Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Семья UljanoffСемья UljanoffАвтор: bjakinist. В теплом, тихом и словно бы бесконечном октябре тесный особнячок благостно жмурится на неспешном солнце. Однако ночью тревожно вслушивается в шелест и треск печального сада, где через две недели уже столь многому суждено погибнуть, уйти безвозвратно, раствориться в горчащем воздухе.Старой даме не спится. Ночами Марии Александровне кажется — она не в недрах гроба еще, но старинной виолончели, ночные туманы наигрывают слышные только старушке жалобно-мечтательные мелодии, ныне забытые, кажется, навсегда. Нынче все больше этот ужасный «рок» — именно роковое в нем что-то, в этом однообразном грохоте, но Володюшке и Маняше нравится. Им слишком многое нравится из того, что Марии Александровне кажется невозможным, в жизни нормального человека несбыточным: кожаные штаны, потные эти «косухи», мопеды эти или как их? — мотоциклетки; этот ржущий мат-перемат в общении даже и между девицами, эта ранняя половая жизнь, такая неосторожная, это чавканье за столом и пальба в родных по любому поводу. Вот Саша и Аннета — совершенно другие, хоть десять лет только разницы. Саша в 28 уже жандармский ротмистр, крупный, неуклюжий, но такой степенный и положительный. Жалко, что выпивает, однако работа ведь у него нервная, без выходных: вешают каждое воскресенье. Аннушка вся в хозяйство ушла, воюет с прислугой, сердито гремит ключами целый день, со всеми, как она сама говорит, «собачится». Читает каких-то Донцову и Полякову, смотрит Малахова. Мария Александровна пыталась их открывать, но тотчас же поняла: чужая душа — потемки. Младший, Митенька — за джойстиком день и ночь, и давеча после Всенощной спросил Марию Александровну на всю церковь: «Ма, ты орк?» — Maman — Человек-Паук!» — сурово ответил Саша. И дома Митеньку выпорол, но толку ведь никакого: Митенька и это принял за какую-то свою звездную бойню, не более. Мария Александровна нажимает кнопку у изголовья. Стена напротив раздвигается с торжественным шорохом, включается матовый скромный свет, и кроткие звуки Ланнерова вальса, как запахи лаванды и резеды, веют в распахнутой гардеробной. Лежа в постели, Мария Александровна рассматривает свои сокровища. Вот тафтяное скромное платьице с рукавами еще фонариком — в нем приехала она в Россию, бедная, робкая немочка. Вот белый кисейный наряд — в нем она представлялась покойным государю и государыне. Государь Николай Павлович, оглядев ее, сказал по-французски ласковый комплимент. Приседая, Мария Александровна робко ответила. — Надеюсь, ТАКОЙ французский — единственный ваш недостаток, мадмуазель? — усмехнулась и государыня. Лицо ее дернулось от нервного тика — к тому ж и мигрень. Вот подвенечный наряд, похожий на заснеженную опушку. Первая брачная ночь оказалась скомканной. Шурик (муж) был в тот вечер еще внимателен. Но оставшись вдвоем, он и Маша вдруг растерялись. И если б не государь, который так деликатно, так вовремя появился, чем бы все дело закончилось? Император махнул на дверь: — Мальчик, ступай! И Маше: — Мой Шурик — больше по морячкАм. Простите нас, Машенька! Государь вздохнул по-отцовски, и это их сразу сблизило. Счастье свалилось внезапно огромное, но утро все-таки полагалось встречать порознь. Все дети Марии Александровны от Николая Павловича, но это — тс-с-с!.. Мария Александровна смотрит на свое коронационное платье: бесконечная рябь серебряной парчи, точно степь оренбургская, шлейф 2 метра. Платье на манекене, как плотно заснеженный динозавр. Слова «динозавр» в Святом писании нет, но следует делать уступки беспокойному духу времени. А господь послал им эпоху ужасную. Когда матрос Дыбенко задушил, наконец, ее непутевого Шурика, Мария Александровна перебралась с детьми в тихий Симбирск, подальше от столичного терроризма. Новый государь, тоже Саша (дублер) похож на ее Сашу-жандарма и также пьяница, хотя с чего бы ему — лично никого еще не казнил. Но время — честный человек, повесить кого-нибудь еще, конечно, сподобится. С грустным шорохом закрывается гардеробная. Старушка лежит смирно, покоряясь бессоннице. До скудного рассвета еще часа полтора. Мария Александровна слышит тарахтенье мотора. Володюшка с Маняшей из клуба? Или Саша с казни, пьяненький, как всегда? Одновременно поднялась и Анюта. Шаркает в тапках на кухню. Громко, с вызовом зевая, ставит электрочайник. Время Митю в школу будить, но он еще с полчаса проваландается в постели, пока Аннушка не приветит его по голой спине мокрым полотенцем. «Валандается»! Что за слова в этом Симбирске прилипли к ней! Мария Александровна надевает капот и идет в сортир. Кафель здесь в мелкий тупой цветочек. Смотреть, даже кАкая, невозможно на это убожество. Глухомань! Митя стучится в дверь: — Ма! Ну ма-а!.. Мария Александровна споро приводит себя в порядок, открывает рассерженная: — Зачем ломишься? Митя в одних трусиках от нетерпения прыгает: — Ма! На кухне — такое, бля! — Что еще за «ма-бля»? — Мария Александровна шлепает его по щеке. — У-у!.. — воет Митя, будто от боли, приседая слегка. Только б играть ему — и лучше всего на нервах!.. Мария Александровна, властная, сдержанная, плывет на кухню, словно под ней паркеты дворцовые — узорные бескрайние бездны их. Володюшка и Маняша, в кожанках и шлемаках, как инопланетяне какие-то, в дверях расступаются. Саша сидит у стола, тяжко повесив голову. Ноги его широко расставлены, икры под тонкими голенищами играют, как желваки. Аня кутается в платок, губы поджаты: копит злость и уже мается. На столе в черно-сверкучем пакете с серебристою надписью «Nike» радужно мерцают до боли знакомые полушария, и над ними, под жемчужным крестом — словно запекшееся кровавое сердце горит. Саша поднимает тяжелый, честный взгляд удава на мать: — Нынче ночью прислали вот с нарочным. Дублер-то свинтил, maman! Дескать, поотсиживались в Ульяновске — и хорош. Наш теперь черед рисковать. Аню вдруг прорывает, и она изо всех сил, как на судьбу, ревет: — Сво-олочи-и-и!!!.. 18.11.2012 Теги:
20 Комментарии
#0 23:57 18-11-2012Rust
в своё время посетил дом-музей в УльяновскеСимбирске где жил Ленин. Примечательный момент..В гимназии,где учился Владимир Ильич,директором был Керенский отец будущего главы временного правительства. Другими словами говоря будущие председатель совнаркома и глава временного правительства земляки. Умерли только по разные стороны океана. Шикарно. если по тексту то да,в целом нормуль Да прекрасно же ж. norpo вчитался в афтыря наконец, алилуя Лукавый текст, я б от продолжения не отказался Не смог разобраться в Сашах и событиях. отлично нихуя не понял. не постиг к это цикел у меня: там и Александр 2, и Софья Перовски. Игра на: Мария Александровна - это и мать Ленина и жена Ал. 2. Саша - это и Александр Ульянов, казненный за покушение на Ал. 3, и сам Ал. 3. неужели Илья так малозначителен, что не удостоился? и что за хрень в пакете? Хрень - большая императорская корона. Великолепно. Единственное - походу путаешься в именах. Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |