Патриот

Автор: Белый Тайсон Хорошо помню чек на двести тысяч долларов… изумрудно — бежевая уплотнённая бумага… механический почерк, очень строгий и без наклона… помню босса в нелепом кудрявом парике… словно большой тарантул застыл на черепе… а сынок шкет ещё… вдали без меня, за тысячи километров… старенькая Honda в гараже… под бежевым чехлом… о, Аллах, всевышний… грянем священной войной по убийцам наших братьев… не путайся… вспомни, чему учили.
Сутки в тишине уже, может, больше. Пошевелиться не могу. Заперт в каком-то ящике немного большего размера, чем я сам. Кажется, что в гробу. Нихуя не видно. Чем дышу-то, не знаю. Предательское чувство реальности у меня исчезло так же быстро, как цыганский шнырь на еврейской свадьбе.
Вдалеке прокатился эхом звучный раскатистый гром. Я слышал его. Я ещё не сошёл с ума. Вот, снова. И снова, и снова. Гром кружит надо мной, дразнит своей свободой.
«Звук грома – последнее предзнаменование о скорой встрече с Аллахом». – кажется, так говорит Хайр ад-Дин – капитан террористического центра по подготовке смертников. Этот бородатый пёс занимается лично вопросами устоя веры в умах.
Чёртов гром застыл на одном месте, где-то далеко надо мной. Он становится сильнее, могущественнее. Гром в квадрате, в кубе, в десятой степени. Блядь, как же я хочу в последний раз покурить весенних тюльпанов!
Я не сумасшедший, нет, нет, нет. О, Аллах, ниспошли сил противостоять смерти. Я не СУМАСЕДШИЙ. Снова сказал Аллах?!
Давай же, вспоминай, где ты! DON’T REMEMBER. Помню вечерний намаз. Помню огненный закат над пустыней. Потом пил чай в спальном бараке вместе с остальными рекрутами. Значит, отравили.
Они всё знают про меня. Я пропал. Они всё знают.
Непокорный гром сменился звуками методичных ударов железа о камень. Моя узкая тюрьма начинает вибрировать от коротких, сильных толчков.

Jingle bells, jingle bells… Как сейчас помню своё первое рождество. Зелёная НАСТОЯЩАЯ ель в гостиной нашего нового дома. Промышленная окраина Лондона, заполненная до отказа смогом, иммигрантами и правой молодёжью, присыпленной кровавым снегом.
Я — беженец из Катара, переехавший с родителями в Британию. Унижение и боль. Сломался ли я? О, нет!
Удар… Удар… Удар… Слышу голоса, слышу диалект дари, слышу свободу.
От первого луча солнца, луча жизни, упавшего на меня, чуть не слепну. Жмурюсь от жизни, как мертворождённый.
— Надеюсь, ты усвоил урок, Баттал, и больше тебя не придётся зарывать в землю. – надо мной навис Хайр ад-Дин, а над ним нависло бесконечное синее небо. – Если бы охранники не перебили лошадьми воздухоотвод к твоей могиле, ты бы там лежал до ночи.
Во рту всё пересохло, не могу ничего сказать в ответ. А у меня есть, что сказать этому ублюдку.
На выжженном за столетия жары поле, около двадцати человек наёмников развлекались игрой в бузкаши. Меня подняли и понесли под руки в барачную кухню, минуя улюлюкавших от восторга зрителей, наблюдавших за игрой.
Несут под руки, как холщовый мешок, наполненный одурманивающим маком. Очень хочется жить и дышать. Такого острого чувства жизнелюбия я не испытал ни разу в жизни. Горячий песок, подброшенный ветром из-под лошадиных копыт, обжигает моё лицо и забивается в бороду.

Ещё в безусой молодости я открыл своё призвание, словно оно лежало внутри ванного шкафчика, на полочке и долгие годы ожидало, чтобы нашёл его именно я.
Я уверенно решил связать судьбу с работой в полиции Лондона. За честность и принципиальность я заслужил уважение среди коллег и меня наградили прозвищем — карающий ваххабит.
— Ёб твою мать, Баттал, я не знаю, что ты натворил и знать не хочу, но эти господа, — шеф полиции пренебрежительно кивнул на сидящих мужчин, — припиздили в мой участок по твою душу.
— Оставьте нас, пожалуйста. Тема нашей беседы вас не касается. – очень тихо и в тоже время с утвердительной нотой в голосе, произнес молодой человек в сером костюме и любезно открыл дверь кабинета.
— Баттал, мы хотели бы задействовать вас в … эээ … стратегически важной операции. Всё, что будет сказано в этой комнате, здесь и должно остаться. Вам понятно?
Я утвердительно кивнул головой в знак понимания.
— Мы хотим внедрить вас в … эээ… самый крупный из афганских террористических центров. Под видом рекрута, конечно. Ваши корни, знание… эээ… дари и навыки, приобретенные в полиции, идеально подходят для нашей кампании. Вам стоит лишь попасть центр по подготовке. Это мы устроим. Мы будем следить…эээ… за вашим перемещением до контрольной точки. Безопасность наших агентов – это в списке приоритетов нашего …эээ… агентства на первом месте.
Нам нужен живым их командир Хайр ад-Дин. Очень нехороший человек. От нас вы получите…эээ… благодарность и повышение в должности, подкрепленные чеком на двести тысяч долларов. Вы можете стать героем, чьё имя войдёт в новейшую историю войн. Возьмите чек и подумайте над нашим…эээ… предложением. Вот моя визитка. Всего вам хорошего. – трое людей беззвучно встали и вышли из кабинета, оставив висеть в О2 приторный запах одеколона.
На визитке только номер мобильного телефона.
В кухне барака меня положили на каменный пол, облив голову холодной водой. Кто-то сочувствующий, наверное, мужчина, положил рядом со мной миску с маш-палао, которая вернула работу желудку и самое главное — голове.
В кухню вошёл, держа Ак-47 в руке, сухой афганец в пиксельном камуфляже, пряча глаза в зеркальных солнцезащитных очах.
— Время войны. Всем собраться на собрание.
В смотровой комнате на стене висел аккуратный чертеж с планом улиц, много фотографий разных людей, автомобилей, фасонов одежды.
— Братья, слушайте. Здание находится в восточной части Манхэттена. Между сорок второй и сорок восьмой улицами, Первой авеню и проливом Ист – Ривер. К нужному зданию следует подъехать на такси за пятнадцать минут до окончания форума. Этот человек, — террорист в зеркальных очках указал на крупное фото, – враг мусульманского народа номер один, его имя Кофи Аннан. Он – шакал и предатель. Он должен умереть во имя Аллаха. Братья в Сирии беспокоятся. Мы должны помочь.
Чёрно – белая фотография чернокожего политика, сделанная у подъезда к зданию ООН, когда он садился в служебный автомобиль, занимала центральное место на стене.
Я встретил свою будущую жену – Хло на закате тридцатого года жизни в час сумерек и осенней хандры. Высокая, худая, как балерина с ярко рыжими длинными волосами в контрасте с бледной аристократической кожей. В первые несколько секунд я даже поверил, что она и есть Весна. Та Весна, которую так долго ждёшь и, которая заставляет распуститься засохшие душевные почки. Она шла по улице, державшись за руки с одним из тех типов, которые не просыхали в пабах и считали футбол – вершиной изобретательности господа бога.
Моя Весна, через два года отношений, за которые я благодарю бога, родила мне продолжателя рода – Коллина ибн Баттала и одной зарплаты полицейского мне перестало хватать. Приходилось сводить концы с концами. Двести штук – серьезное подспорье для перемен.


— О, Аллах, веди меня на моем пути…
— Что ты бормочешь? – со злостью спросил у меня таксист с армянским старческим лицом.
— Сколько за проезд? – в правом сжатом кулаке у меня торчит угол двадцати долларовой купюры.
— Одиннадцать пятьдесят, террорист. – на ломанном английском затараторил таксист, — Я вашего брата насквозь вижу, но знаешь, что? Мне похуй. Похуй на эту силиконовую страну с их Мерлин Монро’s и президентами левшами. Я в горы хочу, к дядьке Ашоту.
— Сдачи не надо. – выхожу из жёлтого кэба на углу сорок второй и сорок восьмой улиц.
Знакомый город. Я жил здесь раньше? Раньше чего? У воина газавата нет прошлого, будущего, настоящего. У воина есть только предназначение, которое он обязан исполнить во имя Аллаха.

Электронные часы «Montana» на правой руке сигналят пятнадцатикратным тонким писком. Три часа пополудни. Недалеко от резиденции штаб квартиры ООН в Нью-Йорке, почти у самого входа толпятся журналисты, расталкивая друг друга камерами и длинными лохматыми микрофонами.
Враг номер один выходит.
«Считай до восьми и, ступай к журналистам».
Йек, два, се, четыре, пандж, шесть, хафт, восемь… Я протискиваюсь в толпу, стараясь прорваться сквозь охрану. Солидный журналист в красном пиджаке, с массой тела больше ста килограммов, повалился под напором людей на впереди идущего охранника. Момент уличен. Прорыв. Прыжок. Я хватаю Ананна за лацкан пиджака, в то время как на мой мобильный поступает входящий вызов.

«Звук грома – последнее предзнаменование о скорой встрече с Аллахом»