Назад в Боливию

Автор: дважды Гумберт Посвящается сборной Испании по футболу.

Моника Герман, девица яркая, юркая, вся точно искра божья, после окончания начальной сельской школы уехала на заработки в крупный город. С тех пор ее мама-учительница всего пару раз слышала голос дочери по телефону. Вот Монике уже 25, у нее нет определенных обязанностей и занятий. Голова Моники пуста, точно раскатистый зеркальный шар. Над головой синеет белое небо. Рядом с Моникой – грозного вида старик на инвалидной коляске наблюдает ее тело, разглядывает, надсматривает. Этот старик с буйволиным цветом лица и пытливыми глазами смог бы описать внешность Моники лучше, чем я. В качестве реальности — исполосованный ласковым ветром рай, беснуются добродушные люди, всё исполнено благочиния доброй-предоброй сказки.
- Как же здесь хорошо! – воскликнула Моника и улыбнулась старику.
- Не пойму, что у тебя за акцент? Ты откуда? – спросил он.
- Моя планета сгорела заживо, — ответила Моника. Ей льстило исступленное внимание пожилого дона. Здесь все его знали и уважительно называли Константин.
- Как ты сюда попала?
- Случайно. За компанию. Мы хоть в какой части света? – легкомысленно поинтересовалась Моника. – Мы где?
- Нигде, — довольно грубо ответил он.
- Я здесь еще не была.
- Никто сюда не попадает случайно.
От непонятного укора в голосе Константина девушка взглянула внутрь себя. Точно в тихий колодец уходила растянутая по стреле времени череда волшебных превращений. Даже последние из них Моника помнила смутно, настолько всё ее существо держалось настоящим и внешним. Жизнь состояла из случайностей, никак не связанных между собой.
- Ну, в какую игру ты играешь? – снова спросил Константин.
- Я независимый режиссер, — немного робко призналась Моника, вспомнив о том, что эта легенда позволила ей совершить ряд экспериментов над обществом и над собою.
- Эх! Все мы независимые режиссеры, — бросил старик и зажужжал моторчиком к дому, похожему на пышное стеклянное растение. Но объехав вокруг весёлого фонтанчика, вернулся и напряженно спросил:
- У тебя от природы такие волосы?
Моника гордо улыбнулась. Да, у нее свои густые ярко-медные волосы.
- Уважаемый Константин, почему вы меня так разглядываете? – прямо спросила она, слегка зардевшись. А сама хотела полюбопытствовать, не тот ли он тайный богач, которому принадлежит чудный остров? Но старик, подозрительно примолкнув, приложил к лицу кислородную маску и с визгом унесся. Других стариков на острове не наблюдалось. Кроме Константина, все были молоды и привлекательны. Наверное, хозяин любил окружать себя человеческим цветом. То и дело в воздухе всплескивали стробоскопические улыбки, и сверкающие глаза молодых людей соединялись в невидимую сеть. Воздух журчал от неведомых смыслов.
Моника смутно помнила, что попала сюда на раскладном серебристом самолёте в компании двух китайцев и стеклянной израильской порнозвезды по имени Глюк. Прыгали с небольшой высоты, над ослепительной красоты лагуной. Откуда летел самолётик? Из какого-то городка на взморье. Моника не верила в знаки свыше, однако слух о сказочном богаче, который инвестирует в истинные таланты, не прошмыгнул мимо ее ушей. Обязательно на земле должен оказаться дублер Бога, пусть даже не человек, а какая-нибудь добровольная организация, которая отблагодарит, отдарит тебя только за то, что ты есть такая, какая ты есть. Вера в это соответствие, в закономерное удвоение удачи поддерживала в Монике предпринимательский дух. Однако этой молодой женщине была чужда нищая, хищная рациональность. Напротив, она несла в себе непостижимый заряд жизни и относилась к категории людей, которые кажутся защищенными переполняющим их внутренним светом. Ей не раз делали серьезные предложения футболисты и другие славные люди, но если бы она захотела себе мужа, то он был бы похож на Константина.
С сосредоточенным видом Моника уточкой пошла вглубь острова, где между двух холмов раскинулся лагерь. Синие треугольные флажки телепались на металлических вицах. Вчера в лагере до самого отбоя жгли костры и повесничали. Небо дрожало от фейерверков и хохота. Призрачные гитаристы отрешенно дёргали струны, уставившись на носки своих кед. Вчера Моника потеряла своих прежних спутников. Зато познакомилась с Келли. Большеглазая блондинка с царственной осанкой точно сошла с экрана, а ее друзья казались значительными фигурами. Среди них был один по имени Боба и другой, которого звали майор Том. Моника стала очевидицей интересного диспута между ними. Боба, похожий на принца, с настолько отрешенным и поэтичным лицом, что хотелось в него ударить, утверждал, что достиг в своей жизни всей возможной полноты развития и теперь собирается оставить этот мир, подобно игроку, все ставки которого сыграли. Глыбообразный балагур со шрамами, майор Том не подвергал сомнению совершенство Бобы, но упрекал его в том, что он не благодарен по отношению к своим друзьям и к Константину.
- Самоубийство – нелепый поступок, — резюмировал майор Том.
- Но мне скучно, — возразил Боба и потеребил золотой крестик, висевший у Моники на шее.
- Ты, Боба, больше работай и думай о других, — наставительно сказал майор.
После отбоя, когда от океана повалила дурманящая мгла, Боба, этот романтический красавец, похожий на демиурга, привел Монику к мраморной купальне с горгульями и попросил ее снять очки и респиратор. Та не без внутреннего содрогания подчинилась. Неожиданно Боба вскрикнул, упал перед ней на колени, что-то залепетал. В неверном синем свете показалось, что он вдохнул с рукава серебристую змейку. А потом он бросился прочь.
- Ты куда, дурачок? – проворчала вдогонку Моника. Потом разыскала свой парашют и, покурив, спокойно заснула.
Беспредельное утро на острове сразу падало в освежающий вечный вечер. Вчера Боба был жив, улыбался, шутил, подкупая всех обаянием пророка и поэта, а сегодня его тело лежало посреди лагеря, без всякого прогресса, навсегда отделенное от духа жизни. Келли невозмутимо сообщила Монике, что ночью Боба прыгнул со скалы на другом краю острова. И вот что было странно — там его обязательно бы засосало и утащило течение, но труп каким-то образом проплыл два километра и через сток проник в купальню у храма Валентина.
Обитатели лагеря подходили и с любопытством смотрели на то, во что своевольно обратился Боба. Труп лежал под навесом из пузырящейся парусины. Умиротворенное лицо мертвеца слегка улыбалось, а его худое, идеально вылепленное тело точно было устремлено к золотой олимпийской медали. Моника представила, что этот человек заснул и видит нескончаемую вереницу одинаковых черно-белых комнат – голова у нее закружилась, она почувствовала дурноту, желание куда-нибудь уползти, притвориться вещью. Она выбежала за ржавые ворота, в которые ломилась жужжащая, стрекочущая зелень, и по неприметной тропинке стала подниматься в гору. И вдруг замерла, увидев перед собой на расстоянии трех метров вставшую на кольца белую змею с резкими черными метками. Набор звуков леса и меток на теле змеи огрел её как дубьём, и искательница наслаждений потеряла сознание.
Очнулась Моника в комнате с высоким белым потолком. На голове лежало влажное полотенце, струйка воды щекотала щёку. Кровать обступили новые знакомцы – майор Том, Келли и доктор Шмерц, вытянутое, изможденное лицо которого производило странное впечатление, будто массивная челюсть лежит на земле, а лоб куполом подпирает небо. Все смотрели на нее неприязненно и удивленно, как на некое невиданное стихийное явление.
- Два солнышко взошло, — загадочно проговорила Келли на испанском.
- Где я? – спросила Моника и приподнялась на локте.
- Ты в доме Константина, — строго сказал майор Том и присел на корточки. – Но кто ты? Как ты здесь завелась?
- Я не знаю, — испуганно отодвинулась Моника. – Завелась? Занесло. А почему вы спрашиваете?
Майор Том нервно махнул рукой и проорался в неширокий звукопоглощающий платок. Доктор Шмерц покачал головой, отчего пол немного содрогнулся. Моника догадалась, что угодила в переплёт. От ощущения опасности слабость быстро прошла. Под кроватью она нашарила свой рюкзачок, в котором лежали цацки, кредитки и документы. Всё было на месте. Кроме… разве что не было одежды. И очков. Пока она была без сознания, ее раздели донага.
- Она же, как луковица небесная, даже не знает, где очутилась, — рассмеялась Келли.
- Сама ты луковица! – дерзко сказала Моника и вдруг расплакалась. Она поняла, что смерть Бобы стала для всех большим потрясением. И для нее самой. Ведь она ненавидела смерть, страдание, унижение, несовершенство человека. И искала в личной свободе оплот, антидот.
- Как живая! – хрипло воскликнул майор Том.
- Что значит как? – Моника от удивления перешла с глуховатого плача на задорный смех.
- В кабинете Бобы мы нашли твои чертежи и копии, — сказал майор Том. – Он работал над тобой много лет. И ты – его несомненная удача. Никогда не видел такой живой механизм.
В палату стремительно въехал старик Константин, хозяин этого места. С жужжанием он стал кружить вокруг Моники на своей легкой, казистой каталке. Моника прижала к груди простыню.
- Она не робот, — наконец, произнес он, и слова его пророкотали, как каменные ядра. – Но и не призрак. Она попала сюда…
- Из Неверных Миров, — закончил за Константина доктор Шмерц. – Да, у нее красная кровь. Не стабильная структура. И пол. Она может испытывать боль. Она женщина.
- Женщина! – воскликнула Келли.
- Mujer? – недоверчиво переспросил майор Том.
- Да. Самая настоящая, — кивнул доктор. – Я сам видел.
- Всё ясно, — Константин шумно вздохнул. – Оказывается, мой дорогой племянничек Боба в свободное от навигации время практиковал чёрную магию. Только представьте, — старик метнул в сторону обмершей Моники садистский взгляд, — ведь этот идиот удумал, измыслил, вообразил — вымечтал себе целую женщину! И за этот странный каприз заплатил своей жизнью. Так же, как мой брат Хесус, который захотел умереть среди прокаженных, лютой, позорной смертью. Жаль, но моя семья – все какие-то моральные уроды.
- И что нам теперь с ней делать? – воскликнула Келли.
- Я могу ее усыпить, — с готовностью сказал доктор Шмерц. – А тело ее заморозить.
- Она же здесь как бабочка сгорит, — почесал переносицу майор Том. – Если она не робот, ее быстро убьют излучения.
- Может, спросим Облако? – глаза Келли безумно сверкнули, и только тут Моника догадалась, что эта статная, вычурная девица — не человек, что всё это – не люди. Просто играют в людей, как люди порою играют в животных.
- Не надо тревожить Облако, — старик перешел на какой-то хрустальный язык, но Моника все равно его понимала. – Теперь, когда мой наследник мёртв, я завещаю свое состояние, этот остров и дом — Ордену, а сам удаляюсь во мглу. Мы не будем причинять этой женщине существенный вред, потому что она очень похожа на мою дочь Кристобаль, которая покончила с собой десять лет назад. Прыгнула с той же скалы, что и Боба. По-моему, будет справедливо женить мёртвого Бобу на нелицензионной копии Кристобаль, моей дочери и его незабвенной кузины, которую он очень любил и взял за основу для своей безумной мечты.
От ужаса Моника едва дышала. Она вскочила с кровати и подбежала к окну, ожидая увидеть за ним чудный остров. Но там была выпуклая смоляная бездна, в которой покачивались игрушечные астронавты. Так вот, куда ее занесло на последней вечеринке. В космос! Моника упала на колени перед мёртвым безликим иллюминатором, поцеловала нательный крестик и взмолилась на том же хрустальном наречии, на каком перезванивались могущественные выходцы из космоса. Она вспомнила лицо своей матери так явственно, точно увидела ее за прозрачным стеклом. И вызвала в своем сердце поток очистительной любви. Прошло десять лет, как она сбежала из дома от наставлений своей добронравной родительницы, которая учила крестьянских детей письму, счёту и вере. С тех пор какая-то волшебная сила круто несла ее вверх, пока наконец не вытолкнула за все мыслимые пределы. И вот она сидит пристёгнутая, в тесной капсуле, на борту инопланетного транспорта, а с ней по соседству – её мёртвый жених, а вокруг – бессердечный нескончаемый космос.
- Космос сопряжет тебя, Боба, и тебя, лже-Кристобаль, в неразлучную пару, — мрачно предрёк Константин. – Будьте счастливы!
- Будьте счастливы! – закричали подвыпившие островитяне.
За минуту до старта доктор Шмерц сквозь легкий скафандр поставил Бобе укол и подмигнул Монике. Боба дёрнулся и затрясся.
- Счастливого пути! Возвращайтесь в мир гноя и боли, — отсалютовал головастый лекарь и вытек из капсулы через диафрагму люка.
За мгновение до инъекции в чёрную жижу космоса, Моника еще раз попросила у Бога вернуть ее целой и невредимой к матери, в маленький мир, на родную землю местечка Niebla где-то в Боливии. Последовал страшный скрежет и визг, словно выпотрошенную ускорением шлюпку перемалывают исполинские жернова. И Моника увидела, как ее личное пространство, поделенное с мертвецом, стирает невидимый ластик.

Очнувшись в дымящейся груде металлолома, Моника с радостью узнала изумрудные холмы своей родины. Ключ, каждый камень которого был отдушиной в детство. Поворот дороги, за которым начинается деревня. Бог по имени Любовь сделал невозможное.
Дёргаясь, спотыкаясь, покачиваясь, вокруг места крушения ковылял ободранный и чумазый Боба, навязанный муж. Он ожил, только кисти у него были оторваны. Лицо осунулось, огрубело, заросло бородой и сразу стало для Моники напоминанием о первой, наивной страсти. Но даже похожий на идола, выглядел Боба отталкивающе, как огородное пугало. Он что-то мычал, и земля падала у него изо рта.
Сначала Моника хотела его прогнать, но не посмела. Голая, с грузом мужчины, она вышла из сельвы к родному порогу. Хвала всевышнему, ее мать была жива и здорова, и Моника на время забросила мужа. К тому же, и матери он не понравился, потому что выглядел Боба как удолбанный вусмерть безбожник-революционер. Однако когда патер выслушал сбивчивый рассказ девушки, он наотрез отказался расторгнуть союз, заключенный на небесах. И вскоре в окрестностях распространился слух, что в деревне Niebla живет воскреснувший комманданте Че. Он ничего не говорит и всё время под кайфом. Без рук, зато умеет показывать по выключенному телевизору странное кино со спецэффектами. Тот, кто немного посмотрит это кино, обязательно узнаёт о себе что-то хорошее. Героя охраняют местные жители, а руководит ими рыжая тощая стерва по имени Кристобаль.