Не тайна, но секрет.

Автор: Рыкъ Лет восемьдесят назад мне казалось, что время не выказывало своего существованием ничем другим как расположением стрелок на циферблате или же освещенностью заоконного пространства. Сейчас же мерилом времени стала собственная спина и зеркало – первое фиксировало каждый час, второе чуть ли не каждый день. Если в кровавые сороковые я боялся не успеть состариться, то сейчас все наизнанку. Хотя, я еще не стар, но...

- Товарищ, пора.

... ждать совсем не долго. Уступят ли мне место в автобусе? Должны. Хотя бы потому что я скорее всего это место буду брать боем – наступая тростью на каждую сидящую ногу. Должны. Старикам у нас почет, даже в автобусах. А может и на машине возить будут, зря я их что ли воспитывал.

- Гражданин, хватит. Протрезвляйтесь.

Передо мной вырисовался молодой жилистый парень с рогами. Его рука и вытрясла меня из моих же мыслей.

- Двенадцать. Расплатитесь и уходите.
- Чур тебя. Еще без пяти. Спина меня не обманывает.
- Вась, может ему плохо? – подключился другой, с шваброй в руках.
- Плохо. Не надо было пить. Что ты смотришь? Плати и вылетай. По пятницам до двенадцати.

При этих словах он выхватил стакан моей водки и влил себе в пасть. За это я кинул ему в лицо салфетку, но она меня предала и не долетела. Однако мой бросок видно напугал обоих и они начали убегать от меня на цыпочках. «Это моя водка» – закричал я им вслед и кинул копейки на столик. Я бы, конечно, мог догнать их и ударить кулаком каждого, но тогда бы мне тоже пришлось бежать на цыпочках. А я этого не люблю никогда. И швабр тоже не люблю – у них страшное название.

На улице меня встретил дождь. Он уже начал лапать меня, но я вовремя раскрыл черный зонтик, тем самым оградившись от дальнейших домогательств природы и пошел ждать автобуса. Минут через сорок я, почти уже трезвый, понял, что автобусы не ходят по паркам и уже начал идти к остановке, как меня поймала рука. Владелец руки начал мне говорить что-то, размахивая незанятой конечностью, и со стороны, наверное, был похож на мельницу.

- Томнену помощь, тоена. Помоги разрешспор на, - говорил он под ритм дождя. «Что делает немец в парке ночью», подумал я.
- Мы вас побили давно! Чур тебя, фашист!

Вместо того, чтобы обидеться и уйти немец выпустил мою руку и схватился за сердце. За свое. Глаза его округлились и он начал глотать воздух как рыба, с тем исключением, что он скорее его не глотал, а наоборот – пытался вытолкнуть из себя. Так он корячился с минуту и я уже думал, что он все-таки обиделся, но он неожиданно выпрямился и сказал на чистом русском языке без акцента.

- Товарищ, мне нужна помощь, то есть нам. Помоги разрешить спор наш.
- Вы пили!- урезонил его я, - С пьяницами дела не имею.
- Нет, я не пьющий, впрочем бывало и так, но сейчас очну вапомощь...
- Нет, у вас язык заплетается. Уходите.
- Пожалуйста.

Честно сказать я не ожидал такого слова, да и сам я был только «почти» трезв. В общем я сказал: «Но это в последний раз», и пошел за пьяным немцем. И был очень удивлен тому, что привел он меня в то самое заведение из которого меня так вероломно выгнали. Зайдя, я проклял рогатого и того, что был со шваброй, так как они мне наврали, что все закрывается в двенадцать: за столом сидели трое. Двое мужчин и женщина. Мужчина с короткой стрижкой быстро курил, не сводя взгляда с ножа, лежавшего на столе. Женщина вздувала ноздри и стучала длинными ногтями по столу. Другой мужчина, храпя, спал, уложив русую голову на стол, рядом с его головой лежала рюмка и грустила. Немец со словами «вот чернь» сел за стол неподалеку и начал чирикать в тетрадке карандашом. Из под карандаша вылетали мухи и жужжали. Жужжание по всему радовало немца и он губами в улыбке сказал: «Вот ритм». Это все галлюцинации?

- О, чернь! – вдруг сказала женщина и поцеловала кончик своего пальца.
- Сама ты. То рабочий и никакой прочий! – ответил мужчина не сводя глаз с ножа.
- Вот я и говорю чернь.
- Глупая.
- Дразниться – негоже, Володя.
- У вас какой-то спор? Я согласился помочь, но мне нужно знать не шпион ли немец?
- Какой немец, чернь?
- Вон тот, который пишет мухами. И не называйте меня чернью. У вас вон у самой ногти грязные!
- Это потому что я ими картошку чищу. А то - не немец, то – Боря.

Боря посмотрел на нас. Встал и пересел за другой столик. Мне вдруг стало не по себе и я хотел уже было убежать из этого ада, но меня остановило мычание спящего мужчины: «Пошли его на хуй!»

- Ыыы, имажинист проснулся, - усмехнулся Володя, - Рабочий, садись, дело есть. Так ведь, Марин?
- Да, все так. У нас к вам вопрос. Нужно ли искусство?

Я надо сказать был польщен таким вопросом. Меня редко когда спрашивают, так как я, чего уж таить, совсем глупый - меня в детстве боднула корова.

- Искусство несомненно нужно. Для отдыха души так сказать. У меня сын любит Маяковского, например, говорит...
- Съела!!! – прервал меня Володя и хлопнул в ладоши. Я продолжил.
-... Говорит, что у него составная рифма.
- Ыыы, съела, Маринка!!! Это тебе не Психею с ахинеей рифмовать!!! Ыыы, слышал, имажинист? – потрепал он по голове спящего, на что тот отозвался все тем же «пошли его на хуй».
- Так и сделаю, - сказала женщина и подсела к Боре.

- Товарищ, - решил спросить я, - мне Боря-немец сказал, что у вас спор. Но тогда почему из четверых спорят только двое? Вообще зачем вы меня звали, Боря сам бы смог помочь вам, а?
- Ну ты даешь, ыыы. Имажинист щас говорить не может, сам понимаешь. Борька занят. Маринка не понимает ничего...
- Как же Борька занят если он за мною ходил? Где официанты?
- Да не поймешь этих лириков. Они сами себя не понимают. Официанты домой пошли. Ночью мы тут заседаем.
- А вы кто?
- Ты не узнал?.
- Узнал, - соврал я, - но ты все-таки скажи.
- Мертвецыыы.
- Повтори-ка.
- Неа. Слушать надо было.
- Что значит мертвецы?
- Значит, что умерли.

Я посмотрел ему в глаза. Начал быстро моргать. Пару раз открыл и закрыл рот. Взглянул на часы. Вдруг опять подумалось о времени. Точно все это галлюцинации.

- Вы мертвы все?
- Ыы.
- Что?
- Да-да, мертвы.
- А я жив?
- Нет, конечно! Совсем глупый. Маринка, он думает, что он жив.
- Я же говорила - чернь. Они, впрочем, все так думают.
- Нет это ошибка! Я просто пьян. Сами подумайте, я был на улице под дождем. Сидел на лавочке, ждал автобуса. Да вы сумасшедшие!
- Пошли его нахуй, - повторил сквозь сон русоголовый.
- Ыы, так все думают. Только поэтам открыт секрет.
- Это не секрет. Это тайна, Володя.
- Марин, не гундось, напишите про дождик лучше с Борисом на пару. Лирики, а! Все им тайны. Тайн нет, есть секреты.
- Подождите, подождите. Вы с ума сошли. Я живу в СССР. Я там родился. Прошел войну. Все реально. Все помню, - спрашивается, зачем я пытаюсь, что-то им объяснить? Ведь и так понятно, что эти люди психбольные. Надо было скорее вызывать скорою.
- Не надо скорых, - вдруг крикнул Борис, - У меня вдохновение.

Я полностью протрезвел. Нет, не галлюцинации.

- Это он что мысли читает?
- Читает, ага. Ладно ты нам помог, я тебе расскажу. Мы все тут мертвы. Жили-жили, а потом умерли. А потом проснулись и как будто и не мертвы. Понимаешь?
- Нет.
- Короче, все так задумано, что люди не понимают когда умирают. Просто засыпают, а просыпаются в той же обстановке, только вокруг люди другие. Вокруг все мертвые. То есть когда люди умирают, умирают только тела, но не души. Тела хоронят, а души продолжают жить. Понял?
- Владимир, ты дурак! – закричал я, - Ты хоть сам поняли что сказал? Вот человек умер на войне, допустим руку ему еще оторвало, а он по-вашему потом проснется и опять жить начнет весь целехонький, а?
- Да, правильно понял. Проснется в больнице. Доктора все тоже мертвые. Все вокруг мертвые. Рука на месте, вроде как и пришили. И будет жить и ничего не поймет. Только вся шутка в том жить-то он по другому будет! Его тело там, в СССР, похоронят. А душа его будет жить.
- Чушь! Вот человек умирает дома от старости, вокруг него близкие. И что дальше? Что он проснется и дальше жить начнет?
- Да, только близких сразу не увидит, они потом придут.
- То есть смерти нет? А душа есть?
- Ыы. Так и выходит. Я сам сначала не поверил. Это все против принципов моих.
- А душа не умирает?
- Неа. Тело умерло, а душа продолжает жить. Но вся шутка в том, что душа по инерции ждет смерти. Сто лет ждет, двести. А все не умирает. Вот так в страхе и живут души.
- А ты откуда знаешь?
- Я знаю. Деятелям искусства это открывается по прибытии.
- Мы сейчас в СССР?
- Неа, мы вообще нигде сейчас.
- А я говорю в СССР.
- Ну ладно, ладно, в СССР. Мы в СССР потому что мы в СССР умерли. Но это не настоящее СССР.
- И что мы всегда в СССР будем?
- Ыы.
- Что?
- Да, говорю.
- А почему я старею, если я мертв?
- А потому что. Но скоро перестанешь.
- А ты давно умер?
- Ыы, в смысле да. Но мы не стареем. Поэты не стареют, они остаются такими же как в момент смерти.
- Ты дурак. Что и сын мой тоже мертв?
- А ты его когда видел?
- Вчера.
- Мертв. Здесь живых нет.
- Да ты мудак, понял?
- Да сам ты мудак. Не хочешь, не верь. Вот возьми нож и загони в сердце. Проверь.
- Пошли его нахуй, - напомнил о себе русоголовый.

- Да пошел ты нахуй, Володя! Дураки вы все, а не поэты. Я щас в псих больницу вас всех сдам.

Я вышел на улицу. Нет, я выбежал. Домой я пошел пешком. Когда пришел было утро. Я набрал телефон городской психбольницы. На другом конце сказали: «Алло». И я почему-то сразу повесил трубку. Ну вас к чертовой матери. Не буду больше пить...
В радио говорил Сталин.