РЕИНКАРНАНТ (всё целиком - чтобы не мучиться)

Автор: Васёк 1.
Стосемилетний японский пират сербского происхождения Хуятович сидит в португальской тюрьме за нарушение паспортного режима. Тюрьма располагается в древнем средиземноморском городе Мытищи (как известно, на Летной улице).
Хуятович прожил жизнь, наполненную бурными многообразными событиями. Он принимал участие во многих революциях, гнил в тюрьмах, утопал в роскоши королевских дворцов, возносился в аэростате над облаками, блуждал в подземных пещерах; оставлял за собой толпы жен и детей, болел всеми известными болезнями. Его тело задубело и превратилось в коричневый панцирь.

Он был умен и опытен, но, под конец, разум подвел его, и он попался на ерунде. Вместо паспорта на русском языке предъявил милиционеру чек на покупку мобильного телефона фирмы «Панасоник».
Такой непростительной рассеянности способствовало то, что на переходе между станциями метро «Боровицкая» и «Библиотека им. Ленина» наш герой, оглядев толпу, вдруг заметил, что все граждане (особенно, женщины) младше его. Причем, намного младше! С грустью Хуятович ласкал взглядом стройных молодых дам в разнообразных шубках. Все они имели деловой вид и стремились куда-то вдаль, к своим радостям и наслаждениям. Хуятович не был их радостью. И, тем более, наслаждением. В это время у него и вытащили российский паспорт, купленный им за большие деньги. Ему захотелось пожить в России. А он привык выполнять все свои желания. И покупал паспорта везде.
Но сейчас, лежа на завшивленном скомканном одеяле, Хуятович закрывает глаза, бормочет странные слова: «Цзиди, цзиди, болоцзиди, болосэнцзиди, пути, сапохэ!»…
* ----- «Сутра сердца» (перевод с китайского): «О, переводящая за пределы, переводящая за пределы, уводящая за пределы пределов, уводящая за пределы пределов беспредельного к пробуждению, славься!»
… и впадает в какую-то чужую жизнь. Суть такого перевоплощения нам неясна, но одно понятно: эта чужая жизнь была для него мила, притягательна.
Лето. Прага. Точнее, Прага-3. Комната общежития, где русский парень Иван Пукин откладывает в сторону недочитанную книгу «Праджня-парамита-сутра», встает с кровати, с улыбкой поглядывает в окно на голубые небеса, берет в руки кошелек и (по российской привычке) пустой продуктовый пакет; направляется на улицу Красова; и поворачивает на Кубеликову в магазин за «потравой».
Иван живет здесь недолго, меньше года. Учится в академии, изучает профессию менеджера туристического бизнеса. В числе избранных россиян он попал в этот элитный привилегированный колледж. Закончив первый курс, он наслаждается летней Прагой, устраивает с друзьями пикники. Вот и сейчас он направляется в маркет, чтобы «закупиться» для завтрашней прогулки в парк.
Он наслаждается пустынной чистой малолюдной Прагой. После грязных, набитых несметными ордами диких голодных, жадных до наслаждений жителей российских городов ему особенно приятно пройтись по уютной столице Чехии. Иван - по характеру, спокойный, трезвомыслящий, расчетливый, пунктуальный, быстро освоился здесь. И его еще неуверенное владение чешским языком не мешало ему общаться с пражанами. В трудных случаях он переходил на английский.
Прага казалась ему земным раем, если бы он мог применить такое сравнение. Но он не был, ни в малой доле, ни образован, ни умудрен жизненными испытаниями, как престарелый Хуятович, и сказал бы проще: я тащусь от Праги.
Иван понимал, что это древнее мистическое место на земле впитало в себя энергию многих поколений, его жизненную силу, мудрость, тайну. Он чувствовал, что по знаменитому Карлову мосту проходят только счастливые люди. И причина этого не в обычном туристическом экзальтированном душевном подъеме, не в вечном джаз-банде, не в шарманщике с обезьянкой. Просто это место счастья на земле. Объяснить разумно это было невозможно.

Произведя свой нехитрый «шопинг» и выйдя на тихую улочку, Иван видит парочку жизнерадостных девиц в шортах и с рюкзачками на плечах. «Пражанки», - отмечает Иван, и тут же возражает себе – «Иностранки».
И в тот момент, когда Хуятович в тюремной «предвариловке» поворачивается на другой бок и тяжело вздыхает от щемящей боли в сердце, юноша чувствует, как кожа его напрягается, как бы утолщается, обретает свойство твердого панциря. Мужская плоть тоже набухает и торжественно поднимается в легких летних брюках. Иван по характеру не был активным самцом, но сейчас он ощутил мощное желание. Ноги сами ведут его за сладкой парочкой. Он замечает, что у обеих девушек фигуры теннисисток.

Иван успевает оказаться рядом с милыми спортсменками в тот момент, когда они проходят в железную решетчатую калитку с кодовым замком. Девушки оглядываются на него и немного растеряно хихикают.
Проявив недюжинное для него упорство, Иван через десять минут сидит в комнате девчонок в их общежитии. Они оказываются такими же студентками. Только с Украины. Девицы упорно разговаривают только на украинской мове, а Иван, дурачась, пользуется только своим несовершенным чешским. Получается весело.
Выпив несметное количество чашек кофе, и приговорив запасы «потравы», закупленной Иваном, юноша в потемках уже нежно прикасается к тренированным бедрам теннисисток, как вдруг тяжкий стон Хуятовича в далеких Мытищах вызывает во мраке комнаты виденье древнего серба. Седовласая седобородая голова с налившимися кровью глазами трясется и будто кивает Ивану. Виденье исчезает, но девочки, почуяв недоброе, шарахаются от припадочного гостя.
+++
Когда утром мертвого Хуятовича, уже упакованного в черный пластиковый мешок, выносили их дверей местного УВД, он вышел из бесцветной беззвучной экзистенции и глубоко вдохнул тяжелый спертый воздух. Внутри мешка сильно воняло пластиком. Хуятович зашевелился, но санитары засунули носилки в «газель». Задыхаясь, измученный старик снова потерял сознание и только в морге в открытом мешке снова очнулся.
Санитар удивленно произнес: «Чё-та непохож на того». «Где?» - отозвался напарник и вгляделся в лицо, с которого на него изучающее глядели глаза бывшего покойника. «Точно, этот моложе…» - автоматически протянул второй санитар.
Хуятович резко приподнялся и сел на столе. Он удивленно оглядывал свои помолодевшие руки. Санитары – народ бывалый, но сейчас они остолбенели, не зная, что сказать и сделать. «Кде той сем?» спросил Хуятович по-чешски. «В морге ты, парень» - отозвался первый санитар. «Не розумим» – продолжал бубнить Хуятович, не понимая русскую речь.
Он вышел из морга, пересек территорию больничного двора. Прошел через проходную мимо охранника, жующего кусок пиццы. «Странный мужик» подумал охранник.
Подойдя к витрине, Хуятович вгляделся в отражение и не узнал себя. Он стал искать по карманам хоть какое-нибудь объяснение случившемуся. И прочитал на студенческом билете буквы чешского шрифта: «Студент друхехо рочнику Иван Пукин».
2
+++
После видения страшного серба Хуятовича Иван почувствовал себя плохо. В животе что-то дрожало, и он спросил у девушек, где туалет. Это было не совсем достойно, но… Девушки, встревоженные странным поведением гостя, указали ему путь и стали обдумывать стратегию дальнейшего своего поведения.
Иван опорожнился поносом (то ли от волнения, то ли от просроченных продуктов) и, спустив воду из бачка, …. бесследно исчез. Будто водой его смыло.
Девушки-хохлушки выждали разумный срок и, открыв незапертую дверь, не обнаружили ничего. Уйти из квартиры он не мог незаметно. Из окна выпрыгнуть с пятого этажа – тоже вряд ли…
Да-а… Вот так уходят люди. Без следа… А жил ли он, Ваня Пукин? Ходил ли на лекции? Бродил ли по своей любимой Праге? Брился ли новенькой любимой бритвой фирмы «Мозер»? Вот вопрос! Лишь прощальным аккордом прозвучал в память Ивана звук спускаемой воды.
Но тем не менее, тело, оболочка Вани двигалась пот неприглядной пыльной мытищинской улице. Душа, эфирное тело принадлежало Хуятовичу. Оболочка – Пукину.
Харизматический Хуятович и в этом случае добился своего. Преодолев древнюю традицию реинкарнации, он возродился не в новорожденном человеке, а в теле вполне себе живого юноши. Мистически соединившись в одно существо, оба компонента, как новоявленные супруги, были радостно возбуждены (Хуятович, так это точно!). Но им предстоял нелегкий период адаптации. А что дальше: относительное счастье (компромисс) или отторжение, это только одному японскому богу известно. Всё, что успело прилипнуть за двадцать два года к телу Ивана (привычки, знакомые, биография) – это было одно. А несокрушимый мощный характер флибустьера, закаленный в боях – это совсем другое.
Как бы то ни было, но Хуятович выжил и омолодился. Прежде чем подумать о грандиозных планах (несомненно, грандиозных!), Хуятович решил поесть. Последняя его трапеза происходила на борту самолета «Аделаида-Домодедово». За короткий срок пребывания на российской земле наш герой успел прикупить паспорт снять с банковского счёта десять тысяч долларов США.
В Мытищи его потянул каприз. Разнообразно, но хаотично образованный, Хуятович помнил всегда одну картину под названием «Чаепитие в Мытищах». Толстощёкие попы, хлебающие чай из блюдец, запали в его бездонную память.
Но попить чайку на этой улице было негде. С трудом объяснив продавщице хозмага, чего ему хочется, он пошёл на указанную автобусную остановку. Какой номер автобуса ему был нужен – этого осилить не смог даже его мощный ум. Он сел в первый подошедший.
Войти в него было непросто. Рогатый ломаный-переломаный турникет толок наполовину впустил его. Хуятович застрял, но не сдавался. Кондукторша индеферентно наблюдала за борьбой титана с пигмеями. Когда, наконец, Хуятовияч проткнулся в салон, хозяйка маршрута с сумкой на пузе подошла ближе и вгляделась в голубые глаза Хуятовича.
- Платить будешь, парень? – остроумно съязвила кондукторша.
Хуятович приветливо кивнул женщине.
- Чё ты лыбишься? Платить надо.
Хуятович догадался и полез в карман. Но на привычном месте кармана не оказалось. Руки Хуятовича судорожно обыскали свое (бывшую иванову одежду), но вместо пачки зелёных и банковской карты обнаружили монету в 50 геллеров – сдачу Ивана после посещения продовольственного маркета в Праге.
Бдительная кондукторша расценила предложенную ей монетку, как попытку личного оскорбления. Хуятович вежливо, с трудом подбирая русские слова, пытался уладить конфликт.
Сердобольная мытищинская старушка вступилась за иностранца. А услышав слово «чай», она радушно и гостеприимно взяла «советское шефство» над Хуятовичем.
Они вместе вышли на нужной остановке. Бабуся указала на заведение, прилепленное к зданию автовокзала.
Хуятович элегантно поклонился, благодаря её. Его манеры отдавали стариной, были, скорее, присущи стосемилетнему старцу, нежели двадцатидвухлетнему балбесу. Бабушка была очарована. Её личико мышиного цвета покрылось нежным румянцем.
- Вы сами кто? Наверное, англичанин?
- А сербов.
- А, так вы наш, брат славянин! А у вас есть деньги на чай? Возьмите, вот, пятьдесят рублей. И на чай хватит и на булочку. Возьмите свердловскую. Очень вкусная булочка!
- Да. Да. Спаси Бог! – благодарил растроганный Хуятович, сообразив, что без этого пожертвования он не сможет осуществить давнюю мечту о мытищинском чаепитии.
+++
Заведение было темноватым внутри, грязным и пустынным. Хуятович сел за столик, даже не взглянул в замусоленное меню и довольно долго и тупо наблюдал, как мужик, стоя на стремянке, ремонтировал светильник на потолке, сняв одну из навесных панелей.
Наконец, подошла миниатюрная девушка в фартучке, киргизка на вид. Её черные влажные глаза поблескивали в потемках, как две оливковые ягодки.
- Выбрали? – произнесла она с каким-то акцентом.
Волевой Хуятович резко вышел на передний план, затолкав за кулисы сознания мальчишку Пукина.
- Женщина, ракию неси! – пророкотал Хуятович на низких нотах.
Сказанное по-сербски как-то дошло до сознания девушки. Она покраснела (что было видно даже в потемках) и улыбнулась, сверкнув оливками.
- Тай чина? – спросил реинкарнант Ху, имея в виду - «китайка».
Китайка кивнула в ответ, ощущая мощную мужскую энергию Хуятовича.
+++
Их знакомство продолжилось ближе к ночи за занавеской на топчане в комнатушке, где ночевали еще пять китайских женщин. В полутьме девушке Ци казалось, что юношеское лицо Хуятовича обрамляли седые шевелюра и борода. В глубине голубых глаз неутомимого любовника (ночью они сгущались до морской синевы) мелькали романтические парусники. Они преодолевали шторма, шли на абордаж, прижимаясь к богатым торговым судам. И сам Хуятович, как неустрашимый дерзкий капитан пиратов, направлял свою команду и безжалостно казнил пленных.
Но утро развело любовников. Хуятович шёл дальше. Он с удовольствием проживал (читай, прожигал) свою новую жизнь.
+++
Неисповедимы пути Господни! Особенно, пути малознакомого для нас бога Будды. А он судил так, что древний средиземноморский город Мытищи оказался родиной безвременно исчезнувшего Ивана Пукина. Хуятович не знал этого, да и не должен был знать. Его интерес был в другом, нежели в выяснении биографических данных своего нового тела.
+++
У Ани Долгих, бывшей одноклассницы Пукина, сегодня был отгул. Её тяготила беспокойная работа на проходной предприятия электрооборудования. С утра она вышла на прогулку в городской парк, зажав подмышкой любимую книжку с повестями Лермонтова…
3
По этой улице древнего средиземноморского города Мытищи брёл неприкаянный одинокий Хуятович.

Хуятович понимал, что его грандиозные планы не скоро осуществятся. Несметные богатства, накопленные за его бурную жизнь, лежали сейчас невостребованными на счету всемирного банка, и вытащить их оттуда без документов, без банковской карты невозможно. Он понимал, что его внешность в сочетании с древней неуемной душой производят чудаковатое впечатление. Нужны были деньги. Наниматься в 107-летнем возрасте на работу – смешно. "Постой-постой, мне сейчас гораздо меньше", - осадил себя Хуятович. Нужен был совет. Как тут в России? Надо заработать или, в крайнем случае, занять на время денег.
Он направился к сидящей на скамейке светловолосой девушке с раскрытой книгой в руках.
Девушка услышал шаги Хуятовича и подняла на него глаза.
- Ваня?
Хуятович сообразил, что его принимают за другого и ответил:
- Милан. Милан Хуятович. А вас… вы… ты…

- Ваня?! Ты как здесь? Ты же в Праге…
- Я не Ваня.
- Вань, кончай прикалываться. Ты на каникулы приехал?
Хуятович покопался в винчестерах своей необъятной памяти и увидел парня на улице пустынного города с пакетами, выходящего из маркета.
«Да, это он. Так теперь выгляжу я», - сказал себе Милан. «Так, значит, я – Ваня» - сообразил дальше Хуятович и продолжил вслух:
- Да, каникулы. Лето. Отдыхаем.
- А что ты так говоришь, с акцентом? Отвык от русской речи?
- Да, отвык. Ну, как вы тут, без меня скучаете все? – непринужденно повел светскую беседу Милан.
- А на последнее письмо что же не ответил? Забыл? Нашёл себе там? Чешку? А?
- Да… Нет… – заколебался Хуятович и вспомнил жаркие объятья китайки Ци.
- И вообще ты какой-то… Наширялся, что ли? Я слышала, у чехов там все дурью балуются.
- Я заболел, - нашел выход из положения Милан.
- Ой, - посочувствовала Аня. - А ты дома был? Матери тоже не писал давно.
Милан присел рядом и, подумав, быстро поцеловал Аню в щеку.
- Мне на работу нужно устроиться. Деньги нужны…
- Да? Я узнаю у себя. А что у тебя болит, Вань? Может, помочь тебе?
Хуятович внимательно всмотрелся в милое русское лицо Ани. Отдаленные искры любовного костра терялись в широких российских равнинах анютиной души. Хуятович задумался и почти заснул. Вдруг зевнул и сказал задумчиво.
- Россия большая, потеряться можно…
- Это ты к чему, Вань?
Молчанье.
- А я скучала без тебя – опустила Аня голову на плечо помолодевшему Хуятовичу.
– Пойдём в театр. У нас тут все к ним ходят. Ребята здешние театр придумали. Говорят, весело. Называется «Буфф-Триумф».
Театра ещё не было в жизни Хуятовича.
+++
Зрелище было, действительно, веселое. Даже слишком. Играли как-то по-дурацки. Милан Хуятович, впавший днем во внезапную меланхолию, сидя в переполненном зале рядом со счастливой Анютой, улыбался, и хмыкал, когда переполненные молодым энтузиазмом, плохо одетые актеры орали и падали на сцене. Представляли какой-то фарс Мольера.
В антракте стояли в фойе в толпе суетящихся зрителей.
Также улыбаясь, как в зале, Хуятович задумчиво говорил:
- Играют… Искусство… Не то они играют… Не ту пьесу.
- А какую надо? – удивлялась Аня.
Она никак не могла привыкнуть к новым повадкам и интонациям в голосе своего бывшего одноклассника, который был ей – ой как! – небезразличен.
Опять загадочно промолчал Милан.
- А мне мама говорила, что в её молодости, в театрах в антрактах танцы устраивали - продолжила Аня, чтобы заполнить паузу.
И опять загадочно и по-философски хмыкнул Хуятович.
+++
После спектакля Милан вдруг пошел в закулисную часть здания и спросил у первого попавшегося работника театра, где у них главный начальник. Добрался, таким образом, до художественного руководителя театра Александра Ивановича Шпака. Милан с налету потребовал его взять в артисты.
Шпак, хитрый и наблюдательный человек, понял, что неизвестный посетитель чуть с сумасшедшинкой, но это для театрального дела было хорошим качеством. Он назначил Милану встречу на завтра в двенадцать, держа в уме, что им нужен был монтировщик декораций – умеренно пьющий и любящий театр.
Хуятович, блестя глазами после разговора со Шпаком, предложил пойти переночевать к Ане. Но Аня, хоть и обрадовалась, но не могла представить, как это он будет ночевать в одном доме с её родителями. Будто у него своего дома не было. Милан понял, что это не китайка Ци, и тут в России такая южнославянская атака не пройдёт.
Они распрощались. И Милан ушел в парк, где и произошла их встреча с Аней. Лег на скамейку. Его кровь была ещё достаточно горяча, чтобы спать под открытым небом. По привычке он повторял китайские слова древней сутры и глядел на редкие звезды.
+++
На следующий день Шпак встретил Хуятовича, как родного. Сразу определил, что Милану нужно пройти стажировку в качестве монта (монтировщика декораций), а потом уже, возможно, ему доверят какую-то роль. Хуятович поворчал малость, но согласился и попросил задаток, чтобы позавтракать. Добрый Шпак (не то, что добрый; как раз, наоборот), но сегодня, сейчас подобревший. Потому что этот парень с горящими глазами
очень привлек Шпака своим задором. Так вот: на это раз подобревший Шпак дал Милану ассигнацию.
В отделе кадров выяснилось, что ни одного документа на руках у Хуятовича нет. Шпак и тут выкрутился. Быстро сократил ставку спившегося и уволенного монта. И прибавил добавку к своей ставке. Решил Милану выплачивать. Кстати, Милан сообразил, что лучше ему называться Иваном Пукиным, как привыкла Аня.
Проработав день часиков до шести (сегодня вечернего спектакля не было) Хуятович отправился в поисках приморской таверны (как известно, Мытиши – древний приморский город), чтоб потратить на ужин вторую половину задатка. Выйдя из театра, наш герой столкнулся лицом к лицу с усталой женщиной лет пятидесяти. Он тащила две хозяйственные сумки.
- Ваня! – женщина остановилась, как вкопанная, открыв в изумлении рот.
Догадливый Хуятович сразу решил, что это мать Ивана. И не ошибся…
4
И здесь оказался Хуятович.
Милан Хуятович не понимал до конца, в какую игру он ввязался. Он убивал много раз в своей долгой жизни. Убивал беспощадно, потому что таковы были законы жестокой жизни. Он жил этой жизнью, другой не знал. Он
обрел власть, потому что воля, властность были присущи ему от рожденья. Он почувствовал себя сверхчеловеком, и это было отчасти так. Но отчасти.
Он помнил свое детство, отца, мать. Все-таки он не был волчонком, выросшим в стае. Милосердье, христианская вера, теплые лучи которой
тянулись из славянских небес, смягчали лед отвердевшей души.
Будто испытавший всё демон, наскучивший вечной жизнью, он посягнул на бессмертье и приблизился к нему, заплатив за него чужой жизнью. А проще
говоря, убив двадцатидвухлетнего парня - славянина с голубыми глазами, с мягкими волосами и душой. Этот поступок был чреват роковыми тревогами и возможным мрачным исходом.
Но Хуятович был обольщен своим всемогуществом, упоен властью над миром. Эзотерический благоуханный флер овевал его самолюбивую душу. Он не забывал по старой привычке произносить перед сном волшебные сутры.
И что он почувствовал, о чем подумал, столкнувшись внезапно с матерью Ивана, в теле которого он по-хозяйски устроился? Да, он подумал о своей матери.
А эта, уже пожилая, не очень здоровая женщина подумала, нет, почуяла, как может почуять только мать, ужасную правду, боль от потери ребенка. Но эти ощущения не оформились в мысль. Только сердце дрогнуло, кровь нахлынула в сосуды головы. Она покачнулась...
И Хуятович подхватил падающее тело.
- Мама, мама, - бормотал он и вел её домой, неловко скрывая свое незнание о нужном пути и незнакомом доме, где прошли его (не его!) детские годы.
Мать пришла постепенно в себя. Радовалась приезду сына, удивлялась, сердилась на Ивана за такую внезапность, ругала и целовала любимый родной навсегда детский лобик единственного сына. Убедить мать в необходимости своих странных поступков было нетрудно. Раз надо было приехать так неожиданно, так надо. Деньги прожил, не рассчитал, все понятно. Для того и устроился временно на работу. А то, что в театр, ну что ж, сыну, значит, интересно. Пусть поработает там.
Жизнь потекла спокойнее, буднишей. Хуятович встречался иногда с Аней, гулял по саду. Она вспоминала их прогулки здесь в школьные годы. Хуятович поддакивал, изучая внимательно девушку. Догадывался обо всем, что было, стараясь не спрашивать – чтоб не выдать себя. Странное нелегальное положение Хуятовича напоминала положение агента разведки в чужой стране. И такая роль была не в тягость опытному мужику.
Он жил неопределенными, но властно зовущими и, конечно, великими целями. Он был хозяином мира. Правда, пока еще в своем сознании. Никто не знал его. Хотя жизнь Хуятовича в прежнем облике прославилась в определенных криминальных общественных кругах.

Днем он, хорошо освоившись с новой ролью, чувствовал себя уверенно. Но по ночам его стали посещать тревожные сны – сны-воспоминания…
+++
…Долгий ливневый тропический дождь подтопил дом, где жил маленький Милан со своей семьей на Филиппинах.
Его мать японка вышла замуж за его отца, который эмигрировал из Сербии. Там шли непрекращающиеся войны. И молодой отец, нанявшись матросом в дальнее плаванье, добрался до Филиппин, где и осел на постоянное житье-бытье. Милан не знал другой земли другой родины. Он вырос здесь в теплом тропическом климате. Мать кормила его японской едой, чередуя её с филиппинской.
Отец, родившийся в Сербии, почему-то пронес через всю жизнь репродукцию картины Перова «Чаепитие в Мытищах», доставшуюся ему от его русского отца. Мать объясняла мальчику Милану, откуда эта картина в их доме, и называла Мытищи на японский манер «Мы-ти-си». Милан знал, что дед его был актером в бродячих российских труппах – «ан-тре-при-зах». Но вдруг, бросив актерство, отправился в страну под названием «Сер-би-я», чтобы воевать там против «ту-рок».
Беспокойные предки были у Милана. Не сиделось им дома. Вот и мальчику была суждена похожая судьба.
… Дождь не стихал. Милану было пора в школу. Он вышел из дома. Мать крикнула ему вслед, сияя оливковыми глазами:
- Милян! Возьми зонтик.
И передала сыну цветной веселый зонт…
+++
Хуятович не уставал на работе. Он мог легко отработать две смены в театре – поставить утреннюю репетицию, убрать, поставить вечерний спектакль, и поздно вечером закончить его разборку.
В один прекрасный день он явился в кабинет к Александру Шпаку. Получив из рук начальника зарплату, Хуятович взял быка за рога.
- Александр Иваныч, давай я пьесу поставлю. На себя. Я смогу. Не ссы…
Хуятович быстро усвоил непринужденную манеру российского простонародья, и изъяснялся просто и сочно.
- Ну-ну, - дипломатично потянул Шпак. – Чего тебе неймётся? Что за пьеса у тебя?
Хуятович вытащил из-за пазухи пачку листов. Шпак прочитал на верхнем листе название: «Зигмунд Фрейд».
- Ты еще молодой человек, Иван - ласково продолжал Шпак; - не рано ли тебе браться за подобные темы? Фигура Фрейда сложновата для исполнения и нашему зрителю надо что-то повеселее. Не пойдут на Фрейда.
- Пойдут, Александр Иваныч. Надо хорошо сыграть. А пьеса отличная.
- Ты кого взял: Сартра или Хэмптона? Или еще кого-нибудь?
- Сартр и Хэмптон не хера не поняли в философии Фрейда. Это моя пьеса! – огорошил «юный» Хуятович Александра Иваныча.
- А вы поняли? – спросил Шпак и в ожидании ответа глупо раскрыл рот.
- Смысл моей пьесы навеян монографией Фрейда «Массовая психология и анализ человеческого «Я».
«Это пипец!» – сказал про себя Шпак и в отчаянье дал Хуятовичу свое согласие на самостоятельную постановку.
+++
Хуятович репетировал быстро. Он увлек предоставленных ему партнеров. И черновой прогон спектакля был показан Шпаку. Шпак охерел. Такого артиста он не видел в своей жизни. Главное было не в несомненных достоинствах пьесы и увлеченности всех актеров – главное было в магическом невероятном завораживающем актерском даре Хуятовича. Играли в репетиционном зале, естественно, с минимумом декораций, реквизита, в своих костюмах, без грима. Но Хуятович во время игры преображался невероятно: и внутренне и внешне. И Шпак, и другие коллеги не понимали, что на лице Ивана проступал прежний облик Хуятовича, стосемилетнего старца русско-сербско-японских кровей. Для семитской внешности Фрейда такой облик вполне подходил.
Ясно было, что такую бомбу нельзя показывать сразу на большой сцене – не поймут, и еще городское начальство заворчит. Устроили показы в репзале для малого числа зрителей.
Слух о шедевре быстро облетел Мытищи и проник в Москву. Мэтры театра и кино потребовали показать и им. С почетом были приглашены все, и стало ясно, что надо переносить спектакль на большую сцену. Приехал бомонд столичной элитной тусовки. И среди них – два патриарха. Один – Олег Никотинов – старый театральный волк. Другой Сергей Холмачков – таинственный и одиозный лидер кинематографа.
Охерели и они. Буквально под стеклянным колпаком шедевральный Хуятович был препровожден в столицу и помещен в лучшую гримуборную лучшего московского театра. Ассистенты кинорежиссеров уже стояли в очереди на лестничной площадке новой трехкомнатной квартиры Хуятовича в «Триумф-Паласе» близ станции московского метро «Сокол».
Мать и Аня плакали от счастья и не чаяли больше увидеть своего героя. Это было начало нового восхождения в его бесконечной жизни.
5
Вот там Хуятович вряд ли окажется.
Говорят, «цирк сгорел, клоуны разбежались». Не совсем так. Хуятович покинул древний средиземноморский город Мытищи. Но театр, приютивший одинокого безработного реинкарнанта Ху, продолжал работать. И старая потрепанная афиша скандального спектакля «Фрейд» висела на одном уличном стенде.
Санитар славного морга Мытищ (тот самый), проходя вечерней порой по Летной улице, узнал лицо Хуятовича. Вот он, таинственно исчезнувший покойник! Содрав афишу со стенда, добросовестный работник, скорбный Харон, пошел прямиком в театр «Триумф» и сунулся в кассу.
- Мамаш, - обратился Харон к увядшей рыжей блондинке, выступающей в роли театральной кассирши, - Вот этот артист у вас работает?
И сунул рваный клочок афиши в окошечко кассы.
¬- А, это наш Ваня Пукин. Очень талантливый артист. Он уехал, в Москву пригласили. Так что вы опоздали.
- А что он такой старый или не очень?
- Да он парень молодой. А тут старика сыграл. Талант…
- А где он там, в Москве живет?
- А Бог его знает. Теперь он высоко взлетел. Поди, достань его…
Немного заинтригованный, на следующий день с утречка отправился Харон в свой родной морг на улицу Летную и сдал афишку с личностью Хуятовича директору, добавив притом, что, мол, я не виноват, что этот жмурик ожил, омолодился, и в театре роли играл, а теперь в Москву переселился, и след его простыл.
Что было делать директору? Ни пользы, ни взятки с ожившего покойника не возьмешь. Пришпилив афишку к отчету и отправив его в отделение милиции, чтобы они там сами разобрались со сбежавшим покойником, он, вроде Пилата, умыл руки и, вместе с Хароном приняв по сто пятьдесят, спокойно приступил к работе с чистой совестью.
+++
Прошло два года. Но что это были за два года! Это не то, что у нас с вами. За это время Хуятович взлетел так высоко, что ой-ё-ё-ёй! На новенькую свеженькую звезду налетели все: от гримеров и костюмеров прославленного московского театра, до продюсеров многих киностудий мира и телеканалов разнообразной российской медиатусовки. Вот-вот, могло уже дойти до депутатства в Мосгордуме.
Хуятович не терялся в новом качестве, держал фасон и пёр дальше. Как непременный атрибут звездной жизни, произошла его женитьба на дочери легендарного кинобога Сергея Холмачкова. Дочка Настя, хоть и была дебиловата, но Хуятович переносил её спокойно. Да и виделись они редко: график и маршруты их киносъемок не совпадали.
Золотой мальчик российского истеблишмента устроил личную жизнь разумно. На должность горничной была взята в его дом китаянка Ци. Взгляд её оливковых глаз скрашивал домашний досуг. А её страстные стоны и виртуозная изысканность в сексе помогали отключиться от бешеного ритма жизни.
Пару раз неожиданно приезжала к нему из Мытищ Аня. Теплое нежное чувство к милой девушке шевелилось в душе Милана. Вместе с этим шевелением поднимал голову внутри конгломерата двух душ и Ваня Пукин. Но ненадолго. Милан, не давая слова вставить Ивану, уверял Аню, что помнит её, любит, но сейчас он очень занят и через полчаса его ждут на студии. Так и уезжала верная ему Аня, и верила, и ждала…
Крутясь в разнообразном калейдоскопе событий, Хуятович, как бы из-под облаков, отстраненно присматривался к бестолковым обычаям, жестоким неписаным законам народа этой бескрайней страны. Всюду было далеко, холодно и пьяно. Что и неудивительно, если помнить, что вырос Хуятович на другой планете, по имени Филиппины. Денежные и имиджевые капиталы его росли. Чего ещё желать? А он, мятежный, ищет… приключений на свою голову, как сказал поэт, кажется, любимый Аней Долгих.
Общение с трансцендентными силами выработали в Милане Хуятовиче самоуверенность. И он решил, что приспело время и желание забраться на вершину власти. Чтобы спасти от дурацкого, опасного, чреватого катастрофами будущего этот доброжелательный к нему народ.
В центре Москвы в приятной близости к властным структурам образовался штаб Хуятовича по выдвижению его в Президенты России.
Всенародные любимцы Никотинов и Холмачков, извлекшие Хуятовича из мытищинской глубинки, отступили в сознании народа на ступеньку ниже. Хуятович в облике голубоглазого роскошного русского ковбоя, инфернального мачо, любимца всех женщин, способен был сорвать голоса электората; освежить, так сказать, затхлый воздух российской высшей власти.
Но почти бессмертный мудрый наш герой вставал на скользкую дорожку, помяните мое слово. Даже он не мог предполагать, откуда мог последовать сокрушительный удар.
+++
Моложавый обаятельный брюнет, сидя в удобном, украшенным зеленой растительностью кабинете, любовался некоторое время сквозь окно на голубые небеса. Наконец, его умные глаза перешли на лист бумаги, лежащий на столе. На листе было написано: «Иван Пукин». «Шут гороховый» - дал про себя брюнет краткое определение Пукину. Брюнет вызвал секретаря, передал ему бумагу и произнес внушительно: «В разработку. Срочно».
Заработали компьютеры, телефоны, скайпы, факсы. По всем каналам, по министерствам и службам госаппарата потекли запросы, требования. В ответ, в центр, к Брюнету, полетели ответы, отчеты, данные, документы. В одном из документов оказалось нечто, заинтересовавшее таинственного могущественного начальника. Казалось бы, невразумительное идиотское заключение мытищинского отделения внутренних дел. «Умерший гражданин Иван Пукин оказался живым, и потому был отпущен из морга и ушел из него самостоятельно. Позже этот гражданин работал в городском театре, где играл роль Фрейда в спектакле. Фрагмент афиши с лицом артиста прилагается».
Брюнет отметил, что лицо на афише было совершено несхожим с лицом Пукина; отпил из чашки нежный настой зеленого чая, и дал команду вызвать начальника ОВД из Мытищ, а также санитара.
На следующий день все трое собрались в кабинете Брюнета.
+++
Брюнет обратился сразу к Санитару: «Ну, так расскажите нам, как там у вас ожил покойник? И как он выглядел?»
Санитар, крепкий парень с широким русским лицом, сидел в кресле, как-то скукожившись. Не приняв с утра ни грамма, он чувствовал себя погано. К тому же, бедолага терпеть не мог, разговаривать с начальством. Тем более, с таким, перед которым сам начальник ОВД бледнел и робел. Проклиная про себя тот день, когда он перевозил с напарником мертвого старика из КПЗ в морг, санитар, заикаясь, начал свою рассказ.
- Ну, я, гражданин начальник…
- Ну, зачем так официально? - ласково, но без улыбки, прервал его Брюнет. –
зовите меня Юрием Алексеевичем.
- А! – вякнул санитар. – А я тоже Юра...
- Тебе сказано, рассказывать. Не тяни! – прошипел, покрасневший начальник ОВД.
- А я говорю, говорю, - поспешил уверить санитар Юра. – В тот день работы много было. Мёрли, бля, суки... Извиняюсь – одёрнул себя быстро Юра.
- Говорите, говорите, Юрий, - нетерпеливо сказал Юрий Алексеевич.
- Да. Вот я и говорю, устали мы с Коляном до усрачки… Вдруг вызывает нас в милицию. Умер там задержанный. Приехали… Ну, там врач уже констатировал – все честь по чести… Ну, взяли, помню, старика. Седой уже был, и волосы седые, длинные… В морге, раскрыли, а он молодой. Ну, чудеса!
- Это он был? – спросил Юрий Алексеевич и подсунул санитару под нос портрет Хуятовича.
- Ага, он. И я его потом на афише увидел, там, на Олимпийском проспекте…
- Так. А так он потом выглядел? Уже в морге? – продолжил Юрий Алексеевич и показал портрет Ивана Пукина.
- Точно. Да вы всё знаете!
- Кое-что знаем. Но я хочу от вас всё услышать. Так что было дальше?
- А дальше мы с Коляном малость охуели, то есть охерели. Мало, того что он молодым оказался! Он ещё и ожил, сука! И начал на каком-то иностранном языке хуячить, то есть хера… ну, говорить…
- Что говорить? – не отставал хозяин кабинета.
- Ну, по смыслу мы с Коляном догадались. «Где я?» - он спрашивал. Ну, мы ему прямо ответили всю правду: «В морге ты, парень». Ну, он еще повыёбывался, мол, не понимаю. А потом ушел. А мы с Коляном так охерели, что даже расписку забыли взять. Это я виноват, признаю. Но потом я отчёт предоставил. И афишу приложил. Мол, ожил, омолодился, и съебнул… то есть ушел самостоятельно из морга. Вот, – закончил Юра и утер лоб тыльной стороной ладони.
Юрий Алексеевич, молча и немного иронично, глядел на санитара Юру. Потом сказал:
- В тот день много выпил?
- Как всегда. То есть, не пил.
- Так я и поверю.
- Разве что, - Юра попытался показать указательным и большим пальцем размер выпитого, но Брюнет махнул на него властно рукой и Юра затих; и опять скукожился в слишком мягком для него кресле.
- «Омолодился», - язвительно продолжил Юрий Алексеевич. – Сказочка у вас получается, Юрий. Теперь вы доложите, - обратился он к начальнику ОВД, - что у вас там, в городе творится? Вы сами видели этот спектакль «Фрейд»? Что за пьесу решили у вас там поставить? Кто разрешил? Откуда этот Пукин взялся? Был прописан? Документы в порядке? Всё докладывайте.
ОВДешник встал по стойке «смирно».
- Разрешите доложить, товарищ Глава Администрации? – и продолжил по-военному. – Задержанный был без документов. Затем умерший, то есть бывший задержанный, был осмотрен, смерть констатирована, запротоколирована. Затем умерший исчез, объявлен мной в розыск. А этот, Пукин, оказавшийся впоследствии умершим, работал в театре. Я выяснил, принят был без документов. Пьесу взяли сами; у них руководитель Александр Шпак, заслуженный артист России. С нарушением КЗОТа, значит... Это будет расследовано. Будет наказан… Так точно, - совсем зарапортовался багровый от страха полковник.
- Да не волнуйтесь вы. Водички, вон, попейте, - сжалился Юрий Алексеевич и кивнул на графин.
Полковник отвечал:
- Никак нет. Спасибо, - и продолжал стоять, не шелохнувшись.
- Так вот, молодцы. Подпишите ваши показания в приемной. И знайте, что в вашем городе скрывался под видом Ивана Пукина международный преступник, обвиняемый в причастности к наркобизнесу, морской пират и поданный Филиппин Милан Хуятович. Прокуратура проведет проверку по всем службам вашего города. Идите, из города ни шагу. Сами понимаете, вы обязаны сотрудничать со следственными органами. Идите.
Подавленные, еле передвигая ватные ноги, санитар Юра и полковник милиции вышли из высокого кабинета.

6
Филиппинский рай не для всех.
Когда в СМИ появились сенсационные обвинения в адрес популярнейшего артиста и медиагероя Ивана Пукина, в его команде из предвыборного штаба сразу были подготовлены ряд опровержений, доказательств невиновности и даже в иски в суды о защите чести и достоинства. Но Хуятович запретил отвечать на обвинения. Пораженные камрады-соратники называли это решение пораженческим. Хуятович настаивал на своем.
Непонятным для соратников показалось намерение шефа поехать с творческим вечером в город Мытищи. Кажется, Хуятович задурил. Но популярность героя, хотя уже запятнанная обвинениями, была еще высока в народе, и к вечеру в самом вместительном зале города ДК «Яуза» образовался приятный для любого артиста аншлаг.
Душка Пукин откровенно делился своими мыслями, воспоминаниями; собирал щедрый урожай цветочных букетов, демонстрировал нарезки своих фильмов, исполнял привычный набор стихов и песен. А на острые вопросы о порочащих его публикациях спокойно отвечал, что это инсинуации соперников, обычная предвыборная грязь, которая к честному человеку не прилипает. Конечно, тут можно было бы поспорить. Грязь может прилипнуть и прилипает к кому угодно, хоть к ангелу.
В конце вечера пошла демонстрация нового блокбастера с Пукиным в роли мощного и обаятельного самца. Пукин (и Хуятович - одном лице) покинул зал, и вместе с Аней, с которой заранее сговорился о встрече, проехал в гостиницу, где остался вдвоем с бывшей одноклассницей в люксовом номере.
Аня, удивленная необычным поведениям любимого мужчины, не знала, как вести себя.
- Аня, - сразу огорошил её Хуятович, - меня, наверное, скоро арестуют.
- Что ты, Вань? За что?!
- Я грабил суда в Южно-Китайском море. Ну, там, героин, кокаин; продавал все это. За это я могу получить пожизненное на Филиппинах. Но это, конечно, не я все делал, а Хуятович.
Хуятович тут же врезал ногой Пукину по яйцам. Пукин застонал и согнулся, сидя в кресле.
- Что с тобой, Ваня? – заверещала Аня. – Ты болен? Тебе нужен врач. Я сейчас… - рванулась, неизвестно куда, девушка.
- Не надо… - выдавил из себя неожиданно низким чужим хуятовским голосом Иван. – Я сам себе врач.
Хуятович (Иван) переместился на пол и в позе лотоса задышал глубоко, и забормотал мантру:
- ТЭЯТА ОМ БЕГАНЗЕ МАХА БЕГАНЗЕ РАНЗА САМУДГАТЭ СОХО...
*----- Мантра Будды Медицины – Повторение этой мантры способствует излечению болезней, устранению недомоганий, избавлению от омрачений. Чтение мантры оставляет благие отпечатки в нашем сознании, и мы обретаем возможность осуществить весь путь к Просветлению.

Анюта не понимал ни слова. Но сознание того, что Иван страшно болен или находится под действием сглаза, поддерживало её; надо было не паниковать, а как-то помочь.
Она присела к молящемуся Ивану на мягкий ковер. Нет, поза лотоса ей была неудобна, непривычна. Она села на бочок. Пыталась погладить Ваню по щеке. Погладила. Ваня не обращал внимания на её прикосновение.
«Вот оно, чешские наркоманы, что сделали с парнем...» - мелькал в сознании Ани обрывок мысли.
Вдруг Иван оторвался от поверхности ковра, и голубая дымка образовалась в открывшемся промежутке. Дымок пополз к Ане, вокруг неё, заполнил гостиную люкса. Иван поднимался выше, не открывая глаз и продолжая повторять мантру.
Благовонный нежный дымок приподнял и Аню. Аня ничему не удивлялась. Любовь к Ивану и единственное желание – помочь ему держали её сознание, как на натянутой струне.
- Ничего, – повторяла он про себя (и уже вслух), поглаживая рукой бледную щеку Ивана, - Всё пройдет. Надо только потерпеть. Я тоже вот болела вирусным гриппом, так у меня вся комната плыла, стены то сжимались, то расширялись. И ничего – выжила…
Аня даже рассмеялась негромко. Так она верила и желала Ваниного выздоровления.
Стены гостиной исчезли, как будто так и должно было быть. Выше, выше над ночным городком поднималась влюбленная пара. В воздухе им встречались другие пары. И все горожане нежно гладили друг друга по щекам, а некоторые и целовались.
Ане было хорошо. И Иван чувствовал облегчение. Остатки Хуятовича ещё мучили его мозг, но любовь Ани была сильней. Он вздохнул, открыл глаза, улыбнулся, нежно ухватил озябшими ладонями голову Ани и поцеловал в губы.
Видение закончилось. Иван и Аня лежали обнаженными под простыней на широкой кровати в спальной комнате. Они отдыхали. Левой рукой Иван коснулся под простыней чего-то влажного. Это был кровавый след анютиной новой жизни.
Хуятович был мертв.
++ +
Иван повзрослел за эти страшные два года. Он смотрел на жизнь прямо, не отворачиваясь, не прячась. И если он сказал Ане, что ему грозит арест, то это были не пустые слова. Бесполезно прятаться от врага, когда тот всевластен. Но оттянуть неизбежное Иван надеялся. Перед уходом из гостиницы он оставил контакты с начальником его охраны. Это был его друг детства. И он всегда поможет и даст хороший совет Ане в её дальнейшей жизни.
Так объяснял Ане Иван, одеваясь и избегая смотреть ей в глаза. Спасенный, он не мог теперь ничем помочь своей спасительнице.
- Прощай, девочка моя любимая. И прости.
Он крепко поцеловал её в губы, так и не глянув в глаза.
+++
Страсть мотаться по свету всегда была общей и для Ивана, и для Хуятовича.
Мгновенно оценив обстановку, Иван Пукин выиграл время и сумел сесть на самолет «Москва-Прага» раньше, чем запрет на его выезд был разослан по всем границам России.
Пейзаж уменьшенного ландшафта, проносящегося под самолетом, всегда притягивал внимание Ивана. Часть обзора в окошечке перекрывало странно неподвижное крыло лайнера. Сумеречный флёр охватил медленно уплывающие назад беспорядочно разлинованные поля. Там была то земля Белоруссии, то Словакии, то Чехии.
Снижаясь, Иван - будто сам был самолетом - пытался зачерпнуть ладонью россыпь светящихся бриллиантов. Это были огни селений и далекого большого города. Мягкий толчок; некоторые восторженные пассажиры поаплодировали.
Облегченно вздохнув, Иван вспомнил, что впереди погранконтроль. А значит, можно ждать сюрпризов. Но страха он не испытал. Кажется, это чувство уже не посетит Ивана никогда.
Заселившись в роскошной отель на Вацлавской площади, Иван отключился от всего мира и в прямом, и в переносном смысле. Мобильник он выбросил ещё в Москве. Поздно встав, он позавтракал и ушел в свой земной рай – в Прагу. Не забыл пройти мимо его бывшего колледжа. Заметил кое-кого из знакомых. Но его не узнал никто.
День длился долго и быстро. Как жизнь. Он был везде. Шлялся всю ночь. И рано-рано утром при первых лучах солнца на пустынном Карловом мосту… был арестован.
+++
Что было делать Ане? Правильно. Первое, что она сделала на следующий день после встречи с Иваном, это позвонила по оставленному номеру телефона. Николай ответил, сразу понял, кто звонит; и сказал, что ситуация сложная, и предложил встретиться, поскольку разговор нетелефонный.
Николай оценивал судьбу Ивана трезво, то есть без оптимизма. Надеться было не на что. Если замешаны наркотики, да еще филиппинские власти, то добра не жди. А экстрадировать Ивана при данном раскладе сил было для могущественного врага самым желанным исходом.
Аня отметала любой пессимизм. И Николай подсказал контакты с теми людьми в Администрации Президента, которые могли бы способствовать её аудиенции у главного персонажа этой истории.
Аня пошла в атаку. Любящая женщина творит чудеса. И вскоре аудиенция была назначена. Взяв отгул на работе, Аня села в электричку. Через двадцать минут, выйдя на Ярославском вокзале, пошла по маршруту, записанному на клочке бумаги дешевой ручкой с почти издохшим стержнем.
На проходной предъявила паспорт, получила пропуск и вошла в святая святых российской власти.
Кабинет был тот же. И хозяин тот же – брюнет Юрий Алексеевич. И нежный, едва тёплый отвар зелёного чая, предложенный в чашечке взволнованной Ане….
Улыбающийся лощёный кот Юрий Алексеевич смотрел на аппетитную мышку Аню Долгих. Он не собирался её есть. Просто у него было хорошее настроение. В связи с добрыми вестями из Праги. Но поиграть с мышкой –
отчего же не поиграть?
- С добрым утром, Анна… э…. Викторовна! - начал брюнет, скосив на мгновение глаз на дисплей компьютера.
- Здравствуйте, Юрий Алексеевич.
- Умница, - ещё больше осклабился брюнет. – Так вот, ваш знакомый ловко умеет притворяться. Весь артистический мир надул. Но не государственную власть. Натворил дел. На весь мир прославился. Теперь будет отвечать.
- Он не виноват.
- А, да-да. Вы ведь к нему неравнодушны. Видимо, нежные чувства. Потому
так и говорите. А факты говорят о другом. Да вы пейте чай. Вот печенье и конфеты – радушно закончил хозяин кабинета.
- Извините, он больной человек, его отравили в Праге эти чехи. Он стал раздваиваться. Ему казалось, что он умер, потом родился в другом человеке, то есть с другой душой. Понимаете? Я путано говорю…
- Конечно, понимаю. Он вас, как и всех там, в Мытищах, как теперь говорится, развёл. С чужой душой. Разыграл перед вами чудесный случай реинкарнации. Чтобы сбежать от международного розыска.
- Да какой розыск! Он, кроме Мытищ, только в Праге год прожил.
- Анна Викторовна, он, вероятно, сделала пластическую операцию. И создал себе лицо похожее на вашего знакомого Пукина.
- Я запуталась. Вы просто хотите его наказать, может, отмстить.
- Это обывательские выдумки! Власть не занимается местью. Он преступник и будет экстрадирован по требованию филиппинских властей.
- Это реинкарнация. Или его просто сглазили! – не выдержав, закричала Аня.

Дверь в кабинет приоткрылась. Брюнет махнул рукой кому-то там, в приёмной и дверь затворилась.
- Бедная девушка, он вам заморочил голову. Это авантюрист высшего класса. Он может свести с ума целый народ. Но не власть, учтите. Государство не может быть игрушкой в руках проходимца и преступника. Благодаря его деятельности миллионы людей погибли от наркотиков! Подумайте об этом.
Брюнет привстал и в возмущении брызгал слюной. Его лицо исказилось. Жесткая борода выперла из его щек и подбородка. Стены кабинета сдвинулись, набухли, утолщились; с потолка повисли грубые ржавые цепи, клещи и колодки появились внизу на каменном сыром полу. Подземелье и здоровенный мужик с руками-лопатами, запачканными кровью…
Аня увидела то, что скрывалось в голове Брюнета, в его древнем реинкарнированном мозгу… Кремль XVI века… Власть, кровь, казненные жертвы…
Аня все поняла и выбежала из кабинета.
+++
На Филиппинах Иван получил пожизненный срок.
КОНЕЦ
12.03.2011