Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
За жизнь:: - ПереводПереводАвтор: ПереводОсенью 2007 года мы — великовозрастные пьяные идиоты, российский средний класс, бесновались в толпе таких же идиотов в партере «Олимпийского». Очередной фестиваль «Дискотека 80-х» вселял в офисный планктон веру в светлое будущее. Благо, цена на нефть позволяла вызывать в Москву потрепанных вчерашних звезд пачками. Каким-то образом, после ретровакханалии, я вместе с директором отдела региональных продаж — загульным Серегой Кругловым оказался за кулисами. Помню, Круглов пьяно заключал в свои объятия, попадавшихся ему на пути артистов, пытался с ними шутить на русском языке. Те вымученно улыбались и обходили Серегу, как взбесившегося дворового пса. Я, интеллигентно покачиваясь, зачем-то пытался брать автографы. Утром было худо. Я дополз до брошенных на полу штанов. Пошарил в карманах, мучительно вспоминая, сколько мы «бабла» слили за вчерашний вечер. Учитывая, что после «Олимпийского» был еще стрип-клуб «Шпилька» на Андропова, то оставалось вполне нормально. Между двумя мятыми абрикосовыми «пятерками» обнаружилась программка вчерашнего концерта. Уголок был почему-то обгоревшим. На программке размашисто было выведено латиницей «Buona fortuna!» и ниже еще более размашистый автограф. Вспомнился улыбчивый и лысый, с куцым седым ореолом волос, итальянец. Кажется, они пели «Мама ма мама Мария». Точно — «Рикки э Повэри». Я разгладил ладошками цветастую листовку, достал из холодильника бутылку «Миллера». Выпил залпом. Облегченно завалился на диван. Подхватил программку вчерашнего концерта, начал бесцельно вглядываться в нее и тут мне вспомнилась осень совсем другого года. *** В ноябре восемьдесят третьего жить было скучно. Даже не скучно, а как бы вам сказать…. мрачно, серо, беспросветно и тускло.… Одним словом, много эпитетов можно подобрать. Мы — девятиклассники слушали в подвалах «Машину Времени», а люди постарше и попослушнее тискали в комсомолку «Рагу из синей птицы». Бравые и румяные дружинники вылавливали в парикмахерских и кинотеатрах наших родителей в ходе мер по усилению трудовой дисциплины и борьбы с прогулами. Андропов решил начать с этого. На кухнях стали говорить еще тише. А нам — шестнадцатилетним жить хотелось чуть поярче, чуть повеселее…ну, как там Макар пел про огонь, костер, про свечи… Короче, не хотелось нам свой костер беречь, мы, хоть и немножко, но хотели сгорать. И не только на субботниках и сборе макулатуры… Хотелось высекать из себя искру на более творческом уровне. Ну да, была позади увлекательная «Зарница» в сосновых лесах бориспольского района, было участие в бездарной школьной агитбригаде «Будь Готов». Но от всего этого пахло бесхитростной пропагандой и заскорузлой идеологией. А нам хотелось креатива, несмотря на то, что такого слова тогда еще не существовало. В виде творческого прорыва была выбрана примитивная синхробуффонада. Находящиеся в зените славы итальяшки поют из колонок, мы в микрофоны открываем рты, пытаемся красиво двигаться, полумрак сцены сглаживает погрешности непопадания в слова, светомузыка усиливает эффект музыкального восприятия. Районный центр должен был забиться в экстазе. В качестве фонограммы была выбрана простенькая « О, шерри, шерри». Итальянская колоритная троица «Рикки э Повэри» распевала ее весело и азартно. Слов минимум, южной экспрессии максимум. Эдакий солнечный взрыв в серой украинской провинции. Как там звали этих итальянцев, о чем они там поют, мы и не знали вовсе. Гугловских переводчиков тогда еще не было, а западная музыка просачивалась в наше захолустье с трудом и в очень дозированных количествах. Ну, итальянцы и итальянцы… Чирикают что-то веселое и чирикают. Поют, у народа душа радуется. Они троица итальянская, мы тоже троица, только малороссийская, сформировалась в таком составе: Борька Файфман, он открывал рот под носатого, похожего на еврея, усатого итальянца, который хрипло и интимно вступал: «О шерри, шерри…». Борьку устраивало небольшое количество произносимых слов, хрипота, загадочность, внешнее сходство и харизма невидимого партнера. Дальше эстафету подхватывала Ленка Пискуненко. Бодро подпрыгивая на своих тоненьких ножках, она якобы пела: «…дам-дам-дапута… дам-дапу ла музика, дам-дам-дапу аморе!» Сходства со своей итальянской дарительницей голоса она не имела никакого. Скорее, была полной ее противоположностью — маленькая румяная блондинка. Но Ленку устраивало все и сразу. Положение местечковой звезды тешило ее подростковое самолюбие. Потом на сцену выскакивал я и, артистично мотая гривой не очень ухоженных волос, подхватывал звонко «О шерри, шерри!» Шик! Дом Пионеров под Новый 1984 год визжал от восторга. Еще через месяц локальных гастролей, мы привыкли к вспышкам фотоаппаратов. Файфман робко начинал раздавать автографы. *** В средине января нас троих вызвали в ленинскую комнату. У гипсовой головы Ленина понуро на одиноком стуле приютилась наша классная – ретроград от кончиков своих коротких волос, 40-летняя Любаша. Она ожесточенно грызла ногти. Вождь пролетариата с укоризной наблюдал за процессом. У длинного, обтянутого кумачом стола устроился невзрачный человек в сером костюме с прозрачными глазами. - Файфман, Пискуненко, Рубинчик?- тихо спросил серый человек. Мы кивнули головами. - Садитесь — теряя голос, сказал он. Мы робко присели. - Я, ребята, работаю в КГБ, моя фамилия Пащенко. Майор Пащенко. Зовут Виктор Викторович. Поступил сигнал. Вы поете песню из запрещенного репертуара. Вернее, не поете, а что вы там…под нее…выкаблучиваетесь. - Синхдддобуффонада это — сильно картавя, произнес «итальянец» Файфман. - Вот, вот, я и говорю — буффонада, клоунада. Какая разница. Добуффонадились вы, голубчики. Пятно, так сказать, на школе, на классе. Советских песен, что-ль, нет? Ладно, эти двое, с ними понятно — указал на нас с Сидерманом майор — влияние Сиона, так сказать… А ты, Пискуненко?! Как могла вляпаться? Отец-рабочий на заводе сантехизделий. Мать тоже…э-э-э…где мать, Любовь Алексеевна?- обратился к классной руководительнице кэгэбешник. - На швейной фабрике – чуть привстав, поспешно отрапортовала Любаша. - На швейной фабрике, вот. Рабочая кость, Пискуненко, а все туда же. Короче, песня ваша попала в список запрещенных. Вы переводом текста интересуйтесь, прежде, чем песенки вражеские включать. Нам еще точно не сообщили из Киева, но там антисоветчина какая-то. Так что, пока все выступления отставить, а мы будем думать, что с вами делать — могущественно закруглился Виктор Викторович. - А еще спросите у них, в чем они ЭТИМ занимаются – неожиданно подскочила со своего места Любаша. Мы удивленно подняли головы. Не дождавшись ответа, она грозно продолжала — На эти самые выступления приходят в развратной одежде. Джимсы какие-то. У Файфмана с орлом на заднице, кстати. У Борьки, на самом деле, были джинсы «Montana» со зловещим орлом на лейбле, купленные в нашем советском магазине «на заготовку». То есть, кроме денег необходимо было предоставить справку о сдаче тыквенных семечек в заготовительную контору. Мы же с Ленкой выступали в более демократичных и дружественных индийских «Милтонс». - И что этот орел значит? — продолжала содрогать воздух Любовь Алексеевна – для чего он, я вас спрашиваю, а? А я отвечу. Чтоб клевать наше советское государство изнутри. Это ж все пропаганда рэйгановская. А вы напяливаете на себя, одеваете, шо не попадя. Мы стыдливо молчали. Борька играл желваками, Ленка пускала щедрую женскую слезу, я тупо смотрел на макет крейсера «Авроры». С эстрадной карьерой было покончено. *** Через неделю Борькиного деда вызвали в обком партии. Там ему мягко посоветовали написать статью в местный партийный печатный орган. Орган назывался «Ленинская правда». Статья должна была покрыть хулой тех евреев, которые валили из Союза. Старый Файфман так же мягко отказался. Еще через три дня у него на чердаке с обыском шуровал КГБ во главе все с тем же Пащенко. Они искали радиостанцию, по которой Мика Файфман связывался с израильскими сионистами. Естественно, ничего не нашли. Мика был тихим парикмахером и радиостанцию видел только в шпионских фильмах. Вряд ли все это каким-то образом было связано с нашим фонограммным открыванием рта. Просто, черта того времени. Но ассоциации на ум приходили определенные. Ходить в диссидентах было неуютно. Никто в нас пальцем не тыкал. Но мы все время чувствовали себя виноватыми и постоянно ждали чего-то неприятного. С нами ничего не происходило. От этого было еще хуже. Как-то после урока физкультуры на пороге спортзала меня окликнул номенклатурный сынок Паша Марамон — толстощекий мажор с пухлыми ярко-красными губами. - Подь сюды, Рубин — подозвал он меня по школьной кличке, загадочно щурясь. Его отец был первым секретарем райкома партии. Наверное, это давало право носить ему в шестом классе кожаный гэдээровский кейс-дипломат и вытирать сопли о стены школьного коридора. - Чего хотел, Марамоша?- без особого интереса отреагировал я. - Слышал, песню вашу в черный список поставили? - И? - Знаешь, почему? - Нннну…- пытался я совладать с любопытством - «О шерри, шерри» переводится, как «я ебу, ебу»- выдал Паша и торжественно засиял всем своим гладким рылом. Я громко взглотнул. Недоступно засвербело где-то глубоко внутри уха. Повисла пауза. - Хуйня — сдержанно просипел я. - Точно говорю. Я слышал, отец мамке на кухне вчера вечером говорил. Я не нашел в себе сил дальше продолжать этот безумный разговор и обескуражено побрел по длинному школьному коридору навстречу неизвестности… *** Сначала мы готовили на листочке покаянную речь. Запомнились слова из нее: «несмываемое мятно позора готовы смыть кровью». Потом хотели взять на себя на комсомольском собрании повышенные обязательства по сбору кормовой свеклы на следующий год. Потом…. Потом через три дня умер Андропов и о нас вовсе забыли. Видимо у бдительных полиглотов-комитетчиков нашлась какое-то другое, более важное дело на просторах нашей великой Советской Родины. Теги:
1 Комментарии
#0 19:46 01-03-2012Шырвинтъ*
Рабинович, "Андроповки" по 4,70 с зеленой этикеткой хоть вкусил? ыгыг... и на этот раз не литреатура. читаю тебя с радостью. пиши еще. я ебу-ебу — это я сильно ржал, да журналистская такая манера, абзацы каблуком выгонять: наххуя спрашиваеццо два вступления к одной стотъе?? можно не атвичать, спасибо в 83-м помницца закончил аспирантуру и испытал одно из лучших переживаний в своей жизни («Теперь о любви»). андроповку тоже пил канешно но это не было приметой времени, как и макаревич всегда претпочетал адэский брет розенбаума Шырвинтъ а плодово- выгодное по рупь две… помнишь ли ты? класс! Дык, Шырвинтъ я по уму начал закладывать поздно ток с той, которая бескозырка по 9.10 была при Горбачеве. А андроповку называли Возвращаю Одолженные Деньги. Коммунист Андропов))) прасти… Ы канеш Ы… я даже вот такое пробовал по 3, 62. не говоря обо всяких осенних букетах по 1,27 и молдавском портвейне 0.7 за 1, 72. ыгыг а андроповка появилась на свет в августе 83 года по всей стране. и называлась такая водка коленвал… не потому что с колен валит, а по располжению букв (дизигну) очень напоминающую важгую деталь двигателя автомобиля. Хорошо написано. Легко читается. Я как-то даже припомнил то время, когда всех от октябрят до комсомольцев, бессовестно учили врать и каяться за правду. супер гут до того здорово написано, что читатель помладше без тени сомнения поверит, что да, наверняка так оно и было. «Еще через три дня у него на чердаке с обыском шуровал КГБ» ыыы на края то всё-равно хоть немного погдядывать нужно. гг понравились тем не менее. хоть и чушь. там на сасос деле с этим обыской, совсем не придуманным другая предистория была. Не в песенке дело, конечно.Зятю того еврея Мики должны были дать квартиру, а его в качестве платы за госхату попросили написать эту статью. Он не написал. Вот и поискали для профилактики на чердаке для страху пущего. Отца моего-коммуниста тоже просили что-то типа этого написать. Так было, ув.Гельмут. Всем спасибо)) дам-дапу ла музика, дам-дам-дапу аморе* — вот не думала, но прям так и узнала! хоть и мелкая была тогда... за текст афтару спасибо. Еше свежачок Под колпаком воды
Станции стекло-бетонный аквариум, За колпаком воды Ветхозаветный океанариум. Треснет аквариум пить-дать, Сверху посыпятся капелюшки, Но не привыкли мы утирать Из под опухших носов сопелюшки. В изделия номер один Пакуем лысеющих головорожек, В изделия номер два Спускаем живительных капитошек.... Да, когда-то щёлкнет тумблер,
Сбив сознания поток. Засвидетельствуют: умер. Я узнаю, есть ли Бог. Ну а если не узнаю, То тогда и не пойму, Почему душа больная Так боится эту тьму. Если есть — подумать жутко О масштабности огня!... Не снятся мне синие горы,
И дОлы, не снятся, в туманах А снятся - друзья мои вОры, И деньги, мне снятся, в карманах Не снится, что утречком рано, Я встал, чтоб подругу погладить А снятся мне рваные раны, Желание, снится, нагадить Страдания неотделимы, От крепких телесных устоев Не снится - чтоб прямо, не мимо, А снится всё время - пустое Весь вечер провёл я, тоскуя Хотел чтобы море приснилось Приснились - два жареных хУя, В тарелку едва уместились Звенит тяжёлая монетка.
Идёт безбожная игра. ...Молчит дешёвая планетка. ...Кричит истошное — ура-а! Ведь у монетки той две части, и участь тоже не одна; твой аверс — это мир и счастье, мой реверс — горе и война. А жизнь — игра блаженства с болью, мышиной глупости с совой, игра жестокости с любовью, игра судьбы с самой собой.... |