Добро пожаловать в Жизнь.

Автор: Кыльчик Александр PS: Прошу не воспринимать рассуждения главного Героя, как истину и приписывать его мнение автору. Герой является старшеклассником, у которого свои взгляды на мир, искаженные юношеским максимализмом. Может быть мнение автора и совпадает с его суждениями, но это все-таки взгляд Героя произведения.
PS2: Произведение воспитательное, нацелено на подростков.

Проснулся. Мерзко. Глаз открыл –
Светло. В горле першит. Простыл
Наверное. Хреново.
Звенит будильник. Мама снова
Шумит на кухне. Сколько можно
С утра пораньше там шуметь?
Ну, неужели это сложно
Запомнить? Будильник продолжал звенеть.
Потом слетел резко на пол,
Обиделся, в себя ушел.
Звенеть внезапно перестал.
Надо вставать… Я резко встал.
Носки… Где же я их оставил?
С одеждой стул я переставил.
Да, она там. А где носки?
Ноги мои сжали тиски
Внезапно. Лорд. Ну же! Отстань
С утра пораньше! Поди, глянь
Что мать творит на кухне лучше.
Утро плохое. Не делай худшим.
«Привет мам! Что так рано встала?
Ты, видно, ночь почти не спала?
Ну да! Опять ты, как всегда,
С этой работой!..» О! Еда!
Какой же зверский аппетит
С утра пораньше. Мой гастрит
Скоро заявит о себе –
Не брошу пить, то быть беде.
Дорога! Занят сам собой
И музыкой. Блаженство!
Сам для себя ты свой герой
Жизнь эта – совершенство.
Дошел. А говорят, что жизнь возможна
Без кислорода минут семь.
А без воды жить тоже можно
Дня три. Иди и верь подряд тут всем.
Они на ком-то проверяли?
На ком-то опыты прошли?
С чего они все это взяли?
И к таким цифрам как пришли?
Звонок опять. Вот я везучий!
Опять вошла. Закрыла дверь.
А над ее главою тучи
Вновь мечут молнии теперь.
Надо зайти. Противно. Надо!
Открыть ту дверь и взять зайти…
Войду, спою ей серенаду,
Скажу, что с нею по пути…
Все! Хватит! «Здравствуйте. Простите».
Зрачки сверкнули. «Проходите».
И я на месте. Неужели!
Мы вас не ждали, а вы спели.
Урок. Урок. Еще урок.
Тяните детки время впрок.
Еще урок. Пошли поели.
Еще чуть покурили. Спели.
Банально! Катя в декольте
Шикарно смотрится. Но все же
Вульгарно. А вот и клоун с варьете –
Ты вправь мозги ему, о Боже!
О, да! И все же жить смешно –
Плохое скучное кино
Без цели, мысли и сюжета.
Здесь мы живем сейчас, а где-то
Летают пули. А зачем
Мне это надо? Или тем
Кто эти пули выпускает?
Мне интересно, они знают?
Идет живой. Нажал курок.
И сэкономил время впрок.
Своей отчизне послужил.
Мужчиной стал, скотиной был.
Я сплюнул. Может быть так надо?
Кому пчела, кому граната
Вдруг залетит? Надо стараться,
Лишь в дураках не оставаться…
«Позвольте, я вас попрошу?
Вы не спешите?» «Не спешу»
«Я адрес помню, а дорогу
Забыл. Дом 37, Еуген Дога».
М-да. Первоклашка молодец.
Свалился с неба. «А отец
Твой или мама где?» «Не знаю,
Обычно за мной заезжают».
Шикарно! «Ну, пошли «малой».
А мы с тобой туда стрелой
Уж очень быстренько домчим.
Ну что, побегаем?» «Бежим!»
Кивнул малыш мне, а глаза
Готовы были верить в чудеса.
«И зря» - подумал я, но тут же
Ударом заложило уши.
Боль ощутила голова.
Я провалился в никуда…
Проснулся. Мерзко. Глаз открыл –
Светло. В горле першит. Простыл
Наверное. Хреново.
Звенит будильник. Мама снова…
СТОП! Нет тут матери. Палаты
Болит все тело. Я из ваты
Как будто сделан. М-да. Смешно.
Вот черно-белое кино
Сейчас. Без звуков, ощущений,
Позоров, взлетов и падений.
Все просто, будто дважды три –
Лежи, сопи, дыши, смотри.
Вдобавок плюс ходи ты в утку.
Не понял я ту злую шутку
С машиной, с битой головой.
В итоге, словно неживой
Лежу здесь. Сколько же еще
Валяться? Скучно «е-мае»!
Взгляд мне хоть зацепить за что?
Здесь все кругом белым бело!..
О! Мама! В комнату вошла.
Она от горя не сошла
С ума чуть. Мама я живой!
Все будет хорошо со мной.
Не слышит. Что за ерунда?
Мам, как у папы-то дела?
Опять молчит. Да что ж такое,
Что происходит здесь? Все злое
Вокруг меня. Таков ответ.
Избавит он от многих бед.
Она же плачет! Мам, не плачь!
Да где же этот чертов врач?
Зайди, скажи ей, успокой
И клятву Гиппократу спой…
(Но только не оригинал,
Уж лучше ты б его не знал)
Козел! Ведь мама вся в слезах
И на щеках и на губах,
Став у кровати на колени,
Уже без всяческих сомнений
Молиться стала. Вашу ж мать!
Врачу по шее, что ли, дать
Мне надо! «…Господи прости.
Мои грехи мне отпусти…»
Грехи? Да ты же, мам, святая.
Это лишь я на свете знаю,
Что совершала. «…Бог прости,
На свою милость отпусти…»
Ну, мам! Ну, перестань! Ну, хватит!
Грехи? Какие? С какой стати?
Ты ангел, сколько себя знаю.
…Она тем временем рыдает.
Нет. На сегодня перегнули,
Сюжет совсем перетянули.
Надо поднять ее. Печет
В груди. Моя рука… Да что за черт?!!!
Моя рука прошла насквозь!
Ну, либо пан…либо авось.
Еще раз. Тоже что и было
В тот раз. Моя рука забыла
Остановиться чтоб на ней.
Мама рыдает все сильней.
Я не могу это смотреть,
Уж лучше встать и умереть.
Да, кстати. Что это такое
С моей персоной именною?
Наверное, конец уж мне.
Я в коме. Я на самом дне
Скучнейшей в мире своей жизни.
Я вспомнил про медведей гризли.
Лосось плывет вверх, умирая,
В лапы к мишутке попадая.
Ну что ж. Все будет, миссис Кома,
Со мною ты почти знакома.
Горюет мать. Глаза с щеками
Тут после часовых рыданий
Опухли. Сколько ж ей терпеть
Еще в сей жизни. Лишь успеть
Из комы выйти, чтоб она
От слез совсем не померла.
А я сейчас? Как привиденье?
М-да. Вот так сновиденье.
Ударился я больно, сплю
Наверное, и сон смотрю.
Ну-с ждем теперь, проснусь когда,
А-то совсем уж ерунда
Тут получается. Так вот.
А вдруг ведь все наоборот?
Точнее, как первоначально
Я думал. Малый специально
Будто ко мне вдруг подошел…
Надо, чтоб я его нашел.
Ну что ж. Привет тебе, мир мой
За спиритической доской.
К тебе бегу, плыву, лечу,
С тобою слиться я хочу.
Я словно Уэлсовский герой
Из его книги. Помнишь? Той,
Что «Невидимкой» называлась.
Стена как будто рассосалась
И я прошел. Такие вот дела
Теперь. Была иль не была,
Пойду я, что ли, прогуляюсь,
Надеюсь, что не потеряюсь
В краю родном. А мир другой,
Когда вдруг не спешишь домой,
Иль в школу, или на работу.
Я словно чувствую заботу
Природы, солнца и земли…
Вот меня мысли понесли.
А что мне? Я же привиденье,
Хотя какое уж значенье –
Я труп. А мать моя с отцом
Убиты горем. Что потом
Со мною будет? Вот ответ,
И где мои семнадцать лет.
Мой препод. Ах, да неужели!
Словно не видел три недели.
«Аж радости набрал в штаны».
Чего мы стали так грустны?!
Хотя он так, как помню, вечно
Ведет себя. Ох, друг сердечный,
Да что не так-то, мой друг, с тобой?
Вообще для справки, он тугой.
Лет тридцать, может двадцать пять,
Хотя можно еще набрать.
Взгляд у него, как у мальчишки
(Нет, «сорокет» тут будет лишним),
Ну, просто вид его такой,
Как будто жизни он простой.
Ей низачем он стал не нужен,
Как будто бы он зря разбужен
На новый день. На праздник жизни
Его не звали – здесь он лишний.
Сутулый. Тусклый. Вечно злой…
Он будто не в ладах с собой.
Урок до корки прочитал
И незаметно вдруг пропал
Он из большого кабинета,
И ни вопросов, ни ответов,
И ни примеров, ни историй
Интересных. С луком горе
Для жизни он и для себя.
А есть ли у тебя семья?
Мне нечего уж-таки делать,
Тебя изучим мы умело
Сегодня. Это вот дом/зад
Мой будет. Рад ты иль не рад.
Темнеет. Сыро. Ты идешь
Уже домой или споешь
Тут песню, чтоб тебе подали?
И как живут такие швали?
Никчемный. А еще мужчина.
Вроде хороший, не скотина.
А толку? В магазин вошел.
«Хлеб, яйца, водки, арбидол»
«С лекарствами не к нам» Дурак.
Как можно быть таким? Ну как?!
«Ну да, простите. Яйца, водки».
Придет, хлебнет четыре стопки,
Яйца поджарит, в душ и спать.
А завтра снова умирать
К нам в школу. Да уж, жизнь – мечта,
Прям незатейлива, проста.
Ну, соберись же ты хоть раз,
Купи ружье себе и квас;
Как выпьешь квасу, так возьми
Себе и челюсть отстрели,
Все ж лучше, чем так жить. Ну вот,
Домой уж, наконец, идет.
Звонит он в дверь. Вот так дела!
Жену что ль мама родила
Тебе на всякий ведь пожарный?
А то ведь видно – ты ж непарный.
Жена открыла. Вот так весть,
А все-таки она ведь есть.
Таки она ведь существует.
«Дверь закрывай быстрее. Дует!»
«Да-да, конечно». Вот те раз,
Грустным таки будет рассказ.
А где «привет, любимый муж»?
…Наверное, объелся груш.
Не по себе аж. «Все купил?»
«Я Арбидол только забыл»
«А хлеб и яйца?» «Вот». «На стол
Ложи. И вымой в кухне пол.
Я вот подкрашусь и приду».
Я с вами тут с ума сойду!
Пришел с работы, все купил,
Ну, чертов Арбидол забыл,
Теперь не важно. Драит пол,
Помыл посуду, вытер стол,
А она красится. Дурдом.
Никчемный. Тряпочный притом.
Открыл чекушку. Стопку. Две.
Таким макаром быть беде.
Она ж его ведь доведет.
А интересно, она врет
Ему? А спит она с соседом
После занятия обедом?
Как он живет в таком аду?!
Сюда я больше не приду!
Как одиноко. Скучно как.
Я что один такой дурак?
Пойду домой. Здесь близко ведь.
Надо лишь только мне успеть.
В семь тридцать будет сериал.
Отец его не пропускал,
И мать всегда все с ним смотрела.
В доме темно. Такое дело.
Стена исчезла. Я внутри.
Папа ответь же. Посмотри
Хоть на меня. Молчит и курит.
Затягиваясь со всей дури.
А мама спит. Таки дела.
Второго зря не родила.
Пойду к себе я, лягу спать,
А вдруг мне завтра умирать.
Проснулся. Мерзко. Глаз открыл.
Я мертвый. Я чуть не забыл.
Ушли все. Я один. И Лорд.
А в холодильнике был торт,
Но я не голоден. Как жить?
Куда еще сейчас сходить?
Может в больницу? Мама там.
Сидит и плачет по углам.
Пойду я в школу. Решено.
А в стенках-то внутри темно.
Вы знали? Что ж привет
Мой класс. Сидит и ждет ответ
Учитель от Ильи Графцова.
Его сажают и второго
Из тех, кто раньше пропускал,
Тут поднимают. Я б сказал,
Что Женя – парень неплохой.
И честный, правильный, незлой.
Но двойка. Выгнали с урока,
Словно под сенью злого рока
Евгений наш. Пятая пара
За две недели. И все даром.
Поднялся бы, сказал чего,
Глядишь его б и пронесло,
Но… Сам решил, судьба его.
А что ужаснее всего,
Что он сейчас ведь соберется,
Уйдет домой. Идти придется
За ним. А странно. Его дом
Не в этой стороне. Притом
Глядит он на свои часы…
Швейцар поправил тут усы.
Женька пропал. Уже вернулся
С подносом. Чуть не поскользнулся.
В рубашке, с бабочкой. Оо-го!
«Мне что-то есть?» «Нет, ничего.
Клиентов еще мало. Жди.
За той вон парочкой смотри».
Словом. Весь день Женя гонял
С подносом, словно не устал.
А к десяти взял свой рюкзак,
Пошел домой. Один дурак
Тут по пути спросил курить,
Сказав: «Что, жалко угостить?».
С трех раз не понял, что мол нет.
Ну как тут не понять ответ?!
Тупая пьянь. Иди работай
И не мути здесь людям воду!
И через полчаса мы дома.
Тут все до боли незнакомо.
Простая двушка. Кухня с ванной
И окна с деревянной рамой.
Старый компьютер и диван,
Картина у кровати там.
Единственное украшенье
В стенах сих это без сомненья
Фортепиано. Стоит в спальне.
В ванной шумит их умывальник.
«Сынок пришел?» «Да, мам! Я здесь.
Покушать что на кухне есть?»
Вот я скотина! Он не ел,
Он просто толком не успел.
Есть будет только первый раз.
«Как в школе?» «Все нормально. Класс.
Ты не волнуйся, все решу»
«Потом уроки ведь спрошу»
«Да ладно, мам. Еще успею»
«Еду пока я разогрею.
Ты в душ скорее» «Я иду»
«Тебя на кухне подожду».
А в комнате, где пианино,
Тем временем происходило
Что-то негромкое, с возней.
Да тут…Не может быть! Бог ты мой!
Две девочки дрались подушкой.
«Я надеру сейчас вам уши!»
То мама с кухни. Улеглись.
Красивые. Ну, Жень, молись,
Чтобы терпения хватило,
Да чтоб удача не забыла.
Понятны двойки все теперь.
Все правильно. Жизнь без потерь
Не может быть. В приоритет
Он не поставил свой обед,
А двух сестричек дома, маму.
А где же их… ну этот самый!
Отец всего семейства моего?
Или же он тю-тю, того
Уже давным-давно. Бывает.
А Женя все не успевает
Уроки сделать. Вот дела.
Красавиц мама родила.
Все спят. Чего уж! Можно смело.
Весь день, как будто угорелый,
Носился он с подносом ведь.
Не каждому вот так терпеть.
Надо в больницу. Мать ушла,
И слава Богу. Грусть нашла,
Тоскою весь одолеваюсь.
Смотрю сам на себя, пытаюсь,
Вот поточнее как сказать.
Трудно. Словом не передать.
Проснулся. Мерзко. Глаз открыл.
А толку нет – открыл, закрыл,
Что спал, а будто б и не спал,
Ведь чувство сна не испытал.
Вот врач. Он денежку берет
И обещает, что спасет,
Что будет, мол, все хорошо –
Как будто эликсир нашел.
В халате уж не первый раз
Берет он деньги, как сейчас.
Не стыдно? Ведь твоя работа,
Зарплату платят год от года.
Ну, горе же. Зачем сдирать?
А может им… им негде спать?
Иль холодильник их пустой?
Своей подумай головой!
Противно ведь. Седой козел.
Ладно. Отсюда я пошел.
Вот бомж сидит. Нормальный вроде.
Ну, то есть годный ведь к работе,
А побирается и просит.
Куда ж он мелочь-то уносит?
В мир захватившей душу водки?
Или за хлебом и без стопки?
Ну, встань, оденься, вымой пузо,
Там сок и кости от арбуза.
Приди в себя, иди работай
Хоть где. Смотри себя с заботой.
Ну, поднимись, ты ж не калека,
Чтоб побираться по полвека.
Иль дети где твои, дурак?
Ну, воспитал ты их вот так,
Что выросли и позабыли.
Был бы умнее, проследили
Бы за тобой в минуту бед.
Злой, никому ненужный дед
Теперь ты. Ну, а твои дети…
Ну, нет им места на планете,
Рабы они своих желаний,
Своих никчемных пониманий.
Никто их жизни не учил.
Я все-таки чуть-чуть простыл.
Сквозняк, как понимаю, здесь
И в нашем мире духов есть.
Знакомое лицо, срез глаз…
Так это ж параллельный класс!
Как… то ли Вика, то ли Настя…
А от нее струится счастье
Кстати! Девчонка неплохая,
Насколько сплетни школы знаю.
Просто хорошая она,
Всегда улыбкою полна,
При этом всем не лицемерна,
Более-менее примерна.
Парней, как туфли, не меняет,
И в школе все соображает.
А может последить за нею?
Но… но не хочется. Честнее
Быть надобно теперь с собой,
А то нашелся тут герой.
Понравилась она ведь мне,
Привлечь же хочется к себе
Ее лишь методом нормальным…
Отвлекся звуком музыкальным.
Процессия. И снова грусть.
Пусть будет меньше смерти! Пусть!
Рядом везут они два гроба,
А за рулем машин два сноба,
Что разоделись, как на пьянку.
Хотя, быть может, на гулянку
Им после. Как гробы лишь довезут.
Все здесь грустны. Но лица врут.
Вот тех двоих тоска снедает.
Что делать дальше он не знает.
Она лишь истинно грустит,
Но знает, время ведь бежит,
И все забудется. Дружили
С покойными. Ну, или были
Товарищи или коллеги.
И с ним опустошали кеги,
Что с пивом нашим по субботам.
Это лишь часть всего народа.
Вон тем троим вообще плевать,
Им на уме – лишь бы поспать
Мысль крутится после вчера,
Хотя то и была дыра.
Но женщины и алкоголь
Съедают твой самоконтроль.
Вон та вот группа – вся с работы.
Вместе вручали им банкноты
В конверте с премией большой,
Иль малой. Ну, кому какой.
Привязаны к погибшей были,
Нежность ее ведь не забыли,
С какой она в начале дня,
И искренне тебя любя,
«Доброе утро» говорила.
Теперь ее уж поглотило
То состояние, в чем мы
Не разберемся. Не сильны.
А люди те с его работы,
Много у них в глазах заботы,
Тревоги. Что-то они знают,
Почему люди умирают.
В особенности наш герой,
Который занял гроб пустой.
У всех у них глаза живые,
Ум гибкий, ручки нажимные,
Блокнот в кармане. Кто они?
С какой редакции Земли?
Как точно сам на свой вопрос,
Что вызывает большой спрос
Моих ответов, я сказал.
Они ж газетчики. Узнал
Я их тотчас по их манере
Стоять, ну скажем, у борделя,
Или у мэрии, иль здесь –
Она одна у них ведь есть.
Убили журналиста. Странно.
Уж очень-очень негуманно
По крайней мере. Я на спор
Скажу, что это – перебор.
Иль недобор. А кто же знает?
На нашем свете все бывает.
Плачут родители. Понятно.
Уж лучше заново обратно
Им начинать жить, коль пережил
Детей ты. И не заслужил
Никто из нас такого горя.
Помните, как хотел увидеть море
Герой фильма Томаса Яна?
Для нас сейчас все это странно.
Дети мечтают о богатстве
Или еще о тайном братстве,
Где можно делать без зазренья
Все лишь по твоему хотенью.
А перед смертью… я не знаю,
Такого вовсе не желают,
Да и не думают об этом.
Как не хотят вдруг стать поэтом.
Стихи писать надо идти,
Лишь если некуда пойти
Тебе. Ну, или бросила девченка,
Тогда подвинтесь все в сторонку:
И школа, и семья и дом –
Жестокий мир, мне плохо в нем.
Пойду я пить, себя жалеть,
Надо лишь только бы успеть
Мне настрочить, ну, строчек десять,
Пока еще себя повесить
Вдруг не додумался. И вот
Сопливый сборник первых нот
Переживаний слышим мы.
Правила все соблюдены,
Классика жанра – дань словам,
Все четко повествует нам.
Где нудной темой вновь и вновь
Неразделенная любовь
Является сюда. Как он
Вообще никак тут не причем
Ради нее и для нее
На свете делал все. Свое
Все время ей он посвящал
И никогда не забывал,
Все думал лишь о ней одной
Прелестной. Как одной весной
Они сыграют с нею свадьбу,
Уедут жить в его усадьбу
Рожать детей, вместе стареть,
И жизни под конец дуреть.
Не вышло. Не срослось. Не слилось.
Не повезло. Не получилось.
Вот так, а жаль, что в наше время
(Что без малейшего сомненья)
Рождаются стихи. Вот-вот.
А это что еще за сброд?!
Мужчины. Лет под сорок им.
Только они здесь не к своим
Родным или знакомым
Пришли скорбеть. Лишь взглядом сонным
Они следят. Следят за всем.
Словно бы они ждут проблем.
Престранно! Журналист… Хотя…
Я словно малое дитя!
Он журналист, узнал чего,
И вот его сразу того…
Пришили. И теперь следят
С работы, чтоб его ребят
Не съела совесть, они чтоб
Вдруг не смогли по речке брод
Найти. Найти, что те уроды
Концы закинули-то в воду.
Как ни крути, жизнь весела –
В воду концы и все дела.
Глупость несу. От перспектив
Грустных моих на детектив
Тянет меня. Теперь видать
Мне долго так вот прозябать.
А это кто? Не может быть!
Его мне точно не забыть!
Тот первоклашка, чье лицо
Меня к аварии свело.
Что делает ребенок здесь?
Родители у него есть
Здесь где-то рядом? Должны быть.
Они же не могли забыть
Его на целых пол недели.
Глаза у мальчика краснели,
Или наоборот, спадали
Истерики большой печали,
Что так терзает его долго.
Ищу родителей, а толку?
Ведь не смогу я им сказать,
Напомнить или указать,
И я присел. Малец молчит,
А взгляд его словно кричит:
«Пожалуйста! Ну, помогите!
Беду большую уберите.
Верните все, как было, мне».
Но он лишь говорил стене.
Никто не мог его понять,
И в сердце боль его унять.
Родственники его в гробу,
Вот парень будто и в бреду
Сидит, молчит. А его папа
Покойному был меньшим братом,
Наверное. И он сейчас
Укрылся от моих тут глаз
И контролирует процесс.
Ни дай бог никакой эксцесс
Случится вдруг и все сорвет.
На это вот и весь расчет.
А вот и церковь. Это место,
Где из народа месят тесто.
Какому богу церковь служит,
И как он голову нам вскружит,
Таким будет менталитет
Народа. И стиль бед
Его. У всех он разный,
Менее-более опасный.
Но, в общем, бог определяет
Народа жизни. И все то знают
Какая вера, чем опасней,
Кого какою сладкой басней
Можно задобрить. Не скажу,
Что атеиста в вас бужу,
Но жизнь Христа и жизнь Гаруды
Отличная от жизни Будды;
Все, что Они и пережили
Определяет наши стили,
Точнее стили наших вер.
Не мне вам приводить пример.
Мама моя держит посты,
Отец, при этом всем, в кусты
Он прячется. Я очень долго,
Думал, а есть ли толку
Мне их держать, но понял вдруг –
Все это, как большой недуг.
Коль веришь ты – недуг уйдет,
Не очень – то произойдет
То, что должно было бы быть.
Опять же, вас не мне судить.
Но люди верят лишь в лекарства,
Мы словно подданных их царство.
С постом все также – если ты
Решил вдруг соблюдать посты,
На этот месяц ты поверь,
Что обойдешься без потерь;
Будь мясо то, или то близость,
Иль кайф от летнего круиза.
Ведь дело-то не в жирном мясе,
Даже не в том интимном часе
С подругой, и не в той азартной
Игре. Не так стандартно
Все! Надо понять,
Что себя можно удержать
От матов, ругани, обжорства,
Лжи, гнева, похоти, притворства.
Здесь смысл – он ведь намного больше,
Чем просто стать немного тоньше.
И понял я, не для меня
Все это. Буду жить, браня
Себя все считанные дни,
Сдержать чтоб похоти свои,
Не в силах я. И не держу
Посты с тех пор. Еще скажу
Что заповеди их бесили.
Как будто бы они просили
Делать меня все по расписке –
На мой взгляд, чересчур уж низко
Все это. Ну, давайте вместе
Прямо сейчас, на этом месте
Подумаем. Представим, что я Бог,
И из своих я уст изрек
«Да будет свет»… и все дела,
Сила моя все создала.
На этом, кстати вот, этапе
Я ахнул бы при снятой шляпе,
Наш мир, друзья, он идеален,
Да что стесняться – гениален.
Процент того же кислорода
И глубина в мировых водах,
Диаметр планеты нашей,
Процент отравы простоквашей –
Все здесь подстроено под нас;
При измененьях на час
Земля б не просуществовала.
А это, друг, уже немало.
Случайный взрыв. Случайный атом.
Амеба в мире грязноватом
Дала вдруг жизнь? Да это бред!
Ученые, как трафарет,
Используют все эти знанья,
Дарвину эти воздыханья,
По-моему, все зря. Простите.
Вы верьте уж во что хотите,
Но я не обезьяна. Вот.
Меня создал великий Бог,
Который может все на свете,
Будь даже он и на диете –
Это бесспорно. Десять штук
Заповедей. А это уж продукт
Не нашего-то «создавалы»,
Тут приложили кардиналы
Руки свои. Ну, или кто
Там в древности носил лицо
Посланцев Бога… Вот. Я Бог.
Построил, даже и сберег
Планету вам. И вас создал.
На жизнь вас даже обязал,
Мозги дал, разум обеспечил,
Всем тем, что надобно для речи,
Ну и других процессов. Вот.
Я что ль, по-вашему, урод?
Вдруг взять создать свободный мир,
И тут же превратить все в тир,
Ограниченья наложить,
Заставить чуть ли не служить
Мне? Потому как я создал.
А дальше даже пусть аврал
Чего-то вас накроет там,
И вас, и ваших пап и мам.
Я всемогущ. Вы мой венец.
Я вас люблю. Я ваш отец.
Но это ваша жизнь, ваш выбор,
Вы не аквариум для рыбок,
Вы не рентабельность моя,
И жизнь у вас, друзья, своя.
Ваши ошибки, ваша радость,
Вами же сделанная гадость.
Вы мне подобны, а меня
Никто-никто, даже любя
Не контролирует. Я горд,
Что из пещерных древних орд
Вы выросли аж в целый мир.
Не я Вам, а Вы Мой кумир!
Пусть сложно все, но вы живете,
Борьбу с коррупцией ведете.
Я и создал вас для того,
Чтоб жили вы, чтоб вы всего
Познали, и потом решили
Добро иль зло ведь в вашем мире
Таки воспрянет. Мой подарок –
То ваша жизнь. Он очень ярок,
Он ваш. Решайте, что хотите,
Но только не передарите –
Это невежливо. Тот список
С заповедями. Он низок.
Я вам советчик, а не суд.
Мир доброта, любовь спасут,
А не оковы страха. Список,
Я говорил уже, он низок,
А я высок. То ваши люди
Его придумали, и судеб
Вершителями возомнили
Свою персону и забыли,
Что вы мне дети, а не скот.
А заповеди ведь наоборот.
Вы после них меня боитесь,
Спешно, раскаянно божитесь.
Они ведь просто лишь контроль,
Кто-то играет мою роль.
Заповедь кстати номер пять,
Родителей что почитать.
Вот стиль вам нашего народа,
В авторитет ведь год от года
Все веря. А я вам скажу,
Может быть, даже докажу.
Родителей я обожаю,
И они тоже это знают.
Но свой они авторитет
Мне заработали. Одет,
Обут, жильем я обеспечен,
Отец умен мой, человечен;
Мама заботлива, нежна,
Хотя не идеал – грешна.
Но это уваженье, люди,
Мой разум-то не позабудет,
Они его ведь заслужили,
Пока передо мною жили.
Меня любили, обучали,
Заботились и объясняли,
Что хорошо, а что есть плохо –
Я был с стихотворенья кроха.
Авторитет и уваженье
Переживут ваши сомненья
Лишь через время, а не так,
Как написал вон тот чудак
В той заповеди. И еще
Подумайте же «е-мае»!
У нас же много ведь юристов –
Там ничего про атеистов
Не сказано. А почему?
Да все лишь только потому,
Что их и не было в то время
(Тут безо всякого сомненья).
Все верили, ну кто в кого.
Или великий Бог того,
Не смог увидеть наперед,
Что мир наука еще ждет,
И многие ее отцы
Будут, как ярые бойцы
Вдруг говорить, что Бога нет.
Ваш список, вы простите, бред,
Созданный для народного контроля!
Тому, кому хватает воли,
То у того Бог в сердце есть,
А не под рясой пудов в шесть…
Но ладно, тут я промолчу,
А то глядишь и залечу
По новописанной статье.
Хотя я ж в полузабытье
Лежу в больнице. Отпевают
Наши два гроба. Он рыдает.
Парень все плачет до сих пор,
Как я веду свой разговор.
Зачем его сюда-то взяли?
Смотреть на эти все печали
Ему не нужно. Тут беда
Согласен. И не ерунда,
Что тетя с дядей умирали.
Но ты с ним обсуди вначале,
Но вот таскать его зачем,
И так немало ведь проблем.
Но тут малец, слетев со стула,
На коем женщина уснула,
Та, что здесь рядом находилась;
Здесь вот, что далее случилось:
Он к тем гробам вдруг подошел,
Вокруг разочек обошел,
Потрогал оба их лица
(Хотел бы того подлеца,
Устроил это чтоб пытать,
Пока не сможет он кричать),
Погладил нежно и потом
Уж с изменившимся лицом
Уселся снова на скамью.
Не вру я, правду говорю
Сейчас. И мой тут вывод громогласный
Поведал, что самым ужасным
Является для самого –
В гробах родители его.
Вот почему я до сих пор
Не видел никого в упор
Из них. И мне вдруг стало плохо.
И не хватило того вздоха
Что сделал я, и я присел.
Что осознать, что не хотел,
Что с ними-то случилось горе,
Когда в замедленном повторе
Я улетел с того Пежо.
На улице было свежо.
Рядом стоял тот паренек,
Чьи мама с папой в данный срок
Им, чтоб доехать к сына школе,
Не успевали поневоле;
Лишь потому скорей сего,
Что в тот момент свершалось зло.
Пусто внутри. Нет осознанья
Что жизнь добра. Нет пониманья,
Что всех людей надо любить
И с этою любовью жить.
Тогда я понял лишь одно,
Что Богом мне предрешено
Связать судьбу с этой семьею,
Что будет навсегда со мною
Тот день, когда нам четверым
Сломали жизнь поступком злым.
Пусто внутри. Хочу поплакать,
И чтобы превратилась в слякоть
Земля вокруг что под ногами.
Все, словно бы, пошло кругами.
И я рыдал. Легче не стало
Никак. А может просто мало?
Может еще поплакать стоит?
Слеза делов не перестроит.
Вон тот малой уже три дня,
Наверное, рыдает. Зря.
Родители с гробов не встали.
И кто за эти все печали
Наши ответит? Это зло
Не может быть награждено
Тем, что его не покарают.
Да как они же то узнают?!
Все. Решено. Буду следить.
Незримой тенью правды быть.
Надеяться, что я проснусь
И по палате лишь пройдусь
И вспомню все. С чего начать?
Того верзилу изучать
Мне надо, что меня бесил…
«Никита, шеф сейчас звонил».
«И что сказал?» «Сказал, что дело
Чисто прошло, быстро, умело».
«Рано судить еще, Ратмир.
УО – это не мой кумир,
Но и они не дураки».
Это, наверное, братки,
Что журналиста и убили.
Сволочи! Черти! Суки! Гнили!
Ребенка хоть не жалко вам?!
«Хватит, Ратмир. Всем по домам».
Он же обычное быдло,
Которому генно свезло
Здоровым стать, как бык, и вот
Он снова жизни заберет.
В школе был слабым. Пил, курил,
С большим быдлом тогда водил
Знакомства. На школьных собраньях
За низкий уровень и знанья
Стыдили, мягко говоря,
Родителей. Что дикаря
Растят – те это понимали,
А может и не обращали
Вниманья. Вот сорняк и рос,
Как человеческий отброс.
Подрос – стал криминалитетом
С стволом в одной руке, с кастетом
В другой. И ни мозгов и ни культуры.
Из женщин окружали дуры,
Разные «швали», что в шестнадцать,
Уже кричали домочадцам,
Чтоб их не поучали жить,
И шли по вечерам сорить
В дворах бутылками, бычками.
И в клубах за его стенами
Творили, о чем тошно знать,
Людям такого не понять.
Пришел домой. Один живет
(Да кто к такому-то пойдет?
Такая же тупая самка).
Квартира-то от папы с мамкой,
Наверное, осталась. Он
Ну, если б на все сто включен,
Сам на нее б не заработал.
А запах здесь позывы к рвотам
Уж обеспечит. Убирал,
Наверное, когда читал.
Но смотришь в книгу – видишь фигу.
Тебе конечностями двигать
Лишь в этой жизни, а читать
Нет времени, надо качать
Свой бицепс. Быть крутым
И сильным. Быть самим
Собою, одним словом.
Ну что же вам такого злого
Тот журналист-то сделал? Лег
(Тебе б на голову кулек…).
Звонит мобильник. «Говорите».
Стоп. Стоп. Стоп! Вы… вы не спешите!..
Шишков Сергеевич Илья.
Так вот паршивая свинья
Кто в нашем стаде! Я ж про вас
Видел красивый репортаж.
Как вы погонами клялись,
От мирской жизни отреклись;
Но, что коррупцию-то нашу,
Что безо всяких там промашек
Вы устраните всю к чертям.
Верь с телевизора словам
Тут… Ну а вроде же вояка,
Честолюбивый забияка.
Вот так дела. Что он копал?
Что про полковника узнал?
Ну, все. Они договорили.
Все, кто хотел что, получили.
Прощай, быдло. Тебе желаю,
В аду чтоб на костре сжигали
Черти тебя по пять раз в день.
Свою квартиру приодень,
А то живешь ты, как в пещере.
Тебе чтоб при твоей мигере
Стыдно не стало. Я пошел.
И провалившись через пол,
Я уж на первом этаже,
Где в староватом неглиже
Бабуся проверяла почту.
Надо домой мне очень срочно…
А все меняется. Вот свет
Горит еще. И свой обед
Отец себе разогревает.
А мама где же пропадает?
Вновь молится. «…прошу, Господь,
Дай же мне сил все побороть,
Свалилось что на плечи наши…»
Я, интересно, стану старше
Когда, буду ль молиться Богу?
Рассказывать свою тревоги
Ему? И в нем искать спасенье?
Просить грехам моим прощенье?
Сложным является вопрос.
Дай Боже, чтобы я дорос
До тех пор. Мать идет к отцу.
М-да. Людям горе не к лицу.
Отец ссутулился, а мать
(Ей красоты не занимать
В ее-то годы) изменилась –
Лицо ее чуть обострилось,
А красота померкла вся,
Она сама аж не своя.
«Нина, садись, надо поесть.
Времени много – уже шесть
Часов. А ты еще не ела.
Но это уж совсем не дело!»
Мама молчит. Убита горем.
Мама, давай с тобой поспорим,
Что я вернусь. Приду в себя
И вас я обниму, любя.
Прошу я, мама, лишь не плачь!
Скоро домой позвонит врач,
Обрадует тебя с отцом,
Вы лишь держитесь молодцом.
Отец, он сильный, он все сможет,
И тебе выстоять поможет.
В него ты верь. Меня ты жди.
Вернусь, когда пойдут дожди.
Так говорил книжки герой,
Что мы прочли вдвоем с тобой.
Она была про краснокожих
Индейцев. Вовсе не похожих
На нас ничем. Мама встряхнулась,
К отцу с улыбкой повернулась,
Спросила что-то, он в ответ
Сказал…Они еще сто бед
Переживут ведь. Они пара.
Это название недаром
Дается. Двое – это сила.
Помнится, мать меня просила
Купить картошки как-то раз.
А я тогда принцессу спас
И шел на «орков» злых войною.
Словом, компьютерной игрою
Был занят. А она просила,
Да и сама пошла купила.
И получился тот эксцесс,
И я попал под папин пресс.
Ей поясницу прихватило
Потом с такою адской силой,
Что выла аж на наш весь дом.
Отец же злым пришел потом
Из-за того, что мне лень было
И в магазин она сходила.
Мама от боли-то стонала,
Но меня твердо защищала
От гнева нашего отца.
На нем тогда вообще лица
И не было. Он очень злой
Тогда вернулся ведь домой.
Вот стыдно-то. Глупым я был.
И неудобства приносил
Домой. А вроде не дурак.
У всех, наверное, вот так
Бывает. Смотрят сериал.
Папа обычно засыпал,
И не досматривал. Тут вот
Картина вся наоборот.
Мама уж спит, минут как пять,
А папа принялся стоять
Здесь у распахнутой двери
И думы тяжкие свои
Все думать. Мой отец – герой.
Все будет хорошо с тобой…
Вот здесь живет Илья Шишков.
Домик его, так будь здоров.
Отгрохан по последней моде,
При гараже, при огороде,
При клумбе, розы вот растут.
А ведь предания все врут.
Военный вроде, а вкус есть.
Раз, два, четыре, пять… и шесть
Собак. Это ему еще зачем?
Там у тебя древний тотем
Спрятан, что молодость дает?
Коль интуиция не врет
Моя, то розы те жены.
Очень красиво вплетены
В здешний пейзаж. А он
Скорее этим обделен.
С фантазией уж очень слабо,
Вот для того ему и баба
Нужна. Пусть возится простой,
Но крепкою ее рукой.
Пускай следит лишь за цветами,
Звонит своей старушке-маме
Да есть готовит. Ну, а он
Общим доверьем обречен
С русской коррупцией на бой.
«Да что ж такое-то с тобой
Илья? Ты что-то всю неделю,
Как будто бы вставал с постели
Не с той ноги». «Все хорошо.
Я, Маш на улицу. Свежо
Там. И перекурю»
«Иди, а я суп доварю».
Лицо его немолодое,
И ведь хорошее, не злое.
Да легче нам принять то зло,
Что всю округу-то свело
С ума, как с автоматом мужика,
Что с бородой, без пиджака.
Чтоб мусульманином он был,
Аль-Каиде еще служил.
Тогда уж точно ведь плохой.
Это еще не все, постой.
Еще бывают мексиканцы
Или цветные иностранцы,
Что производят кокаин,
Или еще там героин.
Я разницы меж них не знаю.
Но они все ведь понимают.
Его готовят на весь свет.
Наделают при этом бед,
Перестреляют там друг друга
При дележе. Ведь будет туго
Часть прибыли кому отдать.
Вот стало принято пугать
Стволом. А коль не понял он
То, что ж, их Господом прощен.
Такое мафией зовется,
А бизнес семьями ведется.
Вот вам клише плохих парней.
А в нашем случае все злей.
У нас тут люди без царя
В месте одном, и честно говоря
Мозгов там в черепной коробке,
Столько же, сколь бывает в пробке.
А на вершине пирамиды
У нас войны тут инвалиды.
Мудрый полковник наш, что рос
В селе глухом, дремал, где спрос
На остроту ума, ребята.
Где сбора в армию-то дата
Первой была (ну не свезло),
Когда он покидал село.
Два года отслужив в Сибири,
Где знаний он о нашем мире
Вдруг нахватался. Он домой
Вернулся раннею весной.
И побежал к бабе своей,
Которой ждать, чтоб веселей
Его из армии далекой,
Без лишних вдруг на то упреков,
Друг его лучший помогал
(О чем он так и не узнал).
И пару месяцев веселья
Сменились вдруг дружным сопеньем
В транспорте, что с союзных стран
Вез воевать в Афганистан.
И там Илюша растерял
Немногий тот потенциал
Добра и радости его.
Резко не стало ничего.
Потом вернулся. Повышенье.
Потом на пост вдруг назначенье.
В карьере – рос, морально – нет.
У всех свои оттенки бед.
В данный момент двое детей,
Что выросли его сильней
Морально, благодаря лишь маме.
А сам раз в год лишь пышными усами
Касался губ жены своей.
Видал я браки посильней,
Но всем свое. Жена живет
И его дальше бережет,
Заботится, растит детей.
И приглашает в дом друзей.
Или коллег, коль быть точнее.
Долго он курит. Вечереет.
Гложет тебя проступок тот?
Я прав, в погонах ты, урод?
Трубку достал. «Алло, Никита!»
«Ну что, Илья, дело закрыто?»
«Почти. Я все уже уладил»
«Так я на вас все ставки ставил».
«Я вот чего хотел сказать.
Мне завтра надо уезжать,
Но я увидеться хочу.
Да заодно и проплачу
Мой долг». «Я понял, вас»
«Все, в том же месте. В тот же час».
Вот и подробности узнаю.
Сейчас же вам я пожелаю
Всю боль ребенка испытать,
Что потерял отца и мать.
Что-то еще произойдет.
Бог умный, палкой он не бьет.
И я бежал. Или летел.
Скорость, увы, не посмотрел…
Не выдержал. Пришел я к Насте.
Вы помните? Что пахнет счастьем.
Она искала реферат.
Или готовила доклад.
Словом лишь, делала уроки.
Еще смешно надула щеки.
Очки же все-таки идут
Ей, образ леди создают.
Глаза живые, жизни много,
Ее движения сплошного
Наличие лишь радует меня.
Уголки губ, словно браня,
Отсутствие материала
Скривились лишь на градус малый,
И я в восторге, вот дела.
Душа моя аж зацвела.
Тут с вашего благословенья
Лирическое отступленье,
Чтоб прояснить один момент,
Я должен сделать; что фрагмент
Любимой личности моей
Раскроет вам еще сильней.
Я с женским полом был на ты,
Не то, что многие. В кусты
Вдруг в рассыпную разбегались,
Когда девчата приближались.
И мое личное познанье
Кончалось не одним вниманьем
К ее персоне. Я шутил,
И темы быстро находил,
Что становились интересны.
Лишь словом, тут я не был пресным.
И не терялся никогда,
Хватал быка я за рога.
Ни разу я не понимал
Что будет, чтоб я потерял
Вдруг голову. Мы все грешны
И не бывает ведь сплошных
Лишь плюсов в одном человеке.
Многие парни, как калеки,
Вдруг замирали и молчали,
Если вдруг мимо проплывали
Стройнейшие две пары ножек.
Читали книги, от обложек
Которых сражу же тошнило
Меня. Мне мама с детства говорила,
Чтоб я уверен был в себе
С кем ни был бы, всегда, везде.
Поэтому от тренинг-книг
И просыпался вдруг шутник
Во мне, с ребят который
Путем ужасных приговоров,
Гласил им кем они ведь будут,
Коль книги эти не забудут.
Вмиг опускал до плинтусов
Достойных вроде мужиков.
И как сумели вы понять,
Что трудностей, с кем погулять,
Я не испытывал. Ну вот
И сноска. И теперь вперед.
А моя Настя же к сожаленью
Не поддавалась обольщенью,
Опять же моему. И вот,
Когда кончался школьный год,
Ее я как-то проводил.
Было неплохо. Я шутил,
Она тогда громко смеялась,
Но вот одно лишь не срасталось –
Уголки губ на градус малый
Смотрели вниз. Но я бывалый.
Ничто меня не испугает,
Все парни в классе это знают.
Но вот в итоге этот факт
Закончил и прогулки акт.
Мы как-то быстро распрощались
И непонятными остались
Все выводы и ей и мне.
Но радовался я весне.
Внимание не заострял,
«Грустной улыбкою» назвал
Ее тот маленькие дефект,
И быстро поменял объект.
Потом последний был звонок.
В тот день еще раз я вдруг смог
К ней подойти и предложить
Домой ей, чтобы не спешить,
А время провести со мною
Почти уж летнею весною.
Но вот тогда я опоздал,
Уже из слов ее узнал,
С друзьями что договорилась,
И чтоб с Землею не случилось,
Она не хочет пропустить.
И сильно просит извинить.
Глупо сказав «до скорой встречи»,
Как будто бы мой шанс с ней вечен,
Пошел весну я провожать,
Под утро лишь пришедши спать.
А вот потом настало лето –
Время для отдыха билетов.
Ночами я тогда не спал
И Сару Керриган спасал.
Также прочел «Новый Дозор»,
Который вызвал новый спор
У нас с соседом. С его подачи
Братьев Стругацких читать начал.
Фильм, по которым очень скоро
По всем метро и всем заборам
Разрекламируют; и вас
Звать будут всех в киносеанс.
Ярмольник там уж поседеет,
Главную роль сыграть сумеет.
По мне Бред Пит хоть, ведь обзор
Всему открыл «Ночной Дозор».
Он вышел чересчур удачно.
И все вдруг поняли, что злачной
Будет идея показать,
Что русские сумеют снять
На свои книги же кино.
И это будет не смешно,
Напротив – профессионально.
И как бы ни было банально,
С фонариком Хабенский что,
Пробегал целое кино.
Плюс воевал против вампиров
Без всяких на них орьентиров;
Ну, кроме зеркала куска,
В своей руке что он таскал.
И даже, если мы забудем
(Я все-таки не так зануден!),
Что фильм – лишь четверть первой книги,
Где главной линией интриги
Были, а не бой. Пусть так.
Но Бекмамбетов не дурак.
Ведь наше русское кино
Тогда весь запад разнесло
И в пух и в прах. И все ведь знали,
Что русские кино снимали,
Весь мир наш на кино то клюнул.
А Завулон наш переплюнул
Антагонистов всех тогда.
Но вот уже прошли года,
И как всегда у нас бывает –
Запад надежды разбивает.
Точнее повод он дает,
Надежду всю у нас крадет
Лишь наша жадность. И франшизу,
Благодаря чьему-то шизу,
Просто продали в Голливуд,
Где нам в лицо опять же лгут:
«Ждите кино. Вот скоро. Скоро.»
Последняя книга «Дозора»
Уже напишется вот-вот.
Третье кино читатель ждет.
И чует сердце, не дождется.
Смотреть Стругацких нам придется.
(А пока что, бальзамом душевным я полон,
Спасибо тебе, о Кристофер Нолан.
Ведь вновь Темный Рыцарь спасает меня,
Плохое кино с экранов гоня).
Одним лишь словом, закружилось
Все. И встретиться не получилось
Нам больше. Так вот шли дела,
Пока судьба нас не свела
Еще раз. Только я бесплотен.
Невидим. И вообще – немоден.
И она делает доклад.
О как же все-таки я рад,
Что нахожусь здесь. Не в больнице.
В этих событий веренице
Морально я не отдыхал.
Все бегал. Что-то изучал.
Хочется ласки и любви.
Боюсь сейчас глаза мои
Наполнятся слезами. Пусть.
Это нормально. Это грусть.
Это усталость и обида.
Ведь я похож на инвалида.
Точнее, так оно и есть.
Мне все успело надоесть.
Это не жизнь. Это не смерть.
И жизни свет моей померк,
И смерть чего-то не спешит,
Лишь в горле по утрам першит.
Последнее то ощущенье,
Что вспомнал при попаденьи
Автомобиля в мою плоть.
Мне это надо побороть!..
Ну, не сидеть же мне в больнице,
Все думая, что это снится
Головушке моей больной.
Я не слабак же вам какой!
(То непростой был вечерок.
Но я все выдержал. Я смог).
Справившись все-таки с хандрой
И навалившейся тоской,
Я стал подумывать о том,
От чего жизнию зонтом
Всегда исправно укрывался
И никогда не сомневался,
Что еще долго будет так.
Какой я был тогда дурак!
Каждый смышленый человек
За жизненный свой долгий век
(Или недолгий. Как кость ляжет.
Кого и как ведь жизнь накажет.
У наших с вами-то кончин
Бывают тысячи причин)
Хоть раз задумался о смерти,
Хоть раз, но мозг манили черти,
Ту неизбежность ведь конца
Принять для своего лица.
Скончалась кошка, или дядя,
Что звал тебя поесть оладьи
С вареньем сладким по субботам;
Иль дерево своего рода
Вдруг изучал ты, иль теракт,
Или другой смертельный факт.
И задаешь себе вопрос,
Когда до этогодорос.
Боюсь ли смерти я? Иль нет?
Разным бывает ведь ответ.
Кто смотрит в прошлое – назад,
Осознает, что очень рад
Годам что прожил он, и горд.
Мажорным был его аккорд
Всей жизни той. Кому-то нет.
Ему не нравится ответ,
Что видит он. Он не успел
Сделать всего, чего хотел.
Быть может, не увидел моря,
Иль много пил, топивши горе,
И пропустил он столько лет.
Или количество всех бед,
Что выпало на твою душу
Желает лишь остаться лучшим.
То есть таким же. И тогда
Приходит новая беда.
Ведь кто-то вязнет в той погоне
За счастьем, радостью и морем.
И с трассы «Жизнь» он тут слетает
(Ведь управление теряет.
А это вот уже провал.
Уж лучше б ты пешком шагал.
Тише бы ехал, дальше б был)
В кювет с названьем «Загубил
Ты жизнь свою». Извольте встать,
С обочины голосовать.
Вдруг кто-то вам и остановит
И взяться за буксир позволит.
А кто-то думает вот так:
Закончен только первый акт,
Это начало и завязка.
Это лишь повести раскраска,
А действие все впереди,
Особо не рискуй и жди.
И… умирают удивленно.
А жизнь их лишь эпитет «сонной»
У посторонних вызывает.
Концы ведь разными бывают.
Думал о смерти я лишь раз.
Когда ходил в десятый класс.
Тогда случился инцидент.
Есть из людей ведь контингент,
Что думают за деньги можно
Сделать им все, но осторожно.
А ассигнации ведь модны.
И было вот тогда угодно
Одному с пузом толстым дяде
Подарить дочке при параде
Роскошнейший кабриолет.
А в бардачке тот драндулет
Имел еще ее права.
Та на всех радостях взяла
Поцеловала папу в лоб
(Обычный, старый, нудный сноб),
Уселась в тот автомобиль.
Из под колес одну лишь пыль
Увидел он. И та…, не знаю,
Вежливо как их называют,
Все в тот же вечер сбила папу.
И попыталась сделать драпу.
Отец же наш благо – железный,
Не знаю, будет ли уместно,
Поверьте мне, это не враки:
Раны его, как на собаке
Ведь заживают. Через пару дней
Отец уже вновь был сильней
Меня и мамы, вместе взятых.
И в разговорах глуповатых
Спустили все на тормозах.
Пусть разбирается Аллах…
Ну, или Бог, ну или Будда.
Словом для нас все то занудным
Было. А богатый папа
Вновь показал себя пузатым
И заплатил нам денег впрок.
Как бы представим, что залог
Ее то был. До того раза
Как доченька его – зараза
Еще кого-нибудь собьет,
Тогда решетка ее ждет.
Все улеглось. А жизнь бежит
Где-то передо мной. Спешит.
И в тот момент я с замираньем
Почувствовал ее дыханье,
Дыханье смерти, пустоты,
Что утащила бы в кусты
Отца из жизни навсегда.
И я задумался: когда?
Когда наступит мое время?
(Что будет точно. Без сомненья)
И в тот конец мой бытия
Собой доволен буду ль я?
И, рассуждая, осознал,
Что вышел я в полуфинал,
Раз я задумался об этом,
С жизнью моей теперь дуэтом
Я должен вылететь в финал!
План на ходу мой возникал.
Три пункта и медаль в кармане,
И можно отпеваться в храме.
Номер один – это мечта,
Как ни была б она бледна
Из-за житейских передряг
(В бою не сдастся наш варяг!).
Как ни была б она далека,
Как не висела бы высоко.
Буду бежать к своей мечте
Зимой и летом. По весне.
Иль босиком, коль будет так.
Пусть люди говорят: «Дурак!
Как гробит же он жизнь свою».
А я на них всех наплюю.
Продолжу покорять вершину,
Последние все силы кину,
Но доползу, хоть на коленях.
Раны мечту не обесценят.
И чем достичь ее сложней,
Тем легче помирать мне с ней.
А номер два – это любовь,
Что заставляет вновь и вновь
Нас жить. И жить ради кого-то,
И открывать в себя ворота,
И наслаждаться единеньем
Двух душ. Своим уменьем
Гордиться это удержать.
Если разбилось – вновь собрать.
И Фредерику Бекбедеру,
Его придуманную меру,
Его трехлетнюю конечность,
Этого чувства скоротечность…
Ему не верю, люди, я!
Ведь будет у меня семья
И будут в ней свои проблемы
(В жизни присутствуют дилеммы),
Но чувство буду я хранить,
О нем я буду говорить
Жене своей, сколь жив я буду.
Будет такое, что забуду,
Иль буду зол и не смогу
Сказать. Но в сердце сберегу.
С утра спросонья обнимать,
Обнявшися ложиться спать,
Чтоб она чувствовала это.
А счастье нашего дуэта
Согреет наших ведь детей.
Они же станут лишь сильней
От этого. И брать в пример
Степень семейных атмосфер
В дальнейшем будут. А она,
Коль будет чувствовать сполна
Мою любовь, то лишь ко мне
Будет тянуться и во сне
И наяву. И будет чудо,
Словно рожденье изумруда
И двое станут вдруг одним.
Этот момент необъясним.
Лишь для того нам жизнь дана,
Чтобы была она полна.
Коль ты один, то скуден ты,
Далек от мира красоты.
Вы улыбнетесь может мне,
Сказав, что мир наш лишь в окне
Я видел. Что вы жили
Больше меня. Вы исходили
Больше дорог. Больше людей
Вы знали. И мудрей
В итоге более меня.
Живете, что захороня
Уже давно свою любовь,
Которая бурлила кровь
В сосудах вам. Что я малец,
Чтоб я сосал свой леденец,
Тихонечко сидя в углу.
Что я наивен, поживу
Вот сколько вы и все пойму,
И извиняться прибегу.
Но улыбнусь я лишь в ответ
И весело скажу! О нет!
Глупец вы, а не я. Любовь
Чувствуют долго, вновь и вновь,
Лишь те, кто на нее способен.
А ты… ты просто непригоден.
Ты не дорос. Не доумнел.
Не доразвился. Не хотел.
И не хватило что мозгов,
Понять все с самых ведь азов.
Любовь надо уметь принять.
Мозги нужны, чтоб осознать,
Что стоит делать, а что нет.
Любовь – есть золотой билет,
Что проведет нас в другой мир,
Где ты, ты есть тот ювелир
Отточит счастье, что свое.
Что не сломают ни вранье,
Ни молот всех судьбы ударов.
Что скроет тебя с бед радаров,
И крепостью ваш станет дом,
А отношения – зонтом
Для деток от той грязи мира,
Что шестьдесят уж лет прожило
Не поняло, не доросло
До чувств… Не проняло
Его на всю жизнь эту на Земле.
Он в лодке при одном весле!
А чтоб доплыть, одного мало.
И слышно, как они устало
Смеясь в лицо нам, объясняют
Сами чего не понимают.
Глупы, их стоит лишь жалеть,
Молиться, чтоб им умереть
Пришлось еще до осознанья
Нашей Земли главного знанья.
Я знал, любовь дана немногим.
Глупым, посредственным, убогим
Ее, увы, не понять –
Им в сердце с фальшью помирать.
Пункт номер три – это улыбка,
Как бы дела не шли вдруг зыбко,
Все будет хорошо, поверь.
Случится минимум потерь.
Лишь улыбайся ты и знай,
Всем настроенье поднимай.
Поднимешь всем – поднимешь жизни,
Она, пойми, ведь не капризней,
Тебя, меня, и всех вокруг.
Она твой самый верный друг,
С которым ты свой путь шагаешь.
И коль улыбкой украшаешь
Свою дорогу – веселей.
Вывод – с улыбкою смелей
Вперед шагай ты с жизнью рядом,
И радости боезарядом
Не забывай вокруг стрелять
Лишь с перерывом на «поспать».
И пусть дедуля с табачком
В зубах, тебя вдруг дурачком
Ославит. Скажет несерьезно
Вести себя вот так курьезно,
Словно ты маленький ребенок.
Не слушай. Ведь его с пеленок
Жизни неверно обучали,
И по крученой по спирали
Спускался дедушка на дно
Всей жизни нашей; растлено
Сто лет назад его радушье.
Лишь гнев и зависть, как удушье,
Сжимает его горло уж.
Его к числу тех мертвых душ
Причислить надо, что забыли
Ту цель, ради которой жили.
Или не справились, сломались,
По жизни нашей расплескались,
Словно вода с кувшина. Вот
Какой был принят оборот
Всех дел их. Ты не обращай
Внимания на них. Шагай!
Шагай все дальше по дороге,
Как ни устали б твои ноги.
Свети улыбкой в тьму себе,
И смейся ты в лицо беде…
Доклад закончен был давно,
Она заснула, и кино
Не досмотрела. Что ж, не суть.
Ей ведь важнее отдохнуть.
И я пойду. Пройду сквозь стены,
Увижу уличные сцены
Убогих пар, что так глупы,
Чей сор с избы весь слышим мы.
Пойду смотреть на свое тело,
В больнице что. Не почернело
Еще. Ну вот и слава Богу.
Длинна еще моя дорога.
А где-то слезы льет в кровати,
Будучи в полуавтомате,
Мой первоклашка-сирота.
И не волнует суета
Его вокруг, что происходит.
Земля ведь из под ног уходит,
Летит весь мир его к чертям.
Все сводится к тем двум крестам,
Что видел он сегодня днем.
Мы погорюем, мы всплакнем,
А вот ему нечем дышать.
Нет тех, ради кого вставать,
Нет, кому улыбаться снова,
Когда задание готово,
Что в школе на дом задавали.
Некому рассказать печали.
В один день стал он одинок,
На всю жизнь вынесши урок,
Что в мире все непостоянно.
И как бы ни было то странно,
Но справедливость – злая птица,
Добрых людей она боится.
Многие ждут ее, как сказку,
А остальные лишь с опаской
Смотрят в открытое окно,
Чтоб отогнать, коль суждено
Ей прилететь и песню спеть.
Но птица всех боится ведь:
Гоняют все ее, гоняют,
Скоро совсем уж одичает,
Не будет к нам всем прилетать.
По городам будут гулять
Хищники: Деньги, Ложь и Сговор;
И наглостью лишь бестолковой
Отгонят птицу навсегда,
А это, люди, уж беда.
Проснулся. Мерзко. Глаз открыл.
В горле опять першит. Простыл
Наверное. Но, нет
Просторный белый кабинет.
Точней, больничная палата.
М-да. Просыпаться жутковато.
Проснулся – рядом ты лежишь.
Живой. И дышишь и сопишь.
Надо скорей уйти отсюда,
А то ведь станет резко худо
Разуму моему, который
Еще остался. Помидоры…
Как же мне хочется поесть
Их. Штук пять. Или даже шесть.
Но нечем. А коли не врать,
Хочется просто испытать
Привычное. Услышать запах.
Почуять мощь в когтистых лапах
Лорда, что есть. Гладить его,
Чтоб нюхал он меня всего.
В конце-концов, испытать боль,
Залить себе в рот алкоголь…
Скучаю я по ощущеньям:
Одышке, головокруженьям.
Что ж. Потерплю. Выбора нет.
Сейчас надо найти ответ,
Что стало с журналистом тем.
То главная из всех проблем,
Что есть. Ну что ж, теперь вперед.
Правда меня за стенкой ждет.
Пройдя сквозь… все, я побежал,
Будто б куда не успевал.
Илья Шишков одел пиджак,
Погладивши своих собак,
Жену свою поцеловал
И к мерседесу зашагал.
«Илюша! Береги себя!»
То на прощание, любя,
Вдогонку крикнула жена.
«А ты будь вооружена!»
С улыбкою ответил он.
Странным его той фразы тон
Был. Вроде б он шутил,
Хотя я тут же ощутил
Все напряжение ответа.
«На завтра вроде нет билетов,
Вернусь в субботу» «Хорошо».
На улице сейчас свежо.
Тепло. Как раз сейчас гулять
Мне надо, а не прозябать
Прозрачным призраком в машине
При этом скользком гражданине.
К парку подъехал Мерседес.
Илья Шишков с сиденья слез,
Закрыл машину и присел.
Вот и Никита подоспел.
Мой быдло-друг, купивши пачку
«Камела», выплюнул тут жвачку
Не в урну, а себе под ноги,
Без лишней на все то тревоги.
Подсел к Илье. «Деньги принес?...
Спасибо за ваш щедрый взнос».
«Вас попросили напугать!
Не резать и не убивать,
А вы что сделали ? Сейчас
У нас два трупа» «Я вас спас!
Они молчать ведь не хотели,
И что на этой же неделе
Грозились всем все рассказать.
Сказали, что пойдет в печать
Статья. Я сделал все, что мог».
«Вы всю семью сослали в морг!»
«Я выполнил заказ, полковник.
Я вам не поп, я уголовник.
Это ведь вы были в той бане,
И вас ведь сняли на диване
С той малолеткой. Не меня!
Вам ведь важна ваша семья,
Работа и авторитет.
А я и мой дружок кастет
Просто заказы выполняем,
И людям рты мы закрываем.
Фото у вас, они – молчат.
Мне платят лишь за результат.
Будьте здоровы!» И он встал,
Вглубь парка бодро зашагал.
Банально как-то получилось,
Ведь журналисту слава снилась…
Провинциальный городок.
Отец, что злой был, как бульдог,
А мать устала, от той жизни.
Запах твоей седой отчизны
Давал понять, что выше головы,
Как ни крути, не прыгнем мы.
Как жил мечтой ты после школы
Вкусить столичные просторы,
Как все изменится ведь там,
Лишь это понимал ты сам.
И вот, столичная шарага,
Студенты, пары и общага.
И понял ты, что здесь сложнее,
Таких «тебя» – их много, злее
Они, числа им нет.
Все ищут счастья тот билет,
Что им столица обещала.
Вас – много, а билетов мало.
И вот, идя после урока,
Ища глазами одиноко
Такую же, как ты – нашел,
Кусочек счастья ты обрел.
Потом съем комнаты в квартире.
Первое время на кефире
С хлебом жизнь. Ну, а потом
Поиск работы с жидким сном.
И медленно пошло ведь дело –
Гражданским браком жили смело,
Решив, на свадьбу что не стоит
Тут тратить деньги. Обустроить
Сначала надо жизнь, себя.
Без пьянки проживет семья.
Задумались про ипотеку.
Но тут пришлось бежать в аптеку
За «тестом». И его отчет
Сказал – квартира подождет.
Ну, что ж. Ребенок – это счастье.
И обязательною частью
Нормально созданной семьи
Является, как ни крути.
Потом пеленки, нервы, радость,
Первый скандал – какая гадость.
Работа – дом, работа – дом.
И повышение потом.
Пусть небольшое, но приятно.
Надбавку чувствуешь ты внятно.
И тут удача – снимки в бане.
И бесконечным испытаньям
Вскоре конец: «Мы заживем!
Купим себе приличный дом!»
Но в семь утра – звоночек в дверь,
Минута – и в квартире зверь.
Лишь просьба: «Пусть уйдет ребенок».
И поиск по квартире пленок,
Битье жены. Но ты не верил,
Слова на деле их проверил,
Все же решил не отступать,
Удачи хвост не отпускать.
То жадность ли была иль смелость?
Как раньше, жить ведь не хотелось.
Жить, как родители всегда:
«Ведь хорошо, что есть еда,
А остальное уж неважно».
И поступил ли ты отважно
Иль очень глупо? Я б сказал,
Что психику ты поломал
Себе, не выдержав того,
Что каждый миг тебя трясло.
А это были деньги. Вот.
Точнее все наоборот.
Отсутствие их у тебя
Взрастило не богатыря,
Что вдруг пройдет все испытанья,
И с них получит даже знанья;
А слабенького маньяка
Что с устремленностью быка,
Увидевшего красный свет,
Захочет разом от всех бед
Избавиться; наживу, коль почует.
Жизнь с нами иногда блефует.
Не осуждаю я тебя,
Лишь вот сенсация твоя
Уж не увидит свет. Прости.
И сыну твоему расти
Круглой-прекруглой сиротою.
От жизни вот такой завоет
Он. Уж лучше средне жить,
Чем круглой сиротою быть.
Но тебе легче – ты не здесь,
А мальчику ведь только шесть.
Судьба грустна. И не моя.
Судить ее не буду я.
Ну, постараюсь хоть. Второй.
Полковник весь почти седой.
Даже не двигался. Сидел.
На небо синее смотрел.
Парк был пустым. Ведь ранний час.
О чем же думает сейчас
Его седая голова?
Какие кружатся слова
В мозгу его? Что он решил?
Ведь ты все это натворил!
Ты спустил зверя с поводка!
Ты видел ведь его глаза!
Понял, на что тот зверь способен!
Тебе был этот путь удобен!
Передо мной картина века –
Лишь два несчастных человека.
Один боялся понимать,
Авторитет что потерять,
Значит, сначала врать супруге,
Гуляя в загородном клубе.
Значит, нанять рецидивиста,
Чтобы закрыть рот журналисту.
Значит, кричать в ТВ одно,
А самому идти на дно.
Второй сколько б не проживал
Ту жизнь, то бы не осознал,
Не поменял приоритетов,
Не ставил бы себе запретов.
И так же, как голодный пес,
Культ денег к небу бы вознес.
И коль схватил бы свой кусок –
То б мертвой хваткой; и шнурок
На его шее б не заставил
Назад дать. Это против правил
Его бы было. Жизнь сложна,
И выборов всегда полна.
И тут же очень грустно стало,
Душа моя – она устала
Вникать в ту грязь в мире моем,
Хотя я тут и не причем.
Насколько слабые мы тряпки,
Решения насколько зябки
Наши, однако, и превратны.
Ошибки наши многократны.
Как популярен легкий путь!
Сколько еще будем тонуть
В бесчестья яме с вами мы?
Для этого мы рождены?
Я не дурак, я понимаю –
Один весь мир не изменяет,
Он изменяет лишь себя,
Вокруг людей всех-всех любя.
Чем больше ты вокруг всех любишь,
То значит, раньше переступишь,
Ту грань, меняет что тебя,
Лишь всех людей вокруг любя…
Я понял! Суть вся не в заботе
(Вы без нее ведь не помрете),
Не в доброте, не в пониманьи
И не в едином психо-знаньи.
Это отростки. Суть в любви.
Люби вокруг всех и живи.
Вывод – ребенок прав лишь. Вот.
Потом конец всему – растет,
Взрослеет улица Сезам.
Добро пожаловать в Жизнь к Нам.
Словно две расы на Земле,
Мы – это мы, а они – те.
У тех все правильно, как нужно,
А мы для них ограду дружно
До пор взросленья создаем.
Как ни крути, для них живем.
Это чуть ли не поклоненье,
Коль взрослым стал – грехопаденье
Уж это. Нет! Ты Бог!
Ты идеален! Ты высок!
Тебе я буду поклоняться,
Оберегать тебя пытаться.
Ведь ты мой идол, мой кумир.
Ради тебя предам весь мир,
Свою страну и президента,
Лишь не случилось б инцидента,
Чтоб повзрослел ты, то уж горе.
С самим собой я буду в ссоре,
И недоволен буду всеми,
То уж без всякого сомненья.
Ведь буду я совсем без цели
Минуты и часы, недели.
Пропал мой Бог, обычным стал.
Как же так низко ты упал!
Земля грязнее и бедней,
Когда на ней больше людей.
Чем меньше ведь у нас Богов,
Тем более наш мир суров,
Жесток, опасен, человечен.
И будет лишь тогда он вечен,
Когда обычный человек
В свой трудный, тяжкий, сложный век
Придет домой, увидит Бога,
Исчезнет злоба и тревога,
Настанет мир в его душе.
Таким вот быть должно клише
Всех жизней наших. Ну, а я
Если умру, моя семья
Останется без идеала.
И жизнь бы их забуксовала
В яме без цели: направленья
Были бы разными по мненьям,
И кто б был прав – судить не нам,
Но воз бы был и ныне там.
Беда приходит без затей
В тот дом, в котором нет детей.
И я верну семье ведь цель,
Они продолжат без потерь
Жизни свои – пусть во грехе,
Но при прегромком петухе,
Что утро каждое кричать
Им будет, будет поднимать
Их к новой цели в новом мире.
Легко при цели и кумире
Жить – видна дорога.
Выбоин на дороге много,
Вокруг темно, далек рассвет,
Велик шанс вылететь в кювет.
И стало больно. Потемнело.
И тело все закоченело.
И заболела голова
(Боль значит хорошо. Жива).
И заболело все: в груди,
Глаза, снаружи и внутри.
Трудно дышать. Трудно смотреть.
Я не могу это терпеть!

Я умираю. Мам, прощай!
Вас с папой я люблю, ты знай.
Вы были лучшими всегда.
Простите все мои слова
Плохие, что тебе сказал.
Шанс был бы – все б переиграл.
Найди, пожалуйста, ребенка,
Что от меня стоял в сторонке,
В аварии в тот день. Найди!
И к нам домой ты приведи
Его. И будь ему ты мамой,
А то ты станешь старой дамой
В душе и внешне и тогда,
Придет в наш дом к тебе беда,
И в твое сердце проберется.
Всю жизнь свою тебе придется
Прожить злой бабкой. И я плакать
Буду с небес, и будет слякоть
И грязь. И будет дождь гундосить.
Как же я ненавижу осень!!!
Прошу я мелочь. Лишь немного.
Спаси. Спаси, мамуля, Бога!...
«Слезы текут. И вроде в норме
Его пульс. Скоро уж оформим
Его на выписку домой.
Да кстати, вечером порой,
Когда уже вы уходили,
С его глазок вдруг слезы лились.
Ну, как сейчас. А здесь дурдом,
Простите. Все потом, потом
Думала вам это сказать.
А он тут начал подавать
Признаки жизни» «Ничего.
Мне бы глаза, глаза его
Увидеть вновь и я заплачу
Сама». «Вы верьте лишь в удачу.
А он ведь сильный». Я в палате,
А тело, словно в неуплате
За коммунальные услуги.
Их отключили. И потуги
Подвигать пальцем или носом
Словно бы тут гигантским спросом
Пользуются. Но есть проблема,
Большущая для нас дилемма –
Спрос есть, а предложенья нет
(Экономиста вам ответ).
Если без шуток, что-то слышу,
Но ничегошеньки не вижу.
Приехали. А в чем тут дело,
Хотелось бы мне тут узнать.
Хотя сказать мы можем смело,
Чтоб видеть – глазки открывать
Нам надо, а силенок нет.
Надо бы мне купить билет
На быстрый выход в свет из комы,
Чтоб сразу стало все знакомо.
Встал и пошел бы я домой,
Лишь время, что потратил злой.
В глазах свет, спектр, излученье.
Плевать. Рассеем все сомненья
И напряжемся. Это мама.
Вот этим видом самым-самым,
Этой картиной я мечтал
Увидеть свет. И осознал,
Что как всегда, я снова прав,
И не гостей больших орав,
А мамы вид должен быть первым.
Она, наверное, на нервах
Вся. Что ж, это мы сейчас исправим.
Жизнь в русло нужное направим,
И будет мама улыбаться,
А мы не будем отступаться
От убеждений этих. «Саша?»
Ну, что за звуковая каша?
Губы молчат, у них нет сил.
Привет мой мир, тебя любил
Я и буду любить.
Мне эти чувства не забыть.
Как ты красив, как ты желанн,
Жизнь вне тебя – самообман.
Я твой, ты мой, и мы едины,
Самоубийцы лишь кретины
Со слабой силой своей воли.
Здесь столько радости и боли,
Столько сомнений и стесненья,
Столько злорадства, упоенья,
Блаженства, нежности любви.
Лишь наслаждайся и живи.
Сейчас услышу голос мамы,
А дома лаем тем же самым,
Что много дней назад, зальется
Лорд. И папа выйдет, улыбнется.
Это мой мир! И я скучаю.
Хочу я вновь к тебе! Пусть знают
Все… «Мама, привет.
Голодный я, купи конфет».
И слезы матери… священны.
Часты они, но драгоценны.
Жизнь можно мерить мне их солью,
Их литражом, их жаром, болью.
«Вы уж простите. Ему нужен
Отдых сегодня. Завтра ужин
Он будет есть уж с вами дома…
Ваша семья ведь мне знакома.
Моя дочь в параллельном классе
С ним учится…» Всей биомассе
Моей был нужен очень сон.
В ушах гудел какой-то звон,
И тело ныло, будто б я
Стал вдруг мальчишкой для битья
У пары-тройки хулиганов,
Что после четырех стаканов
Просили прикурить у всех,
И им со мной пришел успех.
И я заснул так сладко-сладко,
Что никакая шоколадка
В мире того не передаст.
Я спал, как спит циркач- гимнаст,
Устал что после представленья.
То пониманье без сомненья
Пришло само. Сей сон был сном.
Я больше не был тем бревном,
Что невозможно разбудить.
Я начал, люди, снова жить.
И тавтология уместна
Скажу вам, люди, сразу честно:
В том сне тогда я видел сон,
И был, друзья, прекрасен он.
Я ангелом был, что у врат
Стоял, и был тому я рад.
А те врата ведь были в рай,
Лишь заходи и загорай.
А за спиною небеса,
Насколько видели глаза.
Все было в ангелах кругом,
В очереди они причем,
Стояли дружно, не толкаясь,
И входа в рай тот дожидаясь.
И я был первым. Я вошел
И тут же на крик перешел
С молчанья. Все было от счастья.
Я тут же стал ведь рая частью.
И я был очень слаб и мал,
Потом я маму увидал.
Она устала. И мой крик
Замолк так же, как и возник.
Я улыбнулся. Здравствуй, мама.
Да это рай. Он тот же самый,
Что в снах себе я представлял,
Когда на небесах я спал.
Как ты прекрасна, как тепла.
Как ты меня к себе влекла!
Все, что мне нужно, с глаз струилось,
И в меня чудом просочилось.
Я вновь родился, господа.
И это уж не ерунда.
Я снова здесь, я снова с вами.
Спасибо небесам и маме.
Проснулся. Мерзко. Глаз открыл.
В горле першит. Простыл
Наверное. Да нет.
Все в норме вроде бы. «Привет.
Ты как? Проснулся?» «Настя?» «Да»
(Это совсем уж ерунда!)
«Откуда ты? И как попала?
И про меня ты как узнала?!»
«Мама моя – она твой врач,
Сказала, что один лихач,
Сбил мальчика из нашей школы.
Ну, а твой класс, он слухов полный
Лишь о тебе. Я и узнала
У мамы. Вот и угадала!
Ты в норме?» «Жить я буду точно.
Это сейчас и очень срочно!»
Она смеется. Вправду рай.
Лишь заходи и загорай.
«Ну, я пойду. А ты звони,
Как будешь дома. А твои
Сейчас придут. Так что вставай
И всю семью свою встречай».
Она ушла, и будет ждать
Звонка, как минимум, дней пять.
А может больше. Что ж, как встану,
Найду в больнице ее маму
И возьму номер. Долго ждать
Ее не будем заставлять.
А вот и мама. «Саш, привет.
Купила я тебе конфет»
«Спасибо, мам». «Ты как?» «Нормально»
«Сегодня мы официально
Тебя берем уже домой».
«Все это к радости большой!
Сколько я спал?» «Пятнадцать дней.
Сашка, ты знай, тебя главней
Нет никого для нас, но я….» «…?...»
«Тогда, когда сбили тебя,
Ребенок был рядом с тобою.
И в тот же день с его семьею
Несчастье, Сашенька, случилось.
Ну, так бывает. Получилось.
И у него нет никого.
Лишила жизнь его всего.
Он плакал, Саша, над тобою.
Я не пойму, что там со мною
Случилось…» Тут мать зарыдала.
То ли она осознавала,
Что я могу приревновать,
То ли, что не смогу понять.
Но я все знал. Больше того –
Я сам хотел взять к нам его.
«Мама, не плачь. Конечно, да.
Я помню ведь его с тогда.
Хороший малый. Оформляй.
Я за уже пятнадцать дней, ты знай».
«Спасибо, сын!» За этот взгляд
Я потерять все был бы рад.
Он ведь бесценен. Он как весь мир.
«Я хочу кушать. Хочу сыр».
«Все дома. Там тебя все ждут»
«Но, мам! Я голоден. Я тут
Хочу поесть!» «Нет, дома»…
Это приятно и знакомо!
И тяжело, но вновь желанно!
Это красиво и спонтанно!
И в эту жизнь, скажу я сам:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВСЕМ ВАМ…