Полночный троллейбус

Автор: rak_rak Часть четвёртая
Перевёрнутый мир

Кто-то мне говорил, что глубина нахождения под землёй каким-то образом ощущается физически, в какой бы точке планеты ты бы ни решил спускаться. Раньше у меня не было желания и возможности это проверить, но теперь я убедился, что сообщивший мне это – не лгал.
Сержант освещал ступени, изредка проскальзывая лучом по стенам и потолку, казавшимся отражением ступенек под нашими ногами, даже симметричная текстура на стене подчеркивала это. Но луч света не отражался от потолка, а освещал рельеф металла.
Мы спускались по винтовой лестнице уже десять минут, причём пять из которых мы двигались на ощупь в кромешной тьме, друг за другом, а всё от того, что ранее под ноги сержанту попалась какая-то скользкая тварь бурого цвета, неразличимая на фоне ржавых ступеней, с писклявым визгом выскочила из-под ноги, и бросилась вниз, а милиционер невольно взмахнул рукой, чтобы удержать равновесие, и слегка стукнул о стену фонарь, который тут же погас, сволочь. А зажигалку свою я потерял, видимо там, на ужасном поле Жатвы, во время бегства от гигантского червя-мэра.
Для нас уже полностью потерялись все направления света, да и двигаться приходилась осторожно – чёртова нора могла запросто оборваться дыркой отвесного колодца. Появились какие-то странные ощущения: засосало под кадыком, как будто съезжаешь на лыжах с крутой горы, или подвергаешь себя инерционным колебаниям на «американских горках». Идти стало очень легко, причём с продвижением вниз ощущение усиливалось.
- Стой, - сказал я, остановившись, - ты чуешь?
- Ну да, интересный эффект, - согласился сержант.
- Как думаешь, что это? – я решил сначала услышать его версию.
- Да чёрт знает, - ответил милиционер. – Может, газ какой-нибудь пустили.
- Ни фига. Мы действительно стали легче.
- Не бывает так, - уверенно заявил сержант.
- Ага, - с удовольствием согласился я. – Не бывает.
Мы остановились. Странное это ощущение – стоять в полной темноте. Разум пасует принять тот факт, что вокруг не на что смотреть, и начинает рисовать образы, которые ты желаешь видеть.
В памяти оставались контуры лестницы и стен, и поэтому, хотя бы приблизительно, но чувствовались границы свободного пространства. Я резко привстал на мыски ступней, и, неожиданно, меня слегка подбросило в воздух. Темнота отозвалась металлическим гулом. Удивительно было то, что я не прикладывал и трети усилий, достаточных для прыжка. Милиционер тоже попрыгал на месте, и, убедившись в аномалии, присвистнул.
- Ну, что скажешь? – поинтересовался я.
- Вообще странно, было бы светло – можно было бы прыгать через ступеньки, - вполне серьёзно заметил сержант.
- Прыгать ещё придётся, будь уверен. Пошли дальше.
И мы двинулись дальше. К ощущению непрерывного падения мы стали привыкать, давление воздуха вроде не менялось, но вес наш действительно уменьшился почти вдвое – по крайней мере, опуская ногу на ступеньку, казалось, что тебя что-то неощутимо поддерживает, это было очень необычно, вроде как в воде, только движений ничто не стесняет. Странное состояние вдруг скачком прогрессировало в некое подобие невесомости: тело вдруг повисло в пространстве, не касаясь пола, в горле на мгновение застрял ком, но потом нога нащупала твёрдую поверхность, плавно притянувшую к себе всю массу тела, ставшую совсем уж ничтожной.
- Ни фига себе! – громко прокомментировал событие милиционер. – Дальше пойдём?
Вопрос был лишним, поскольку обратной дороги не было.
- Конечно, - сказал я. – Помнишь, я тебя предупреждал, что придётся прыгать?
Я осторожно оттолкнулся ногой от лестницы, шагнув вперёд, и… повис в воздухе. Я ощутил, наверное, то же, что чувствуют космонавты, находясь на орбите, или люди в последние секунды своей жизни в брюхе падающего свечкой самолёта. Не самое, я бы сказал, приятное ощущение. Как будто внутренности беспорядочно колыхаются внутри, задевая друг друга, и поминутно сминая собой мокрые мешки лёгких.
На всякий случай я растопырился в невесомости, выставив руки и подогнув ноги, так как не знал - на что я приземлюсь, и приземлюсь ли вообще.
- Эй, – окликнул я товарища по приключению.
- Да! – отозвался он откуда-то снизу. – Ты где?
- Видимо, на потолке, - ответил я, нащупав руками металлические ступени над головой, и, хватаясь за них ладонями, подтягивал себя за них вверх... то есть, для меня уже получалось, что вниз, так как я заваливался на спину, на потолок, ставший для меня полом. Я извернулся, и упёрся ногами в ступени, оказавшись на четвереньках. Выпрямившись, я сделал шаг вперёд, на одну ступеньку выше.
- Эй! Ты как, – снова позвал меня милиционер, откуда-то снизу.
- Очень здорово, - отнюдь не обрадованным тоном сообщил. – Давай за мной.
- Ты стоишь на потолке? – глупо спросил сержант, хотя ему уже и так это было ясно.
- Тут можно ещё поспорить – кто на чём стоит, - изумительно сострил я. – Кстати, не стой, а давай прыгай сюда. Только несильно отталкивайся.
Сила притяжения нормализовалась по мере нашего восхождения наверх гораздо быстрее, чем когда мы её лишались во время спуска в подземелье. Было очень странно осознавать, что реально движемся мы вглубь земли, но почему-то преодолеваем подъём. Но долго удивляться после всего увиденного было уже трудно, и мы просто молча шли вверх, касаясь руками стены. Идти пришлось долго, но винтовая лестница была довольно пологая на внешней стороне, так что мы не успели ещё толком устать, когда до нас стал доноситься ровный гул. А через некоторое время он трансформировался в приглушённую череду стуков колёс поезда, и я вспомнил слова Лужкова, когда он, пряча за трибуной своё безногое тело, визжал что-то про комплекс «Москва-Сити», и некое перевёрнутое метро, шум которого мы, наверное, и слышали.
Грохот то плавно нарастал, то стихал, с приблизительно одинаковой периодичностью, и становясь отчетливей по мере нашего подъёма. Уже ощущалась вибрация от биения стальных колёс по стыкам, а скрежет становился нестерпимым. Вдруг я заметил несколько тонких полосок света, пробивающихся вверху, быстро тускнеющих, но выделивших слабым свечением контуры люка. Когда я добрался до него, очертания выхода исчезли окончательно, а поезд где-то громыхал вдали, адски скрежеща на поворотах. Я ощупал люк. Всё точно так же, как и с противоположной стороны колодца: скобы, массивный засов.
Я упёрся плечом в крышку, приподнял её, и отодвинул деревянный брус. Тяжесть пропитанной креозотом и сколоченной гвоздями древесины навалилась на меня, и пришлось отступить, позволяя крышке откинуться на петлях внутрь винтового колодца. Глаза, отвыкшие от света, различили контуры выпиленных шпал, крепившихся на откинутой крышке при помощи крупных винтов. Между шпалами помещался ещё один засов для запирания люка снаружи. Я осторожно высунул голову и огляделся.
Такой же точно тоннель, слабо подсвеченный лампами накаливания, такие же запылённые штабели проложенных вдоль стен кабелей, с прикрученными проволокой алюминиевыми табличками с неразличимыми обозначениями. Подул ветер, металлические бирки затрепыхались, позвякивая, и лампы, обозначавшие далекий изгиб подземной трубы, стали последовательно гаснуть. Я пригляделся, и понял, что они не гаснут, а заслоняются плоской слепой мордой головного вагона, стремительно приближавшегося ко мне. Я спустился обратно в люк, и без надобности сообщил:
- Поезд.
- Ага, - согласился мой попутчик.
Грохот колёс надвинулся, и над нашими головами замелькали стыки вагонов, подсвеченные искрами щёток, скользящих по контактному рельсу. Внезапно пространство взорвалось ярким светом, проявившим все детали конструкций тоннеля. Тени от рёбер свинченных вместе бетонных блоков на потолке плавно удлинялись, теряя контрастность. Состав удалялся, я снова высунулся из убежища, и, прикрывая рукой глаза от яркого света, поглядел поезду вслед.
Ряд из восьми фар уменьшался, уносясь прочь, и утягивая за собой поток воздуха; стук колёс стихал. Я подождал, пока поезд скроется за поворотом, и вылез в тоннель. Блестящие полоски рельсов тускнели вдали, ветер ослаб.
- Забавно, - глядя вслед скрывшемуся с глаз составу, заметил милиционер.
- Да куда уж забавнее…
Сержант тоже поднялся, мы закрыли люк, и задвинули засов. В тусклом свете ламп были видны только бесцветные контуры наших лиц, и я скорее угадал по интонации, чем увидел, как мой товарищ поморщился:
- Нда… Что делать будем?
Вопрос был очень простой, даже в каком-то смысле – риторический, но почему-то ответа сразу не нашлось.
- Чёрт его знает, - глубокомысленно изрёк я. – Выход будем искать.
Мы шли, держась подальше от контактного рельса, за исчезнувшим в темноте странным поездом, светившим назад. Во время пути нам приходилось несколько раз вжиматься в стену, хватаясь за кабели, пропуская мимо грохочущие стальные машины, которые у которых также прожекторы били нам в глаза из хвоста состава. Через минут десять вдалеке забрезжил свет, и из-за очередного поворота показалось светлое пятно. По мере приближения стали угадываться детали – это была станция, на краю которой толпились люди. Сзади снова подул ветер, и мы облокотились о стенки тоннеля, друг напротив друга, схватившись за кабели, отвернув лица от бешенного воздушного потока: ветер трепал одежду, стараясь оторвать нас от стены, и швырнуть в мелькающие стальные бока проносящихся мимо вагонов. Снова ударил по глазам свет, по мере удаления которого по стене поползла вытягивающаяся чёткая тень от прислонённой напротив меня фигуры милиционера. Состав остановился, по-прежнему светя позади себя в тоннель, и через минуту двинулся далее. Когда прожектора скрылись, мы продолжили движение, держась правее, чтобы нас не было видно с перрона, который и располагался справа по ходу поезда. Когда воздух снова стал давить в спину, мы ускорили шаг, чтобы успеть достичь станции раньше, чем на неё прибудет состав.
На подходе к самой станции участок подземелья преобразился: всюду были вмонтированные в стены электрощиты, кабели забраны под бетон, а шпалы были выложены досками, которые слегка пружинили под ногами. От самого края платформы в тоннель вдавался железный лист, вертикальной перегородкой отделяя узкое пространство у стенки бетонной трубы, и в этом пространстве металлическая лестница вела на поверхность перрона. Ступили на неё мы тоже очень вовремя, поскольку поезд серо-зелёной змеёй пронёсся мимо нас, и остановился, заливая за собой тоннель ярким светом.
Мы дождались, пока произойдёт высадка-посадка пассажиров, и, когда состав скрылся в противоположном тоннеле, я открыл дверцу и выглянул на станцию. На перроне толпился народ, некоторые с любопытством взглянули в нашу сторону, некоторые не обратили внимания вообще. Я оглянулся назад, и сообщил:
- Вроде нормально всё.
Милиционер поднялся вслед за мной, держа руку с пистолетом под кителем. Мы не спеша шли по станции, стараясь не сближаться со стоящим на перроне людьми. Но подземные люди вели себя точно так же как и там, наверху – кто-то слушал плеер, кто-то со скучающим выражением лица разглядывал схему пересадок на другие линии, а кто просто тупо пялился в никуда.
Или, может, мы уже поднялись на поверхность, и фокусы с гравитацией были нашей фантазией? Но такому простому и удачному для нас обстоятельству противостояла одна мелочь – не припоминал я, чтобы в московском метро поезда светили назад. Другую особенность подземелья я приметил случайно, глянув на электронное табло: порядок и вид цифр был зеркальным отражением нашей хронометрической геометрии. Газета, свёрнутая в трубочку в руке какого-то господина, также была испестрена буквами, будто проступившими с обратной стороны листа. Милиционер тихонько окликнул:
- Эй…
Я замедлил шаг, и мы поравнялись.
- Тоже заметил? – осведомился я, глядя на указатели, сообщающие пути пересадок, тоже исполненные в извращённом виде.
- Бред какой-то, – заявил милиционер, и глаза его расширились, отражая замешательство с долей страха - шок резкой перемены событий стал проходить, и он стал понимать, что происходящее явно не укладывается в привычную картину мира.
- Ну, если бред… - усмехнулся я, и посоветовал: - Ущипни себя.
И он ущипнул себя. За подбородок. Причём так усердно, закрыв глаза, что будто и впрямь захотел очнуться и вынырнуть из творящегося кошмара. Но когда он открыл глаза, кошмар остался. Хотя, казалось бы, что кошмарного в мире, где перепутаны названия некоторых направлений? К этому выводу мы пришли оба, проходя под болтающейся от ветра под потолком табличкой «держитесь левой стороны», тоже написанной наоборот, и повешенной справа по ходу движения толпы, которая плыла согласно рекомендации на вывеске тоже с правой стороны перехода.
- Что за срань… - прошептал милиционер, замерев, и глядя на сообщение, не замечая, как его задевают плечами люди. Или те существа, которые здесь заменяли людей.
- Не ссы никогда раньше времени, - я тряхнул его за плечо, выводя из ступора. – Тебя как звать-то?
- Валера.
- А меня - Роман, - напомнил я своё имя. – А знаешь, Валера, что нам надо сейчас сделать?
- Что?
- Двигать на поверхность. Местную поверхность, - уточнил я. – Если она вообще имеет место. Пошли, нечего стоять.
Мы влились в толпу людей, которые читали наоборот, и думали, что «лево» - это «право», и наверняка имели ещё кучу удивительных особенностей мышления.
Перед эскалатором образовался небольшой затор: люди, покачиваясь, семенили мелкими шагами, подстраиваясь под скорость движения всей толпы, толкали друг друга плечами, некоторые пихались локтями, стараясь протиснуться вперёд; они вели себя в точности, как и там, наверху - я даже стал сомневаться, в самом ли деле мы находимся глубоко под землёй, в чужом мире.
Уже стоя на движущихся вверх ступенях, мы почувствовали холодный поток свежего воздуха, тянувшийся сверху, со странным химическим запахом. Нас немного растащило толпой, и получилось так, что сержант стоял на две ступени ниже меня, растерянно оглядывая рекламные плакаты, тоже отпечатанные задом наперёд. Мы встретились взглядами, и я кивнул, указывая глазами на рекламу. Вскоре лента эскалатора вынесла нас к площадке с турникетами; миновав их, мы оказались в вестибюле со знакомой мне архитектурой, но что-то было странным, я сначала не понял – что именно. И лишь выйдя на поверхность, я понял весь ужас, который творился вокруг нас.
Этот мир был зеркальным отражением нашего мира: наземный транспорт перемещался по левосторонней схеме движения, на домах были знакомые названия улиц, обозначенные инвертировано, и сами улицы имели расположение обратное по осевой симметрии относительно привычного. И всюду запах химии - я вспомнил, что он мне напоминает: вонь пропитанных едкой жижей и подавленных троллейбусными колёсами детских голов.
- Ну что, - глядя в серое небо, сказал я, и перевёл глаза на сержанта. - Валер, твои предложения.
Милиционер долго молчал, со странным выражением лица оглядывая этот перевёрнутый мир: у него не нашлось предложений, только одни вопросы, на которые ответа дать было пока некому.
- Ты объяснишь мне, что происходит? – тихо спросил он. – Думаю, ты знаешь больше меня.
- Попробую объяснить. Знаешь что, давай забуримся в какую-нибудь кафешку, и я тебе всё расскажу. Заодно пожрать не мешало бы.

продолжения следует