Общественный договор

Автор: Paul Общественный договор.

«Важно раз и навсегда запомнить главное:
закон надо выполнять всегда,
а не только тогда, когда тебя за яйца взяли»
В. Путин, президент РФ

- Где расписаться – тут?
- Ну да, вот здесь, напротив номера. Ты вроде уж не в первый раз.
Игорь расчеркнулся в старой амбарной книге, которую хозяева платной автостоянки, похоже, из экономии использовали для записи поставленных машин, и вышел из кунга охранника в темноту мокрого октябрьского вечера.
Вечер этот был отмечен для него странным, необъяснимым беспокойством. Такое ощущение очень похоже на похмельный день, - когда крепко выпивший накануне человек не имеет наутро возможности «поправиться» пивком в силу занятости или запуганности рекламой клиники доктора Майорова, весь оставшийся день терпит адовы муки похмелья, и ближе к вечеру, когда его наконец «отпускает», натянутые нервы обволакивает блаженное, но зыбкое спокойствие, от которого не остается и следа после негромкого окрика на улице или звонка с неизвестного номера, и на смену которому неизбежно приходит паника. В такие вечера пугающим или враждебным кажется все- рекламный биллборд на стене здания, проезжающий мимо милицейский «бобик», бредущие навстречу люди, или теленовости об очередном споре хозяйствующих субъектов. Необъяснимость же в случае с Игорем заключалась в том, что спиртного он не пил уже очень давно, обладал здоровой нервной системой, и вообще умел «не париться» по мелочам, воспринимая российскую провинциальную реальность стоически. А сегодня все было иначе.
Игорь остановился, набрал в легкие побольше воздуха, шумно выдохнул. Домой идти было совсем недалеко, и именно эта мысль, - что чувство смутного беспокойства и незащищенности пропадут сразу же, как только он переступит порог квартиры, - придала ему некоторую бодрость. Он еще раз глубоко вздохнул, и двинулся по тротуару, мокрому, со втертыми в него бесчисленными подошвами бледными листьями, размокшими окурками и карточками экспресс-оплаты с содранными защитными полосами. Он шел, вдыхая тот самый неповторимо октябрьский воздух осени, влажно-прохладный и умиротворяющий. «Ничего, ничего», - успокаивал он себя, как Штирлиц, спасающий нацистские архивы посреди хаоса бомбежки. «Немного еще. Немного-и дома»
Уже подойдя к перекрестку, Игорь разглядел в темноте стоящую у противоположного тротуара машину, которая по мере приближения стала более видимой, и оказалась стареньким гаишным «Фордом», которых в городе было немало. Вскоре дверь «Форда» открылась, и оттуда материализовалась фигура гаишника, даже в темноте хорошо различимая из-за ядовито-зеленой жилетки ДПС. Игорь порадовался в душе тому, что уже избавился от машины, а значит- не придется вести идиотские диалоги с инспектором. Он даже задумался, зачем это мент вылез из машины, и кого он собрался останавливать - улица была совершенно пустынной, ни одной машины, и ни одного человека, кроме Игоря и самого гаишника (если его, конечно, считать человеком), вокруг не было. Сам факт «охоты» на пустынной улице, впрочем, можно было объяснить- на гаишную службу набирали в основном из деревень, тех, кому не суждено было стать хлеборобами. Колхозники в погонах частенько «паслись» на безлюдных местах, с целью заловить кого-нибудь «пожирнее» - пьяного, например, зато потом можно на выклянченные деньги поправить плетень, подкупить корма поросятам, или свозить на выходные суженую в райцентр. Мысль о менте и пустой дороге показалась Игорю забавной, но веселила она его недолго, поскольку тот определенно направился в его сторону. Все еще оценивая адекватность происходящего, он продолжал спокойно идти, вплоть до того момента, пока гаишник не пересек дорогу, и, коротко свистнув, указал на Игоря подсвеченным жезлом, сделал им жест в сторону, каким труженики свистка обычно останавливают фуры, как бы указывая, где нужно встать. Игорь оторопел, еще зрение все еще отфильтровывало происходящее как галлюцинацию, но ноги уже прекратили движение.
Мент подошел вплотную, извлек из своих бездонных карманов фонарь, и посветил Игорю в лицо.
- Добрый вечер. Инспектор ГИБДД старшина Зайкин. Документики, пожалуйста, водительские и на машину. Далеко направляемся?
Игорь опешил. За годы безрадостной практики российского водителя ему пришлось повидать все, или почти все, но в данном случае гаишник явно переходил все дозволенные границы.
- А вы где-то видите машину? – с нескрываемой издевкой спросил он.
- Ты что, командир, - в голосе мента промелькнула угроза. – Самый грамотный, что ли?
Игорь испытал знакомое всем автомобилистам чувство, удручающее, унылое, основанное на глубоко инстинктивном страхе перед людьми в погонах и со значками ГАИ, ГИБДД, ДПС, и прочими омерзительными аббревиатурами, - ощущение безысходной подчиненности силе их носителей, порождающее комплекс бессилия в борьбе с государственным произволом, и целый набор поговорок – «не трожь говно, оно и не воняет», например, и тому подобные социопсихологические дебри. Поэтому и он, постыдно повинуясь схемам стандартного мышления, предпочел не вступать в длительный спор, и, пошарив во внутреннем кармане куртки, достал кожаную книжицу с файлами, сделанными специально под размер прав и техталонов, и протянул её гаишнику.
Тот принял документы с определенно небрежным выражением на лице, и, подсветив жезлом, прочел их. Игорь отметил, что мент читает, отчетливо шевеля толстыми губами, - очевидное свидетельство того, что в жизни ему немного довелось прочесть.
- Пройдемте в машину, - резюмировал гаишник, закончив изучение документов, и, не оборачиваясь, направился к своему «Форду». Беззвучно матерясь, Игорь последовал за ним.
В машине было тепло и слегка накурено. Трещала и шипела рация, светя зеленым экраном, в эфир пробивались короткие, будто бы в нос произносимые сообщения. – Шестнадцатый, шестнадцатый, я двадцать третий. Там дэтэпэ на Пролетарской и Курской, вызови дознавателя, и занимайся. Как понял? Прием.
Гаишник ерзал на водительском сидении, ища для своей упитанной задницы позицию поудобнее. Нашарив выключатель на потолке, он включил блеклое освещение, и снова впился глазам в документы, которые держал своими толстыми, коротким пальцами с огромными заусенцами. Это занятие давалось ему нелегко, - видимо, дело было не только в отсутствии навыков чтения, но и в близорукости. Бросив ламинированные карточки на панель, он снял с держателя микрофон рации.
- Шестой вызывает базу. Шестой вызывает базу. Как понял? Прием.
- Шестой, база на связи. – даже при паршивом качестве звука можно было различить, что говоривший очень устал, хочет спать, и плевать ему на проблемы дорожного движения всего мира, - от напряженных калифорнийских «трафикджемов» до размеренного бега оленьих упряжек в благодатном краю губернатора Абрамовича.
- База, шестой на связи. Справка по форме двадцать шесть. Слушаешь? Серия 33ВЛ номер 072315, Ляхов Игорь Петрович. Тех талон: В 650РА – Виктор, шесть пять ноль, Раиса, Александр, модель 21102, двигатель 0216079, свидетельство серии 33КА номер пять девять один три пять ровно. Как понял? Прием.
- Понял хорошо. До связи. Прием.
Рация зашипела, хрюкнула и замолкла, - видимо, усталый мент ушел в базу. В машине воцарилась тишина, которую первым нарушил старшина Зайкин.
- Выпивал-то давно в последний раз? – спросил он с плохо сыгранными нотками доверия в голосе.
- А тебе-то что, старшина? Вчера, например. А может, и сегодня. Ты меня что – за рулем поймал?
- А чей-то ты мне тыкаешь? –возмутился мент. Я, между прочим, на работе. И отвечать ты будешь на все вопросы, какие я тебе задам. Усек?
Игорь задохнулся от возмущения. Гаишники, конечно, всегда были беспредельщиками, но все, что так или иначе не было связано с дорожным движением и транспортом, никак не входило в их компетенцию. Поэтому данный случай не укладывался ни в какие вообразимые рамки. Он уже хотел было пригрозить менту, что пожалуется куда-нибудь на его поведение, и остановило Игоря лишь то, что он толком не знал, куда следует писать кляузы, а из всех инстанций поиска справедливости в настоящий момент у него в голове почему-то крутился один лишь трибунал по бывшей Югославии. Запугивать мусора обращением в Гаагу выглядело совсем уж неразумным, и Игорь предпочел дать отповедь, не вылезая на международный уровень.
- Слушай, командир. Что, машин в городе мало? То что ко мне-то прицепился? Ни на какие вопросы я тебе отвечать не буду, - проговорил он жестко, но при этом - небрежно, и даже немного свысока. – Ты и сейчас занят произволом, потому как не должен был у меня на улице документы на машину спрашивать. И завтра об этом там, где надо, узнают, не переживай.
Игорь ожидал, что физиономия мента исказится гримасой злобы и бессилия. Однако ни того, ни другого чувства на круглой роже с пухлыми, отъеденными на свежей деревенской свинине щечками, не отразилось. Напротив, черты будто бы смягчились, изменились так, как это бывает, когда человек получает наконец долгожданную, радостную весточку. В кругленьких, немного навыкате глазках сверкнула искорка восторга.
-Да ты что! – с подъемом в голосе воскликнул старшина айкин. – Охуел, что ли? Не будешь, значит? Кляузы станешь писать! Что меня с работы поперли! Ах ты гондон. А дочка у меня голодная сидеть будет? А жену я чем кормить буду – хуем? Отвечай!
- Это все меня вообще нимало не волнует, - ровно ответил Игорь. – Хоть вы там все с голоду загнетесь, в вашем колхозе. Давай мои документы, я пошел.
Мент с каким-то сожалением взглянул на Игоря, казалось, он снисходительно улыбается, и глубоко, прерывисто вздохнул.
- Пошел, значит, - вздохнул он, пялясь на Игоря в упор. – Он пошел. Ну уж ты погоди минутку.
Он протянул свою короткопалую мясистую лапу к микрофону рации.
- Тринадцатый, я шестой. Как слышишь меня? Прием.
- Тринадцатый на связи, слышу тебя хорошо, прием, - высморкалась рация в ответ.
- Тринадцатый, я в квадрате Бэ-пять. Подъедь сюда поскорее помощь нужна. Как понял? Прием.
- Понял хорошо, сейчас прибуду. До связи.
Гаишник удовлетворенно водрузил микрофон обратно на крючок.
- Что это значит? – встревожено спросил Игорь. Он чувствовал, что начинает терять самообладание, и на смену ему приходит давешнее чувство тревоги, теперь уже вполне осознанной.
- Это значит, что Вы, молодой человек, административно за-дер-жа-ны! – торжественно произнес по слогам мент.
- Это за что же? – воскликнул Игорь.
- За неподчинение работнику милиции, - ответил Зайкин. Он был явно готов к дальнейшей дискуссии, но в этот момент призывно затрещала рация.
- Шестой, шестой, ответь базе. Прием.
- Шестой на связи, - мусор снова вцепился в пластиковую головку рации.
- По твоему запросу: средство в розыске не находится, в ДТП не зарегистрировано, права управления не лишен. Как понял? Прием, - в одно дыхание пробубнила мембрана.
- База, понял. Хорошо. Спасибо, - Зайкин водворил прощально хрюкнувший микрофон на место.
Игорь хотел уже поинтересоваться, не является ли полученная информация исчерпывающей, и нельзя ли ему в связи с этим быть свободным, но тут он заметил в правом боковом зеркале приближающиеся сзади фары, включенные в режиме ближнего света. Водитель сбросил газ, машина плавно прижалась к бордюру, и остановилась сразу за «Фордом», в котором сидел Игорь. Когда мотор заглох, и свет фар сошел в тусклое свечение габариток, он разглядел характерные темно-синие полосы по бокам машины, а на крыше -выключенные проблесковые маячки. Обе передних двери одновременно открылись, и из них возникли две фигуры, не такие грузные, как Зайкин, судя по упругой энергичной походке они были заметно моложе, хотя и в точности таких же клоунских зеленых жилетках, а главное – с жезлами, закрепленными аналогичным способом - веревочной петлей на запястье, как мамы повязывают первоклашкам на шею ключ от дома, чтобы не потеряли где-нибудь. У Игоря невольно мелькнула мысль, что тому из них, кто только что был за рулем, должно было быть страшно неудобно управлять с такой помехой на руке.
- Добрый вечер, - в «Форд» они тоже ввалились одновременно, в один миг клацнув замками дверей, и вместе плюхнувшись на заднее сидение. Игорь поймал себя на моментальной ассоциации с кэролловскими Тру- и Тра-ля-ля.
- Здорово, - бодро поприветствовал Зайкин.
- Паршивая погодка, - констатировал один из гаишников, будто бы корнями он уходил куда-нибудь в графство Эссекс, и обсуждать при встрече погоду было у него в крови. – Как у тебя улов-то сегодня?
- Да что-то неважно, - со вздохом признался Зайкин. – Протоколов вроде поднабрал, а чтоб на пивко… Люди жлобы какие-то. Вот, например, сегодня. Остановил одного на свежей такой «авдотье». Радаром стрельнул – так он по городу сто десять шел. Он даже из машины не вылез – стекло так опустил и смотрит. Что, говорит, командир, тебе надо? Я ему – мол, нарушаем, хорошо превысил. Он говорит: ну и что? Я ему – давай или протокол писать, или полтинник – и дальше лети, поаккуратнее только.
- А он что?
- А он, - Зайкин опять вздохнул. – он меня спрашивает: тебе сколько лет, старшина? Я отвечаю – тридцать семь в ноябре будет. А он и заявляет: не маленький уже, говорит, можешь и хер пососать.
- Что, так прям и сказал? – возмутился второй мент.
- Так и сказал, - подтвердил Зайкин. – Стекло закрыл, гашетку надавил и уехал.
- Ну ты дальше-то по связи передал? – поинтересовался тот же мент.
- Передал, конечно. Что ж я ребят подставлять-то буду? Сказал, что «А шестая пойдет», так её не трогайте. А то ведь, чего доброго, и им пососать предложит…
- Н-да-а…
В салоне повисло молчание, похоже, каждый пропускал поведанную сценку через фильтры собственного воображения. Наконец один из ментов очнулся:
- Ну ладно. Ты нас-то зачем выдергивал?
- Да вот, - Зайкин горестно кивнул в сторону Игоря. – Еще один супермен выискался. Бред Питт, бля. На вопросы, говорит, отвечать тебе не буду, никуда с тобой не поеду, все в таком вот ключе. Нормально, да?
- Дожили, - сочувственно вздохнул один из ментов. Игорь сидел на переднем сидении спиной к ним, и не мог определить, кому говорит – Тру-ляля или Тра-ляля. – Что со страной сделали? У меня дед в МГБ работал, при Абакумове ещё, так он говорил – чтобы милиционеру или комитетчику хамили – это просто представить себе невозможно было! Там если сотрудник посмотрел на кого косо – все, завещания писали!А теперь ... Никакого уважения к власти. Анархия. А еще в ВТО рвемся!
- Вот и хрен-то,- согласился Зайкин.
- Ну ладно, - резюмировал мент, явно обращаясь уже к Игорю. — Рассказывай, в чем там дело.
- Да ни в чем, - огрызнулся Игорь. — Я со стоянки выхожу, пешком, без машины! — он обернулся в пол — оборота, чтобы было удобнее разговаривать с ментом, и смог наконец разглядеть их обоих. Они были удивительно похожи друг на друга, скорее всего, его ровесники, с какими — то очень стандартными лицами, вызывающими в памяти телесюжеты об опытах по клонированию. От них веяло сытой свежестью, уверенностью в завтрашнем дне и захолустной индифферентностью ко всему происходящему, поэтому замечание насчет бесплодных попыток России прорваться на мировой рынок звучало странно. — Иду домой, и тут этот вот — он кивнул на старшину Зайкина, - останавливает меня, тащит к себе в машину, спрашивает,
когда я там выпивал! Да какое его дело? Он что — за рулем меня поймал, что ли?
- Ну- а ты что? — понимающе спросил гаишник, так, что Игорь почувствовал некоторую
поддержку.
- Как — что? Я говорю — не имеете вы права задавать мне вопросы, задерживать меня, и так далее.На каком основании? Он что, - Игорь покопался в памяти, вороша свои правовые познания, - он что, орган дознания, что ли? Следователь прокуратуры?
Мент слушал, сочувственно кивая. Игорь на какое — то мгновение подумал, что скорее всего,его сейчас отпустят, поскольку молодой разумный мент должен объяснить своему тупорылому коллеге, в тридцать семь лет все еще мыкающегося в старшинах, что все его действия- полная отсебятина и произвол, за который по головке его, старшину, никто не погладит.
- И все? — корректно переспросил мент.
- Пока — да, - ответил Игорь, и выдохнул воздух.
- Никаких насильственных действий, угроз в ваш адрес не было? — осведомился он, почему — то
даже перейдя на «вы», очевидно, из соображений профессиональной этики.
- Нет, этого еще пока, слава богу, не было.
Мент повернулся к старшине — беспредельщику.
- То, что он говорит, правда? — спросил он его с холодком в голосе.
- Да, - подтвердил Зайкин. — Все так оно и было.
- Понятно.
Мент быстро переглянулся со своим напарником на заднем сидении, и коротко вздохнул. Затем
он повернул голову к Игорю, и посмотрел на него в упор.
- Ты что, охуел?! — заорал он неожиданно и очень громко, так, что сердце у последнего ощутимо
ёкнуло. — Ты не будешь отвечать! Ты как разговариваешь с сотрудником правоохранительных
органов! Ты что — в кутузку захотел?
- Так я ведь без машины... - попытался было вставить Игорь с свое оправдание, но мент снова
заглушил его истеричным криком:
- Нет, ты скажи, ты что — в обезьянник захотел? Так я сейчас тебя отправлю, без проволочек!
Там сидят уже, тебя дожидаются — один пидор какой-то, и два педикулезника! Посидишь там,
пообщаетесь, подышите друг на друга, а этот тебя удовлетворит. Как тебе такой сценарий?
Игорь молча пялился на мента, не в силах раскрыть рот.
- Кстати, - продолжил мент, переведя дыхание, и уже гораздо спокойнее. — Вы вот сейчас все
грамотные, в законах стали разбираться, права качаете. Либералы, значит. А вот мой племянник
недавно в Америку ездил, - на слове «Америка» мент сделал ударение и поднял палец, как будто
его племянник не просто ездил в Америку, но и летал оттуда в космос вместе с первым космическим туристом Деннисом Тито. — и он рассказывает, что там с полицейскими - не балуй! Если он с тобой разговаривает, и ты пошевелился как -нибудь не так, или ему показалось, что ты там в карман за пушкой полез — он тебе башку сразу же прострелит! Не сходя с места. И ничего ему за это не будет.
- Да, - вставил Зайкин. — Нам до них далеко.
- Ну вот, - продолжил гаишник. — Так ты скажи мне, - спросил он Игоря, - ты демократии
хочешь?
- М-м-м.. Да я как-то... не знаю...
- Что значит — «не знаю»?- возмутился мент. — Ты еще, может, на выборы не ходишь? Ты
позицию свою гражданскую выразить можешь или нет? Хочешь демократии? Отвечай!
- Демократию — хочу, - послушно ответил Игорь. Уровень озабоченности мента политическими
проблемами был пугающе высок.
- Ну тогда давай я тебе башку прострелю, прямо сейчас, вот тут, хочешь?! — угрожающе спросил
гаишник, и, приподняв полу гуашно — зеленой жилетки, потянулся к кобуре.
Игоря охватила паника. С одной стороны, все происходящее казалось ему
нереальным. С другой же, он отдавал себе отчет, что от этого инспектора ГИБДД, явно
зацикленного на проблематике международных отношений и внутреннего кризиса власти,
ожидать можно было всего. К логическим построениям разума теперь примешивался просто животный страх, который Игорь уже не в силах был контролировать. Он не отрывал взгляда от лежащей на кобуре руки, и был готов ко всему.
- Ну что, - услышал он голос мента. — На вопросы отвечать будем? Будем подчиняться
указаниям работника милиции?
- Будем, - подавленно ответил Игорь.
- Ну вот, так бы сразу, - облегченно произнес мусор. — А то сидишь тут, и глумишься над нами.
Нервы мотаешь.
- И стоило из-за этого людей дергать? — подхватил Зайкин. — От работы их отрываем. А они,
между прочим, с утра уже дежурят.
В машине вновь повисла недолгая пауза.
- Ну что — все? — спросил молодой мент старшину. — Мы поехали?
- Да, спасибо большое, Сань. Помог очень. Я твой должник.
- Да ладно тебе еще, херня это. Ну давай.
- Ага, пока, Сань.
И снова оба мусора — тот, который разговаривал с Игорем, и который за все время не произнес
ни слова, - одновременно потянули ручки, и, открыв двери, стали вылезать из них. Когда молчун
уже вылез и захлопнул дверь, мент — политолог тоже сделал рукой движение, чтобы закрыть
свою, но остановил ее, и вновь заглянул в салон.
- Володь? — позвал он Зайкина. — А ты за что его тормознул — то вообще?
- Да я видел, как он на стоянку обдолбанный заезжал, - небрежно ответил Зайкин.
- Да-а-а..- уважительно произнес молодой гаишник. — Вот что значит профессионал. Сколько лет
уж работаешь, опыт, ничего не скажешь. Ты, Володь, чистый робокоп.
- Да ла-адно, - заскромничал Зайкин. — Что уж тут такого особенного ...
- Ничего себе, - горячо парировал мент. — Что особенного! В такую темень, да на расстоянии! Да
и стекла — то небось тонированные. Да?
- Тонированные, - улыбнулся Зайкин себе в усы. — Да ничего, Сань, не переживай, ты тоже
научишься.
- Уж скорее бы, - вздохнул мусор. Немного помолчав, он деловито спросил, явно пытаясь
проявить инициативу, - Слушай, Володь, а может он бухой, а не укуренный?
Зайкин повернулся к Игорю, и, слегка прищурив глаза, изучающе посмотрел на него.
- Ты знаешь, Сань, - проговорил он с расстановкой. — А пожалуй, что и бухой. Я на ноль один его
тоже проверю. Молодец ты. Подметил.
- Ну ладно, я порыл, - удовлетворенно объявил гаишник Саня. — Счастливо, Володь.
- Давай, Сань.
Дверь за ним захлопнулась. Через несколько мгновений салон «Форда» сзади осветил вновь
включенный ближний свет, и Игорь услышал гул заведенного мотора. «Девятка» сдала назад,
развернулась, и ушла в обратном направлении. В боковое зеркало Игорь заметил, что они зачем-
то включили проблесковые маячки.
Первым прервал молчание Зайкин.
- Ну что? Поедем на экспертизу?
Игорь обреченно вздохнул и кивнул.

* * *
Здание психонаркологического диспансера, куда стекались психи и алкаши с неустроенной судьбой со всего города, было расположено совсем недалеко, - в каких-нибудь трех остановках муниципального транспорта, и Игорь для себя решил, что слишком много вся эта тягомотина не отнимет, и вскоре, после того как безумный старшина Зайкин окончательно убедится, что цепляться к нему нет оснований, он попадет, наконец, домой. Поэтому Игорь даже расслабился на сидении патрульного «Форда», и спокойно, с абсолютной безучастностью наблюдал в окно неярко горящие фонари, размыто отраженные мокрым бугристым тротуаром, матово светящиеся окна круглосуточных торговых павильонов, строительные заборы с оборванными ветром рекламными постерами, гастрольными афишами и стендами с названиями объектов строительства, фамилиями прорабов и телефонами, по которым их якобы можно найти. Зайкин, похоже, тоже был удовлетворен тем, как развивались события, и сосредоточенно вел машину, даже не смотря в сторону Игоря. Казалось, им просто не было дела друг до друга, будто бы запоздавший домой просто тормозил «мотор», и единственным, кто в тот момент захотел подработать, оказался ничем не занятый гаишник, и теперь вот он вез клиента домой.
Зайкин показал левый поворотник, оранжево блеснувший в мокром знаке «Стоянка
запрещена», и «Форд» мягко вкатился в ворота в стене красного кирпича. Двухэтажное здание наркологии начиналось прямо от стены, было выполнено в таком же красном кирпиче, и лишь оштукатуренный уровень окон полуподвала напоминал о его самостоятельности. Зайкин притормозил напротив неплотно закрытых входных дверей, через щель между которыми пробивалась тонкая полоска лампы дневного света.
Пошли, - негромко, без выражения скомандовал он.
Игорь молча подчинился, и, аккуратно захлопнув синеполосую дверцу, проследовал за
3айкиным.
Грузно спустившись по нескольким обшарпанным ступенькам, Зайкин толкнул ногой дверь, выкрашенную коричневой краской, которой обычно красят полы в школах. В интимном
полумраке, создаваемым торшером, притемненным специально наброшенным на него
медицинским халатом, Игорь разглядел медсестру, глубоко спящую на покрытом листом
оргстекла письменном столе с пробирками. Тело ее было как-то неловко изогнуто, похоже, сон
овладел ею прямо в кресле, за работой с какими — то бумажками, и она непроизвольно обвалилась на стол, расположив голову на запястье правой руки, в то время как левая плетью свисала в мусорную корзину под столом. Плечи ее укрывал старенький, пожелтевший медицинский халатик, заметно обмахрившийся на воротнике и манжетах. Стоявший в углу и слегка мурлыкающий телевизор, по которому показывали выступление Михаила Касьянова на
заседании очередного европейского клуба кредиторов, отбрасывал прерывистые серо — голубые
отсветы на скучную обстановку комнаты, и на безмятежно спящую врачиху. Зайкин подошел к
столу и аккуратно потормошил её за плечо.
- Григорьевн... Слышь, Григорьевна? Проснись, - попросил он вполголоса, будто бы в
кабинете спал кто-то ещё.
- А! — медсестра оторвалась от стола, приподняв голову. — Чего? Ты опять?
- Да вон, - Зайкин мотнул головой в сторону Игоря. — Проверь этого красавца на ноль один.
- Гос-споди! — шипяще вздохнула она, вставая из-за стола, и неторопливо потягиваясь. — Где ж
ты их берешь?
- Да в городе в основном. На трассе в такое время, Григорьевн, вмазанных нет почти,-
доверительно сообщил старшина, хотя Григорьевну явно не интересовал ответ.
Она приблизилась к торшеру и стянула с него халат. В кабинете сразу же стало светлее, и
Игорь сразу же отметил, что врачиха была высокого роста, и довольно давно взяла барьер
бальзаковского возраста. На правой щеке ее были хорошо заметные складки, замятые во сне на
столе. Она оглядела визитеров сонным, утомленным взглядом, и проследовала к дверному
проему. На пороге, обернувшись, она коротко приказала Игорю:
- Пошли.
Он проследовал за Григорьевной налево по коридору, в такую же коричневую дверь с
неразборчиво выполненной надписью на табличке. Она гулко щелкнула выключателем, и стало
понятно, что они вошли в небольшую лабораторию, оборудованную множеством различных
приборов, судя по их размерам и обшарпанности, они были несложными и недорогими. Но
главным техническим наполнением лаборатории были разнообразные колбы, колбочки,
пробирки, стеклянные трубочки и спиртовки, всё, что вкупе с резким запахом химических
реагентов сразу же вызывало воспоминания о школьных уроках химии, по крайней мере, в любой
другой ситуации эти ассоциации должны были восторжествовать. Но Игорь думал совсем об
ином, - о том, когда закончится весь этот маразматический спектакль, и станет ли вообще
вырванная из объятий Морфея медсестра возиться с ним, с первого взгляда осознав, что он
абсолютно трезв. Григорьевна тем временем расстелила на одном из столов клеенку грязно-
салатового оттенка, и стала раскладывать на ней какие — то позвякивающие причиндалы. Игорь
с грустью осознал, что возиться она, скорее всего, будет.
- Давно выпивал-то? — прервала она молчание, обращаясь к Игорю с тем безразлично—
формальным тоном, с которым, вероятно, она время от времени обращается к своим малолетним
внукам с вопросом, не они ли сбросили в открытый канализационный люк соседского хина,
заранее зная, что признание получить вряд ли удастся, а хина в любом случае уже не спасешь.
- Я не пью! — деревянно произнес тот. Он давно не брал в рот спиртного, и любые разговоры на это тему были ему неприятны.
- Ну, тогда тебе проще, - примирительно сказала Григорьевна. Еще несколько мгновений она с чем — то разбиралась на столе, слышны были булькающие звуки какой-то переливаемой жидкости, затем она развернулась от стола, и протянула Игорю небольшой стеклянный сосуд.— На вот, дыхни сюда.
- Зачем? - возмутился он, повышая голос. — Вы что — не видите, что не пил я? За каким хером
мне туда дышать? Ну скажите Вы ему, что не пьян я! Он что — сам не видит?
- Ни черта он не видит, - пояснила Григорьевна. — Поэтому давай-ка, дунь сюда побыстрее,
может, он от тебя и отвяжется.
Игорь тяжело вздохнул, и, приняв из рук медсестры сосуд, резко и раздраженно выдохнул в отверстие в его стенке.
- А что значит — «может, отвяжется?» - обеспокоено переспросил он, возвращая сосуд
наркологу. Та взглянула на Игоря, и удивленно пожала плечами.
- Да то и значит, - ответила она, - что может — отпустит, а может — и нет. Это уже — не от тебя и
не от меня зависит. Да и вообще, я лично думаю, в жизни человека не так уж много от него
самого и зависит.
Сказав это, она извлекла из потрепанного нагрудного кармана халата очки, и, нацепив их напереносицу, стала пристально рассматривать жидкость в сосуде, поднося ее поближе к свету,
очевидно, ожидая каких — либо преобразований. Так прошли две или три минуты, но ничего
особенного в сосуде с жидкость не происходило, она даже не поменяла свой цвет. Григорьевна
почему — то покачала головой, и с легким вздохом поставила емкость на стол. В дверях
показался старшина Зайкин.
- Гото-ово. Только там нет ничего. Не пил он, ты видишь? — ответила врачиха, и для большей
убедительности продемонстрировала гибедедешнику сосуд с неизменно прозрачной жидкостью.
- Как — ничего? — округлил глаза он. — Да этого не может быть!
- Нет — и все, - отрезала Григорьевна. — На вот, сам проверяй, если хочешь. Колбу только не
разбей.
Зайкин подошел ближе, внимательно рассмотрел сосуд, затем не менее пристально взглянул на Игоря, и шумно вздохнул, выпустив воздух сквозь сжатые губы.
- Ничего не понимаю, блядь! — тихо произнес он, недоуменно поматывая круглой стриженной
головой.
Он еще раз тщательно осмотрел колбочку, затем молча передал ее врачихе. Вдруг лицо его
просветлело, глаза приобрели редкую для инспектора ГИБДД осмысленность, было заметно, что
его посетили какая — то невероятно важная мысль.
- Слушай! — провозгласил он с замиранием в голосе. — А ты ведь кровь — то не брала на анализ!
Не брала ведь?
- Конечно, не брала, - удивилась Григорьевна. — Он трезвый, что ж я буду пробирки — то
пачкать. Не тебе же их мыть!
- А я требую провести анализ крови! — Зайкин с ходу переключился на официальный лад, в
голосе зазвенела казенщина. — Провести анализ крови с целью медицинского
освидетельствования данного водителя на предмет обнаружения алкоголя в крови для того,
чтобы...затем, чтоб... поскольку... - в участке мозга Зайкина, отвечающем за зазубривание
уставов и инструкций, что-то было определенно неисправно, и поэтому он завершил фразу в
приказном тоне. — В общем, прошу Вас выполнить свои должностные обязанности!
Медсестра тяжело вздохнула, глядя на старшину с грустью и острой неприязнью
одновременно. Было заметно, что этим вечером он сумел «достать» не только одного Игоря. Она
вернулась к столу, и снова начала подготавливать какие — то емкости и препараты.
- Закатай правый рукав, и подойди сюда, - произнесла она усталым голосом, обращаясь к
Игорю.
Он задрал до локтя эластичный рукав свитера, и протянул Григорьевне руку. Она осторожно взяла его за запястье (Игорь ощутил, что пальцы у нее мягкие и прохладные), другой рукой продезинфицировала область вены ватой со спиртом, и, взяв со стола шприц, ввела его в вену. Затем она медленно вытянула поршень, и, набрав полтора кубика буро — бордовой крови,
вытащила иглу и отпустила руку Игоря.
- Держи, - она прижала проспиртованную вату в месте укола, дождалась, пока он перехватил ее,
и, забрав шприц с кровью, вышла из лаборатории.
Игорь остался стоять посреди комнаты, прижимая пальцами вату в сгибе левого локтя. Старшина Зайкин расстегнул свою мерзкую зеленую жилетку с блестящей белой окантовкой, и, сбросил её на обшитый блеклой материей диванчик, лоснящийся от грязи, и местами продранный до поролона.
- Садись сюда вот, садись, - примирительно пригласил он Игоря, плюхаясь на диван. – Чего стоять-то? Не на докладе.
Игорь немного помедлил, и, брезгливо подвинув одним пальцем жилетку с буквами «ДПС», присел рядом. Зайкин вытянул на полу ноги и расслабился. Затем, порывшись во внутреннем кармане формы, он извлек пачку «Союз-Аполлона», и, чиркнув одноразовым «Крикетом», жадно затянулся. Едкий запах дешевого табака достиг ноздрей Игоря, и тот невольно поморщился, все еще силясь скрыть нарастающее раздражение.
Через несколько минут он с удовлетворением отметил, что почти уже не замечает отвратительных смол местной табачки, и, устроившись на диване поудобнее, стал рассматривать крашеные стены коридора, стенд с плоскими непропорциональными рисунками и текстом, выполненным фломастером через трафарет, древние горбатые плинтусы на полу, и, наконец, в порядке убывания визуальной информативности – самого старшину Зайкина.
Ещё одним удивлявшим Игоря ощущением было то, что эксперты по контртеррористическим операциям обозначают как «стокгольмский синдром». Неизвестно, что могло связывать террор со шведской столицей, - ничего, кроме сюжета с «курощавшим» и «низводившим» «домомучительницу» Карлсоном, ему в голову не приходило, - но теперь мусор был ему не столь отвратителен, как раньше. Игорь с тревогой отогнал эти мысли, осознав, что именно сейчас необходимо подавить в себе все зачатки сочувствия к этому оборзевшему деревенскому садисту. И, натурально – черты его при электрическом освещении казались куда более гадкими, чем они виделись в сумерках.
Щеки Зайкина были чрезвычайно сытыми, пронизанными красными прожилками, и мелко дрожащими при движении, так, что они напоминали жидкое мясное желе, слегка окропленное свекольным хреном. Глубоко утопленные глаза оттенялись нависшими над ними клочьями палевых мохнатых бровей, расположенных на массивных и выдающихся, как у орангутанга, дугах. Заметный двойной подбородок скользко переваливал через серо-голубой, в мелких катышках форменный воротничок, свешиваясь на манер слегка наполненного овсянкой капронового чулка. Сложенные в наглую линию губы сверху были скрыты типично ментовскими усами – двумя широкими треугольниками, словно стрелки часов, вечно показывающие «без пятнадцати три», и не имеющие никакого логического продолжения. Усы были заметно, до желтизны, прокурены, и Игорь мысленно нарисовал себе картину страданий женщины, занимающейся сексом со старшиной, и вынужденной в поцелуе колоться ими и нюхать их, продымленные и с неряшливыми остатками вчерашнего борщичка. Общий колорит дополняли короткопалые неухоженные руки, с коротко стриженными ногтями и красной заветренной кожей. Игоря слегка передернуло. Он незаметно плюнул на пол, и, встав с дивана, подошёл к стенгазете и принялся её рассматривать.
Текст был о профилактике СПИДа. Видимо, редколлегия диспансера не следила за новостями всемирного здравоохранения, и состряпать дополнительную агитку по вопросу модной «атипичной пневмонии» пока еще не успела. Первой, и, как подсказывала логика, единственной мерой борьбы с этой страшной угрозой было использование презерватива, каковой и был нарисован, правда, немного странно. На рисунке лубочно, в ярких цветах изображались мальчик и девочка, которые, по-пионерски открыто улыбаясь, готовились к половому акту. Именно так, наверное, следовало истолковать большой продолговатый бежевый предмет, который девочка протягивала своему другу, что в первый момент наводило на мысль о половом бессилии, с которым в какой-то степени можно бороться – двадцать первый век на дворе, не такое еще производим. Но поясняющая надпись со стрелочкой не оставляла пространства для сомнений в том, что это и был презерватив, только зачем-то добросовестно надутый. Это был решительно яркий образец плакатного искусства, подумалось Игорю. Даже несмотря на явный подтекст, что СПИД встречается и у пионеров.
- Беспредел! – вслух, неожиданно для себя, но очень отчетливо произнес Игорь. Затаив дыхание, он покосился на Зайкина – слышал ли тот. По оживившейся заветренной физиономии можно было уверенно заключить, что слышал.
Зайкин, слегка прищурившись, пристально взглянул на Игоря, и глубоко затянулся. «Ленинский прищур с хитрецой», - вспомнилась почему-то Игорю бредятина из книг Зои Воскресенской.
- Вот ты говоришь – «беспредел», - не спеша, с расстановкой, начал Зайкин. Игоря передернуло от этой неторопливости. – Система несовершенна, согласен. Но и иначе – нельзя. Поскольку весь российский народ, как его сейчас принято называть, - беспредельщик. И попытки применения иных методов, как мне кажется, бессмысленны.
Вряд ли можно было сказать, что Игорь испытал шок после этих слов. Ощущение, схожее с шоком, за этот вечер приходило уже не раз, и, как всякое часто повторяющееся ощущение, притупилось. Ему скорее показалось, что с момента начала академических излияний этого навозного жука в гаишной спецовке открылась дверь в еще один мрачный и холодный коридор неизвестной длины, который ему тоже предстояло пройти среди бесконечной череды сегодняшних мук.
- Ведь на самом деле, - продолжал Зайкин, –государство наше всегда держалось на одной лишь цементирующей основе – на страхе. Перед кем угодно, - царем, городничим, обер-прокурором синода, околоточным, или вот как сейчас – перед бандитом, мэром. увэдэшником, или, чего доброго, гаишником, - вот как у тебя. И ведь заметь – природа такого страха абсолютно иррациональна по своей сути. Но страх этот существует веками, и он – наиболее действенен. Поэтому никто и никогда от этой системы не откажется.
Игорь прикрыл глаза, и сосчитал до десяти, а затем – на двадцати. Открыл он их только на счете «сорок», когда почувствовал, что может сдерживаться.
- Командир, - произнес он утомленно. – Я окончил филфак, и почти что завершил кандидатскую. А ты тут глумишься надо мной, и еще имеешь смелость читать мне лекции по политологии, а сам…
Игорь прервался, и с подчеркнутой досадой отвернулся к двери лаборатории.
- А сам – что? – обрадовался Зайкин. – А сам я - лапоть колхозный, ты это имел ввиду? Оно, конечно, может, и так, но только вот обсуждаемая нами тема относится более к вопросам права, чем к политологии, и внутренне в этих вопросах я – больший гуманист, чем Ковалев. Это - во первых. А во вторых – как можно быть настолько неблагодарным, чтобы забыть о том, что мы, селяне, вас, философов, кормим. У нас, например, колхоз хоть и небогатый, а прирост голов – налицо, и уборочную вот провели молодцом, так, что председателя в райцентр приглашали, благодарили, и на главу письмо накалякали, чтоб ему к полтиннику медаль какую выхлопотали… Вот так. Мясо –то небось жрешь, диссертант!
- Ну и оставался бы там доить! – огрызнулся Игорь. – Зачем ты в город-то приехал, тут и без тебя их таких хватает! Вон, через каждые сто метров – стоят с полосатыми доильниками!
- Вот видишь, - победно отметил старшина. – В тебе говорит урбанистический шовинизм. Мол, понаехали тут. А обрати внимание,. что среди всех генеральных секретарей ЦК не было ни одного москвича. Мегрелы - пожалуйста. Хохлы – тоже. Днепропетровск, Ставрополь, Свердловск – кто угодно, только не Москва. А почему ? – Зайкин глубокомысленно поднял прокуренный палец в воздух. – Потому, что весь интеллектуальный потенциал сосредоточен на периферии, в массе своей стремящейся поднять свой социальный статус, реализовать своего рода комплекс вытесненной провинциальной неполноценности. В отличие от изнеженных комфортом обитателей мегаполисов, изначально чувствующих свое псевдопревосходство над регионами.
- Питер упомянуть забыл, - буркнул Игорь.
Зайкин выкатил глаза.
- Тс-с-с, - прошипел он. – Не стоит этого обсуждать вслух. Во-первых, они там – тоже отчасти яппи, но я тебе этого не говорил. Просто «бандитский Петербург» - уже привыкли, звучит, а «зажравшаяся» у нас только Москва. Диско –бары, гей-клубы, танполы, презентации, кино долбис-эраунд, сэйшн, промоушн, арэнби- ну, ты в курсе. А во-вторых – система, о которой мы говорили. Она не любит вольностей в отношении тех, что ее строит или поддерживает. Вот мы говорили с тобой о системе страха, если можно так выразится. И о том, что страх – иррационален. Так?
- Вы говорили, - отозвался Игорь.
- Ну – ладно, пусть я говорил, - поморщился Зайкин. – Но ведь дело в том, что воспроизвожу ее не я. Даешь ей жизнь ты, и не только персонально ты, - вас очень много. Живущих с убеждением, что, дескать, плетью обуха не перешибешь, увяз коготок – всей птичке пропасть, а систему не сломаешь. И не оттого, что ты – интеллектуально небогат. Причина в том, что страх вживлен генетически, прости за банальность. Ну, скажем, с тех времен, когда крестьянина можно было насмерть запороть, а малышей его скормить свиньям. Это – внизу, а выше – Аракчеевы, Бесстужевы, и прочие маньяки в чинах. Затем –Реввоенсовтет, ВЧК, НКВД, МГБ, и пошло-поехало. Кстати, программу тотального страха в мозг наиболее эффективно сумели инсталлировать именно в новейшей истории, в период нравственного полураспада. И я думаю, что вот эта информационно-технологическая параллель очень уместна. Ведь, что ни говори, мировая компьютерная сеть в основном живет под властью «Виндоус». Сейчас никто даже не в курсе, что были когда-то и альтернативные операционные системы, но миру «вживили» одну, и она всех … не знаю… «крышует», что ли… Ну, ты меня понял. И то, что сейчас происходит даже не в России, а конкретно в этой комнате, - это своеобразное торжество «Майкрософта», который прошел путь от тайных канцелярий к ведомствам Феликса Эдмундовича и Андрея Янаурьевича. А ты в данном случае – просто включенный экран, который демонстрирует запуск «Виндоус Икс ПИ», - немного модернизированной, но реально ничем не отличающейся версии.
Игорь почувствовал, что страх снова берет вверх, но теперь уже – основательно, и надвигается паника, непобедимая, как при курении некоторых сортов плана, когда вместо ожидаемой веселости приходит необъяснимый ужас, вместе с идиотской в общем-то мыслью, что это – навсегда, и никогда больше не «отпустит».
- А стереть ее никак нельзя? – спросил он, стараясь не говорить сдавленно.
- Можно, - с готовностью ответил Зайкин. – Но только в теории. А дальше-то что? Заменить не на что, уловил? Вроде бы знаем, что альтернативная оболочка есть, но что она из себя представляет – никому не известно. И пиздец.
Первое время, пока Игорь пытался осмыслить сказанное старшиной, набегавшая волна страха намного откатилась назад, и ему даже показалась небезынтересной гаишная тирада. Хотя, конечно, ничего революционного в ней быть не могло, поскольку слишком очевидной была разность их менталитетов. Еще через минуту он решил, что не стоит даже размышлять над всем этим, поскольку сказанное в принципе не могло быть ничем иным, кроме набора изъезженных тезисов, случайно прочитанных в каком-нибудь глянцевом журнале, который оставил бывший на отдыхе в зайкинской деревне москвич. В конце концов, Игорь решил попытаться использовать всю эту филиппику в целях своего освобождения.
- Вот видишь, командир, - произнес он, маскируя свои намерения легким вздохом. – У тебя ведь совершенно ясная картина современности. Неужели тебе так уж хочется быть элементом всего этого социального кошмара?
Зайкин отрицательно покрутил головой, и коротко вздохнул.
- Не хочется, конечно. Ты думаешь, мне это в радость? Ведь палач, на каком бы уровне он ни находился, - он всегда палач. Инструмент легитимного насилия, и подавления индивидуальной воли. Кому ж это понравится?
- А в свободном обществе, - ну, скажем, обществе европейской демократии, - ощущения для тебя были бы другими?
- Безусловно, - ответил Зайкин. - Ведь там, насколько я себе это представляю, очень высок уровень гражданской ответственности, и механизм контроля общества за властью великолепно развит. Так что в части подавления можно говорить только об общественном порядке, и о пресечении сугубо уголовных деяний, что никак не связано со стремлением властей взять под тотальный контроль общество, а не наоборот, что было бы логичным.
Игорь, почувствовал, что взял быка за рога.
- То есть, в обществе либеральных ценностей я бы сейчас просто взял и ушел бы отсюда? – спросил он, выдавливая из себя легкую улыбку.
Зайкин широко, и в первый раз по-настоящему незлобно улыбнулся в ответ.
- Разумеется, - сказал он. – Скажу больше, - а даже не притащил бы тебя сюда. Поскольку право есть вещь формальная, а формальных оснований у меня не было.
- Тогда – я пошел? – спросил Игорь, улыбаясь уже от души, и сделав уже неопределенное движение корпусом в сторону выхода.
Улыба сперва застыла, а затем и вовсе сползла с рябой физиономии гаишника.
- Я вот тебе пойду, блядь! – процедил он, прищурившись. Он накрыл рукой кобуру. – Не-ет, с вами слабинку давать нельзя, - вмиг сожрете! Либерал херов. Вот хуй вам, а не гражданское общество!
Злобно сопя, Зайкин прикурил очередной «Союз-Аполлон». Игорь в отчаянии отвернулся от него, упершись лбом в холодную крашеную стену. Предмета для дискуссии не стало.
Откуда – то из темных лабораторных глубин послышались шаги, и в коридоре появилась врачиха с двумя пробирками в руке. Не говоря ни слова, она прошла в кабинет, давая понять, чтобы мент с Игорем следовали за ней.
В кабинете она поместила пробирки на стол, в какой-то пластиковый держатель. Затем, подвинув фонарь поближе к держателю, Григорьевна глубоко вздохнула, и встала рядом, скрестив руки. Все происходило без единого звука, только лишь пожилой телевизор создавал шумовой фон, - показывали новости, какое – то очередное заседание европейских кредиторов по проблеме долгов Российской Федерации. Ухоженные чиновники из Старого света политкорректно улыбались первым лицам российского правительства.
- Ну что? – первым нарушил тишину гаишник.
- Ну что может быть? – выдохнула она. – Да ничего, естественно. Не пил он, говорила я тебе?! По крайней мере, последние дней пять. Все теперь?
Зайкин схватил стоявший рядом стул, и, развернув его задом наперед, уселся, подперев брюхом спинку на манер тележурналиста Михаила Леонтьева.
- Этого не может быть… - проговорил он голосом, полным отчаяния. – Не может быть… Не может…
В ожидании, пока Зайкин перестанет причитать, Игорь и Григорьевна механически, без особого интереса отвлеклись на новостной выпуск. Совещание кредиторов, похоже, завершалось более-менее мирно.
«- По итогам дня был организован короткий брифинг для журналистов, - сообщил сопровождавший видеоряд женский голос, - в котором приняли участие министры финансов стран евросоюза»
В кадре возник благообразный европеец с холеной физиономией, гламурной седой шевелюрой и аристократическими «стрелочками» под глазами. Он мягко улыбнулся камерам.
- Well, guys, if they don’t pay – I don’t give a fuck! – заявил министр, и, еще раз улыбнувшись, вышел из «картинки».
- «Европейские министры финансов одобрили предложенный российской федерацией план реструктуризации задолженности»,- разъяснил закадровый перевод.
- Ну, слава богу, - почему-то сказала врачиха. Игорь отметил, что гаишник уже перестал ныть, и с неподдельным интересом вместе с ними наблюдал за сюжетом «Вестей». Через несколько минут, когда экономическую тематику сменил репортаж о слоненке, родившемся в неволе в одном из московских зоопарков, Зайкин громко прочистил горло.
- Слышь, Григорьевна… А ты его по-всякому проверила, а? Небось нет?
Та пожала плечами.
- По-всякому, конечно. А что, еще какую-то методику знаешь? Зонд ему в жопу вставить?
- Ну ты погоди, мать. Не кипятись.
Зайкин подтянул к себе еще один стул, и усадил на него Григорьевну.
- Сядь, посиди со мной. Устала поди? – с притворной заботой сказал он.
- Есть немного, - вздохнула она.
- Ну так я тебя домой отвезу, ага?
- Спасибо. Что это ты сегодня?
- Да просто вижу, пашешь ты здесь. Не высыпаешься. И вообще…
С минуту они посидели молча. Игорь стоял рядом, опершись спиной о шкаф. По телевизору уже шли новости спорта.
- Надо друг к другу по человечески – как считаешь? – проникновенно продолжил Зайкин. – Но и ты мне тоже помоги, ладно?
- Да чем же я тебе помогу- округлила глаза врачиха.
- Чем? – мент помедлил. – Проверь его еще как-нибудь, а? Сделаешь?
Лицо Григорьевны перекосило страданием.
- Как, еб твою мать!? – завопила она. – Ну как я тебе еще его проверю? На что?
- Ну, черту ему на полу нарисуй, - невозмутимо посоветовал гаишник. – пусть по ней походит. В глаза, там, фонариком посвети, руками пусть нос найдет, да мало ли что… Уж не мне тебя учить.
- Да нет алкоголя в крови!!! – врачиха орала уже в полный голос. – Ни капельки, ни промилле, ни хрена вообще! Дошло!?
Зайкин вновь нацепил свою зеленую жилетку ДПС, натянул фуражку, и по-строевому вытянулся.
- Товарищ Дягилева, - произнес он по-уставному внятно. – Я, как сотрудник ГИБДД, официально требую провести повторную полную экспертизу задержанного мною нарушителя на предмет наличия алкогольных и наркотических средств в организме. В случае отказа я буду вынужден подать рапорт. Исполняйте.
Зайкин попытался зачем-то щелкнуть каблуками, но его резиновые сапоги не издали ни звука. В комнате нарастало молчание, все более жуткое оттого, что безмолвствовала Григорьевна, вперившая в инспектора странный остекленевший взгляд. Игорь, чувствовавший приближение finita la comedia, безучастно сканировал с телеэкрана прогноз погоды. В момент, когда выяснилось, что в Краснодарском крае – солнечно и плюс двадцать шесть, он вздрогнул от резкого крика.
- Рапорт – хуяпорт! – во весь голос срифмовала Григорьевна, и залилась истеричным, беззвучным смехом. – Рапорт…х-х-ха..хх-ха…а-аа!!! Рапорт-хуяпорт!!! А-ааа!
Затем она повалилась на спину, и, дрыгая ногами, будто бы имитируя велосипедную езду, стала кататься по полу, собирая пыль на белый халат.
-Рапорт-хуяпорт!!! А-ааа!!!Х-хха!!! Хуяпорт…
Игоря снова, уже неизвестно в который раз за этот проклятый вечер, охватил нестерпимый ужас. Но только сейчас он был такой пробы, что единственным выходом из этого кошмара казалось бегство в любом направлении, лишь бы быстрее и дальше. Он бы, наверное, так и сделал, если бы не страх, парализовавший остатки воли , да не дрожь в коленях, сковавшая все движения. Он остолбенело смотрел на валявшуюся в пыли женщину, и даже не мог открыть рта, чтобы предложить какие-нибудь меры.
Зайкин же, похоже, видел ситуацию вполне адекватной. Он тоже наблюдал беснующуюся врачиху, но картина его будто бы совсем не смущала, как если бы она занималась совершенно естественным делом – писала какую-нибудь справку, или мыла пробирки, например. Он еще немного постоял, затем хлопнул Игоря по плечу, тем самым немного выведя его из ступора, и мотнул головой в сторону коридора :
- Пошли!
- А как же… э-э… - промямлил он, не в силах охарактеризовать происходящее.
- А-а…- мент отмахнулся. – Пошли, говорю!
Игорь повиновался, и на мелко вибрирующих ногах поплелся вслед, стараясь не оборачиваться на рифмованные вопли.
Уже на улице, вдохнув свежего октябрьского воздуха, он почувствовал в себе силы заговорить.
- И что, часто с ней такое? – спросил он Зайкина
- Да…- вздохнул тот. – Каждый раз, почитай. Бедная.
Мент щелкнул центральным замком «Форда».
- Залезай.
- Теперь - все? – бесцветным голосом спросил Игорь.
- Поехали.
- Куда?
- На стоянку.
- Да спасибо, мне домой, я сам тут дойду… - попытался выкрутиться Игорь.
- Залезай, сказал. Что опять начинаешь?! – Зайкин заговорил резче.
Охваченный тоской, Игорь открыл дверь, и без сил свалился на сидение.

***
Охранник на стоянке был слегка обескуражен, заметив патрульную машину, въезжающую на стоянку. Тем более странным показалось ему появление Игоря, поставившего свою ДЭУ больше двух часов назад, и теперь выходящего из гаишного «Форда». Тем не менее, подходить с расспросами, на что в душе очень рассчитывал Игорь, он не стал.
Зайкин запарковался рядом с ДЭУ так, чтобы можно было в случае необходимости подсветить фарами, и заглушил двигатель.
- Открой багажник, - скомандовал он Игорю. Тот послушно щелкнул «локером» на сигнализации, и багажник плавно разинул пасть. Мусор достал фонарик.
- Это что у тебя тут… Аптечку вижу. О-О-о – одобрительно протянул он, увидев аккуратно пристегнутый маленький огнетушитель. – Дисциплинированный водитель!!! Одобряю. А аварийка где?
Игорь молча постучал по треугольному знаку, закрепленному на внутренней стороне крышки багажника.
-М-гм. Хо-ро-шо. Так. А это что?
Мент указал лучом фонарика на картонную коробочку с деталями двигателя – алюминиевыми поршнями и кольцами, которые остались после капремонта двигателя отцовской «Нивы», и которые он вывозил из гаража, да забыл выкинуть.
Зайкин взял один поршень, и, поднеся поближе, подсветил. Глаза его округлились.
- Ух ты-ы… Цветмет!!! А документы на провоз есть?
Своим психологическим состоянием Игорь в этот момент был уже близок к Христу в фильме Мэла Гибсона, готовому к любым истязаниям всем арсеналом розог и плетей, и не удивлявшемуся ни одной новой подлости фарисеев. Он молча, покачиваясь корпусом, стоял, и исступленно смотрел на Зайкина. Старшина, помедлив, швырнул поршень обратно в коробку.
- Ладно. А то будешь тоже говорить, что гаишники придираются. Закрывай транспортное средство, и садись ко мне в машину.
Игорь вновь щелкнул пультом на закрытие. ДЭУ прощально дважды мигнула габаритками.
Зайкин повернул ключ в замке зажигания, и толстым пальцем нажал кнопку на «морде» магнитолы (его жертва только теперь заметила, что в мусоровозке была магнитола). Табло засветилось бледно-зеленым светом, и пространство салона наполнил сигарно – теплый, хрипловатый баритон Фрэнка Синатры. Игорь отметил, что звучала I get a kick out of you.

- На ЦэО бы тебя проверить, да прибора нету, - с досадой проговорил инспектор. –Ладно, поехали.
- I get no kick in a plane// flying so high with some gull in the sky… - откровенничал в динамиках голубоглазый ньюджерсиец.
- Куда? – простонал Игорь. –Куда поедем-то?
- На место совершения административного правонарушения! – отрапортовал Зайкин, и прибавил громкость.
Вырулив со стоянки, и тем самым нагрузив сторожа головоломкой на всю ночь, старшина вернулся к тому самому месту, где остановил шедшего пешком Игоря. Заглушив двигатель, он достал с заднего сидения планшетку.
- Ну что… Протокол составлять будем, - прокомментировал он.
- О чем?
- Да это… - Зайкин сделал жест рукой. – Не вопрос. Вон сколько у тебя нарушений.
- Да каких!!! – возопил Игорь. Он явно терял самоконтроль. – Командир, что тебе надо от меня! Ты что ко мне приебался –то!
- Ну вот, - удовлетворенно отметил старшина. – Ругаешься тут матом. Протокол состряпаю, в обезьянник хоть щас отволоку.
Игорь с обреченным вздохом уперся лбом в окно.
- Что мне надо… - проворчал Зайкин. – Нет, никогда у нас не будет порядка. И демократии, конечно, тоже не будет. Потому что диалог власти с народом невозможен в принципе. С таким народом, я имею ввиду.
Игорь не отрывал лба от холодного оконного стекла, безразлично пялясь в мокрую октябрьскую ночь. Но все же он отметил про себя какой-то новый поворот в мусорской демагогии.
- Потому что диалог – это обмен мнениями, понятиями, или аргументами. В моем представлении, - продолжал гаишник. – Для этого необходимо одно очень важное условие: чтобы стороны диалога понимали друг друга. Как минимум. Я не беру лингвистическую сторону вопроса: говорим – то мы на русском, хотя и сильно замусоренном. Я подразумеваю сугубо ментальное восприятие.
- Ты это о чем, командир, - выдавил из себя Игорь.
- Ну как это… Вот, сейчас все кругом жалуются – дескать, власть отказалась от диалога с обществом. Вопрос о том, был ли он когда-нибудь, оставим Новодворской. Просто – как его, этот диалог, власть должна построить, если общество даже обсуждаемый предмет отказывается понимать в принципе? И – только поэтому в беседе не участвует. А потом сетует на то, что в дискуссию его даже не приглашают.
- И что из этого?
- А то, что вы не понимаете, чего хочет власть. И – не от вас хочет, а для вас, понятно? Блага вам желает, и в этом направлении успешно работает.
- Блага?! – изумился Игорь. – Какого еще блага?
- Ну, уж в любом случае – не зла, - резюмировал Зайкин. – Путь к выздоровлению общества труден, спорить здесь глупо. Но – необходимо сотрудничество, или социальное партнерство, если угодно. Этого мы, государственные люди, хотим добиться от вас. Понимания процесса! Но – знали бы вы, как тяжело с вами…
Сказав это, старшина тяжело вздохнул, и, подавшись туловищем чуть правее, положил свою короткопалую руку на левое бедро Игоря. В следующее мгновение он передвинул ее ближе к гениталиям, и начал поглаживать плотную ткань джинсов, жарко и часто дыша.
Игорю показалось, что его спина покрылась инеем, словно увядший газон ранним ноябрьским утром. Не было даже традиционных мурашек – один лишь холод, морозящий кожу, на которой вмиг проступил такой же ледяной пот. Мыслей тоже не было – лишь чистый, концентрированный шок, сковавший все члены, и только мелкая коленная дрожь выдавала живой еще организм. Хотелось закричать, но голосовые связки, как в кошмаре, онемели. Речевой аппарат отказывался подчиняться отчаянным импульсам мозга.
- К-к…Ко..мандир… Т-ты это… Ты ш-што? – удалось ему выдавить из себя.
- Ти-ихо, - прохрипел Зайкин. – Партнерство социальное. Такое.
Старшина достиг игоревой промежности, и через ткань стал массировать член и яйца, сжимая и разжимая кисть.
- Какие плотные! – промурлыкал гаишник в усы.
- Это –джинсы плотные… - почему-то вырвалось у Игоря.
- Да? А вот мы их сейчас…
Зайкин расстегнул ширинку, и проник в нее двумя пальцами.
Игорь ощутил что-то вроде удара электрошока в лобковую зону. От ужаса и омерзения колотило все тело. Он понял, что плачет. Абсолютно бесконтрольные потоки слез стекали по щекам, и, словно со сталактитов, каплями срывались на бритую голову инспектора, роющегося у него в штанах.
- Не надо… Това-арищ ст.. старш-шина… Не н-а-а-до, пожалста.. Не-ет, не надо… - умолял Игорь сдавленной глоткой.
Зайкин на мгновение отвлекся от своего занятия.
- Опять за свое? – резко проговорил он. Протянув руку к рации, он вопросительно взглянул на Игоря. – Вызвать?
- Нет! – просипел тот, и вновь сорвался в рыдания.
Игорь уже не ждал, когда закончится весь этот ужас. Он мог и не кончиться вообще. Даже рыдания со временем стихли, и он оказался в состоянии какой-то эмоциональной импотенции, когда поле ощущений пугает своим абсолютным вакуумом. Он даже перестал содрогаться и чувствовать позывы рвоты каждый раз, когда горячий шершавый язык старшины Зайкина жадно обрабатывал луковицу члена, и когда усы гаишника, на удивление глубоко заглатывавшего пенис, кололи ему лобок. Игорь отрешенно сидел в кресле, упулившись в тоскливую октябрьскую ночь, под звуковой фон возбужденного похрюкивания гаишника. Это было состояние, очень близкое к тому, что описал Игорю однажды знакомый потребитель тяжелых наркотиков по прозвищу Анрюха Джанки. Он рассказывал о том, как «слезал» с героина. «Никакой болевой ломки, про которую пишут во всяких там «Птючах», не существует», - говорил Джанки. – «Просто тебя накрывает депрессия, когда у тебя внутри нет ни одного аргумента в пользу жизни. То есть – если к тебе придет какой-нибудь там Абу Мовсаев, и потребует выкуп за твою жизнь, ты скажешь – ну и убивай, хуй тебе, а не деньги! И не пошевелишься, когда он наведет на тебя ствол». Что-то подобное овладело и Игорем. Сейчас ему было уже все равно, вызовет ли Зайкин кого-нибудь по рации, повезет на повторную экспертизу, закроет в обезьянник, или предложит анальный секс, - он не окажет ни помощи, ни сопротивления, а так и будет сидеть в оцепенении, не реагируя ни на что.
Зайкин тем временем продолжал свое занятие, что –то невнятно бормоча. Игорь вскоре разобрал, что инспектор пытался простимулировать его эрекцию. «Ну что же ты…. Мягкий такой, вялый….» - причитал он. – «Напрягись, подымись же… Ну что ж ты… Как сопля… Не мужик что ли…»

***
Игорь очнулся оттого, что кто-то несильно хлопал его по щекам. Открыв глаза, он увидел инспектора ГИБДД Зайкина, озабоченно вглядывавшегося ему в лицо.
- Ну – слава богу, - вздохнул Зайкин. -Ты как – в порядке?
Игорь покрутил головой, затем пошевелил конечностями. Вроде бы все чувствовалось в полной мере, тело верно реагировало на импульсы мозга. Некоторый дискомфорт привносило ощущение влаги в трусах, но в остальном он был адекватен.
- Да вроде… - сипло ответил он.
- Ну-тогда выходи, - скомандовал гаишник.
- Куда?
- На хуй из машины.
На чуть дрожащих ногах Игорь выполз наружу, и, пошатываясь, подошел к водительской двери, откуда вылез Зайкин. По левой полосе дороги он разглядел приближающиеся фары машины. Он поднял подсвеченный жезл, и остановил ее. Это была темно-коричневая «девятка».
Повернувшись к Игорю, старшина Зайкин еще снова просмотрел его документы в свете жезла. Затем вручил их хозяину, и, отдав честь, отчеканил:
- Счастливого пути.
И, не спеша, проследовал к суетливо выскочившему из девятки водителю.

По дороге домой Игорь выбирал наименее людные пути. Еще со школьных времен ему был известен один обход – не заасфальтированный, грязный, особенно сейчас, в октябре. Он был хорошо скрыт деревьями и зарослями бурьяна, и там его вряд кто-нибудь заметит. И уж наверняка – там нет передвижных постов ГИБДД. Игорь отчетливо вспомнил теперь, что в последнее время чересчур часто заглавной темой теленовостей и газетных полос становилась необходимость налаживания конструктивного диалога власти и общества.