Наш с тобой ребенок

Автор: Данил Кравченко 1.

Ступая по снегу, как по сахарной пудре, я угрюмо и нетрезво брел домой. С присущей мне леностью и неторопливостью. Следы на снегу оставались лежать такие же сумбурные, как и обрывки мыслей в голове. Витиеватой чередой отпечатков.
Шампанское, виски и пиво явно не ладили в желудке и норовили вырваться наружу. Я полез в карман за сигаретой, но передумал. Сигареты лишь усиливали чувство тошноты. Вместе с сумасшедшей пляской раздумий и догадок сигареты угнетали меня. Давили прессом на уставшее сознание. Какой-то час назад я сидел в теплом и прокуренном баре на Севастопольской и вещал. Или скорее – грезил. А теперь…
Или мне это все приснилось?…
Медленный мягкий снег проник мне за шиворот и начал таять.
Меня передернуло ознобом.

2.

Мы познакомились с ней, когда я возвращался с презентации книги. Престранный был вечер. На Саксаганского уже никого не было, только последний троллейбус с табличкой «в депо», шуршал по асфальту, крался вслед за мной. Я брел, оглядывался по сторонам в ожидании хоть кого-то живого. У троллейбусов, к сожалению, не бывает пульса…
Я желтел и плыл вместе с рассеянным светом уличных фонарей. Я слился с густыми тенями домов, прятался под их покров. И вдруг под шершавой стеной одного из домов, столь желтого и одинокого, как и я сам…
Я увидел дрожащую твою тень.
И я погнался за тобой, со всех ног.
Зигзагами тротуаров, поворотами шагов.
Я нашел!!!

3.

- Ты знаешь, - Она на секунду задумалась. - Все-таки я хотела бы жить с тобой. Быть твоей женой.
И так вопросительно мило смотрит на меня. Так игриво. Я знаю: она уверена, что я дико обрадуюсь. Я улыбнулся и слегка потрепал ее по голове. Ее волосы пахли шампунем. Она чмокнула меня в щеку.
- Ой, колючий!

(Бля, какое сегодня число?)

- Представляешь: у нас с тобой был бы большой-большой ( и она широко раскинула руки) дом. Я обязательно высажу цветы перед ним!

(Так, вчера была пятница – значит сегодня суббота. В понедельник было 17 число. Итого что мы имеем? Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота… Я машинально загибаю пальцы на левой руке. Один, два, три, четыре, пять, шесть… семнадцать плюс шесть будет… ух, блин. Ах, да – двадцать три. Довольный результатом лезу за сигаретой в карман.)

- И кошка. Обязательно заведем! Ты любишь кошек?

Она оказывается совсем юная. Наверное, потому что это сейчас дневное освещение. А желтый свет – старит. Хотя, я бы хотел что бы ее лицо и тело никогда не старело. Всем будет по восемьдесят, а ей всегда…

- Ненавижу.

Она смотрит вопросительно. Я это четко вижу, потому что глаза у нее карие. Почти черные, как зеркало. Потому, что я сам тоже вопросительный. Сам себе вопросы задаю о смысле любви, о количестве денег в карманах, о нужности, о важности.

- Что?
- И семейный уют я ненавижу…

Сигарета тлеет и тлеет.
И я вместе с ней.
И моя жизнь вместе со мной…
И весь мой космос теряет очертания.
Нарисованный детской рукой рисунок размокает под дождем, и линии теряют форму, четкость…

4.

Странное существо. В несуразных очках. Вернее, очки вполне обычные, только один глаз заклеен пластырем. Такой толстый слой. Маленький серый глаз продолжает на меня смотреть. Дети вообще на меня часто смотрят. Хер его знает, что их во мне привлекает: борода может или кипишь на голове.
После вчерашнего так отвратительно, что даже не ругаюсь, когда мне по ноге бабушка проезжает тележкой с такой сумкой, что мне не поднять вовеки. Я мычу от неприятного ощущения бродящего по телу. Даже не совсем понятно откуда оно это ощущение пришло: то ли из головы, то ли из ноющего позвоночника. Просто пытаюсь себя собрать по кусочкам. Хотя бы так.
- Зря паришься. Как бы ты себя не позиционировал, все равно суть ты есть – ничтожество. Так что расслабься и получи удовольствие.
Не понял.
Стою глазами хлопаю.
На мне тот же детский взгляд. Правда, на этот раз со слегка наигранным упреком.
- Чё вылупился? Что, девочек никогда не видел?
Так, думаю, слуховые и зрительные галлюцинации – это уже какая у нас там стадия алкоголизма? Не первая, точно!
Пить надо меньше, надо меньше пить… надо мне.
Меньше.
М-да…
- Я конечно знала, что ты - придурок, но чтоб такой! Причем здесь, скажи мне на милость – пить? Ты окончательно потерял себя, если уже не можешь понять суть своей проблемы.
- М-м-м-м-м-м-м-м…. - Мычу я как молодой и тупой теленок.
- Вот-вот, мудак ты редкий. - Отвечает мне девчушка.
Я себя даже как-то неудобно чувствую.
А девочка снимает эти ужасные очки, и я вижу, что второй глаз у нее – карий!
Цвета плохо заваренного чая.
Я молчу.
А она отворачивается и уходит.
Мне бы хотелось, чтобы она плакала, но нет.
Плачу я.
Горячие соленые бороздят лицо.
И расцарапанные раны жжет.
Нещадно.

5.

Вылезать из теплой постели – мучительно. А еще и с перепоя – это уже слишком.
Всю ночь мне снились одноглазые кошки, бродящие по туманным улицам Киева. Их тени меняли размер, ползали и запрыгивали на стены молчащих домов. Я был в оцепенении и смотрел. Судя по всему это происходило где-то в районе Просвещения. Не знаю почему, но эта картина навела на меня такой ужас, я проснулся в холодном поту. Трехглазые, одноглазые, безглазые и всякие другие прочие – они везде.
Не вставая из постели блеванул прямо на пол. Прямо на вчерашние носки, газету «Зеркало недели», пол пачки «Прилук», будильник, бокал с вишневым соком, простынь со счастливыми, зелеными слониками, искусственную елку и тапочки. На свою жизнь, так сказать вырвало.
Откинувшись на подушку и сглатывая слюну с частичками еды и запекшейся крови, стал слушать сердце. Оно еще подает признаки жизни. Бум-бум – в ушах. Бум-бум – в голове.
Блядский бадун…

6.

Кошка прыгнула внезапно. Эта пушистая сволочь прыгнула прямо на грудь, и мне стоило большого труда, чтобы не блевануть еще раз.
«Тварь», - Прохрипел, швыряя ее в стенку.
Она издала отвратительный вопль и замолкла, передернувшись всем своим худым телом.
Так, еще 0,3 кофеина, и еще 0,3 и еще 0,3. Итого: 0,9, что дает нам почти грамм.
Тупая боль в желудке мешала встать, поэтому в коридор пришлось ползти на четвереньках. К ладоням прилипла пыль и крошки. Я кое-как дополз до зеркального трюмо.
Оттуда на меня смотрел человек, покрытый весь красными пятнами. Нос, щеки, руки – все было усеяно этими. Врачи предупреждали, что такое вполне может быть. Дожил.
Перевел взгляд на пол. Прямо под ногами небрежно смятые пять долларов. Подобрал купюру дрожащими руками. Аккуратно развернул их, вижу щепотку белого порошка.
Колеса стучат. Стукачи стучат. Стая бельчат. Стены молчат.
Падаю в нее носом и судорожно вдыхаю в себя.
Потолок волной, белый и уже синий с неясными лицами с лицами химер и врачей.
А ты, что еще здесь?
А где тело кошки?
Эй! Не уходи, не бросай меня!!!!!!!!!

7.
Каждый раз, когда они уходят, приходится смотреть на жизнь по-новому.
Другими, не своими глазами.
Глазами, в которых пелена.
В которых страх и смятение, ложь и сомнение превращения.
Когда они уходят, то я чувствую пустоту.
Я все еще люблю тебя, даже сильнее люблю, но все уже не так.
Смотрю на тебя другими глазами. Глазами, в которых слезы.
Так бывает, когда они уходят…
А мы остаемся.
Желтые стены, обтянутая дерматином скамейка, кипа старых газет и журналов.
Привкус и запах лекарств.
Озноб и страшное желание курить.
Вот выходишь ты. С глазами полными слез.
Выходишь ты, и я чувствую снова тупую боль.
Меня режут.
Мои упреки.
У меня кружится голова, и горячая влага струится по моему небритому лицу.
Он ушел.
Чертова медицина!!!
Чертов мудак придумавший аборты и вакуумы!!!
Черт МЕНЯ подери!!!

Наш очередной ребенок ушел…

15.47
Кравченко/Симамота