Предложение, которое не делают дважды

Автор: Братья Ливер Сон был тревожным, душным. Откуда-то из толщи подсознания рвалась нудная звуковая рябь, жалили вспышки серебристого света.
Ольга с трудом открыла глаза и приподнялась на локте. Темноту комнаты разбавляло сияние лежащего на тумбочке мобильника, пульсировавшее в такт вибросигналу входящего вызова. Дисплей электронных часов у изголовья показывал 2:38.
«Это что за придурок ещё?», - Ольга с раздражением схватила телефон, ещё не зная для чего – сбросить нежданный ночной звонок или обматерить полуночника, кем бы он ни оказался.
Номер был неизвестным, набор символов вместо конкретного, живого имени из списка контактов уколол Ольгу беспокойством. Даже сами цифры почему-то выглядели угрозой. Ольга заколебалась, только что бушевавшее в ней негодование теперь едва тлело, накрытое тревогой, как пламя - одеялом. Помедлив, женщина всё-таки ткнула пальцем в экран и поднесла смартфон к уху.
- Алло, слушаю, - произнесла Ольга полушёпотом. Слова ухнули в тишину, как брошенный камешек исчезает в бескрайности океана.
- Слу-ша-ю… - повторила женщина, и в ответ из трубки грянул голос. Лязгающий, холодный неживой – так могла бы звучать вдруг заговорившая миска из нержавейки.
- …остаются в силе. Ты помнишь, о чём мы договаривались? Напоминаю о необходимости неукоснительно следовать полученным рекомендациям, - голос дребезжал в ухо Ольге с непробиваемо-бесстрастной интонацией, фразы будто катились по металлическому жёлобу.
- Какие ещё рекомендации? Вы куда звоните-то вообще?! – сдавленно выкрикнула женщина, от возмущения и растерянности забыв даже о том, что может разбудить спящего за стеной сына.
- Иначе ты очень сильно пожалеешь о последствиях, - продолжала своё лязганье миска, не обратившая на вопросы Ольги никакого внимания и даже не сделавшая для них паузы. – Не делай глупостей, они будут для тебя слишком дорогими. Все договорённости остаются в силе. Ты помнишь, о чём мы договаривались? Напоминаю о необходимости…
- Я ни с кем ни о чём не договаривалась! Спокойной ночи, козёл, - рявкнула в трубку Ольга и слегка дрожащей рукой положила телефон на тумбочку.
Хотя звонок был явной ошибкой или розыгрышем, дурацкое происшествие выбило из колеи, оставив в мозгу взвесь замешательства и предчувствий. До утра Ольга проворочалась без сна.

- Уж поверьте, мы принимаем все необходимые меры, - технический директор Солодков медово улыбнулся Ольге. – Давайте я сейчас расскажу вам подробнее, распечатки некоторые выдам. А то нам, знаете ли, не всё равно, что вы про нас напишете. Люди ж прочитают…
- Да, я внимательно вас слушаю, - Ольга нажала на кнопку диктофона и отхлебнула принесённый секретаршей Солодкова чай.
Она не сомневалась, что завод отлично готов не только к набегам журналистов, но и к рейдам проверяющих. Так и получилось. Пухлый улыбчивый собеседник был до зубов вооружён отполированными формулировками об экологизации производственного процесса, доводами об использовании современных защитных фильтров, яркими графиками сокращения выбросов в атмосферу.
Ольга хмурилась. Уже месяца два она с рвением хищника разрабатывала тему. Выслушивала жалобы горожан, бомбардировала вопросами экологов, писала в министерства. И сейчас ей было чем разнести глянцевую аргументацию технического директора. Перед глазами до сих пор висело увиденное полчаса назад из окна машины густое ядовито-оранжевое облако. Оно окутывало трубы завода и расположенный у их подножия городок, и было настолько плотным, что казалось, подъехав ближе, машина врежется в него бампером как в стену. Ольга никогда не видела ничего подобного. Задыхавшиеся от этой дряни люди ждали её помощи. И она готова была лечь костьми, но сделать всё, что в этой ситуации было в силах журналиста.
- А как вы объясните тот факт, что показатели загрязнения воздуха существенно выросли именно после того, как у вас четыре года назад было запущено расширение производства, открылись новые цеха? Случайность? – Ольга пошла не с козырей, вопросы, которые помогут залезть оппоненту под кожу, были прибережены на потом. – Если надо подтвердить цифрами – пожалуйста, у меня есть официальная статистика минприроды.
- Не надо, я верю вам на слово, - с готовностью закивал сияющий Солодков. – Мы изучали эту проблему. Основные факторы не там, где вы их ищете. Вот, посмотрите на этот график…

Ольга включила ноутбук, нашла в закладках страницу «Lounge FM» и щёлкнула по иконке с чёрным треугольником. Вальяжная, расслабляющая музыка помогала утрясти мысли, настроиться на работу. Состыковавшаяся с ноутом колонка замигала фиолетовым глазом, и Ольга поморщилась: вместо опьяняющего лаунжа из динамика выстреливало тревожное прерывистое гудение, с каждым новым зарядом менявшее тональность.
«Работы какие-то ведутся, что ли?», - с досадой подумала женщина. И тут же гудение стихло, поглощённое смутным шелестящим шумом, напоминавшим хлюпанье ливня.
Ольга застыла в изумлении. Шелест сменился чем-то вроде звуков закипавшего чайника, и из-за стены свистящего гула вырвался мужской голос – так неожиданно, что Ольга вздрогнула.
- Клаус - это божественная симфония! Повторяю: Клаус – это божественная симфония. Родная, приходите вечером к вокзалу, там поэма на стене. Возьмите пушечку.
- Принято, - ответили скрипуче, резко. – Пан Страбецкий ушёл за грибами, дождь будет.
Все звуки резко свернулись, и уже другой голос – властный, зычный, как у сотрудника ФСИН – произнёс:
- Зачем тебе это нужно? – говоривший выдержал паузу и повторил, отрубая интонацией каждое слово. – Зачем. Тебе. Это. Нужно.
Колонка замурлыкала хмельной музыкой группы «De Phazz». Ольга пожала плечами и натянуто улыбнулась.

Как и следовало ожидать, интервью получилось формальным. Солодков, лучась доброжелательностью, долго убаюкивал Ольгу своим вкрадчивым монотонным говорком. Он приводил аргументы, шелестел кипами графиков, щёлкал слайдами презентаций. Ни один провокационный вопрос ни на секунду не стёр с его лица бутафорскую медоточивость. Даже, когда ему нечего было ответить по существу. Спустя час, беседа была окончена.
- Одну минутку, Ольга…э-э… Евгеньевна, - вдруг обратился Солодков, когда журналистка, попрощавшись, развернулась к выходу. – Можно вас задержать ещё ненадолго? С вами хочет поговорить наш…
Запнувшись, мужчина судорожно сглотнул, откашлялся и закончил:
- Наш директор по безопасности.
- Хорошо, давайте, - ответила Ольга без воодушевления. Должность того, кто хотел с ней поговорить, предвещала только разнокалиберную бюрократическую возню, вроде согласования материала перед выходом.
Солодков долго вёл её переплетениями коридоров с глухими запертыми дверями. Их сопровождало лишь гудение ламп под потолком и цоканье ольгиных каблуков. Казалось странным, что в управлении столь крупного завода в разгар рабочего дня так безлюдно – ни одной живой души по дороге так и не встретилось.
Наконец Солодков остановился у двери без таблички, как-то опасливо постучался и, выждав секунду, впустил Ольгу внутрь.
В атмосфере кабинета чувствовались угроза, агрессия, тягостное ожидание бури, и эпицентром этих вибраций явно был сидевший за столом тип в пиджаке. Его водянистые, пронизывающие зрачки шныряли за стёклами квадратных очков, как две хищные рыбины в аквариуме. Не выдержав, Ольга отвернулась и только теперь с изумлением заметила, что Солодков остался за дверью.
Хозяин кабинета молчал, и Ольга почему-то чувствовала себя виновницей этой невыносимой, непрошибаемой тишины.
- Добрый день, - сказала она.
- Добрый… - ответил тип за столом и кивнул на стоящее напротив стола кресло. – Садитесь.

Ольга проснулась от того, что кто-то с остервенением тряс её за плечо. С трудом открыв глаза, увидела выступающее из темноты лицо сына. Зажгла ночник, взглянула на часы: 3:16.
- Дань, чё такое? – спустив ноги с кровати, женщина нашарила на ковре тапки. – Живот болит?
Теперь, когда глаза понемногу смирились с пробуждением, она обратила внимание на необычайную бледность мальчика.
- Мам… Там есть кто-то, - Данька схватил её за руку, и Ольгу обдало жаром.
- Кто есть? Где? Чего ты выдумываешь? – Ольга обняла сына и заметила, что он мелко дрожит. Сметая плотины здравомыслия, нахлынула волна паники: двенадцатилетний Даниил рос боевым, крепким пацаном, и на него это было не похоже.
- Ну там… В большой комнате. И на кухне. Он там ходит и что-то делает.
- Пойдём, сходим туда вместе, и ты увидишь, что там никого нет, - произнесла Ольга с подчёркнутым хладнокровием. С сыном явно творилось неладное, но он не должен был видеть её беспокойства.
Даня мялся у кровати, ещё крепче вцепившись в ольгино запястье.
- Пошли-пошли, - потащила его Ольга, на ходу вспоминая, какие лекарства есть в аптечке. Обречённо переставляя ноги, сын поплёлся рядом.
Выйдя из спальни, Ольга хмыкнула: светильник в прихожей был зажжён, сквозь муть матового стекла двери пробивался свет из зала, на полу ведущего в кухню коридорчика тоже прорисовалась янтарная полоса.
- Ты зачем свет везде повключал? – остановившись, спросила Ольга. – Так перепугался, бедненький?
- Это не я, - мотнул головой Данька, вдруг бессильно всхлипнув. – Я когда вышел, уже было.
За полуоткрытой дверью данькиной комнаты было темно. Но ведь, никто кроме сына не мог подсветить все остальные помещения. Уж не начал ли у него развиваться лунатизм?
Серьёзно глядя на мальчика, Ольга сказала:
- Значит, Дань, давай так… Сейчас мы с тобой вместе зайдём в зал, ты увидишь, что там никого нет, а потом пойдёшь в кровать. Я приготовлю тебе чаю с малиной, чтобы…
Из зала донёсся отрывистый, резкий звук. Ольге он был хорошо знаком – так открывались выдвижные полки в шкафу. Инстинктивно женщина вцепилась в худые плечи сына, но усилием воли вернула самообладание.
- Видишь, я же говорил, - захныкал Данька, по щекам которого катились слёзы.
Звук из зала, тем временем, повторился. Потом ещё и ещё – видимо, тот, кто проник в квартиру, потрошил все отделения шкафов. Зашелестели бумаги, звякнула вытряхиваемая из шкатулки бижутерия.
Пульс в висках ухал ритмично и оглушительно. За секунду в голове вспыхнул пожар судорожных мыслей: «Что делать? Что делать? Звонить в полицию? Или действовать самой?».
Шорохи за дверью не смолкали, к тому же пронзительно загромыхало в кухне – как будто там ожили и пустились в пляс ножи и вилки. Задыхаясь и крепко держа за руку обмякшего от страха Даню, женщина бросилась к себе в комнату. Схватила с тумбочки телефон, распахнула шкаф и быстро отыскала газовый баллончик.
- Сиди здесь, - приказала Ольга сыну, на ходу набирая 102. С прижатым к уху телефоном и баллончиком в правой руке она осторожно выглянула из комнаты. В пределах видимости никого не было, Ольга с опаской вышла. И едва успев сделать шаг, услышала, как в прихожей хлопнула входная дверь.
- Эй, кто здесь, выходите сейчас же! - крикнула Ольга, стараясь укротить дрожь в голосе. – Полиция уже едет.
Стиснув зубы, женщина вошла в зал. Ярко освещённая комната была пуста. Вопреки ожиданиям, содержимое шкафов не было разбросано по полу – всё здесь сохранило тот же порядок, что и вчера вечером. Не снимая пальца с кнопки на распылительной головке баллончика, Ольга прошла в кухню. Здесь тоже не было ни малейших следов вторжения. Как и во всей квартире. Дверь в подъезд была заперта на два замка изнутри. Ни за шторами, ни в стенных шкафах, ни под диванами никого не оказалось. Только на полу у зеркала в прихожей чернел отпечаток огромной ребристой подошвы – явно оставленный намеренно, чтобы Ольга не решила, что случившееся ей привиделось.
- Всё нормально. Как я и говорила, никого нет, - вернувшись в спальню, где дожидался сын, Ольга мобилизовала всё самообладание и постаралась улыбаться как можно убедительнее. – Просто сквозняк. Показалось. Можно ложиться.
Договорились, что остаток ночи Данька будет спать у неё. Кое-как уложив сына и погасив свет, Ольга тюком осела на пол и обессиленно уткнулась лбом в боковину кровати.

Сидящий за столом тип с полминуты буравил журналистку взглядом из-под квадратных, преувеличенно крупных очков. Пальцами обеих рук он вертел карандаш, время от времени делал судорожные кивающие движения, касаясь подбородком груди – как будто норовил клюнуть что-то невидимое в пространстве. Серый, носатый, с задранными вверх костлявыми плечами – нацелившийся на добычу кондор в очках. Обычно решительная, напористая, сейчас Ольга отчего-то стушевалась и, скруглив спину, замерла на краешке кресла.
Наконец хозяин кабинета с хрустом переломил карандаш пополам и, так и не представившись, спросил:
- Зачем вам это нужно?
- Нужно… что? – отозвалась Ольга.
- Да вы и сами прекрасно знаете, - кондор выговаривал слова нехотя, глухо, с какими-то скребущими пробуксовками, будто камни во рту перекатывал. – Всё это. Поднимать со дна какие-то жареные факты, пытаться чего-то выудить, разведать.
Ольга решила, что сейчас самое время стряхнуть беспричинную робость:
- Вообще, это моя работа. А почему вы спрашиваете? Вы что, решили попробовать на меня надавить?
Проигнорировав вопросы, очкастый дважды клюнул воздух.
- И вы, конечно, считаете, что делаете благое дело? Полезное людям? Что ваши статейки что-то сдвинут, столкнут, растрясут? И думаете, что делаете это не по долгу службы, а, так скажем, по зову души, да?
Кровь ударила в голову вместе с зарядом ярости. Ольга сделала глубокий вдох и по возможности спокойно ответила:
- Давайте договоримся так: что я там считаю – вас не касается. Вы же для чего-то позвали меня сюда? Так и переходите к делу. Без демагогии. У меня не так много времени.
Мрачно усмехнувшись, тип подался вперёд, навалившись на столешницу. Теперь его хищное, в крупных пОрах, лицо было ближе к Ольге, и та снова содрогнулась от взгляда раздутых уродливыми очками глаз. Показалось, что сейчас этот человек перевернёт стол и, подмяв её под себя, начнёт душить. Вместо этого он неожиданно мирно сказал:
- Мой вам совет: не лезьте вы в это. Не пишите про этот завод. Зачем он вам? Переключитесь на какую-нибудь коррупцию в медицине, воровство при ремонте дорог. Тоже ведь интересные, горячие темы. И они куда безопаснее.
За годы работы Ольга уже несколько раз сталкивалась с такими советами. И выработала к ним иммунитет.
- Не надо пытаться угрожать мне, - ответила она, стараясь непоколебимым и независимым тоном зарядить саму себя уверенностью, не дать тлеющему внутри беспокойству прорваться наружу. – Я сама разберусь, о чём мне писать, а о чём не писать. Если продолжите, будете давать свои советы в прокуратуре.
- Да это не угрозы, - как-то по-звериному мотнул головой собеседник. – Я вас предупреждаю. Если ввяжетесь, у вас будут очень большие проблемы, вот и всё. Вы пожалеете. Сильно пожалеете. Но будет поздно.
Кондор вдруг перешёл на хриплый полушёпот:
- Вы вообще понимаете, что в мире есть сила, против которой никакая прокуратура не поможет? Сила, которая, собственно, этим миром играет как жалкой бирюлькой? Для которой этот завод – так, частность, мелкая деталь, а вы – вообще пыль. Или вам это не приходит в голову? И я не о каких-то там ребятах с оружием и не о мнимых хозяевах жизни из кабинетов. Нет. Это то, что десять из десяти таких, как вы назовут абсолютным злом. Может, кознями дьявола или ещё какими-нибудь смешными громкими словами. Только на самом деле, это существующий миропорядок. Гармония Вселенной – такая, как есть на самом деле, а не такая, какой её хотят видеть. Выступать против этой силы не в ваших интересах, чего бы вы там себе не напридумывали.
В ольгиной голове завертелся хоровод мыслей. Кто сюда пустил этого психа, и почему он здесь что-то решает? Может, это вообще какой-то розыгрыш? Проверка?
- И, знаете, я не ограничусь только предостережениями, - продолжал человек за столом, откинувшись на спинку кресла. Теперь, когда его лицо снова отдалилось, Ольга почувствовала себя спокойнее. – Конечно, на вас собрано кое-какое досье. И у вас есть потенциал, это надо признать. Так вот, я предлагаю вам поработать в другом направлении. Я бы сказал, сменить вектор на прямо противоположный. Вот тут вы не прогадаете, обещаю.
Ольга с недоверчивым интересом подняла бровь:
- И что конкретно вы имеете в виду? На что я должна согласиться?
- От вас потребуются только ваши профессиональные качества, - заявил собеседник. – Суть работы – та же, ничего нового и необычного. А задачи вам обрисуют, вводные дадут.
Мужчина снова несколько раз дёрнул головой, как будто спокойно сидеть и размеренно двигаться ему не давало какое-то внутреннее электричество. И положил на край стола перед Ольгой журнал с яркой красно-чёрной обложкой:
- Это примерный образец того, чем вы сможете заниматься. Возьмите себе.
Ольга с любопытством потянулась к журналу. Название заменял затейливый разлапый знак, похожий на иероглиф. Женщина зашелестела страницами, скользя взглядом по заголовкам и иллюстрациям. «В глухой лощине…», «Фан-клуб сибирского людоеда», «УБИВАЙ!», «Компот из дяди Валеры», «Делаем пиалу из детской коленной чашечки». Фотографии разодранных на части человеческих тел, лица старух со сгнившими челюстями и провалами носов, пугающе-выразительно снятые скопища огромных пауков и колонии летучих мышей, совокупляющиеся в вагонетке бородачи…
- Правда, прелестно? – подало голос сидящее напротив существо. – Так вы подумаете? Учтите, что это предложение из тех, которые не делают два раза.
Ольга с омерзением отшвырнула гнойный журнальчик и отряхнула руки:
- Вы зря теряете время. У вас всё?
То, что сидело за столом, пожало плечами:
- Как знаете.
Ольга и так задержалась здесь сверх всякой меры. Направилась к выходу, и уже на пороге в спину снежным комком прилетели слова:
- Сильно пожалеете. Но будет поздно.

- Ладно, я на интервью, - Ольга оглядела своё отражение в зеркале, автоматическими движениями подвела губы помадой. – Ехать к чёрту на рога, в Ухабово. Наверно, не вернусь.
- Опять по старушкам своим пошла, - миролюбиво захихикали девчонки-коллеги. – Мать Тереза информационного пространства.
Её страсть к остросоциальным темам давно стала почвой для дружеских подколов среди журналистов. Дежурно отшутившись, Ольга выскочила под потоки хлещущего ливня и побежала к машине – решила не просить редакционную и ехать на своей, чтобы не возвращаться.
В этот раз Ольга вгрызалась в жилищный вопрос. В голове безостановочно варился бульон из мыслей о недобросовестным застройщике, невыполненных обещаниях администрации, ютящихся в халупах обманутых дольщиках, сиротах и переселенцах из обветшавшего жилья. Сегодня предстояло беседовать с деятельной жалобщицей, увлечённо штамповавшей петиции и воззвания. Жалобщица была тёткой средних лет и жила в отдалённом микрорайоне между ТЭЦ и полигоном отходов. Ольга звонила ей полчаса назад, получила согласие на встречу и теперь мчалась через разлившиеся на асфальте реки.
Из-за ненастья сумерки подступали раньше обычного. Чем дальше от центра, тем всё более узкими и разбитыми делались дороги, и всё более обшарпанными и серыми стоящие вдоль них панельные коробки. Машина Ольги проскакала по колдобинам промзоны и вырулила к стоянке дальнобойщиков. Дальше в окружении дымящих труб приткнулись кварталы недоразвитых, приземистых многоквартирников вперемежку с частным сектором и огородами.
Ольга сверилась с навигатором – почти на месте. Проехала ещё немного вглубь района. Ковылявшие навстречу прямо по проезжей части старухи смотрели на машину с непонятной злобой, а подростки-оборванцы таращились с хищным азартом и одновременно деловитостью, высматривая, чего можно скрутить. Наконец Ольга остановилась у деревянной двухэтажки. Прохлюпав по грязи, кое-как разглядела адрес на изъеденной ржавчиной табличке. Да, здесь.
Никакого домофона на перекосившейся двери подъезда ожидаемо не оказалось, и Ольга шагнула внутрь. Пространство сбоку от входа было намертво завалено коробками, велосипедами, досками и другим хламом. Пахло чем-то съедобным, но тошнотворным. Сразу в нескольких местах по трухлявой стене змеились ручейки дождевой воды.
«Да, ну и домик», - с сочувствием подумала Ольга, не без опаски ступила на лестницу и поднялась на второй этаж. Дверь в нужную квартиру, кажется, была ровесницей дома – дерматиновая рвань, стянутая в ромбики тусклыми заклёпками, вызывала брезгливость. На месте кнопки звонка из дыры в стене торчали огрызки проводов.
Ольга несколько раз с силой постучала в дверной косяк, но никто не шёл открывать. Только в соседней квартире выблёвывая потоки бессвязной матерщины, ожил пьяный голос. Женщина поёжилась и осторожно толкнула дверь. Она была не заперта. Изнутри, как годами гнивший в бутылке зловонный джинн, шибанул отчаянный, насыщенный смрад.
- Мария Фёдоровна… - сморщившись и стараясь дышать ртом, позвала Ольга.
Никто не отозвался. Журналистка переступила порог. Вешалку у входа загромождала толща телогреек, изъеденных молью пальто, линялых шалей. Все они выглядели музейными экспонатами, носить такое могли, наверное, ещё во времена заселения этой развалюхи. На полке для обуви и кривоногой тумбе пушились коврики пыли. Висящее напротив входа зеркало было усеяно чёрной сыпью отслоившейся амальгамы.
- Эй, кто-нибудь есть? - ещё раз подала голос Ольга, теперь громче и настойчивее.
Снова тишина. Пол отозвался тягучим, брюзгливым скрипом, когда Ольга прошла через коридорчик. Заглянула в крохотную кухоньку и увидела человека. Тощая женщина в платке сидела за столом спиной ко входу, откинувшись на спинку стула и чуть запрокинув голову.
- Добрый день… вечер, - растерянно поздоровалась Ольга, понимая, что становится свидетельницей чего-то страшного, надрывного, встряхивающего. – Мария Фё…
Ольга подошла ближе и вскрикнула – перед ней сидела мумия. Задрав череп к потолку, она всматривалась дырами глазниц в висевшую над столом лампочку.
Парализованная душившими её рвотными позывами, Ольга мазнула взглядом по кастрюле с потёками, по тарелке с навечно присохшими комками чего-то тёмного. И уставилась на жуткое, изъязвлённое землистыми пятнами, словно обглоданное лицо. Похожие на высохшие озерца впадины глаз, бугорок с трещиной на месте носа, ухмыляющийся рот с торчащими наружу обломками зубов. Из-под платка пучками пакли пробивались седые волосы. На коленях лежали торчащие из рукавов кисти рук – в бледно-серых, напоминающих плесень разводах. Ольгу прошиб пот, когда на правом запястье мумии она увидела свой браслет – золотую цепочку с кулоном в форме трилистника. Украшение потускнело, покрылось чернотой, в остальном же оно ничем не отличалось от того браслета, который Ольга не надела сегодня утром, забыв его на полочке в спальне. Из-за этого совпадения женщина почему-то ощутила особую причастность к чужой смерти, к отвалившемуся на спинку стула высохшему трупу.
Чувство реальности исчезло, всё происходящее казалось болезненным, горячечным сном. Из глубин этого сна Ольга лунатически вызвала полицию, сквозь пелену отвечала на вопросы прибывшего наряда, не глядя, ставила подписи в протоколе. Потом был изматывающе-медленный путь домой, начинённый вереницами тихоходов, пробками и светофорами. В груди, как неутихающая ноющая боль, разливалась тревога.
Ольга вошла в квартиру. Не разуваясь, бросилась к полке у зеркала в своей комнате. Вытряхнула на пол коробочку с золотом. Перерыла шкаф с вещами. Дрожащими пальцами перетребушила все карманы.
Браслета с трилистником нигде не было.

Заголовок разоблачал: «ПЯТЬСОТ РУБЛЕЙ ЗА ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Как «Дестрой-инвест» спрятал сто пятьдесят тысяч тонн выбросов, и почему молчит природоохранная прокуратура». Ольга скривилась как от сильнейшей боли и судорожно нажала на крестик в верхнем углу страницы.
Это был только один из серии материалов, посвящённых заводу, его сверхприбылям и ядовитому, убивающему дыханию. Усилия Ольги не пропали даром – материалы вызвали большой резонанс, их обсуждали и в больничных очередях и на совещаниях в министерствах. Публикации не просто разжигали гнев и возмущение аудитории. Они грянули как сигнальные ракеты, возвещающие: «Требуется помощь». И их сияния не могли не заметить те, в чьих силах и компетенции было эту помощь оказать.
Ольгу стали узнавать и благодарить прохожие на улицах.
Но радости от заслуженного триумфа не было. Длинной непроницаемой тенью её заслонил страх. Ольга вздрагивала, когда её окликали, начала сторониться пустынных переулков, толп, чёрных дыр подъездов. Её пугали не возможные перспективы: сфабрикованные судебные процессы, подброшенный героин, мордовороты с прутами арматуры. Вспоминался хищный, вспученный уродливыми очками взгляд и скребущий, вырастающий из рокота перекатываемых во рту камней голос:
«Я вас предупреждаю…».
И все странности последнего времени переставали быть случайными перекосами реальности.

В комнате журналистов, как и в остальных помещениях редакции, теперь было непривычно тихо. Атмосфера стала натянутой, прежняя непринуждённость пропала за сгустившимися облаками тяжёлой, угнетающей энергетики. Тревоги пришли вместе с новым директором информагентства Еленой Владимировной, она будто принесла их в своей сумочке и высыпала на столы корреспондентам и верстальщикам, распылила в воздухе.
Короткостриженная, безгрудая и плоскозадая Елена Владимировна не знала ни жалости, ни симпатий к сотрудникам. Завидев в коридоре её сухую мальчишечью фигуру, сослуживцы с прытью сусликов разбегались по кабинетам. Для начала новая метла вымела из редакции с десяток сокращённых, расшвыряв их обязанности по уцелевшим коллегам, провозгласила, что черепаший темп работы её категорически не устраивает, ввела штрафы за опоздания и разговоры на нерабочие темы. Впереди маячили рифы новых сокращений, и Елена Владимировна нещадно придиралась к тем, кого планировала на эти рифы насадить. Девчонки прозвали директрису Прищепкой, и это прозвище удивительно ей подходило. С каждым днём Ольга всё отчётливее понимала, что работать здесь ей осталось недолго.
Сейчас, в конце рабочего дня, она безуспешно пыталась сосредоточиться на написании материала о банкротстве агрохолдинга. Мысли расползались по швам, настроение было подавленным. Вдобавок, отвлекали разговоры – не повышая голоса, Елена Владимировна ледяным тоном отчитывала начальника отдела рекламы. Жертв она уничтожала планомерно, без всяких эмоций. И непременно при свидетелях. Ольга поглядывала на часы в ожидании возможности убраться подальше. И когда до этого оставалось всего семь минут, услышала прямо над ухом:
- А вы что сидите? – Прищепка всегда обращалась к Ольге так, будто у той не было имени. – Уже на низком старте? Ждёте отбоя и за дверь?
- Ко мне есть какие-то вопросы по работе? – нахмурилась Ольга. Внешне она была полностью погружена в свои аграрно-финансовые перипетии, но новая начальница просвечивала всю её маскировку как рентген.
- А вы как думаете? – Елена Владимировна нависла над Ольгой, облокотившись на стол. Серые, глубоко посаженные глаза генерировали холод. – Перечитайте свой материал про «Полимер»… Про дело Буреломова… Да вообще любой свой материал перечитайте.
- И что я должна там обнаружить? – спросила Ольга, сдерживая желание звонко влепить ладонью по тонким и изогнутым, похожим на двух бледно-розовых червяков, губам собеседницы.
- Вы уже вряд ли что-то там обнаружите, - ответила Прищепка с нажимом на слове «вы». – Если бы могли, то уже бы это сделали без посторонней помощи. Я говорила на ваш счёт с учредителями, с Бугровым в частности. В конце концов, он согласился со мной – вы очень слабо работаете с фактами. Вы их и не ищете к тому же.
- Да что вы говорите, - хмыкнула Ольга, демонстративно выключая компьютер – рабочее время истекло.
- Мы поговорим об этом завтра, - процедила Елена Владимировна, багровея. Кажется, её бетонное палаческое самообладание слегка дало крен, и это можно было расценивать как маленькую победу.
Завтра так завтра. Садясь в машину, Ольга была собрана и спокойна. Она не девочка с журфака и пинать себя не позволит. Если ей и придётся уйти, жалеть об этом будет не она, а потерявший её издательский дом.
За лобовым стеклом расползались разбавленные светом фонарей октябрьские сумерки. Рассеянно глядя в красный глаз светофора на одном из перекрёстков, Ольга вспомнила, что не позвонила Даньке – повысившаяся в последнее время беспокойность заставила взять его в тиски гиперопеки. Женщина потянулась за телефоном, но на примагниченном к приборной панели держателе его не было. Не нашёлся он ни в сумочке, ни в карманах. Ольга с досадой стукнула кулачком по рулю – конечно, забыла на столе, распалённая идиотским разговором с Прищепкой. А без телефона никак, важные звонки бывают и вечерами.
Вскоре Ольга вышла из машины у подсвеченной громады бизнес-центра. На удивление, окна информагентства на восьмом этаже были тёмными, неживыми – хотя рабочий день окончился не более получаса назад, все уже успели разбежаться.
Заторможенный, видимо, только задремавший охранник у входа на этаж со второго раза понял, для чего вернулась Ольга, и с недовольной физиономией открыл ей дверь офиса.
В длинном редакционном коридоре висела такая тишина, что было слышно, как гудят потолочные светильники. Ольга торопливо зацокала по кафелю, на ходу доставая карту доступа. Она миновала несколько запертых кабинетов, как вдруг долетевший шорох заставил её прислушаться. Откуда-то доносился шелест бумаги.
«Кто-то всё-таки вечерует», - подумала Ольга, не сбавляя шага.
Тут же звуки бумажной возни стихли. Вместо них ожил раздражающий мерный стук – с периодичностью в несколько секунд что-то с силой врезалось в деревянную поверхность. Чем ближе Ольга подходила к комнате журналистов, тем громче и отчётливее становились удары. Кажется, шум раздавался именно там. И действительно – стало заметно, что дверь в кабинет была приоткрыта, сквозь щель пробивался свет. Хотя окна выходили на парковку и снизу ничем не выбивались из ряда остальных чёрных прямоугольников. Кто-то включил освещение, пока Ольга поднималась на этаж.
В нескольких метрах от двери женщина на секунду остановилась и облизала вдруг пересохшие губы. Панический внутренний голосок, захлёбываясь, умолял вернуться за охранником и войти внутрь вместе с ним. Ольга подавила беспричинное, в общем, замешательство. Потянув дверную ручку, переступила порог и дёрнулась всем телом от неожиданности. Как рябь на воде от брошенного камня, по ногам мгновенно разошлась дрожь.
За ольгиным столом, задрав костлявые плечи, сидела Елена Владимировна. Её взгляд – пустой и безумный – метался по противоположной стене. Ноздри раздувались, из уголка полуоткрытого рта по подбородку стекал ручеёк слюны. Но больше всего Ольгу поразила окутывавшая Прищепку видимая аура – воздух вокруг неё был затянут дымчатой, чуть колышущейся мутью, как будто посреди кабинета горел костёр. Преломляемое необъяснимым миражом лицо Елены Владимировны расплывалось и вытягивалось, меняя очертания, приближаясь и отдаляясь. Это было даже не лицо, а скорее замысловатый конвейер наползающих одна на другую диких кривых масок с одними и теми же глазами.
На полу белел ковёр из сброшенных со стола бумаг и документов. Тут же валялись микросхемы вперемежку с кусками стекла и пластика, в которых Ольга безошибочно опознала труп своего телефона. В расчищенную поверхность столешницы Елена Владимировна с размаху втыкала совершенно людоедского вида тесак с изогнутым лезвием, тут же выдёргивала его и втыкала снова. Она бы, пожалуй, производила впечатление человека, впавшего в задумчивость, если бы не леденящий, пронзительный сквозняк во взгляде.
Ольга в ужасе попятилась, подтолкнула локтем дверь, надеясь убраться незамеченной. Прищепка дёрнула головой, как будто рождаемые ольгиными движениями колебания воздуха выдернули её из столбняка, заставили сбросить оцепенение. Она вперила в Ольгу выцветшие, ненормально белесые зрачки.
В следующую секунду обезьяньим прыжком перемахнувшая через стол Елена Владимировна мчалась к журналистке, со свистом полосуя воздух своим тесаком. Её жуткое, невероятное лицо раздувалось и опадало за стеной колеблющегося марева. Выбегая из кабинета, Ольга захлебнулась криком. Перед ней в дверном проёме стояла ещё одна Елена Владимировна – только без ножа в руке, мутной завесы и хоть и с привычно-отталкивающей, но обыкновенной человеческой физиономией.
- Вы чего визжите, истеричка? Что здесь такое происходит, я вас спрашиваю? Что вы вообще здесь делаете? – с раздражением спросила она.
Ожидая вот-вот услышать, как хрустнет под стальным лезвием её собственный череп, женщина судорожно обернулась. Кабинет был пуст. Со стены, как всегда, хмурил брови рождённый цветным принтером блогер Дудь, на спинке ольгиного кресла уютно висела тёплая накидка. Можно было бы решить, что ничего и вправду не произошло, если бы не усеявшие пол листы бумаги и обломки телефона.
- Я… Я… - выдавила Ольга, приходя в себя и, одновременно, понимая, что сказать в своё оправдание ей нечего.
- Что «вы», «вы»? - скривила полоски губ Прищепка. – Вы вламываетесь после окончания рабочего дня в кабинет, устраиваете тут погром, орёте как полоумная… У вас, простите, с головой вообще нормально?
- Я забыла телефон… - забормотала Ольга, совершенно не представляя, что будет говорить дальше. – Пришла… А здесь… В общем, здесь кто-то был. Устроил беспорядок, раскидал всё. Я перепугалась. Вот…
Прищепка усмехнулась – как будто обдала с головы до ног ледяной крошкой:
- Кто-то был. Конечно, кто-то был. У нас уже, как вы знаете, было несколько случаев с пропажей инсайдерских данных, с публикацией результатов наших расследований на стороне. Информация утекает. И, кажется, теперь я знаю, через кого.
- Да вы что… - Ольгу до сих пор колотила дрожь, и отразить этот гнусный выпад как подобает, она не могла. – У вас нет… Нет никаких оснований подозревать меня. Все документы здесь…
- Здесь, валяются на полу, - съязвила Прищепка. – Потрудитесь собрать их, кстати. Теперь у меня отпали последние сомнения, что с вами надо прощаться. Завтра обсудим это с Бугровым.
Ольга безнадёжно махнула рукой. Перенесённый шок отдалялся, волны ужаса стихали вместе с шумом в ушах. Собирая листки с пола, она чувствовала себя так, как будто её макнули головой в ведро с помоями. Когда складывала бумажки на стол, увидела, что полировка изуродована узором длинных ножевых отметин. Вспомнился след подошвы на полу в её квартире, как и эти зарубки, оставленный в качестве издевательского подтверждения реальности недавнего кошмара.
Когда всё было окончено, женщина вышла из здания и, привалившись к облетевшему лысому дереву, в голос разрыдалась.

Тот вечер впечатался в память глубоко, рельефно, со всеми деталями и штрихами. Ольга хорошо запомнила, что это было двадцать седьмое ноября – она сидела дома, с трепетом обзванивая влиятельных знакомых и путешествуя по сайтам с вакансиями. Сайты ожидаемо не предлагали ничего, что могло бы заинтересовать, влиятельные знакомые как старую жвачку пережёвывали обещания без грамма конкретики. После того, как Ольгу вышибли из редакции, к ней стали относиться так, словно она болела какой-то заразной болезнью – обходительно и участливо, но с безопасного расстояния. Зато появилось время подлечить нервы, побыть дома, больше общаться с сыном.
- Даня-я…, - позвала Ольга, закрыв страницу портала «Работа для каждого» и опуская ступни в тапочки. – Да-ань. Я в магазин. Мороженого купить?
Никто не отзывался. Ольга выглянула из комнаты. Дверь в спальню сына была заперта – наверное, опять рубился в танки. Подойдя, женщина попробовала войти, но дверная ручка не повернулась, как будто её держали изнутри.
- Даня, - встревоженно повысила голос Ольга. – Чё случилось? Ты чего заперся?
Ольга навалилась на ручку и, преодолевая ощутимое сопротивление, всё-таки смогла приоткрыть дверь. Заглянула в проём и увидела перепуганное лицо сына, загораживавшего вход тощим телом. При виде матери Данька дёрнулся, как от удара плетью по лицу, отскочил в дальний угол комнаты и замер там свернувшимся ёжиком. Ольгу поразили его глаза: округлившиеся, полные какой-то испуганной решимости.
- Даня, Данечка… Сынок!
Она бросилась, было, к мальчику, но тот выставил перед собой руки, словно защищался от напирающей угрозы и забормотал, мотая головой:
- Нет! Не подходи! Пожалуйста, не подходи! Не подходи, не надо, ну пожалуйста!
Уже месяц Ольга сидела на мощных успокоительных. После того, как что-то стало неотвратимо топтать её жизнь, она мысленно готовилась отражать новые удары. Но сейчас почувствовала себя совершенно беззащитной.
- Да что случилось, Даня? – сквозь подступающие слёзы выдохнула Ольга.
Сын посмотрел на неё огромными голубыми глазами и ещё сильнее вжался в стену, как будто хотел сквозь неё просочиться.
- Я тебя боюсь, - озвучил Даня то, что она уже и так прочитала в его взгляде.
- Но почему, Данечка?! Почему?! – допытывалась Ольга. – Раньше же ты меня не боялся. И сейчас тоже всё хорошо. Так что случилось?
- Ты страшная, - произнёс он. – Ты не моя мама. Не подходи!
- Да кто?!.. Кто тебе это наплёл? – Ольга подбежала к сыну и, смяв сопротивление, сдавила его в объятиях. Почувствовала, как напряжены его плечи, и как молотит на полных оборотах сердце.
Тот день поменял всё. Больше Даня не раздирал ей душу в клочья страшными признаниями. Он просто стал отстранённым, молчаливым, настороженным. Ольга чувствовала, как с каждым днём он всё больше отдаляется, становится чужим. Все её попытки поговорить, восстановить то, что было разрушено пронёсшимся в его голове ураганом, ни к чему не приводили. Даня стал позже приходить с учёбы, а бывая дома, запирался в своей комнате и подолгу разговаривал с кем-то по телефону.
- Да, с пацаном одним, - нехотя отвечал на расспросы матери.
Однажды, пасмурным декабрьским днём, тоска по сыну не позволила Ольге дождаться, пока он сам вернётся с уроков, и заставила пойти встречать его в школу. Стайки детей со смехом и криками высыпАли из вестибюля, но Дани среди них не было. С чугунной тяжестью в груди Ольга поднялась на третий этаж.
- А его нет, - пожала плечами классная руководительница с собранными на затылке в бублик седыми волосами. – Ещё раньше ушёл. Отпросился с последнего урока и ушёл.
- То есть, как, ушёл? – растерялась Ольга. – Куда?
Учительница состроила недоумевающую гримасу:
- Откуда ж я знаю? За ним его друг зашёл. Или, кажется, родственник? Сказал, очень надо по семейным делам.
- Какой друг?! Как он выглядел?! – Ольга почувствовала, что ей стало резко не хватать воздуха, как будто кто-то наступил на живот тяжеленным сапожищем.
- Взрослый. Худой, в очках. В плаще таком… Или не в плаще… - мялась училка. – Да нет, я не помню. Но в очках точно, в очках.
Дозвониться не получилось – первые четыре попытки уткнулись в стену бесконечных длинных гудков. Когда женщина набрала сына в пятый раз, аппарат вовсе оказался выключенным.
Домой Ольга неслась, расталкивая прохожих и перебежав дорогу на красный. Улицы, высотки в сероватой морозной мути, люди, машины, покрытые инеем деревья – всё давило на неё, обступало, сжимая кольцо, усиливало удушье. Не в силах дождаться лифта, взлетела по лестнице, с третьего раза попала ключом в замочную скважину.
Сына дома не оказалось. В телефоне по-прежнему вместо родного голоса чеканил слова робот. Квартира стала казаться запустелой, нежилой, холодной.
Ольга вошла в родительский чат. Одноклассники Дани ничем не помогли: ни у кого из них сын не гостил, и никто не знал, где он. Когда женщина уже собиралась звонить в полицию, прилетело сообщение от одной из чатовских мамаш:
«ПЛАТОША ГОВОРИТ ПОИЩИТЕ В МОХОВОМ ОВРАГЕ!!!11 ЭТО ВОЗЛЕ ЖЕЛЕЗКИ ГДЕ МЯСОКОМБИНАТ!!!! ОНИ ТАМ ШАЛАШ СТРОИЛИ!!!!».
Забыв застегнуть дублёнку, Ольга выскочила из подъезда и понеслась к машине. Обглоданная временем и разрушительными экономическими вихрями туша заброшенного мясокомбината находилась в нескольких километрах от дома. Рядом, у одноколейки, распахнул свою пасть покинутый много лет назад карьер для добычи глины. Сейчас это было угрюмое, безлюдное место, арена двух-трёх «мокрых» криминальных историй, где, по слухам, встречали дикого кабана. Дно карьера заросло деревцами и ветвистой колючей мелочью. Было жутко даже думать о том, что там могли играть дети.
В сумерках Ольга объехала микрорайон, проскочила замысловатый лабиринт гаражей, оставила позади покосившиеся надгробия старого кладбища. Дальше дорога упиралась в заборы заснеженных огородов. Женщина припарковала машину и побежала через чахлый помойный лесок.
Подступы к склону Мохового оврага замело сугробами, снег был грязным, с чёрным налётом. Ольга с трудом пробралась к обрыву. Снизу тянули свои корявые голые ветки деревья, похожие на тщетно рвущихся из преисподней грешников. Над карьером, пронзительно каркая, кружили вороны.
- Даня-я-я-я, - крикнула с обрыва Ольга.
Никто не ответил, только в стороне находящейся невдалеке котельной разразился шипением урбанистический коммунальный демон.
- Да-а-аня-я-я-я!
Оглушённая собственным криком и завываниями ветра, Ольга вдруг выпучила глаза – на дне оврага, метрах в пятидесяти правее от неё, мелькнуло какое-то движение. Женщина вперилась в сгущавшуюся темень и почти сразу снова увидела среди деревьев яркое пятно. Куртка! Красный данькин пуховик!
Проваливаясь в плотный, слежавшийся снег, Ольга скатилась по склону оврага. Барахтаясь в сугробах, выбралась на неявное подобие тропы, вероятно, протоптанной забредающими сюда мутными типами и ищущими приключений школьниками, вроде её сына. Скоро тропа привела к груде досок, обрывков тряпья и скелетов прямоугольных металлических конструкций. Подумав, что это вполне может быть руинами шалаша, о котором говорил данин одноклассник, Ольга снова закричала:
- Сына, я здесь!
И резко остановилась, словно уткнувшись в слившийся с темнотой шлагбаум. Тело захлестнули волны дрожи, Ольга попятилась, в ужасе зажав рот руками.
Впереди, совсем рядом, чернел силуэт человека. Невысокого худенького человека, который висел на напоминавшей кривую фигуру лешего, берёзке. Дерево тоскливо скрипело, ветер мерно раскачивал висящего.
Ольга вдруг, будто поняв что-то, ощутила прилив небывалого хладнокровия. Удивляясь сцементировавшему её спокойствию, подошла к дереву.
Конечно, это был он. Примерно в метре от ольгиных глаз болтались те самые ботинки, в которых он сегодня ушёл в школу. Купленные ею самой джинсы и красный пуховик. Тощая цыплячья шея была вывернута под неестественным углом, словно что-то хищное, не знающее преград, скрутило её, как отжимаемое полотенце. Подбородок лежал на груди.
Под деревом трепетали на ветру уголки листа бумаги, придавленного посередине обломком закопчённого кирпича. Женщина подняла разлинованный клетками тетрадный листок и узнала дорогие сердцу каракули:
«НИ КТО НИ ВИНОВАТ. МЕНЯ ПОПРОСИЛ ДЯДЕНЬКА ИЗ КОЛОДЦА».
Странная невозмутимость отхлынула, и Ольга рассмеялась. Постепенно её смех нарастал, разгорался, перерастая в болезненный клокочущий хохот, а затем – в надсадный непрерывный визг. Ольга упала на колени, уткнувшись лбом в сугроб. С верхушек деревьев сорвалась стая всполошенных ворон.

Технический директор Солодков узнал её не сразу, и в этом, пожалуй, не было ничего странного. В его кабинет неуверенной, какой-то подбитой походкой вошла женщина, окутанная смесью запахов корвалола, пота и нездоровья. Представилась Ольгой. Одета она была в мешковатые, заношенные вещи, волосы сально блестели. Явилась посетительница, не договорившись о встрече. Когда Солодкову позвонили с проходной и доложили о том, что к нему пытается пробиться какая-то журналистка, тот сначала хотел отпасовать её пресс-секретарю. Но, услышав, что дама хочет говорить именно с ним, смилостивился из любопытства.
- Помогите, - с порога огорошила его Ольга. – Мне нужно видеть вашего… Кажется, директора по безопасности.
- Вы что-то путаете, - улыбнулся Солодков, разведя руки с растопыренными пятернями в стороны. – У нас такой должности нету.
В глазах пришедшей полыхал нервный, нездоровый блеск.
- Да, на охране мне сказали то же самое. Но, когда я была у вас в прошлый раз… Помните, вы давали мне интервью? Тогда вы сказали, что он хочет меня видеть, и отвели к нему. Ну, вспомните, пожалуйста!
Не переставая улыбаться, Солодков наморщил лоб:
- Да ну нет, что вы. Вас я, кажется, помню. Но никуда я вас не водил, это абсолютно…
Солодков споткнулся на полуслове, его улыбка стала стремительно таять – по лицу странной журналистки лились потоки слёз.
- Мне очень надо видеть этого человека, - давилась всхлипываниями она. – Пожалуйста… Если я не найду его, я… Я… Не знаю. Это – моя последняя надежда.
«Не в себе», - подытожил свои наблюдения Солодков. Плеснув воды из графина в стакан, он протянул его посетительнице.
- Ну что вы. Успокойтесь. Успокойтесь. Вот, выпейте. Я вас не обманываю, ничего от вас не скрываю. Начальник охраны есть, инженер по технике безопасности есть. Директора по безопасности нет. И не было.
- Худой такой. Костлявый, в очках. На птицу похож, - клацая зубами о стакан, бормотала женщина.
- Слушайте, ну возьмите уже себя в руки, - теряя терпение, вежливо прикрикнул Солодков. – Единственно, к кому я мог вас отвести, это наш пресс-секретарь. Больше вы здесь, уж простите, вообще никому не нужны. По вашему описанию, конечно, не очень сходится, но если вам так нужно, я могу отвести вас туда и сейчас. А вы уж сами там решайте это… Похож он, секретарь этот, на птицу или не похож.
- Отведите! – Ольга вцепилась в рукав рубашки технического директора как утопающий в бревно. – Отведите, пожалуйста! Вдруг, это он и есть?
- Ну пойдёмте, - пожал плечами Солодков.
Они снова шли лабиринтами коридоров среди бледно-зелёных, как в больнице, стен. По сторонам открывались и закрывались двери кабинетов, проглатывая и выплёвывая спешащих, занятых людей.
- Ну вот, мы и на месте, - бодро объявил технический директор, когда они приблизились к двери с табличкой «ГУЛЬКО А.Т. ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ».
- Да, это здесь, по-моему, - прошелестела побелевшими губами журналистка. – Только таблички этой тогда не было.
- Да ладно вам. Табличка эта всё время тут висела, - засиял Солодков и, не постучавшись, распахнул дверь.
- Привет, Анна Тимофеевна, – ухмыляясь, заявил он сидевшей за столом матроне с копной ядовито-рыжих химических кудрей. – Вот, человек тебя видеть хочет.
Рыжая подняла вопросительный взгляд и тут же отдёрнула, будто обжёгшись. Ольга молча смотрела сквозь неё, в глазах застыла пустота безумия.

Сил было не так много, и простейшие действия, которые раньше совершались набегу, мимоходом, теперь требовали тщательной подготовки. Из зеркала с напряжением и тоской смотрело измученное и раздавленное бесполое существо. У существа был абсолютно голый, гладкий словно лампочка, череп. Под глазами набрякли синюшные с прозеленью мешки, над провалами щёк выпирали резко очерченные скуловые кости.
Волосы выпали после первого курса «химии». К отражению своей лысины Ольга так и не привыкла – как будто кто-то уродливый и нелепый непостижимым образом присвоил её черты лица и теперь фальшиво играл её роль.
Медицина честно пыталась помочь и хоть как-то уравнять шансы, но две проведённые операции толком ничего не дали – заведшаяся внутри гадина стремительно подминала организм под себя, расползалась, росла и пухла, насыщаясь ольгиными соками.
Отчаяние и изматывающее ожидание неизбежного постоянно звучали в мозгу визгом бормашины, превращали дни в бесконечный монохромный кошмар. Бор замирал лишь тогда, когда разгоралась боль, заставлявшая Ольгу выть и скрючиваться в неестественных позах. Только одноразовый шприц и жидкость из прозрачной точёной ампулы помогали потушить пожар. Но ненадолго – боль продолжала неуловимо тлеть внутри и вскоре вспыхивала снова.
Когда внутри не бушевало пламя, можно было попробовать развлечься мыслями. Представить себя единственной пассажиркой в пустынном зале ожидания. Рейс, которым она уедет навсегда, постоянно откладывался, и время отправления не отображалось ни на одном табло. Но, в любом случае, безликий лязгающий голос из динамиков совсем скоро пригласит на посадку.

Свет хлестнул по глазам, заставил зажмуриться. Ольга хотела прикрыть лицо рукой, но мышцы не слушались, конвульсивно сокращаясь. Голову заполнял оглушительный звон, отгораживавший Ольгу от всех звуков извне.
Понемногу зрение оправлялось от полученного светового удара, дыхание наконец поймало нормальный ритм. Ольга, сощурившись, вгляделась в пространство. Она сидела в кресле, прямо напротив неё стоял стол, и Ольга смутно видела по другую его сторону чей-то силуэт. По мере наведения резкости во взгляде размытое пятно стремительно сгущалось в человека. Ольга разглядела задранные костлявые плечи, похожий на клюв нос, линзы очков, за которыми, как гады за стеклом террариума, жили водянистые, скользкие, подвижные зрачки.
Кажется, Ольга закричала от увиденного, но звон в голове не дал ей услышать собственного крика. Морда существа в очках стала разъезжаться не то в ухмылке, не то в людоедском оскале. Ольга отвернулась в ужасе, её взгляд задёргался по обставленному офисной мебелью помещению. Несомненно, это был тот самый кабинет. Дисплей висевших на стене часов высвечивал 11:56. Совсем как тогда, когда она, кипя от негодования, уходила отсюда. Или видела, что уходит… Из глубин сознания вдруг всплыл, завертевшись на его поверхности, лоскут оставленной сыном записки: «…ДЯДЕНЬКА ИЗ КОЛОДЦА. ДЯДЕНЬКА ИЗ КОЛОДЦА. ДЯДЕНЬКА ИЗ КОЛОДЦА».
Когда шум в ушах стал угасать, постепенно возвращая ей способность слышать, Ольга снова взглянула на то, что сидело напротив. За те секунды, что она оглушённо озиралась, у него выросла вторая голова, неотличимая от первой. Ольга заставила себя думать, что у неё просто двоится в глазах, но не была в этом полностью уверена.
Существо клюнуло воздух обоими носами и глухо изрекло:
- Правда, прелестно?
Крупно дрожащими руками Ольга размазала пот по лбу и щекам, протёрла глаза. Сильно ущипнула себя за запястье, боль подтвердила, что происходящее – не сон и не галлюцинация.
В кармане джинсов обнаружился телефон, тот самый, обломки которого она видела на полу в редакции. Только сейчас он был цел. Со страхом Ольга потянулась к низу живота, но торчавших оттуда двух трубок, которые появились после операции, не оказалось. Испарилась и боль, ничто не сковывало движений. Ощущалась только сильнейшая, чугунная усталость, но Ольга уже откуда-то знала, что это – лишь отголосок пережитого вихря.
Вспыхнула мысль: «Данька жив!». Ему можно позвонить прямо сейчас, он в школе или в секции дзюдо, а не в петле на дереве посреди продуваемого ветрами заснеженного карьера.
Две головы сидящего за столом существа всё-таки срослись в одну. Пошелестев страницами журнальчика с неизвестным Ольге знаком на обложке, оно подалось вперёд и произнесло, кажется, вовсе не открывая рта:
- Так вы подумали? Учтите, что это предложение из тех, которые не делают два раза.
У Ольги снова перехватило дыхание. Достаточно было сказать всего одно слово, и жизнь будет катить дальше по тем же рельсам, а не полетит с обрыва, не превратится в груду обломков.
- Да! – до хруста сжав кулаки, выкрикнула Ольга. – Да! Я согласна!
Существо осклабилось, и женщина вдруг заметила, что из его дёсен торчат зубья ножовки – блестящие, наточенные, неотличимые один от другого стальные треугольники.
В кабинете стало резко темнеть, как будто на улице вот-вот должен был хлынуть дождь. Ольга взглянула в окно и увидела, как из-за крыши соседнего заводского корпуса по абсолютно безоблачному небу ползёт ввысь солнце цвета гудрона.

Сумрак сгущался в углах под потолком, постепенно расползаясь по квартире. Оно поставило на стол кружку с чем-то густым и чёрным, заведомо непохожим на кофе, и включило ноутбук. Цепкими, колючими глазами просканировало почту. Новых писем было несколько, оно наугад открыло одно из них. Это был крик о помощи жителей какого-то отдалённого района. Оно вспороло текст взглядом по диагонали, прокручивая колесо мыши. В ускоренной перемотке сошла лавина сбивчивых, захлёбывающихся жалоб: постройка плотины, сбросы воды, взбесившаяся река, пожирающая поля и деревни. Поток, несущий голод и разрушения, вымывающий людей из родных мест.
Текст подпирала массивная колонна подписей. Просители взывали к Ольге Евгеньевне, как к всемогущему божеству медиапространства. Молили всколыхнуть, высветить, разобраться, не дать скрыть преступление. Помочь! Как она не раз помогала своими материалами многим из тех, кому уже некого было просить о помощи.
Нервным движением вонзив курсор в плашку со словом «Ответить», оно набрало в поле письма: «НЕТ». Отправив свой приговор утопающим авторам жалобы, оно переместило её в спам и вышло из почты.
Если бы кому-то пришло в голову подсмотреть за ним в глазок камеры ноутбука, наблюдатель увидел бы плотоядную, жёсткую морду существа без пола и возраста. Маску, вылепленную из черт лица исчезнувшей журналистки Ольги, но изменившую их почти до неузнаваемости. Глаза чадили ядовитым, свирепым сиянием. Стоило подсматривающему хотя бы на секунду заглянуть в них, и его зрение захлебнулось бы в разноцветных зигзагах и разводах, таких, какие оставляет на сетчатке свет ярких ламп. Но больше всего пугала в этом взгляде его нечеловеческая природа, искрящее в зрачках электричество. В глубине его что-то горело, безостановочно работало, как вмурованный в толщу скалы ядерный реактор. И генерируемая там энергия вырывалась наружу, окружая его почти визуально заметным облаком.
Оно уставилось на экран ноутбука, его пальцы затанцевали по клавиатуре. Минут через пять оно оторвалось от работы и с вожделением взглянуло на лежащий перед ним журнал с иероглифом-уродцем посреди яркой красно-чёрной обложки. Оно как будто заряжалось от него, черпало вдохновение. На его правом глазу набух огромный пузырь, лопнув, он оказался вырвавшейся на свободу шаровой молнией. Треща и шипя, огненный ком взвился к потолку и с хлопком затух у него над головой.
Оно словно бы и не заметило, продолжая механически выполнять вбитую в него программу.
На экране вырастал массив высокотоксичного, разрушительного текста.