег у нас было очень мало, но мы были счастливы. Счастливая влюбленная пара. Хотя как дальше жить, я не знал. А чего тут гадать? Лучше положиться на волю Неба. Как всю жизнь и полагался На праздник Торы мы пошли с Олей в старую московскую синагогу. Смотреть на танцы. Оле еврейские танцы очень понравились.
Полгода тогда вместе прожили. И если честно, по здорово прожили, интересно. По кайфу!