Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Бесконечный конвейер дерьма, ужаса и болиБесконечный конвейер дерьма, ужаса и болиАвтор: Абдурахман Попов RВ разгар культурной революции в Китае у нас одна баба сошла с ума от этого. От китайских перегибов. "Международной панорамы" насмотрелась. Усатый жирдяй внушил ей кое-что. Это был единственный убедительный мужик в её жизни. Нижняя часть мужика всегда была под столом, а верхняя раскрывала суть явлений. Раскрывала специально для этой бабы. Баба жила с матерью и раз в неделю с политическим обозревателем. Ничего особенного - раньше женщины даже рожали от телевизора. Ей стало казаться, что окружающие её люди - китайцы. Сограждане превращались в китайцев. Кроме ведущего телепередачи и её самой. А дома, в кресле под абажуром, каждый вечер поджидал Мао Цзедун, который был её матерью. Вскоре баба перестала понимать речь всех этих узкоглазых. В газетах печатали жуткие беспросветные иероглифы. Ведущего телепередачи заменили на китайца, тоже, кстати, усатого. Лишь отражение в зеркале оставалось русским. Эти скоты не оставили ей выбора и она убила молотком их великого кормчего. Того, что сидел в кресле. Это было чудесно. Как будто кончить одиннадцать раз подряд. Какое облегчение! Её поместили в психиатрическую больницу. Китайцы поместили её в психиатрическую больницу. Одному из санитаров приглянулась эта баба. Её глаза - как у кошки, которую ударили сапогом в брюхо. Или как у только что проснувшегося ребёнка, не важно. Санитар без любви баб не трахал. Ну, кроме жены, естественно. И в подсобке, перед тем, как кончить в эту бабу, он признался ей в любви на ушко. Потом, правда, отпустило его. Баба забеременела и родила в положенный срок. Санитар не спалился. Баба его не опознала - ведь китайцы все на одно лицо. Новорожденную забрали в дом малютки. И в один из весенних дней молодая мать перегрызла себе вены на запястье. Кое-кому пришлось ответить за это. Выговор с занесением, лишение премии, микроинфаркт. Прежде строго было. Селиван в свои тридцать пять проделал хрестоматийный путь ханурика. Он катился по наклонной и прикатился в родительский дом. Он жил на стариковские пенсии. А пил на пособие по безработице. Селиван не хотел работать. Он хотел не работать, и как можно дольше. Перед дверями отделов кадров он заправлялся семьсот семьдесят седьмым и закусывал тремя-четырьмя зубчиками чеснока. Селиван пыхтел в лицо тётке-кадровичке, и та, задержав дыхание, стремительно избавлялась от него. Селиван уходил с нужной записью в бумажке. Он продолжал тунеядствовать. Правительство выплачивало ему пособие. Кадровички могли дышать носом. Эта была гармония. Будь оно всё проклято. Потому что мать нашла ему работу. Поставила ультиматум. Грозилась перевести на сечку с ячкой. И вообще. Слёзы. Возьмись за ум, сынок. Честно веди образ жизни, дебил. А Селивана давно уже ничего не трогало. С четырнадцати лет. В четырнадцать лет он убил своего одноклассника. Его всё равно бы потом убили. После школы. Или может быть, даже по приговору. Или забили бы у подъезда. Так или иначе. Одноклассник устраивал чемпионаты страданий. На переменах он ходил с каким-то портативным аккумулятором и незаметно прикасался проводками к ляжкам девочек. Потом внимательно смотрел, как бьётся в истерике обмочившаяся первоклашка. Сохранял в сердце этот образ, любовно-кротко, в самой глубине. Потом пригодилось бы. В дежурство по столовке он раскладывал бутерброды. Он знал, за каким столом сидят девочки. В один из бутербродов он сморкался и прикрывал колбаской. Иногда такой бутерброд поедала симпатичная девчонка. "Меня прёт" - говорил одноклассник Селивану. Они были друзьями. И однажды он сморкнулся не в тот бутерброд. Его съела учительница, которая снилась Селивану через ночь. Он называл её "моя женщина". Когда он думал о ней, у него наворачивались слёзы. Одноклассник совершил вторую ошибку - поделился впечатлениями с Селиваном. Селиван немного подумал и попросил у него аккумулятор. Он зарядил его - ненавистью и постоянным напряжением. На перемене, в толчее, он подошёл к своему другу и воткнул провода ему в шею. У того оказался порок сердца. Никто ничего не узнал. Но Селиван с того дня перестал что-либо чувствовать. Как-то даже послал на хуй ту самую учительницу. Всё же Селиван вышел на работу - охранником на рыбный базарчик. Пить можно было. Непонятно, правда, кого следовало охранять. Тётки, торгующие рыбой, могли от кого угодно отмахаться. Причём, исключительно с помощью слов. Селиван ходил между рядами и отгонял мух. Не бей лежачего, короче. На базарчике побиралась какая-то полоумная. Селиван не мешал ей. Не гонял, как мух. Она была безвредная - подходила к торговкам, гнусавила -"Благословлю!" и махала перед собой рукой. За это ей перепадало кое-чего. А фамилия у неё была детдомовская - Подмосковнова. Жила она в платном туалете. Для чокнутой она устроилась неплохо. Уже целый месяц ничего не происходило. В Селивановой жизни и в мире. Может, наверху только. В глубинах космоса. А Селиван всё чего-то ждал. Возможно, вторжения, или фурункула. Любви, беспорядков. Чего-нибудь. У Селивана осталось только девятнадцать зубов. Но держались они крепко. Родители в своей двушке меряли друг другу давление. Сто десять на девяносто. И застывали у телевизора. Чёртовы Помпеи. Но однажды многое изменилось. То есть, это громко сказано. Ничего нового не произошло. Так, небольшая искра. Но всё же. Селиван зашёл в туалет отлить . Он отливал бесплатно. В туалете было тепло, и он заправлялся здесь портвешком из потайного кармана. Селиван стоял и метил в центр очка. Селиван держал свой семьсот семьдесят седьмой. Времени даром не терял. Он стряхнул, застегнулся и допил 0,7. Шагнул к выходу и столкнулся с побирушкой Подмосковновой. Он протянул ей пустую бутылку. Подмосковнова взяла её и улыбнулась. Она улыбнулась ему во все тридцать два. Селиван так и замер. Умирал ноябрь. Пахло битумом и возможным чудом. У побирушки были идеальные зубы - белее белого, без изъянов. Пальцы тебе откусит, запросто. Или чего другое. - Сколько тебе лет? - спросил Селиван. - Благословляю, - сказала побирушка и начала махать рукой. - Сними туфли, пожалуйста... Да не мои - свои, глупая. Селиван посмотрел на её ступни. Он влюбился в них. Отмыть бы ещё и жениться на них. Целовать ночами.Селиван почувствовал, первый раз за много лет. Жизнь наполняла его. Он взял Подмосковнову за руку и повёл домой свою женщину. В троллейбусе. Потом по улице. Мимо старух на лавочке. Мать открыла им дверь. - Она будет жить здесь, мама. Постой, а как тебя зовут, кстати? - Благословляю, - ответила Подмосковнова и подняла руку. Из туалета вышел отец, с газетой подмышкой. Медработник на пенсии. Он подошёл поближе, посмотрел внимательно, прошептал "Ёб твою ма...", пошатнулся и освободил жилплощадь. Теги:
11 Комментарии
Да. Тоже думаю, что загромоздил лишним. Но кое-где просвечивает тру-Попов Четаемо..+ Антион ты разбил мне сердце Антон, блять. ну чем я опять тебе блять??? нене всё хорошо извини отпиздить бы тебя мешалкой, сука Ладно. Дуэль на мешалках по-македонски. шансов у тебя нет я тебя наебу, благоверный а впрочем, ты слишком некрасив для дуэли. И потом - я мурза, а ты? хорошо чотам.. хорошо... ггг... тут тока врядли аккумулятор был.. скорее конденсатор.. с аккумулятора не попрыгаешь.. я чорный тотарен. не спорю. но ответ держать готов поставь плюсик, ата. да хуй тебе, кумык *ЭтО была гармония. прекрасно Сага. Не знаю, я весь текст зачел на одном дыхании. Ничего бы не выбрасывал. Вот название, как по мне, для такого текста длинновато. Имхо. Супер, конечно. три семерки, отдел кадров, перегар от лука с чесноком.. это автор так причудливо пазл складывает или совпадение? ну наверняка, папаня Селивана ёб мать Подмосковновой, а оне брат с сёстрой должноббыть... ишь автор как сюжет закручивает! но этот текст воспринимается как антитеза монтекрисовости Льва, Лаврайтера то бишь. можно талантливо песать о чем угодно, а пачимута у Абдурахмана из подстрочника назойливо лезет нищебродское мировоззрение. но пачиму, пачиму телескопом надо гвозди забивать или дерьмо размешивать?!! Абдурахман, уж не обессудь, "хто ты тибя я низнаю но щассе у нас впереди" спасибо прочитавшим будь ты проклят, кумык проклятый! беснуешься от зависти? нуну Мегашизофрения какая-то. Прости, Господи. Попов, ну могу я тебя несколько ненавидеть? конечно, святое дело - ненавидеть скромного, безответного труженика. Вежливый какой бля я бы тебя отпиздил, но ты слишком здоров физически Антон, тут одна красивая баба хочет тебе отдаться с потрохами, я ей адресок скинул, ты зайди глянь мне чтото совестно, брат Про обрезание и "бабу одну" - чепуха излишняя. Прочее все понравилось. Про Селиванова понравилось Рахман чтиво разливает по стопкам. Словно бухает с нами по маленькой. гармония! хороший Попов Абдурахман, у аккумулятора слишком слабое напряжение для таких эффектов. Скорее всего это был конденсатор и он заряжался от розетки - хватало на один удар током. Хоть я и почитатель, а истина дороже зазер.. вот ты короток что пенек, а доходит как до жырафы.. еще в 12 посте, об этом поминалось.. истина ему дороже. трушкин-конь стружкин пень Стёртый, я Абдурахману объяснил суть явления, а ты какую то хуйню накропал.. А что у тебя с речью, ты какой-то заикастый? А насчёт пенька - шалишь. Я рослый и статный: 187 см росту, 33 фунтов весу, ну и хуй у меня соответствующий этим идеальным пропорциям, так чтооо, пиздуй своей дорогой может показать какой ты рослый?... да у тебя нога тоньше моего запястья, хоть я и не вандам.. а суть явления была уже в 12 посте, чудик кривоногий.. кому тут нужны твои тупые объяснения о розетке.. ты по себе людей не суди, чучмек ты артезианский нормально. Читать удовольствие.Как всегда забористо, но не экстра-класс. Еше свежачок вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... Пацифистким светилом согреты
До небес заливные луга Беззаботная девочка - лето В одуванчиков белых снегах Под откос — от сосны до калитки, Катит кубарем день — карапуз, Под навесом уснули улитки, В огороде надулся арбуз Тень от крыши.... |
но понимаю, что он бы по факту проиграл
так что....