Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Автор, убей себя (рифмоплетам всея Руси)Автор, убей себя (рифмоплетам всея Руси)Автор: Данил Кравченко Коля решил покончить с собой. Решение пришло внезапно и поразило его своей простотой и гениальностью. Как же он раньше не додумался? Ведь для того, чтобы тебя признали, необходима мученическая смерть. В том, что он был гением, Коля ни секунды не сомневался. Впрочем, как и в том, что общество еще не готово признать его. Последний факт постоянно бередил молодую, двадцатилетнюю душу поэта. С упорством достойным лучшего применения он писал свои незабвенные стихи:Вода – чиста, как слеза За окном бушевала гроза Я тебя полюбил за глаза За окном тихо шепчет береза… и так далее. Эталоном для Коли служил великий русский поэт Сергей Есенин. Он так любил поэзию белокурого мальчика русской литературы, что готов был убить любого, кто бы попытался хоть как-нибудь оскорбить Сергея Александровича. На днях у него даже вспыхнула ссора с местным сбродом, как он их ласково называл, а на самом деле с группой таких же молодых, но не столь многообещающих поэтов, как сам Коля. Предводителем этой шайки был некто Щепетилов. Уже с одной такой фамилией, по соображениям Коли, поэтом стать было не возможно. Это же курам на смех – великий русский поэт Щепетилов. То ли дело – великий русский поэт Николай Александрович Стишко. Как звучит! Так вот, этот самый Щепетилов не давеча чем вчера заявил за стаканом бурого и отвратительного пойла, имя которому портвейн, следующее: -Имажинист был ваш Есенин, и спорить тут не о чем. Как это не о чем?! Коля был взбешен. Оскорблять великого русского поэта таким срамным словом – это не позволительно. Справедливости ради, следует отметить, что Коля не знал, кто такие имажинисты и знать не хотел. В его сознании имажинизм был таким же ругательством, как и волюнтаризм для одного из героев фильма «Кавказская пленница». В порыве гнева Коля хотел было сорвать с руки перчатку и отхлестать негодяя Щепетилова по его мерзким губам и щекам, а затем вызвать его на дуэль. Он бы так и сделал, если бы у него были перчатки, и за окном был бы романтический 18-й век. Но перчаток Коля не носил, тем более, что на дворе было лето. А за окном гудел, шумел, извергался выхлопными газами ужасный 21-й век. Ему оставалось только подняться и молча, но гордо, с высоко поднятой головой, не попрощавшись покинуть общество невежд и хамов. -Сволочи! Мрази!, -шептал себе под нос Коля, утирая скупую мужскую слезу. Обида за русскую литературу до такой степени переполняла его, что ей просто необходим был творческий выход. И он дал ей реализоваться, прямо на ходу придумав четверостишие клеймящее всех его врагов: Оскорбить поэта не сложно. Оклеветать его же не трудно. Но скажите, разве так можно. Разве вам, твари, не нудно? Оставшись довольным словом: «твари» и уже прикидывая в голове, что Маяковский тоже был хороший поэт и писал вот такие резкие стихи, Коля направился домой. Родителей не было, поэтому была прекрасная возможность потренироваться в чтении стихов. Он достал из письменного стола две аккуратных тетрадки и принялся в слух декламировать поэзию. Величественные образы вставали перед его глазами. Николай Стишко – «Избранное» в пяти томах. Тираж 60 тысяч… нет, лучше 80, да 80 тысяч экземпляров. В предисловии к пятитомнику он так и видел черным по белому: «Оценить вклад Николая Александровича Стишко в современную русскую литературу просто-таки не представляется возможным. За нас это сделает история. Чистота и легкость его поэзии сравнима разве что с еще одним гением России – Сергеем Есениным. К великому сожалению, мы слишком поздно осознали это. Он ушел от нас совсем еще молодым, так и не успев получить Нобелевскую премию по литературе. Но в наших сердцах Николай Александрович навсегда останется…», и так далее. Да! Вот тогда наконец-то современники обратят на него внимание. Вот тогда они пойму, кого потеряли. Ведь чем не гений, а? Сергей Есенин писал: «Закружилась листва золотая В розоватой воде на пруду, Словно бабочек легкая стая С замираньем летит на звезду…». «Листья вы желтые, листья вы мятые Я, как и вы вот грущу Словно родные вы мною объятые. Я вас – не отпущу», вторил ему Коля. Да, решено – смерть это единственный выход. Теперь целыми днями его голова была занята только этой мыслью. Необходимо было все предусмотреть. Веревку Коля одолжил у знакомых альпинистов-маляров, так что в ее надежности не приходилось сомневаться. Целых два дня ушло на то, чтобы освоить различные морские узлы (с их помощью веревка будет затянута на крюку, который был предназначен для боксерской груши и находился в комнате поэта) и конечно же знаменитую испанскую петлю. Заранее заготовленный кусок хозяйского мыла, был завернут в старую газету и спрятан под кроватью. На конец-то пришел час Икс. Родители уехали в гости и должны были быть не раньше девяти часов вечера. Оставалось сделать самое главное. Усевшись за письменный стол, Коля на чистом листке бумаге аккуратным почерком вывел следующее: «В моей смерти прошу никого не винить. Судьба не ко всем благосклонна и я пал жертвой этой злодейки. Вот и великий русский поэт Сергей Есенин…». Нет, рано про Есенина. Это они уже сами должны догадаться. Скомкав лист и выбросив его в корзину для бумаг, Коля начал заново: «Каждому из нас отмерен свой срок в этой жизни. Я исчерпал свое время. Прощайте. История нас рассудит». Коля остался доволен написанным и стал радостно потирать руки. Положив записку на кровать, он забежал в туалет, так как где-то читал, что при повешении может произойти непроизвольное выделение мочи. Допустить то, что бы его – будущего великомученика русской литературы нашли с мокрыми штанами, Коля никак не мог. И вот уже заветный стул. Петля предусмотрительно намылена. Коля предусмотрел все. Все, кроме того, что крюку, на котором обычно болталась боксерская груша, было сто лет в обед, и висел он в последнее время чисто символически. «Что я делаю. Какого поэта теряет мир…», такими были последние мысли Коли, перед тем как он оттолкнул стул и с ужасным грохотом повалился на пол. Лежа на полу, он не мигая смотрел в потолок. «Наверное еще не время», -подумал он. С мыслью о том, что еще есть время завоевать прижизненную славу, Коля вскочил и дрожащими руками начал записывать выливающиеся из него водопадом слова: «Я прожил жизнь, я видел смерть. И долго шел по ложному пути. Но видит Бог и видит чернь – Теперь уже от славы не уйти»… Теги:
-2 Комментарии
#0 16:57 29-11-2004OlegIzSPb
Ахуенно - сам себе комент написал - даже добавить нечего - вот так надо писать!!! Автор, убей себя! зачот Афтар мололток!!! Ржал как сивый мерин! Пешы ещо. Умберто Пантакрылис Ты ищо жыф? Кадет Биглер ржал. ы-ы-ы-ы пиздец. порадовало. кста, еще кроме выделения мочи у повешенных - бешенный стояк. ы-ы--ы ...бешенный стояк...? Ржу! а у коли нефстал. видемо он ищё и инпатент. Ебаторий Ахуеев. В точку! мне вот лично такие тексты нравяться День качественных креативов на литпроме. прикольно, кстате так чё, больше стишков на литпроме не будет? Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |